Второй шанс

      С тех пор, как он назвал это свиданием, оставил высыхать рисунок Женщины-паука до последней «ходки», проводил Гвен до дома и сам пошел до общежития «Вижнса», заперевшись там как пубертатный подросток — с тех самых пор и до утра пятницы Майлз не мог думать ни о чем другом. Свидание с Гвен — мурашки от одной лишь мысли!       Майлз ведет плечами, сбрасывая вторую кожу из нервозности и смущения, но она липнет к лопаткам и вискам. Он перебирает гардероб, задумываясь на секунду, чтобы позвонить Гвен из другой вселенной: одновременно пожаловаться, что из него никудышный модник, и похвастаться — он идет на свидание с самой лучшей девушкой на свете! — но вовремя останавливается. Майлз не знает, как она отреагирует.       Да, Гвен может сделать вид, как и он год назад, когда она сообщила о другом Майлзе, что ей радостно и она счастлива за него, но будет ли это правдой? Майлз не уверен, не уверен так же и в том, его ли это домыслы или они имеют место быть в действительности, и не хочет вдаваться в прояснения.       Вместо этого он закрывает ноутбук, чтобы не мозолил глаза, и останавливается на белой вязаной кофте с длинным рукавом и серых штанах, изменяет привычным красным кроссовкам и выбирает новехонькие, серые. Майлз оглядывает себя в зеркало, улыбается той-самой улыбкой, в любви которой однажды призналась Гвен (именно ей, а не ему в целом), и поднимает рюкзак с пола.       Сразу вспоминается непрошенный совет от Питера Б. о том, что отсутствие супергеройского костюма на свидании с девушкой может существенно снизить шансы на появление врагов и дальнейшее «таинственное исчезновение» Майлза для их поимки, но Майлз никогда его особо не слушал. В основном, это было связано с тем, что их свидания с Гвен из другой вселенной всегда сопровождались «паучьими зависаниями», как они их называли, патрулями, и костюм был необходим. Как и разрядка после тяжелого трудового дня в виде надирания злодейских задниц.       Здесь, с другой Гвен, совет вполне мог оказаться дельным, однако Майлз уже решил никого и ничего не слушать. Поэтому без зазрения совести бросает черный спандекс в рюкзак, заведомо примяв его книжкой по литературе, и закидывает лямку на плечо. Мил, очарователен, во всеоружии.       Майлз знает: это состояние не продлится долго, и уже через пять секунд он начнет кусать ногти и прикидывать, что может пойти не так или что он мог бы сделать «сверх» задуманного (после сеанса он точно предложит ей прогуляться, может быть, они заглянут в небольшую кофейню). Оттого даже не удивляется, когда кончики пальцев начинает покалывать. Он сжимает кулаки и быстрым шагом направляется в сторону Гленвуд-роуд.       Кинотеатр «Фиеста» — это не просто сборище залов, где показывают фильмы. Это — трехэтажное здание, оснащенное самой современной техникой, которую Майлз когда-либо видел, а также совмещает в себе несколько кафе на любой вкус, помимо стандартного бара с напитками и попкорном, и торговый уголок из шести магазинчиков. По крайней мере, именно это было написано на сайте кинотеатра, и там же, в афише, Майлз узнал, что кинотеатр не придерживается только новых или только старых фильмов, и совместно со свежими боевиками Голливуда там можно посмотреть биографический фильм о Человеке-пауке.       Он добирается до места, потратив на дорогу меньше двадцати минут, утвержденных в электронных картах, и оглядывается по сторонам. В воздухе пахнет опавшими, но не сгнившими листьями, неподалеку торгуют хот-догами, а кучка подростков хвастается между собой музыкой из портативной колонки. Пятница — тот самый день, которого почти не бывает в «Вижнсе», учителя с завидной регулярностью по различным причинам отменяют занятия, и поэтому Майлзу не пришлось сначала отсиживаться на уроках, как на тикающей бомбе, чтобы после, очертя голову, мчаться до общежития, принимать душ, переодеваться и…       — А ты пунктуальный, — позади слышится знакомый хмык. Майлз оборачивается с улыбкой.       — Скорее — паникер, прибежавший раньше поло… — но договорить не удается, он глотает собственный язык.       Гвен стоит перед ним в платье фасона шестидесятых годов. С коротким рукавом и юбкой-колоколом чуть ниже колен, черном в мелкий белый горошек, впервые без голубых балеток. Не только Майлз изменил себе сегодня в обуви, но и Гвен предпочла босоножки на небольшом каблуке, отчего разница в росте теперь очевидна даже посторонним.       — Все такой же немногословный, как и в первый раз, — для полноты образа ей не хватает кружевных перчаток и жемчужного ожерелья, — Майлз знает, они на уроках искусства проходили моду прошлого тысячелетия — и либо Гвен таковых не нашла, либо, как всегда, делает по-своему.       Он же сглатывает переизбыток слюны во рту и опускает стыдливо взгляд.       — Ты… ты отлично выглядишь, — наконец может сказать это честно и к месту — так, чтобы не выглядеть глупо.       — И потому чего-то стою? — однако Гвен комплимент посылает лесом. Лицо Майлза мгновенно вытягивается, а начинающийся румянец холодеет на щеках. Он определенно не этого ждал.       — Я… это…       — Да я прикалываюсь, — как Гвен хмыкает и прикрывает рот ладошкой в тихом смехе. — Ты прямо как Холланд в той сцене в театре, ей-богу.       «Холланд»? Который Том и который играл Человека-па… до Майлза доходит.       — Ты же в курсе, что мы идем на биографию? — уперев руки в бока в деланной обиде, он не может не подхватить ее настроение. — Ты должна цитировать Тоби и Кирстен, а не воровать фразочки из других фильмов!       