Второй шанс

      — Ты знал, — даже не вопрос. Майлз откидывается на спинку стула, улавливая многое в том немногом, что выдает Питер Б. в качестве реакции: если бы он не слышал уже это раз или два от Гвен, он бы не отреагировал так скупо, будучи не самым безэмоциональным членом паучьей семьи.       И последующее молчание подтверждает его слова. Майлз протяжно стонет, пряча в руках лицо. Он должен был догадаться — ее поведение две недели назад, все не могло так просто закончиться.       Идиот.       — Гвен просила не говорить — она не хотела давать тебе надежду, — поникшим голосом сообщает Питер Б., опуская глаза — нет, не в сожалении; Майлз знает, что параллельно с ним, пусть с отключенным микрофоном, Питер Б. ведет звонок с Гвен. — Это могло быть опасно для вас обоих.       Майлз стискивает зубы. Сколько раз он слышал это от Пенни, Гвен, сколько раз убеждал себя и сколько раз его убеждал Ганке: отношениям с девушкой из другой вселенной не существовать безопасно никогда. И пусть у них в крови течет героическая альтруистичность и жертвенность, они не должны кончать жизнь самоубийством — причем, самым беспощадным и болезненным, дезинтеграцией.       И с одной стороны Гвен права, что не сообщила Майлзу правду, с другой… кто вообще так делает? Первой разрывает отношения, говорит, что так будет лучше для них обоих, находит себе парня в его же лице, рассказывает, как им хорошо вместе, летает с ним в отпуск и настаивает на том, чтобы Майлз отпустил прошлое и задумался о будущем — по сути, врала ему в глаза; и продолжает лгать, когда он сталкивается с другой-ней, восклицает — «Жизнь налаживается!» — и вроде бы даже искренне радуется, после чего умалчивает об их незапланированном диалоге, является на чужое свидание, заявляя, что любит его, а, когда Майлз логично отказывает, нападает на Гвен! Майлз с трудом вздыхает, грудь переполняют возмущение, злость, требование получить ответы и наконец-то правду!       И тем не менее он понимает: это — Гвен, у нее всегда был характер не сахар, она периодически любила давить авторитетом и настаивать на своей правоте. И, если бы это был кто-то другой, пусть с добрыми намерениями в обе стороны, Майлз бы не раздумывая осек нахала и сказал, что его жизнь никого не касается, но это Гвен.       Гвен, с которой было много потрясающих и просто хороших моментов, которую он любил и всегда будет любить, хоть уже не так ярко. Гвен, которая подарила ему уверенность, стала путеводной звездой и неким идеалом, ориентиром на дороге супергеройства. Гвен, которая раскрыла его лучшие качества, поборов или максимально сгладив слабости и страхи. Это все та же Гвен, а значит он не может с ней так поступить — как и вылить гнев, пока не услышит и не выслушает, что было у нее на уме с самого начала.       Делая глубокий вдох, выравнивая дыхание в горле, Майлз проводит с нажимом руками по лицу; негативные эмоции стряхиваются на пол:       — Как она? — и даже по тону, чуть усталому, смирившемуся, Питер Б. понимает: Майлз на него не злится. Питер не мог выдать чужую тайну — не для того нужны друзья.       — Ну, как тебе сказать? — неоднозначно тянет он и смотрит на Гвен через маленькое окошко «скайпа».       Находясь в своей комнате, она колотит подвесную боксерскую грушу, способную вместить внутри два высокорослых трупа и еще парочку выдернутых костей. На ее руках нет перчаток, только бинты — для большего соприкосновения с шатающейся целью, по спине струится пот, а злость, обида и мимолетное раскаяние делают из миловидного лица нечто крайне неприятное и даже опасное. Встреть Питер такую на улице, он бы без раздумий перешел на другую сторону, посоветовав Эмме никогда не становиться похожей на нее. Удар!       — Неплохо…       Второй.       — Наверное…       Груша срывается с цепи.       — Думаю, ей лучше пока побыть одной, — подытоживает Питер Б., с сочувствием наблюдая, как прежде цельное и мощное средство для тренировок теперь распластано на полу, а его содержимое, лопнувшее от натиска супергеройской силы, вспененными комками вырывается изнутри. Майлз тихо стонет. — Этого следовало ожидать.       Да. Впрочем, как и того, что в обществе нравящихся ему девушек Майлз будет неистово тупить и не понимать очевидных вещей. Он просит Питера Б. приглядеть за ней как можно дольше и не отпускать на геройства зазря — в конце концов, в мире Гвен существуют и другие супергерои, пусть они поработают и дадут ей время остыть, — после чего отвлекается на мобильник. Смс от Гвен, теперь уже — из его вселенной.       — Дела зовут? — любопытствует Питер Б., и что-то в том, как он щурится, не нравится Майлзу. Мгновенно зардевшись и напрочь забыв, что Питер не может увидеть через монитор имя абонента, Майлз накрывает ладонью мобильный телефон.       — Д-да, — голос предательски дрогнул. Улыбка Питера Б. расширяется, а сам он, довольный, готов поднять палец вверх.       Да, у них с Гвен есть нерешенная проблема, Майлз разрывается от нежелания обижать подругу, однако это не повод скрывать или отказываться от чего-то нового, что вдыхает в Майлза жизнь и заставляет бегать окрыленным. Питер Б. не собирается его отчитывать или тонко-толсто намекать, что он по-прежнему наблюдает за другой Гвен, переключившейся на грушу поменьше, наоборот — он хочет ободрить его, напомнить, что Питер ему друг, и, какое бы решение ни принял Майлз, он не отвернется — он его поддержит.       Найдя себя на той же мысли, Майлз расслабляется; изначальное напряжение уходит, и он может выдохнуть, по-подростковому стыдливо опустить взгляд и так же глупо (Ганке бы его засмеял, ей-Богу) улыбнуться.       — Мы с Гвен договорились встретиться в библиотеке. По истории задали какой-то дурацкий проект, и, чтобы получить хотя бы «удовлетворительно», нужно надорвать все извилины и… — он осекается. Выставленная вперед ладонь Питера Б. сбивает с толку.       — Майлз, — но он все еще не собирается его журить или заставлять чувствовать себя неловко. Откидывая отросшие волосы со лба, он смотрит на Моралеса. — Ты можешь не оправдываться, я все понимаю.       — Но я не… — вообще-то он да, и оттого губы поджимаются. — Прости.       — Ты хочешь провести время с девушкой, которая тебе нравится и которой нравишься ты. Майлз, это нормально.       — Но Гвен…       — Она взрослая девочка, Майлз, да и ты уже не ребенок, — перебивает все так же мягко, но с проскальзывающими нотками твердости и нетерпения, свойственной эмоциональной и иногда вспыльчивой натуре. — Сейчас у вас есть разногласия, но ты не должен винить себя за чувства, которые она испытывает, и отказываться от своей жизни ради ее спокойствия. Думаю, она сама это прекрасно понимает, отчего нужно дать ей время, а там… Гвен найдет в себе силы извиниться, и мы увидим второе пришествие.       Если первая часть была серьезной, то под конец Питер Б. и вовсе пожимает плечом, вызывая у Майлза улыбку: да, издержки характера и патологическая неспособность попросить прощения, отчего каждый раз действительно расценивается как нечто из ряда вон и встречается ступором.       — Спасибо, — произносит Майлз, Питер же шарит глазами по столу, перебирает выходящую за «кадр» стопку и достает глянцевый журнал, намекая тем самым, что разговор окончен, и Майлзу не нужно искать оправданий, цепляться за не интересующие темы и как-то стараться его поддержать. Нет, Майлз определенно может идти на все четыре стороны — в том числе, и к Гвен.       — Подростки, — вздыхает, подобно заправской свахе, — с вами никакой Опры не нужно.       — А без нас тебе было бы скучно, — хмыкает Майлз, снимая с телефона блокировку.       Впервые после своего сообщения Гвен оставляет сердечко, отчего на лицо Майлза ползет широкая улыбка, а в груди зарождается эмоциональный фонтан. Он вибрирует, изнутри искрится в предвкушении их уединенных посиделок: как ненавязчиво, сидя на соседнем стуле, сможет вдохнуть аромат духов с ее волос или ненароком коснуться, поймать ее взгляд, расположенный в десятке сантиметрах от его, и понять, что он к чертям все прослушал, — Майлз не замечает ничего.       Он размышляет — отправить ей сердечко в ответ? Какого цвета? Красного? Нет, наверное, пока перебор; тогда розовое? Да, — а когда определяется, пишет несколько слов и поднимает голову, застает его.       Хитрый прищур и нескончаемая улыбочка Питера Б. в стиле отца, спалившего сына-подростка с девчонкой, которая ему нравится.       — Что? — Майлз пытается сделать невозмутимую мину и с треском проваливается.       Питер Б. заговорщицки подпирает локтем стол, а кулаком — довольную физиономию:       — Ну? И какое же очаровательное прозвище она тебе да…?       — Вседавайпока! — Майлз захлопывает ноутбук, подавившись смущением.       Щеки вспыхивают плотной краской, а пальцы дрожат на хромированной крышке — это ведь не было грубо?.. — Майлз вскакивает на ноги и пару раз проходится по комнате, не унимаясь. В ушах стучит, сердце ускоренно бьется, но больше не угнетенно и не тревожно, как до и во время беседы с Питером, а облегченно, в каком-то роде окрыленно — от осознания своих чувств и снятия ответственности за чужие, за избавление от стресса и поддержку.       Майлз оборачивается на закрытый ноутбук: он благодарен Питеру за помощь.       Но скажет об этом явно, когда тот прекратит разыгрывать из себя Дженис Спинделл, и его лицо не будет похоже на светящийся диод. Вот. А пока, пожалуй, Майлзу действительно нужно поторопиться на встречу с Гвен, ведь занятия никто не отменял, и, если они не приступят к проекту как можно раньше, то придется остаться в библиотеке до глубокой ночи, что после томных уроков и семинаров, и без того выжимающих нервные клетки и соки великих умов Бруклина, не звучит заманчиво даже в компании Гвен.       Он сваливает гору из учебников, тетрадей и того, что еще вчера считалось ужином Ганке, в рюкзак — одним загребущим движением, — едва может его застегнуть (и то, он не уверен, что при спешном шаге молния не разойдется в стороны, вывалив из рюкзака все содержимое); Майлз переодевается в форму академии, успев поймать и отправить сообщение Гвен, напоследок ерошит волосы перед зеркалом и выходит из комнаты.       В груди, как и на улице в аномально теплую осень, все цветет и дышит. Майлзу не хватает объема легких, чтобы вдохнуть — вдохнуть еще больше, довольно зажмурившись и приняв закрытыми веками припекающее солнце. Он спускается по центральной лестнице пританцовывая, здоровается со всеми, кого знает и кого еще предстоит узнать в новом семестре или же не узнать никогда, сердце переливается трелью, а настроение, кажется, не способно уничтожить никто и ничего.       Как жаль, что он ошибается.       И как жаль, что он не замечает на крыше дома напротив общежития тонкой фигурки, которую в любом другом случае узнал бы издалека и определенно задался вопросом: как и почему?       Женщина-паук наблюдает за ним безмолвно, неотрывно — она буквально впивается взглядом сквозь большие «глаза» маски, провожая до поворота, прежде чем выстрелить паутиной и в секунду, когда проходящая мимо толпа отвлечется друг на друга, замереть у нужного окна. Войти в комнату не так уж сложно: для Человека-паука, живущего в общежитии на пару с болтливо-трусливым лучшим другом на четвертом этаже, Майлз Моралес чересчур наивно и просто относится к возможности любого злодея проникнуть в его убежище и узнать если не все секреты, то очень многие. Если вообще берет ее в расчет, что, разумеется, намного глупее.       Женщина-паук осматривает чисто мальчишеский бардак: разбросанные вещи, остатки еды навынос, которую Ганке счел бы еще сносной для сегодняшнего обеда, стопки с комиксами вперемешку с серьезными трудами ученых и не менее серьезными учебниками академии «Вижнс», заваленный стол, в углу которого, среди бесконечных записок «важного характера», каких-то фантиков и полупустой бутылки из-под пепси, стоит-возвышается фоторамка с изображением пятерых: вся компания, от Брайс до Майлза, если смотреть слева направо; и последний — в шутливых объятиях обычной-несупергеройской Гвен из их вселенной.       Женщина-паук проводит пальцем по изображению Майлза, обводит его несносную физиономию, приправленную подростковым румянцем и подступающей влюбленностью, переключается на не менее счастливую и застигнутую врасплох Стейси, ее улыбку, и уже хочет проткнуть насквозь стекло… как взор цепляется за флешку, беззаботно оставленную в ноутбуке. Мигающую, привлекающую огнем-передатчиком из другого измерения.       «Он не достоин», — прокручиваются в голове чужие слова. Женщина-паук приоткрывает поврежденные, искусанные губы и отточенным движением достает, подбрасывает в воздух флешку…       — Черт, забыл учебник, — чтобы поймать в момент, когда внезапно возвращается Майлз. — Гвен?       Он застывает в проеме, ошарашенно уставившись, даже мысли не пробегает, что кто-то в коридоре их случайно увидит, перебирает в памяти недавний разговор с Питером Б. и его обещание приглядеть за беснующейся Гвен. Пока не замечает в ее руках флешку.       — Чт…? — Майлз моргает, и этого мгновения, секунды, ей хватает, чтобы выпрыгнуть из окна. — Стой! Гвен!       Он бросает рюкзак и хлопает дверью, разрываясь мозгом, сходя с ума. Она забрала флешку — это его наказание? Решила, что больше ему ни с кем не стоит общаться, раз он так поступил с ней? Но чем остальные провинились? Да и с чего бы вдруг ей решать такие вещи? Питер обещал за ней присмотреть! Или же здесь он тоже промолчал и утаил, соврал о том, где находилась Гвен?!       Нет. Последнее Майлз усиленно вытряхивает из мыслей, мотая головой и вытряхивая вместе с тем еще и рюкзак — на дне, примятый ставшим ненужным хламом лежит костюм. Уж кто точно все знает, так это Гвен, и, раз уж она решила воевать в открытую и жестко, Майлз ответит ей тем же.       Пусть до сих пор недоумевает: насколько же сильно он задел ее вчера?..       Облачившись в спандекс, Майлз оставляет после еще больший беспорядок и выпрыгивает из окна.       Супергеройское зрение, заостренное инстинктами и скакнувшим вверх адреналином, не позволяет упустить из вида тоненькую фигурку, рассекающую воздух — Гвен не ушла далеко, как это умела в различных погонях за мерзавцами, укравшими кошелек пожилой дамы, или бандитами из ограбленного банка. Она словно специально кружит на месте, заставляя разрываться от негодования и гнева — она дразнится?! Хочет, чтобы он пошел за ней?! — горечи — за что? Что он ей сделал?! — и ущемленной гордыни — раз так, раз считает себя настолько правой в неправильном поведении и ситуации, он докажет ей обратное! — и Майлз совершает рывок.       Выброс ядовитого жала, его напряжение и ловкость сокращают расстояние, Майлз вытягивает руку, чтобы ухватить Гвен за лодыжку, но та пинает его в грудь и, будто что-то заприметив, наконец обозначив для себя цель, ныряет меж зданий вниз.       Ойкнув и приземлившись на крышу, Майлз смотрит туда же, и спина становится липкой: теперь он понимает, чего, а, вернее, кого выжидала Женщина-паук.       И в толпе студентов, среди школьных гиков, компаний чирлидерш и футболистов, которые зачем-то понадобились неуместным тестостероном в лучшей академии Бруклина, неспешно бредет Гвен — Гвен из этой вселенной, Гвен, не имеющая никаких суперспособностей и впутавшаяся в происходящее лишь из-за жестокой шутки Судьбы, его Гвен.       И Женщина-паук, слетев с катушек, ставит на ней метку.       — Гвен! — кричит он, пытается. Майлз тянется к уху и чертыхается: наушник остался в общежитии, до Гвен не дозвониться, не предупредить! — Гвен!       В этот раз — уже к другой. Майлз выпускает паутину, не желая даже в критической ситуации причинять ей вред, обхватывает поперек пояса, не позволяя проскользнуть сквозь толпу подростков, ахнувших от появления супергероев здесь, в академии. Наслышанные происшествиями двухгодичной давности, насмотревшиеся фотографий и нарисованных на волне вдохновения фан-артов, они сразу узнали ее и его — изо дня в день оберегающего их спокойствие и сон.       — С дороги! — грубо обрывает несложившуюся фотосессию Майлз, совершая вместе со связанной Женщиной-пауком сальто в воздухе, и намного мягче, чем мог бы и сделал в любой другой ситуации, бросает ее в двери главного входа академии, позволяя скрыться внутри.       Разумеется, Майлз мог бы швырнуть ее отсюда подальше, но они и без того уже привлекли кучу внимания; если вдруг журналисты почуют сенсацию и раструбят об их драке, проблем после примирения — а без разговора и последующего примирения Майлз Гвен попросту не отпустит, — они не оберутся.       Поэтому он едва ли не приказывает подросткам не входить внутрь и влетает следом, отмечая, что в коридорах на удивление прохладно и… безлюдно.       Проходящие занятия и степень важности обучения, непреклонность преподавателей в вопросах получения знаний, внушаемый ими страх не позволят выглянуть и носу, умертвит любопытство тут же, произойди в коридоре атомная война, раздача денег нуждающимся или же отмена всех важных и чересчур серьезных экзаменов. Даже охранники не покидают свои посты: либо не рискуя влезать в потасовку «суперов», либо не смотря в камеры видеонаблюдения в принципе — и именно этим пользуется Майлз, когда застает в просторном круглом холле, где два года назад произошла их судьбоносная встреча (не только для Гвен, но и для ее волос), обернувшаяся головной болью и удаленным видео, Женщину-паука.       — Ты не сможешь так просто ее найти, Гвен. Академия огромна, — Майлз подходит к ней медленно и плавно, выигрывая реакцией на голос еще немного времени. Женщина-паук действительно оборачивается, большие «глаза» на ее маске сжимаются до щелок, полных недоверия и, как показалось на секунду Майлзу, презрения; она зла? Определенно. — Поэтому, давай мы уйдем отсюда, пока журналисты не набежали? Вернемся в общежитие или к Мэй, поговорим? Ты можешь высказать мне все, и я выслушаю тебя без пререканий. Я-я извинюсь!       Как последний аргумент — довольно действующий, если воскресить в памяти вчерашний вечер (скорее, обоюдное нежелание друг друга слушать). Флешка Пенни мелькает в ее руках; цепочка, обычно мешающая в повседневных вещах, но пригодившаяся при похищении, вытягивается серебряной стрункой в воздухе меж тонких пальцев Женщины-паука.       