В конце концов обида века завершается его надутыми губами и широкой улыбкой Гвен. Какая все же чудная у нее улыбка.       — Да ладно тебе, — Гвен Стейси с легкостью, присущей только самой Гвен Стейси, берет его под руку и тянет по ступенькам кинотеатра вверх. — Просто скажи, что чуть не умер, когда я вдруг «пошла не по сценарию».       — Я был не готов, — поправляет ее он, и в голосе все же проскальзывают обиженные нотки, теперь уже взаправду. И это, кажется, лишь сильнее умиляет Гвен. — Но и ты поступила нечестно. В следующий раз, когда пойдем…       — «В следующий раз»? — она останавливается, оборачиваясь так резко, что они вот-вот столкнулись бы носами. — Это что, приглашение на второе свидание?       Ее глаза — два лазурных омута — слишком близко. Он чувствует ее дыхание, ее напор и жизнь, горящую под грудью. Она выше него на добрых пять-семь сантиметров, но впервые Майлз не чувствует этой разницы.       — Я должен ответить какой-нибудь цитатой, — его взгляд мечется с ее губ на переносицу, она это видит, продолжая молчать, пристально смотреть. — Не могу ничего вспомнить.       — Скажи, что думаешь сам?       Майлз понимает, что сейчас, глядя на ее глаза, губы, аккуратные веснушки и штангу пирсинга, то и дело подпрыгивающую в выразительной мимике, он вряд ли скажет что-нибудь дельное и при этом не выставит себя полным идиотом.       — Я… э… — и все же умудряется.       — М-да, нам предстоит долгая работа, — понимающе-сочувственно произносит она и возобновляет ход по ступенькам вверх. Майлз остается на месте, чувствуя себя пристыженным, униженным, и хочет уехать из страны. Шея покрывается стыдливыми пятнами, уши начинает здорово печь.       — Так, что насчет второго свидания? — как все же умудряется из одной смущающей ситуации на полном ходу влететь в другую.       Гвен останавливается, оборачиваясь и бросая на него оценивающий взгляд:       — Ты сначала первое переживи, — впрочем, вполне логичный ответ. — А потом, в девяноста девяти процентах я скажу тебе «да».       И очередной ход «не по сценарию» поражает. Она шутливо ему подмигивает, отчего сердце заходится под ребрами, грозясь те выбить с хрустом.       «Ты невероятная», — последнее, о чем он успевает подумать, прежде чем она возвращается в забавном смехе, берет под руку и вместе с ним входит в кинотеатр как пара.       Стервятник наблюдает за ними с крыши, определяя цель и не спеша напасть. Полоумная вчера сказала, что заплатит лишь за одну смерть, поэтому, если Тумс наломает дров и прихлопнет еще парочку людей, разбираться с полицией и мстящими родственниками придется ему самому.       Нужно посеять панику, сбросить все на несчастный случай.       — На самом деле, я рада, что мы во всем разобрались и помирились, — признается Гвен, принимая стаканчики с газировкой. Майлз, не выдерживая, смешливо запускает соленый попкорн в воздух и ловит его ртом. — Эти неопределенность и напряжение меня пугали.       — Настолько все было серьезно? Мы не общались один вечер, — он подбрасывает еще один, но Гвен ловит быстрее. Скептичность и некоторая тревожность заставляют отложить в сторону игры.       — Майлз.       — Да, прости, — неуклюже ерошит волосы на затылке, мысленно чертыхнувшись. — Я тоже рад, что все наладилось.       С другой стороны, не говорить же, что он приревновал ее к своему же альтер эго? И что избегал ее, строил теории, которые впоследствии оказались глупыми, неоправдавшимися? Да Гвен его засмеет, а Майлзу и от других юмора хватает.       Она благодарит его, ловко придерживая два объемных стакана за узкое дно, и достает из маленькой сумочки билеты:       — Пятый ряд, седьмое и восьмое места, — сообщает она, и недовольная жизнью контролерша надрывает их в положенном месте.       — Середина зала — наше все, — тихо комментирует Майлз, придерживая тяжелую гардину перед входом в зал.       Темные стены, пол и несколько ламп по бокам, работающие исключительно в приглушенных тонах. Они поднимаются по лестнице, подсвеченной неоновыми линиями, чтобы посетители в потемках не свернули себе шеи, доходят до нужных кресел, и Гвен останавливается. Вставляет стаканчики в подстаканники, забирает у него попкорн, позволяя сбросить рюкзак, и только потом садится сама, выдыхая и заправляя за ухо светлую прядку — к слову, закрученную больше обычного. И все это — соприкасаясь пальцами в мимолетных движениях. Если там, у бара с попкорном, Майлз не особо верил, что все происходит взаправду, то теперь, когда Гвен расправляет складки на платье и подсаживается ближе, у него пересыхает в горле.       — Кстати, ты сказал Ганке, что мы пойдем в кино вдвоем? — без тени стеснения. Гвен определенно нравится их затея, и то предположение, что они делают что-то наедине, втайне от остальных, добавляет острого шарма. Она буквально не может усидеть в кресле.       — Если бы я ему сказал, то мы бы точно вдвоем не сидели, — Майлз закатывает глаза, стоит вспомнить лучшего друга, желающего ему самого наилучшего. В том числе и девушку, с которой он уже однажды встречался. — Он бы пригласил Клэр, а та — Брайс.       — Думаешь, он бы не рискнул остаться с Клэр наедине? Они явно что-то друг к другу испытывают, — она пожимает плечами в неопределенности, а Майлз вскидывает брови. Это что, Гвен Стейси, сплетничающая про чужие отношения? Ладно, вполне возможно, она так же волнуется о Клэр, как и он — о Ганке.       — Мне кажется, даже если и рискнет, то не в кинотеатре, а где-нибудь в логове побежденного Баузера. Она — принцесса Питч, он — водопроводчик Марио.       — It’s-a Me, Mario! — пародирует Гвен, используя всю выразительность мимики, и заливается смехом. — Главное, чтобы потом они не оказались в разных пещерах. Ну, там, знаешь, игровые приколы, задротская романтика?       — Да уж, — он выдыхает, потирая шею, — вот у них она определенно своя.       Майлз хочет добавить, что у них с Гвен она тоже имеется, и главное — чтобы обоим было комфортно, как в определении романтики, так и вообще. Но, поймав взгляд Гвен, как она впервые за сегодняшний день скромно улыбается, опуская ресницы, Майлз чувствует прилив жара в области щек. Спасительный попкорн отправляется в рот, чтобы не сделать тишину неловкой.       — Я тоже не сказала Брайс, — аккуратные пальцы напрягаются на подлокотнике между ними. — Может, потому что не захотела, — Гвен наклоняет голову в одну сторону, интригуя, — а может, потому что она наверняка бы купила нам билеты на места для поцелуев и настаивала пересесть.       После чего наклоняет ее в другую, выстреливая смешком и жадно, живо впитывая реакцию. Поначалу Майлзу хотелось фыркнуть, мол, «да, именно этим бы Уолк и занялась» — капала бы на мозг обоим, но потом задумывается: зачем Гвен говорит об этом? И вспоминает, как на вопросе про ряд сам выпалил быстро и громко: «Да, места в середине! Отличные места, обожаю!» — не дав ей и слова вставить. Тогда он не мог даже представить, как поведет ее на первом нормальном в его жизни свидании на биографию погибшего Человека-паука, которого он уважал и на которого хотел быть похож, на последние ряды — «места для поцелуев», как говорят подростки, — чтобы Гвен, невидимая никем, могла положить голову ему на плечо, переплести свои пальцы с его и…       Температура тела значительно повышается. Майлз знает, что его шея и кончики ушей сейчас пылают пожаром и что Гвен довольствуется произведенным эффектом, поэтому молчит. Но сказать не смотреть, отвернуться, не смущать его больше, язык не поворачивается. Он сползает по креслу вниз, слыша ее тихое хихиканье, и закрыть ладонями лицо мешает разве что ведро попкорна.       — Впрочем, мы здесь для того, чтобы посмотреть биографию Питера в художественном оформлении, — наконец, она перестает его пытать любопытством и удобно устраивается в кресле. — А занять места для поцелуев еще успеем.       В последний раз порадовавшись его сконфуженной физиономии она замолкает — зал постепенно наполняется другими людьми. А вот Майлзу становится не до шуток: Гвен Стейси, их Гвен Стейси из этого измерения, знающая его две недели, только что тонко намекнула (читай — почти сказала в лоб), что была бы не против пойти с ним на свидание в конце зала с кульминацией в виде… о боже!       — Ты в порядке? — интересуется она с ноткой беспокойства.       — Да, — пищит он, желая исчезнуть.       И, пожалуй, именно способность становиться невидимым сейчас тычет его острее всего — Майлз ведь может. Может, но не может, и хоть стреляйся!       Стервятник входит в главный холл, и чувства Майлза резко меняются. Он вытягивается в кресле, оборачивается, чем больше привлекает внимание Гвен, она повторяет вопрос о самочувствии, однако как именно ответить не знает. Это не совсем паучье чутье — Майлз не видит опасности, не ощущает на подушечках пальцев, — но и странная вибрация в затылке не дает усидеть спокойно.       Свет гаснет, включается реклама. Тумс подходит ближе.       — Мне нужно в туалет! — Майлз буквально подскакивает, срывая неодобрительное шиканье.       Гвен искоса поглядывает то на него, то на стакан с газировкой, к которому он не притронулся:       — Ну, ладно? — тянет неуверенно гласные. — Реклама будет идти минут семь, поэтому ты вряд ли что-то пропустишь.       — С-спасибо, — сам не зная, за что именно ее благодарит — за понимание или эту чудную улыбку — Майлз вываливается из кинозала и несется в уборную. Дверь захлопнуть, проверить кабинки на предмет подслушивающих — Майлз даже удивляется абсолютной пустоте — и достает из кармана черный наушник. — М-Мэй, вы тут?       Тишина изнурительна.       — Мэй!       — Майлз? Я думала, ты на свидании с Гвен, — по скрипу, доносящемуся из динамика, Майлзу становится ясно: Мэй только спустилась в подвал и уселась в кресло. Беглый стук по клавишам — проверка сводки новостей.       — Как вы узнали про… неважно! — он даже думать не хочет, как и зачем Мэй знает обо всей его жизни (в конце концов, он сам просил ее стать глазами и ушами супергероя), и возвращается к волнению. — У меня на душе неспокойно.       — О, дорогой, такое случается на свидании…       — Нет же! — он жмурится, краснея. — Я не о Гвен! Здесь что-то другое. Вроде бы и не паучье чутье, но такое чувство, что вокруг что-то происходит, а я это упускаю.       Клацанье останавливается, Мэй прислушивается. Майлз надувает щеки, чтобы выпустить пар.       — Вы можете посмотреть, не было ли каких происшествий? Мы в кинотеатре «Фиеста». Может, я схожу с ума, а может, кому-то действительно нужна моя помощь, пока я тут прохлаждаюсь.       — Майлз, — начинает Мэй, и он слышит в ней мать, наставляющую не очень умного ребенка. — Ты такой же человек, как и все остальные. И ты так же имеешь право на личную жизнь и отдых. То, что ты волнуешься за мирных граждан, похвально, но ты не должен каждую секунду дергаться и бежать к телевизору за новостями. В конце концов, в Нью-Йорке полно других супергероев, и с некоторыми из них ты даже работал.       Майлз проводит пятерней по волосам и наматывает очередной круг по туалету. В дверь подозрительно никто не ломится с руганью. Неужели по пятницам никто сюда не ходит?       — Я передам Рири твои опасения.       — Мэй!       — Чтобы она была начеку и смогла помочь в случае чего, — перебивает она, давая понять, что настаивать на своем будет до победного. Однако тот факт, что своими волнениями и перевозбужденными нервами он побеспокоит повзрослевшую преемницу Тони Старка, Железное сердце, не особо радует.       — У нее и без того дел полно, — буркает он.       — У тебя, между прочим, тоже, — напоминает Мэй и через секунду добавляет. — Я проверю камеры слежения с полицейской линией и сообщу, если что-то произойдет.       — Спасибо, Мэй, — кивает он сам себе и отключается. Наушник пропадает в кармане, Майлз выходит из туалета. Он надеется, что Гвен не подумала, будто его утащил туалетный монстр или нашел на задницу неприятностей, прикидывает несколько шуток, чтобы сгладить ситуацию…       Как фигура в бежевом плаще активирует чутье.       Волоски на руках и на загривке встают дыбом, а голова начинает гудеть. Майлз чертыхается, стискивая зубы, и сворачивает мимо зала — вслед за незнакомцем.       Вернее, Майлзу он сначала кажется незнакомцем, но стоит мужчине повернуть острое во всех смыслах лицо, как тень подозрения поселяется в душе. Они где-то уже встречались, вот только где? И почему паучье чутье ревет, как бешеное?       Тумс сворачивает еще раз влево, выходит на служебную лестницу, успокаивая поднявшегося с одинокого на пролете стула охранника каким-то пропуском, и заглядывает за спину — мальчишка растворился. Все идет по плану.       Майлзу приходится подождать, пока охранник уткнется в свою книжку, чтобы пробраться следом, — иначе пришлось бы объясняться, как прозрачный он тащит непрозрачный рюкзак и почему охраннику не нужно сдаваться в дурку. Полы плаща мелькают в проеме между лестницами, и Майлзу проще сориентироваться: цель незнакомца — крыша.       Даниэль выходит в чердачные помещения — скопище труб различного объема, лавирует между ними, словно проектировал их, и успевает затеряться. В кармане — небольшое устройство, по виду которого и не скажешь, что оно может устроить грандиозный пожар, а в уме — гениальный план.       — Мне кажется, здесь кино не крутят, — включающий, конечно же, и его — моложавого и отвратительного на шутки. Человек-паук не может решить: опереться ему плечом на одну из труб или остаться в позе «победителя», уперев кулаки в бока.       Тумс надменно смеется:       — Я давно предпочел тупому просмотру… его создание, — Даниэль выдает себя и швыряет устройство из кармана прямо в Паука. Мгновенная реакция, Майлз уворачивается, выстреливая паутиной, но Стервятник сбивает с ног, сбросив плащ и разложив механические крылья.       — Давно не виделись, Стервятник. Я что, помешал тебе навестить родственничков-голубей? — его вминают в стену, буквально зажимают и выдавливают кирпичную кладку, чтобы после метнуть в другую сторону. Майлза перекидывает через трубы, оставляя на тех вмятины, а непонятное устройство, анализируемое встроенным в маску компьютером, валится на пол. Бомба! — Хотя, пожалуй, твой подарок я оставлю себе.       Не замечая довольной ухмылки, Майлз хватает устройство, стремясь к небольшому окну, Стервятник мчится за ним. Наивный, думает, что Тумс ограничится этой безделушкой…       — Куда так быстро? — цапнув мальца за лодыжки, Стервятник тянет на себя и тут же реактивной тягой крыльев вышвыривает на улицу, чтобы, оттолкнувшись от соседнего здания, разбить его щуплым телом окно. Он слышит крик, визг — они влетают в какое-то дурацкое кафе. Люди разбегаются, забывая о сумочках и вкусно пахнущих десертах, но Даниэлю наплевать — дамочка обещала хорошенько заплатить, а, значит, мелкая нажива для него сейчас — пустышка.       Стряхнув пыль с костюма и репутации деда, Даниэль Тумс вернет себе гордое звание Стервятника.       — Мэй! — выкрикивает Майлз, вскакивая на ноги и бросаясь в сторону Тумса. В ушах вперемешку с чужой паникой и раздражающей музыкой долбит адреналин с клацаньем клавиатуры. Мэй сканирует здание на предмет особо опасных механизмов, того, что еще может задеть Стервятник, и есть ли у него сообщник. — Мэй, наберите Гвен!       Определение голоса и запуск звонка из книги контактов. Майлз видит имитацию гудков в дополненной реальности, при этом перепрыгивает через стойку, еще два стола и не дает Тумсу улететь далеко.       — Куда же ты, Даниэль? Мы только начали! — обвязывает ноги плотной паутиной, соревнуется мощностью с двигателями и циркуляцией воздуха в механических крыльях, проигрывая…       — Майлз? — и вылетает кубарем из кафе, пробивая стеклянную стену. Гвен слышит шум, а тихий шепот сменяется на обеспокоенный тон. — Что у тебя происходит?       — Уходи из кинотеатра! — только и может произнести Майлз, стряхивая осколки и радуясь, что модифицированный костюм не дает подобным мелочам добраться до тела.       — Что?! Почему?       Ответить не дают — Даниэль, заметив движение на датчике, установленном задолго до ее прихода сюда, во время слежки, сносит Паука, чтоб не мешался, и собирается покинуть поле боя.       — Стервятник! — Майлз швыряет в него паучью бомбочку и надеется, что Гвен, знакомой с большей частью врагов Человека-паука, злодейское имя скажет само за себя. — Гвен, включи тревогу!       Интересно, почему ее еще не включили, хочется огрызнуться ему. Но резкое приземление Стервятника и мощный хук левой по лицу не дают порассуждать. Майлз знает, что Питер засадил оригинального злодея, Эдриана Тумса, за решетку. С Даниэлем же — его внуком, жаждущего расплаты и такой же наживы, — он сражался лишь пару раз, и те были настолько убогими и легкими одновременно, что не стоили и капли пота. Здесь же он словно сорвался с цепи — собирается отомстить за предыдущие стычки?       — Долго же ты тренировался, чтобы выйти на бой посерьезней, — хмыкает Майлз, привлекая к себе большее внимание и выбивая тем самым время для бегущих и сбегающих гражданских. Сирена над головой разрывает уши, а сброшенный звонок Гвен дает успокоение — она должна уже быть на улице.       Однако маячок Тумса говорит об обратном.       — О, ты же не думал, что я ограничусь простой дракой? — Стервятник показывает ему обороненный «подарок» и нажимает на кнопку.       — Стой! — Майлз не успевает, как ноги подкашивает волной. Взрыв, раздавшийся над головой, заставляет с потолка осыпаться штукатурку, всколахивает столики, будто они ничего не весят, а оставшихся любопытных и особенно глупых взвизгнуть. Плевать на Тумса — ему нужно позаботиться о гражданах! — Мэй, включите тепловизор и скажите, где люди!       Мгновенное поручение — Майлз не контролирует тон и нажим в миг драки или стресса — и в дополненной реальности перед ним всплывает карта кинотеатра: три этажа, на которых врассыпную двигаются или замерли в оцепенении алые точки.       Звонок на второй линии.       — Гвен? Надеюсь, ты в безопасности?       — Не совсем, — неуверенность ее голоса пугает его.       Майлз хватает за шкирку бедного парнишку, словившего паническую атаку, и, попросив девушку присмотреть за ним, спускает обоих на паутине через окно. Минус два.       Гвен оглядывает младшеклассников, которых учителя повели вместо занятий на документальный фильм:       — В залах оказались завалены пожарные выходы, мы не смогли выбраться.       От этих слов Майлза буквально стопорит. Секунда времени и вечность — чтобы собраться.       — Я пришлю к вам помощь, — он смотрит на точки, прокладывая оптимальный путь: нужно собрать всех вместе, привести их к Гвен и так же выпустить на улицу. Неизвестно, когда приедут пожарные, сколько бомб еще заложил Тумс и насколько стойким окажется здание, которое построили черт знает когда. Он не может позволить себе задержку.       — Лучше тебе держаться подальше от кинотеатра, Майлз, — твердо пресекает Гвен, не допуская мысли о том, что он может быть супергероем, а все те крики, мольбы о помощи и радость спасения как-то относятся к нему как к Человеку-пауку. Гвен помогает маленькому ребенку перекинуть ноги через высокую раму и резко оборачивается на крик.       Запыхавшаяся женщина — одна из воспитателей, судя по нагрудному бейджу и эмблеме школы на кепке — упирается ладонями в колени и жалобно ревет навзрыд:       — Тони, я не смогла его найти!       — Гвен, не вздумай! — кричит ей Майлз в ухо, но Гвен уже не слышит. Спрыгнув со скамейки, которую ранее они подтолкнули к стене, она игнорирует просьбы и спрашивает, во что был одет мальчик, где его видели в последний раз. — Гвен, нет!       — Прости, Майлз, — обученная отцом-полицейским и наученная горьким опытом беспомощного ребенка, зажатого пожаром, она сбрасывает вызов и бежит на помощь вместе с парнем-смельчаком.       — Черт! — ругается он и меняет план действий.       — Если она ищет ребенка, то движущаяся точка в секторе С на первом этаже может обозначать Гвен, — комментирует Мэй, агрессивно барабаня по клавиатуре — слишком многое происходит в Нью-Йорке, чтобы позвать на помощь других супергероев. — Тебе нужно сначала вытащить четверых людей с третьего по второй этаж, а затем встретиться с ней. Здание пусть и выглядит устойчивым, но еще одна волна — особенно возле несущих конструкций или под землей — может вызвать обвал. Нам нельзя так рисковать.       — Понял, — чеканит он и выпускает паутину, цепляясь за потолок.       Десять минут. Майлз молится, чтобы за это время с Гвен ничего не произошло.       — Тони! — парень-смельчак по имени Квентин подбегает к семилетке. Зареванное лицо мальчишки утыкается в грудь и тут же пропитывает рубашку насквозь. Перепуганный, оставленный, он хватается за шею взрослого и издает наперебой со всхлипами нечленораздельные звуки. Сердце Гвен сжимается, когда она видит эту картину. Тем не менее она торопит обоих.       Квентин берет мальчишку на руки.       — Куда-то собралась, милая? — как Стервятник преграждает им путь. Распахнутые металлические крылья, грохочущие скрежетом, поднимающиеся столбы пыли от рабочих турбин и костюм, который она видела задолго до этого на человеке с другим лицом.       — Не думала, что Стервятник из грабителя превратился в террориста, — сдерживая нервозность, проглатывая в горле ком, Гвен ведет немного вправо, затем влево. Стервятник смотрит и следит исключительно за ней, а значит, обращение «милая» ей не показалось — ему нужна она. Зачем?       Стервятник — не убийца, скорее — пешка, выполняющая заказы из серии «захватить и принести». Кому понадобилось заказывать ее? Врагам отца? Они бы вряд ли смогли заплатить такому дорогостоящему преступнику, как Стервятник, а те, кто в состоянии, обычно просят убрать бесшумно и без посторонних.       