Согласившись с его предложением или собственными мыслями, что в одиночку найти другую Гвен будет проблематично, она определенно ее спугнет, Женщина-паук делает шаг навстречу Майлзу — вот так, правильно, они все исправят…       — Угораздило же, — и озирается. Жертва, цель, Гвен из их вселенной выходит из женского туалета, встряхивая мокрыми руками и сетуя на такую же мокрую кофту на груди. У Майлза пересыхает в горле, сцена превращается в стоп-кадр: вот, Гвен медленно поднимает глаза, замечая движение сбоку, осознает происходящее не сразу, успевает раскрыть рот, чтобы произнести его имя, тогда как Женщина-паук вскидывает вперед руку, заряд паутины наготове…       Но Майлз перехватывает его своей. Гвен не успевает вздрогнуть — Женщина-паук влетает в цепочку шкафчиков с личными вещами; выбор между нападением на супергероиню и защитой обычной девушки очевиден.       — Беги! — он пользуется секундным замешательством одной, давая команду другой и, к счастью, Гвен не нужно повторять дважды. Майлз преграждает Женщине-пауку собой путь, Гвен срывается с места, вскрикивая — над головой взрывается не то снаряд, не то паучья бомба, — и уносится куда глаза глядят.       Майлз вздыхает свободнее — она умничка, и он обязательно ей все объяснит (когда сам разберется), — хочет обратиться к Женщине-пауку с прежним вопросом, но… ее нет, сбежала. Буквально за секунду, растворилась в воздухе, и использование супер-слуха, перебивающего громкое сердцебиение, не дает результат.       — Черт! — вспыхивает Майлз и уже хочет ринуться к своему шкафчику — где-то в его недрах есть запасная пара наушников для связи с Мэй, он мог бы набрать Гвен и предупредить об опасности, — но к черту трату времени! Он уносится следом, лишь мельком замечая кепку охранника, выглядывающую трусливо из-под прилавка.       Что ж, Академия «Вижнс», «самая лучшая и безопасная среда для гениев», у Майлза есть к вам парочка вопросов. Но решит он их немного позже.       Гвен мчится по пустынным коридорам, даже не уповая на чью-либо помощь — кто вообще может помочь, когда бывшая твоего парня, супергероиня, заточила на тебя зуб и готовится если не убить, то серьезно покалечить?! — сворачивает за угол, прижимаясь к стене и имея пару секунд на отдышаться. Перед глазами пляшут мушки, зрение одновременно расплывается по краям и заостряется по центру, в горле пересохло, и попытка его смочить глотком слюны не венчается успехом; грудь Гвен быстро вздымается, кислорода не хватает, а в голове отчаянно бьются истерические мысли: что вообще происходит? Как там Майлз? Сможет ли он справиться с ней?       Она судорожно думает: это сейчас, пока идут занятия, по коридорам академии не слоняются ученики, однако — она бросает беглый взгляд на настенные часы, — уже через пятнадцать минут ситуация изменится. И, если Гвен из другой вселенной от ревности сошла с ума, то вполне может в охоте за ней начать вредить и мимо проходящим. Нужно этого избежать, нужно дать Майлзу больше времени, освободить территорию…       У нее рождается план. Безумный, отвратительный и просто ужасающе непродуманный план.       С заходящимся сердцем повернув назад, Гвен вдыхает в легкие побольше воздуха и, собираясь нарушить тысячу правил, выкрикивает в голос:       — Эй, Женщина-паук, я здесь!!!       Не вызывая никакой реакции. Коридоры остаются пусты, и никто не высовывается, не считает ее призыв к действию как нечто вопиющее, достойное хотя бы презрительного «Тс-с!». Гвен начинает казаться, что она убежала слишком далеко — территория академии ведь поистине огромна, — делает несколько шажков в обратном направлении и крупно вздрагивает.       Тень опасно мелькает, перемещается по стенам. Как если бы призрак из жутких ночных кошмаров или сошедший со страниц книжек Лавкрафта, пробрался в реальный мир, стал преследовать ее, Женщина-паук приземляется в нескольких метрах от нее, и вид ее грозен. Будто надвигающийся монстр со сверхспособностями и непримиримостью, непринятием чужих чувств, жаждой отомстить; у Гвен пробегает по спине холодок, на лбу выступает испарина. Ее желание исполнилось слишком быстро, она не успела среагировать.       — Вот черт, — и Гвен устремляется обратно. Женщина-паук мчится за ней и уже практически дотрагивается, касается ее отросших светлых волос. — Как бы не так!       Однако Гвен резко заворачивает за угол, пользуется замешательством, удачным топографическим кретинизмом, убегает дальше и, заприметив следующую часть своего гениально-тупого плана, нажимает в полете на кнопку тревоги, срывая визг.       И это срабатывает. В кабинетах поднимается шум отодвигаемых стульев, разобщенный гам от учеников и более требовательный — от преподавателей, диктующих, словно на записанной пленке, меры предосторожности, просьбы «отставить» несуществующую панику и пройти за ними по заведомо отмеченным путям. Повсюду открываются двери, ученики удивляются супергероине в спандексе, а затем, подгоняемые со спины «злобными стервами» и «хамоватыми придурками» в лице старшего поколения, проходят мимо, создавая плотный поток из людских тел, пестрых голов и того, в чем Гвен почти мгновенно растворяется. Женщина-паук, желая избежать контакта с внешним миром, снимает капюшон, оставаясь в маске, и через опустевший кабинет выпрыгивает в окно.       Заметив ее побег, Гвен облегченно выдыхает — пронесло, — однако понимает: ненадолго, не стоит расслабляться, да и пожарные, получившие сигнал тревоги, скоро приедут; не найдя источника огня или маломальского дыма, они обратятся к камерам видеонаблюдения, а там — Женщина-паук и она, нажимает на кнопку. Гвен уверена: к ней будут вопросы, и она даже примерно знает, как на них ответить — ее преследовали, пытались напасть (и ведь не соврет), — но было бы неплохо во время разбирательств оказаться как можно дальше и как можно целей, пока сюр не уляжется, они с Майлзом не получат ответы и не поговорят.       Сейчас Гвен решает затаиться. Прошмыгнуть мимо уходящей толпы, сделать вид, что не слышит ревущей сирены и абсолютно глуха к наставлениям преподавателей, для особо глазастых она строит виноватое выражение лица и жалуется, что забыла нечто мега-важное в одном из кабинетов, и, пока человек не успевает ее дернуть за рукав, шмыгает дальше — в место, где затеряться можно, даже не желая, — в библиотеку.       