Она надеется, что с Майлзом все в порядке, и отступает в сторону. Стервятник опускается на ноги, оставляя без присмотра — да и ему плевать, если честно — парня с ребенком, надвигается на девчонку, вспоминает обещанную сумму и обязательное условие в виде отсутствия пульса. Даниэль никогда не убивал: всех встреченных им ранее он калечил или оставлял инвалидами, а теперь… ему необходимо прервать чужую жизнь рывком или ножом в сердце. И почему-то, скаля зубы, почти рыча, он считает это не сложнее вскрытия банки.       — А ну стой! — поэтому когда Гвен срывается с места, а ему требуется секунда на прыжок и получение скорости, Стервятник тянет к ней руки. Лишь коснуться белой шеи, сжать покрепче и повернуть против часовой — резко, до упора и хруста. Дедушка будет доволен. — Иди сюда!       — Еще чего! — Человек-паук возникает из ниоткуда, напрыгивает сверху, перебивая траекторию полета и швыряя что есть сил. Гвен останавливается — коленки гудят, нервы на пределе, а сознание при адреналиновом переизбытке успело столько картинок подкинуть, что громкий вздох — ее максимум.       — Слава богу! — она подбегает к Человеку-пауку и искренне удивляется, когда тот вместо утешительной речи, веселой шутки как недавно в переулке, тычет в нее зло пальцем:       — Я сказал тебе уходить отсюда! — упрек, злость, переживания. Гвен распахивает ресницы в шоке.       — Майлз?! — так, чтобы не уловил Стервятник, но достаточно громко, чтобы услышал Майлз. Услышал и захотел хлопнуть себя по лбу — он ведь в маске! Он звонил по переадресации из костюма якобы с мобильного и должен был выскочить из кинотеатра незамеченным, проводить ее до дома, убедившись в безопасности и моральном благополучии. А вместо этого что? Правильно…       — Бесишь! — на него налетает Стервятник. В глазах мельтешит потеря контроля, как если бы от этого зависела жизнь, и Майлз отслеживает взгляд. Он смотрит на Гвен. К счастью, та подгадывает возможность для бегства, позволяя ему ударить наотмашь Даниэля по физиономии.       — Чувак, поверь, когда девушка говорит «нет» это значит нет, — продолжает цепочкой коротких ударов по ключицам, груди, обхватывает паутиной запястья, чтобы перевернуть через себя и швырнуть как можно дальше, при этом не потеряв из вида. Майлз настигает его мгновенно, отрезает попытки убежать, погнаться за Гвен, а в силу вкладывает не только осознание, что он — супергерой, и ему нужно защищать гражданских, спасать их от беды, но и злость. Тумс не тронет Гвен. Майлз ему не позволит.       Стервятник блокирует хук, умножает расстояние, повисая в воздухе птицей.       — Не я, так будут другие, Паук, — пусть денег он не увидит, пусть в толпе народа выцепить ее одну без дополнительных жертв невозможно, да и супергерои наверняка уже подтянулись к зданию, Дэниель прекрасно понимает: за простого человека, мешающего жить дурацкой привычкой, не вываливают тысячи долларов для устранения. Девчонка определенно перешла дорогу не тем людям, и если сумасшедшая дамочка не остановится — а она вряд ли остановится после первой же попытки, так сильно она жаждала ее крови — то вполне очевидно скорое пополнение могил на кладбище.       Майлз принимает на свой счет.       — Да? Тогда с радостью жду, чтобы намылить им шеи, — он улыбается под маской, пуская по телу электрический заряд, сосредотачивая в подушечках пальцев. Стервятник в свою очередь достает из карманов на поясе неиспользованные игрушки: даже не схватив девчонку, он не ударит в грязь лицом перед этим шкетом.       — Спасибо, Билл. Меня зовут Меган Сойер и я нахожусь у кинотеатра «Фиеста» — места, где двадцать минут назад прогремел взрыв… — наперебой с такими же акулами журналистики, вещающими об одном и том же на разные лады, блондинка с микрофоном раздражает. Гвен бесится, переживает, справится ли Майлз (черт возьми, Майлз Моралес оказался Человеком-пауком!), тогда как для них это очередной способ выделиться, запестрить милым личиком в камере, просто кусок мяса, который…       Майлз выпрыгивает из здания, собирая шквал крика — восторг, упование и мечты быть похожим на него. Отвлекаясь от злости на глупую Меган, Гвен невольно любуется им: щуплый, худощавый, шестнадцати лет, как она и предполагала, с забавным чувством юмора и безграничной ответственностью, усиленной отцом-полицейским и потерей любимого дяди. Питер был абсолютно таким же в ранние годы супергеройства, и от этого сравнения ей становится одновременно тоскливо и не по себе. Майлз тоже может умереть.       — Думаю, на некоторые вопросы вам сможет ответить Железное сердце — сейчас она как раз вяжет Стервятника своими навороченными штуками, — отбивается он от расспросов журналистов, до сих пор не привыкший к пристальному вниманию, и высматривает в толпе ее. — Я тут подумал: одному на паутине лететь как-то скучновато, а поэтому… — ладонь, обтянутая черным спандексом, попадает в поле зрения Гвен, — бесплатное такси до дома. Что скажете, мисс?       Он срывает девичий визг. Гвен изумленно таращится, понимая, что подобные выпады в геройском амплуа прекрасно отслеживаются, и уже через десять секунд все главные таблоиды города будут прикидывать, чувствует он к ней что-то или же это просто доброта душевная.       — Давай же, чего ждешь! — ее подталкивают в плечо, буквально наталкивают на Майлза, тогда как он притягивает за талию ближе. Гвен слышит едва различимое шипение.       