Огромная трехэтажная пристройка к одному из корпусов академии имеет круглую форму; темно-коричневые стены, сверху и снизу украшенные дорогостоящей лепниной в тон, отдают благородством, а такой же темный паркет, кое-где прикрытый коврами — то изумрудными, то алыми, — с длинным, толстым ворсом, вынуждает либо постоянно ходить на цыпочках, чтобы не раздражать особо чувствительных библиотекарей противным «цок-цок-цок», либо носить обувь вообще без каблука, так как снимать ее и «выгуливать дырявые или просто отвратительные пестрые носки» строжайше этими же раздражительными библиотекарями запрещалось.       На первом этаже располагается основной пост «птеродактилей», как их прозвала однажды Брайс, где можно уточнить, в какой секции найти ту или иную книгу, и быть грубо посланным к электронным справочным терминалам, расположенным немного левее; неподалеку от стен ровным кругом начинаются секционные шкафы, сплошь забитые книгами — несмотря на век электроники и крики протестующих за вырубку лесов экологов, академия «Вижнс» придерживалась старых взглядов на чтение, изучение и поиск различного рода информации, и именно этот взгляд помог сохранить в своих коллекциях несколько изданий, полностью уничтоженных на физическом носителе и выдающихся при тотальном контроле, использовании маски и перчаток на недолгие пятнадцать-двадцать минут.       В центре между стеллажами и пунктом «надсмотра» библиотекарей стоят два длинных стола из темного дуба с не особо удобными стульями (и абсолютно невыносимыми — когда «птеродактили» непрерывно наблюдают за тобой своими злыми, маленькими глазками); и если кому-то может показаться, что этого маловато для такого заведения, как «Вижнс», с ее многочисленными учениками, лекторами и просто книголюбами, оформившими пропуск за пятьдесят долларов в год, то им стоит задрать голову и ахнуть от развивающейся к потолку красоты.       Винтовые лестницы, идущие по всему периметру идеально ровного и круглого колодца, сделаны из натурального дерева и всегда находятся в надлежащем виде — гладкие, покрытые лаком и оттого по всем параметрам блестящие; они устланы узкой и бесконечно длинной полоской бордового ковра и выливаются в такие же деревянные ограждения, через которые любят свешиваться ученики, обменивающиеся с тем, кто сидит ниже, языками жестов или — Гвен самолично видела, — целыми плакатами, исписанными текстом — все, лишь бы не тревожить хищных птиц за главной стойкой.       Два одинаковых этажа, лишенных солидной доли метража, но никак не возможностей для приобретения знаний, завершаются стеклянным потолком — витиеватые узоры и намеренная затененность откидывают забавную вниз тень, а если кто-то задерживается дольше обычного, и над Бруклином алеет закат, читающие могут насладиться умопомрачительной игрой света — водопадом из всевозможных пятен и теней. Этажи обставлены идентично: удобные бархатные кресла, в которых можно утонуть, зачитавшись приключенческой книгой, с журнальными столиками неподалеку, освещенные лампами на изогнутой ножке, длинные столы с мягкими стульями — темные, строгие, однако без возможности получить занозу при неаккуратном обращении, ряды стеллажей с яркими номерами и названиями указанных секций, а в отдалении, у самых стен располагается «электронный блок» с современными компьютерами, 3D-принтерами и всем, что может понадобиться ученику в учебе, и то, о чем он и не посмел мечтать.       Библиотека огромна, в ней стоит аромат древесины, сбрызнутый нотками хвои, перемешанный с запахом свежих и уже повидавших виды книг, в воздухе витают небольшие пылинки — как бы ни работали уборщицы, выдраивая это место, казалось, пыль поселилась здесь навсегда и уже стала чем-то неотделимым. Кое-где разбиты живые пальмы в керамических горшках, и возле одной из таких на первом этаже прячется дверь — запасный выход, через который ранее все ученики, преподаватели и коршуны-библиотекари покинули академию, отчего место, обычно полное жизни, знаниями и будущими умами мирового уровня, предстает перед Гвен абсолютно пустынным. Идеально, чтобы затеряться.       Она взлетает на второй этаж, пригибаясь, как если бы ее могли увидеть — и ведь могли же, в самом деле, Майлз упоминал о супер-зрении, — и замирает меж книжных стеллажей. Сумка опускается на пол, под натиском открывая содержимое: Гвен не уверена, что сирена, звучащая как семафор на ухо, позволит ей, не крикнув и не обнаружив себя, сообщить Майлзу, где она, но хочет рискнуть.       «Привет, это Майлз…» — автоответчик! Черт, разве он не надевает в костюме наушник для связи с внешним миром? Или забыл? Вполне в его духе. Хотя, если учесть ситуацию, можно понять: не каждый сообразит, что надеть и прихватить с собой, когда опасность для тебя и окружающих представляет бывшая, обладающая суперсилой.       — Давай же, ну, — Гвен набирает еще раз и еще, оставляет сообщение, если вдруг Мэй прослушивает голосовую почту. Ее трясет мелкой дрожью, грозящей вылиться в лихорадку, если она что-нибудь сейчас же не придумает, сердце заходится в истерике, а виски долбит, раздирает невыносимый звон. — Черт!       И все стихает. Оборвалось — резко, словно оглохла.       Хлопает дверь.       Гвен внутри холодеет. Инстинктивно она вжимает голову в плечи, боясь пошевелиться и одновременно борясь — а вдруг это Майлз? Вдруг, он объяснил случившееся пожарным и учителям и теперь ищет ее? — чтобы не выскочить и выдать себя. Телефон в ее пальцах сжимается, кажется, она способна сломать его на пополам от страха; по лодыжкам и вверх, охватывая тело, проносится дрожь, леденящий ужас. Слышится лязг.       Чего-то металлического и явно вырванного с корнем — то, чем Майлз вряд ли бы стал размахивать, — некто проводит кончиком по темным стенам с противным скрежетом, заставляя задохнуться от перевозбуждения, заткнуть рот и нос рукой, затаив дыхание, пока перед глазами от эмоций не проступят мушки. Гвен плохо, она только сейчас осознает, насколько сильно и громко пульсирует в висках кровь, и надеется, молится всем богам, чтобы это гнетущее «тук-тук-тук» было слышно лишь ей.       Вз-г! Перекрывается пожарная дверь. Нет, это точно не Майлз. По стенам скользит тень — ловкая, неизбежная, она мутирует, увеличиваясь и уменьшаясь, сводит с ума и вынуждает попятится назад. Дверь снова хлопает.       — Гвен! — вскрикивает Майлз, но она не реагирует: перед ней, грациозно и меж тем мощно приземляется, вырастает ночной кошмар во плоти — супергероиня в спандексном костюме, чьи «глазницы» на маске опасно сощурены, смотрят, буравят ее. Гвен боится пикнуть, ее горло захвачено страхом, а слюна вызывает ощущение битого стекла. — Гвен!       До нее не долетает. Она во все глаза смотрит на Женщину-паука и крупно вздрагивает когда та, словно дикое животное, кошка, опускается перед ней на колени и протягивает неимоверно острой, цепкой рукой… флешку.       — Гвен! — Майлз возникает рядом, и если своим появлением одну он отвлекает, то другую — приводит в чувства, возвращает к реальности и внушает природную смелость, которой лишилась минуту назад.       Воспользовавшись заминкой, Гвен со всей силы пинает ладонь Женщины-паука, выбивая флешку, и болезненно вскрикивает: поймав устройство паутиной, Майлз выхватывает одно преимущество перед нестандартным врагом и теряет другое — Женщина-паук вздергивает Гвен на ноги и сжимает ее шею локтем.       — Майлз, — хрипит она, пытаясь вырваться из захвата. Гвен царапает супергеройские предплечья, стараясь вызвать жалость, но вместо это лишь ощущает неведомую силу, радиоактивную мощь, что давит на гортань и может — Женщина-паук же хочет? — мгновенно убить.       На глаза наворачиваются слезы. Неужели, оно того стоит? Ее жизнь? Другая Гвен заберет ее и так успокоится?..       — Гвен, отпусти ее! — и пусть голос Майлза остается твердым, он не знает, что ему делать. Он в растерянности и ужасе: на него давят сразу несколько факторов, и постепенно увеличивающиеся волнения за дверями, попытки попасть в закрытую наглухо библиотеку, лишь подтверждают догадки — учителя и пожарные прознали, раскрыли фальшь сработанной тревоги.       Вместо ответа — сдавленный всхлип. Она таким образом хочет его наказать?! Не узнав правды, не выслушав, не сделав всего того, на что сама раньше уповала при разрешении конфликтов?       — Хорошо, — со сбивчивым дыханием, неверием, что идет на сумасшедшие условия, он раскрывает перед ней ладонь с лежащей флешкой. Возможно, позже Майлз об этом пожалеет, однако сейчас для него главное — спасти Гвен. — Если она так тебе необходима, ты можешь ее забрать. Я даже готов поклясться, что не буду просить Пенни сделать новую, если таким образом ты хочешь меня вразумить, доказать, что была права…       Мимолетное желание привести ее чувства хоть немного. Женщина-паук напрягается, «глаза» на маске сначала расширяются, как если бы до нее дошел смысл слов Майлза, она проснулась от забвения, сразившего аффекта, и наконец ужаснулась от собственных действий… а после вскрикивает нечеловеческим криком — отрывистым, пронзительным. Тело неестественно выгибается, Женщина-паук инстинктивно сильнее сжимает шею Гвен, отчего та задыхается, но продолжает, обхватывает свободной рукой ее за пояс, не боясь и не задумываясь, что может повторить ее судьбу, а другой — плотнее вжимая в ее мышцы шокер.       Женщина-паук теряет сознание. Валится на Гвен, лицо которой на краткий миг искажается праведным и необузданным гневом, а после — приобретает привычный, бледноватый оттенок, и падает на пол, наконец освобождая пленницу и позволяя ей хрипло, схватившись за горло, втянуть грудью воздух.       — Черт возьми, — в глазах по-прежнему стоят слезы, Гвен почти увидела свою прожитую жизнь, успела попрощаться с отцом и близкими. — После нападения в переулке, отец дал мне его для самозащиты, — поясняет, когда замечает чужой ступор: — и, как видишь, пригодился.       Она ведет плечом, не ожидая от себя подобной простоты с легкой примесью иронии, хмыкает, не до конца осознавая окончание кошмара… и внезапно находит себя заключенной в его объятиях.       — Майлз? — он прижимает ее к себе, зарывается пальцами в волосы, ерошит слабо-слабо, и целует в висок. Майлз шепчет на ухо ей нежно извинения, и Гвен не понимает: почему и за что именно она должна его прощать?       — Я не хотел, чтобы все так обернулось, — и целого мира становится мало, когда внезапно прекращается долбежка (или это Гвен уже на нее наплевать?) в двери библиотеки. Их накрывает эфемерным одеялом тишина, а из различных звуков — лишь их шепот, да стук сердец, бьющихся в едином ритме.       — Все хорошо, — отвечает она, коротко кивая, и с неохотой, не желая расставаться, возвращаться в реальный мир, отходит. — Как думаешь, что на нее нашло?       Майлз опускается перед Женщиной-пауком на колени, Гвен же остается в стороне, держа наготове шокер. Даже с учетом по всем фронтам отобранного преимущества, ей бы не хотелось вновь ощутить на себе хватку поехавшего зверя.       — Не знаю, — честно признается Майлз, не спеша делиться чувством вины и неправильности происходящего. Его не покидает ощущение, будто здесь что-то не так.       Он внимательно изучает обездвиженную, бессознательную Гвен — его Гвен, с которой их связывал год счастливых отношений; Гвен, о которой, казалось, ему известно все, любая мелочь и любая, даже самая отвратительная и ужасная тайна — и не может поверить, что она выкинула нечто подобное: нарушила кодекс супергероя, подвергла опасности мирных граждан, почти привела его, Майлза, и себя к раскрытию, ворвавшись в академию, где он учится, напала на Гвен… а ведь до вчерашнего вечера она вполне хорошо о ней отзывалась, да и Питер Б. говорил…       Питер. Он должен был приглядеть за Гвен — Майлз вновь возвращается к этой мысли. Или и тут решил встать на ее сторону, якобы «прикрыть» от Майлза и его негодования и гнева? Что ж, если так, то у них троих будет невероятно тяжелый и долгий разговор.       Но сначала…       Он поддевает пальцами белую маску, хочет снять ее и взглянуть виновнице банкета в глаза.       Как линзы на ней широко распахиваются, и Майлз, оробевший, впавший в ступор от увиденного меж спандексом и кожей, не успевает среагировать.       — Черт! — ловит тычок в грудь и следом — удар, отлетает на метр. Женщина-паук вскакивает на ноги, поправляя маску, обводит взглядом всех участников событий и замечает на ковре оброненную флешку.       Гвен угадывает ее мысли, успевая первой и выставляет перед собой шокер, демонстративно проскрежетав электрическим зарядом. Она вряд ли сможет побороться во второй раз против нее, однако тело срабатывает быстрее мозга, и оно безмерно хочет защитить и, следовательно, помочь Майлзу в этой напасти.       — Как бы не так, — цедит жестко сквозь зубы и точным движением ноги отправляет флешку в полет — словив, Майлз возвращается на поле боя.       От увиденного у него пересыхает в горле, чувство тревоги бьет по вискам с удвоенной силой: здесь определенно что-то нечисто. Ему нужно вырубить и поговорить с этой «Гвен» — ну, или той, кто за ее маской скрывается.       Однако Женщина-паук улавливает его намерения без слов. Оценив ситуацию, свое положение и шансы на победу, она с рыком отчаяния и злобы, не похожим на нечто, что мог бы издать человек, и выстреливает паутиной в потолок.       Рывок, звук битого стекла, и вслед за вылетающей сквозь крышу грациозной фигуркой срывается вниз водопад из прекрасного, острого дождя.       — Берегись! — Гвен не успевает вскрикнуть, Майлз валит ее на пол и накрывает собой (на сегодня достаточно опасностей и издевательств), однако им везет — осколки пролетают мимо, — чего не скажешь об уборщицах и рабочих, которым придется разгребать учиненный ими бардак. — Ты как?       Спустя время спрашивает он, а Гвен понимает, что пропустила несколько вдохов. Она разлепляет глаза, смотрит настороженно — на Майлза, пытается оглядеться вокруг, — произносит «Порядок» и принимает помощь, вставая на ноги. Колени по-прежнему ватные, пусть в них и появилась капля твердости, способность прямо стоять, однако Гвен не рискует — она точно упадет, — отпустить ладонь Майлза.       В заблокированные двери ударяют, словно тараном: ученики, забывшие вещи, жаждут их вернуть.       — Думаю, пойти на уроки нам сегодня не светит, — шутка Гвен, сказанная больше из издержки характера, нежели желания пошутить. Она хватает брошенную на полу сумку — прямо так, не разрывая их с Майлзом контакта, — он обматывает ее пояс паутиной, и в момент, когда тяжелые, двустворчатые двери поддаются, зал наводняется учениками, шумным обсуждением и отскакивающим от стен эхом, они вылетают следом за Женщиной-пауком в разбитое окно, не поранившись об острые края.       Заручившись ее обещанием закрыться дома на все замки и не закидывать далеко телефон, пообещав сам найти наушник для быстрой связи и прилететь на помощь по первому же зову, Майлз подбрасывает Гвен до квартиры, на прощание трепетно целует. В ее глазах — тревога, она хочет его о чем-то спросить, поделиться, но вместо расспросов и живого обсуждения, лишь поджимает губы и с чувством острой тоски и саднящим сердцем провожает Майлза взглядом до тех пор, пока он не скрывается из вида.       Майлз же, отбросив изначальный план «полетать по городу», дабы привести мысли в порядок, отправляется прямиком в общежитие, где спустя пятнадцать минут снимает маску и падает как подкошенный на компьютерный стул. Голова непроизвольно опускается вместе с плечами, на мышцы наваливается усталость от стремительной физической погони и не менее стремительных эмоциональных горок. Надо же, еще вчера он мог бы гоняться за злодеем хоть до следующего утра — на подростковом адреналине, — а после — где-нибудь зависнуть, но не сегодня. Нет, сегодня, однозначно, все иначе: Майлз, его реакция, а главное — противник.       Он смотрит на свои руки, подкрашенные кончики пальцев, и вспоминает, как красно-черный костюм перемежился с белым, а в следующий миг оголилась кожа.       Вернее — то, что от нее осталось. Шрамы.       Бесконечное множество мелких рубцов, влажных и отвратительно-мерзких, прилипших к маске, которую он неаккуратным движением практически сорвал. Майлз сжимает ладони в кулаки; нет, он видел Гвен по видеосвязи совсем недавно, а вживую — и того раньше: ее лицо было аккуратным и свежим, без каких-либо дефектов.       Но даже если бы ускоренная регенерация не сработала, цвет кожи не изменился бы настолько, став практически прозрачным, серым, отталкивающим и немного болезненным; а шрамы — ожоги, рубцы и струпья — не были бы в таком состоянии, они бы кровоточили открытыми ранами, причиняли боль, но вместо этого девушка, Женщина-паук, кем бы она ни была, лишь нечленораздельно мычала, не говорила совсем.       А ведь он не знает, что творилось под маской дальше, в целом под костюмом — насколько сильно ее тело повреждено? Кто она? Как получила травмы? Откуда вообще взяла супергеройский костюм?       И что, если это и вправду Гвен, а то, что он видел вчера, — лишь магия косметики и женских приблуд?       Из мыслей вырывает звук оповещения.       Питер Б. отвечает на ранее поставленный Майлзом вопрос скриншотом: на экране можно увидеть время из его вселенной, паучий «скайп», сделанный Пенни, с двумя изображениями, на одном из которых запечатлен он — хмурый Питер Б., наверняка не понимающий сути вопроса и почему ответ Майлзу нужен так срочно, — а на другом… Гвен.       Показывая средний палец в камеру — скорее всего, перед этим Питер Б. попросил ее улыбнуться, — уткнувшись в телефон. Лицо ее бледное, но не болезненное — больше следствие бессонницы и умственного и эмоционального переутомления, — подбородок и кусок шеи, которые Майлз может разглядеть, вполне себе здоровые, однотонные, без намека на шрам или царапину.       Удивление и полное смятение от полученного скриншота многократно усиливают цифры в углу экрана: девять с половиной часов. Ровно столько идет их разговор с Питером Б, и, по его заверениям, Гвен никуда надолго (по крайней мере, дольше положенного и чтобы хватило на прыжок в другую вселенную) не уходила, даже кофе на кухню шла делать с ноутбуком.       Майлз откидывается на спинку стула, ошеломленный, сбитый с толку, а главное — встревоженный. Масса вопросов, от которых ему становится не по себе, выедают мозг и подогревают температуру; он зарывается пальцами в волосы, ставя локти на разведенные колени, сгибается всем телом.       Питер Б. задает логичное: «А что? У тебя что-то стряслось?».       Майлз ему не отвечает.

***

      — Идиотка!!! — Виктор Кройц, потеряв самообладание и вежливость, рвет и мечет. Встает с кресла в мрачном кабинете, освещенном единственным экраном со сложными формулами, графиками и другими, непонятными простому обывателю, данными. На его лбу блестит испарина, шею долбит, пульсирует сбоку веной, Кройц готов ее ударить.       Женщина-паук, склонив в смирении голову, не пытается защититься. Ни словом, ни звуком она не выдает раздражения или обиды, тем самым принимая и подтверждая правдивость ругательств.       — У тебя была одна задача — забрать чертову флешку, — как ты могла с ней не справиться?! — выплевывает, оскорбляет, уничтожает. Преисполненный терпения раньше, он потерял его почти сразу, стоило Ей, прежде уверявшей, что ночи для создания клона хватит, чтобы выполнить пару «минимальных задач» и «базовых функций», а позднее вместе со сводкой новостей прийти и сделать невинный вид, мол, Упс!..       Эта ошибка ему чуть не стоила жизни! Не фигурально и не физически — но все, что он тщательно выстраивал месяцы, бы рухнуло. Раскрой Майлз Моралес личность клона, узнай его настоящую суть и где он был создан, попади Женщина-паук в плен, он бы проиграл, потерпел крах.       Бах! Однако представления, малюсенькой картины его за решеткой, как и факта, что с клоном больше ничего нельзя сделать — ни обучить речи, ни развить ум, — хватает, чтобы вытащить пистолет из-за пазухи и без колебаний выстрелить.       Схватившись за живот и издав булькающий звук, клон падает на пол, но никто из двух стоящих не помогает ей встать — ни другая, ни Кройц не подрываются к ней, не смотрят. И если Кройц откладывает еще дымящийся пистолет на угол стола, чувствуя вибрационную отдачу, лицо его хмурое и мрачное, не предвещающее ничего хорошего, кроме новой пули и скоропостижного конца, то в ней, стоящей рядом, такой похожей, почти идентичной, клон ищет спасение и выход.       Она тянет руку, хватает пустоту вместо ответа и испускает дух прежде, чем другая успевает отойти. Попав в ауру злости — но не агрессии, — Кройца, готовности если не выпустить очередную пулю — пистолет уже лежит на столе, — но как минимум ее ударить, обозвать, оскорбить за нарушение плана.       — Что же касается тебя… — его ноздри по-прежнему трепещут, голос, уставший от продолжительного крика, сипит на гласных. Кройц тычет зло пальцем. — Ты сильно разочаровала меня, Гвен.       Она поджимает губы.       — У тебя были все шансы забрать у клона флешку. Она буквально принесла тебе ее на блюде! — Гвен не спрашивает, откуда Виктору Кройцу об этом известно, ведь в библиотеке, когда клон действительно тянула к ней руку, не было никого (никого же?), кто мог бы проболтаться; у Кройца везде есть глаза и уши, он знает обо всем, что происходит с ней, в ее жизни и прикрытии под именем «Гвен Стейси».       В отличие от нее — не знавшей, что Кройц пошлет за ней — в помощь ли? — клона, что это не настоящая Женщина-паук, ревниво жаждущая мести.       — Да, но тогда Майлз Моралес бы меня раскрыл, и мы бы потеряли не только клона! — в свою защиту восклицает она. Твердость голоса и убежденность в своей правоте играют ей на руку: Кройц не смотрит на нее так, как ранее смотрел на клона, а, значит, у Гвен есть шанс вразумить его. — Если бы он узнал, кто я, что мы с ней заодно, он бы расправился с нами обеими.       «И тогда твой план со всей подготовкой полетел бы к чертям». Заключает она, подавляя в уме представление-картинку лица Майлза, когда он узнает, что все это время Гвен Стейси, которую он видел и знал, к которой начал что-то испытывать, была не той, кем казалась.       Под закрытыми веками Гвен видит искаженное от ужаса лицо, то, как постепенно его глаза, прежде широко распахнутые, сужаются, брови хмурятся, а рот, мягкий и чувственный, становится жестким; он ей не поверит. Он поверит во что угодно — инопланетян, зомбирование, высшие силы, — но не в ее предательство; ему будет плохо — очень, осознание и ее уверенность вывернут его наизнанку, причинят боль…       Однако вместо того, чтобы помочь, — вместо того, что бы сделал любой другой, нормальный и эмпатичный человек, она воспользуется моментом, слабостью и потрясением. Зайдет дальше и на его сереющих глазах сделает то, ради чего все было задумано: заберет у него флешку.       — Разумно, — к счастью, Кройц был слишком погружен в свои мысли, чтобы заметить, с каким сожалением и даже отвращением по отношении к себе Гвен прикрыла глаза, и подходит ближе, когда непроницаемая маска из покорности и полного внимания возвращается на девичье лицо. — Однако это не изменит факта: она нужна мне. Нужна мне сейчас, и потому я даю тебе время — даю тебе сутки: найди и забери флешку. Хочешь — убей Моралеса, если вдруг он вздумает помешать, сделай что угодно, только принеси ее мне.       Он сжимает кулак, как если бы она уже была у него в руках, но пустота на кожаной перчатке доводит Кройца почти до исступления. Он его ненавидит — ненавидит Паука так сильно, что самолично задушил бы, забрал то, что уже который месяц греет душу и фантазию «безумного ученого», коим его называли в прошлом — флешку, способную соединять параллельные миры!       Только подумать: сеть из микрочипов и парочка устройств в пластиковом корпусе, с помощью которых кто угодно — нет, лишь он! — сможет разверзнуть ткань пространства и времени в одной точке мультивселенной, чтобы появиться в другой — целом альтернативном мире, полном своих людей, цивилизации и технологий, своего опыта и быта! Пресвятой бог, кто в здравом уме бы ни захотел иметь подобное у себя в кармане?!       Однако — он дышит глубже, успокаивает трепет, вознесший легкие на небо, и складывает пальцы в замок за спиной, — Виктор Кройц никогда не считал себя убийцей. И как бы сильно ни хотел раздавить жучка имени Майлза Моралеса, не способного уразуметь, какое сокровище так беспечно хранит, воткнутым в компьютер, как бы его ни трясло от осознания безалаберности и наивности этого ребенка, Виктор не причинит ему боль, он — не убийца.       К тому же, зачем мараться самому? Если со всем может справиться…       — Ты поняла меня?       Гвен кивает:       — Будет исполнено…       Дочь.       — … отец.