Это не к добру.       Но не успевает ничего спросить или воскликнуть — земля под ногами кончается, а выпущенная паутина уже цепляется за крыши зданий, даря весь спектр эмоций от ужаса до невообразимого восторга, которые она испытывала в последний раз очень давно, когда Питер Паркер — Человек-паук и ее друг — еще был жив.       — Майлз? — тишина, разбиваемая свистом, пугает ее. Гвен хотела бы приподнять маску, чтобы прямо взглянуть на него, но несколько десятков метров над оживленными улицами Нью-Йорка не шибко располагают к диалогу. Она прижимается к нему крепче, обнимая за шею, и чувствует, как между ними что-то готово порваться. Ладонь на талии собирает складки платья, он держит аккуратно и бережно, вместе с тем сосредоточен на том, куда пустить паутину, при этом избегая излюбленных выкрутасов и полетов в бездну. — Прости меня.       Все, что она может сказать, переварив произошедшее. Если бы она послушалась его, если бы сразу пошла на выход, то не доставила бы проблем. Стервятнику было бы тяжело найти ее в толпе, да и драться один на один в пустом кинотеатре намного проще, чем с человеком внутри, который тебе вроде как дорог. Дорог же? Они же друзья?       — Ты могла пострадать, — произносит наконец он, и ветер поглощает тональность голоса. Гвен не различает в тоне упрек и надеется, что его там не было вовсе.       — Стервятник искал меня…       — Об этом не беспокойся, — заверяет твердо. Переговорив с Рири и согласившись, что организация теракта, какой бы ни были изначально причина или заказ, требует наивысшей меры наказания, Майлз передал Стервятника Железному сердцу для дальнейшей отправки в специализированную тюрьму. Разборки и подсчет статей, в которых он фигурировал, будут проводиться там же, на месте. — Он исчезнет надолго.       Оставшийся миг они летят молча. Влетают в стену общежития, избегая столкновения затылком и любопытства посторонних. Майлз помогает Гвен залезть в окно их с Ганке комнаты, а она беззастенчиво оглядывается — кто бы мог представить, что она попадет сюда благодаря неудачному свиданию?       «Кавардак», — думает она, и всевозможные коробки из доставки еды, разбросанные по полу, подтверждают ее мысли. Учебники стоят двумя стопками, тетради свалены на стол с единственным ноутбуком, который, как ей кажется, они используют поочередно. Постели собраны наспех, а при учете порядка только в поле зрения камеры, становится ясно: либо Майлз в разговоре с родителями, либо Ганке, общаясь с Клэр, хотели создать впечатление взрослой холостяцкой жизни без свинарника под локтем.       На стенах развешаны плакаты различных групп, шкаф приоткрыт благодаря искривленной конструкции — сколько бы академия «Вижнс» ни позиционировала себя как высокотехнологичная и высококлассная академия для умников-подростков, она явно не считает должным устраивать ремонт перед заселением учеников в начале сентября.       Гвен замечает пижамные штаны, свешенные со второго яруса кровати, и прилив девичьей скромности вперемешку с постыдным любопытством наполняют грудь. Ей интересно: интересно узнать, как живет Майлз, как они уживаются с Ганке на такой крохотной территории, при этом увлекаясь разными вещами, чем они — скорее, он — живут и как проводят время, когда не встречаются с ними. Она оборачивается, чтобы поблагодарить и засыпать вопросами, но застывает, не ожидав. Майлз снял маску.       Раскрыв все карты и отрезав возможность сбросить все на совпадения или недопонимание. Он смотрит прямо на нее.       — Майлз! — как резкая боль простреливает ребра. Он скрючивается, едва ухватившись за спинку стула в качестве подпорки, сводит с ума от ужаса Гвен и не может ответить. Последний удар от Стервятника — подарок с замедленным действием. Хоть костюм и поглощает большую часть энергии, зарастая, подобно симбиоту, не дает показать цвет кожи и обожженное тело, он не защищает от всего. В том числе и от электричества другой природы.       Гвен хватает его под руку, укладывает на постель и осматривается уже нервно. Рыщет взглядом, не находит.       — Я сбегаю в аптеку…       — Гвен, — цедит сквозь зубы, но без злобы. Регенерация должна снять острую боль, нужно лишь немного подождать.       — …возьму обезболивающее, бинты… — она заламывает пальцы, мечется.       — Гвен! — и уставляется на него безумно, стоит ему напрячь горящий торс и практически рявкнуть. — Лекарства под кроватью, не нужно никуда идти.       Последнее дается тише — паучьи гены распыляют по телу анестетик, позволяя легче вздохнуть и смутиться от своего же крика. Он бы никогда на нее не стал кричать, просто этот день… нападение, обнаружение личности… полный пи…       — Снимай костюм, — приказывает далеко не в мягкой форме. Гвен вносит очередную порцию абсурда, выводя «сегодня» в список тех дней, которые заставляют сконфуженно орать в подушку по ночам. Откидывает покрывало и достает ящик с медикаментами, которым при особом желании можно убить, тогда как для Майлза настает черед смущенно хлопать ресницами.       Что?       — Если ты думаешь, что я пошутила, Моралес, то ошибаешься, — переход на обращение по фамилии и серьезный тон. Гвен скидывает мешающую сумочку на стол, шарит в ящике, осматривая различные бутыльки, таблетки, их названия, и ругается про себя — почти все они наполовину пусты. А значит, Майлзу не раз и не два приходилось к ним прибегать. — Майлз!       — Т-ты не можешь! Я л-лучше все сделаю сам! — заверяет и искренне пугается, когда она протягивает к нему руки. Майлз хватается за прилегающий ворот — если нажать на небольшую кнопку, костюм перестает обтягивать и его можно свободно снять. Но черт! Раздеться перед Гвен Стейси?! Раздеться перед Гвен Стейси после неудавшегося свидания, когда он спалил свое альтер эго и огреб от Стервятника, не заметив?! Майлз отказывается. Он скорее умрет, чем позволит ей это сде…       — Я проходила курсы оказания медицинской помощи в полицейской академии, так что поверь, я не только «могу» это сделать, но еще и сделаю это, хочешь ты или нет, — он ведет себя как ребенок. Нет, скорее, как Питер, который тоже любил скрывать от нее раны, закусывать до крови щеки изнутри и улыбаться, когда тело буквально разваливалось на части, а сильнодействующие анаболики переставали помогать. Гвен не осознает: в ее глазах мелькает нечто, что наталкивает Майлза на мысль, возможную аналогию, и последующее «Моралес, я не шучу!» уже не кажется таким грозным. В ней плещется тревога.       — Хорошо, — а поэтому конфликтовать нет смысла. Нервно сглотнув и густо покраснев, Майлз оттягивает костюм вниз, зачем-то прикрываясь как девчонка, после чего опускает его рывком до пояса. Гвен шипит и неодобрительно качает головой — слева под ребрами кровоточит ссадина, расходясь по краям лилово-синим-синяком.       — О Майлз…       — Регенерация все исправит! — обнадеживает тут же. — Она повышена с тех пор, как я… как меня укусил паук.       — Я знаю, — с какой-то обреченностью произносит она, выливая на ладони немного антибактериального средства. — Однако нужно убедиться, что в рану не попала грязь, осколки…       Гвен берет по наитию бутылочку, помеченную рисунком в виде паука, получает заторможенный кивок от Майлза, и смачивает чистую тряпку светло-зеленым раствором. Пахнет хвоей — Гвен узнает сверхэффективную сыворотку тети Мэй и горько улыбается: разумеется, она должна была знать. Знать, помогать, быть наставником, каким всегда была для Питера с тех пор, как он спалился — к слову, почти так же глупо, как Майлз сегодня.       Гвен касается кровоточащих краев, под микроскопом наверняка уже сплетающихся вместе, по обыкновению обещая, что скоро перестанет болеть, нежно дует на больное место, откидывая пошлые шуточки, которыми на нервной почве обычно сыпал Питер в молодости, и не замечая, как смущенно и одновременно сосредоточенно следит за ней Майлз. Она задумывается над тем, знает ли Ганке, перебирает диалоги на первой встрече, и сердце тоскливо сжимается: случай в банке, Майлз был именно тем, кому помог Ли. Она могла додуматься раньше.       — Гвен? — ноль реакции. Совесть не позволяет окликнуть громче. Майлз облизывает пересохшие губы, слабо дергается от сильного нажатия Гвен и не может перестать на нее смотреть: такая отстраненная, подавленная, буквально заваленная воспоминаниями о Питере и их возможном прошлом в качестве потрепанного супергероя и латающей его «медсестры». Светлая прядь падает на лицо — Гвен жалеет, что не надела ободок, — а Майлз останавливает мысль заправить ее за ухо самому. Он не должен был ее втягивать.       — Прости, — поэтому откинув голову на подушку и смотря на исполосованный каркас кровати, он тихо ненавидит себя. Гвен приподнимает брови.       — За что?       — За это, — немного грубо, резко. Ему стыдно, и стыд выражается в плотно зажмуренных веках, напряженных мышцах живота и рук, Майлз сжимает кулаки. — За то, что сорвался в кинотеатре и когда мы летели сюда. За то, что ты обо всем узнала вот так, а теперь вынуждена…       Небрежное движение кистью — Майлз указывает на свою рану и тряпку, душащую запахом леса.       — Обрабатывать твои раны, когда ранее ты спас не одного и даже не один десяток человек в кинотеатре и дай бог знает сколько еще до этого? — скептицизм растет с каждым словом, тряпка замирает, неприятно щекоча, однако Майлз не обращает внимание. Их взгляды сталкиваются.       — Да. Ты сама говорила, что знание личности супергероя — не самая легкая ноша, и что ты будешь волноваться, переживать, пока «подросток рискует жизнью, как в последний раз». Ты считаешь это невыносимым. Безумием! — не выдерживает Майлз, напрягая торс и вскидывая руку для пущего эффекта. Выпендрежник, думает Гвен, а после — его голос стихает. — Ты сказала, что не готова потерять кого-то еще.       — И я не отказываюсь от своих слов: это по-прежнему невыносимое безумие, я по-прежнему не хочу знать, кто скрывается за масками справедливости в мире, — она хлебает кислород, легкие пусты. — Но это не значит, что я отвернусь, когда тебе понадобится помощь. Я стисну зубы, буду заставлять тебя их стискивать, потому что нельзя падать с крыши, цепляясь паутиной в одном метре над землей. Да, Майлз, я изучала видео «Топ-5 выкрутасов чувачка-паучка» на Ютубе.       Он закатывает глаза, не способный скатиться под кровать. Гвен вынуждает прочувствовать укор, сравнимый разве что с разгневанной матерью, узнавшей, что ребенок вместо обеда себе покупает еду бездомным.       — Ты, черт возьми, супергерой. Ты — подросток, который принял полученные силы и ответственность, что за этими самыми силами стоит. Это потрясающе, Майлз, — и пусть она горит желанием отвесить ему подзатыльник, Гвен вдыхает полной грудью и, смачно плеснув раствора на чистый уголок тряпки, замолкает. Ладони еще потряхивает, да и внутри все готово вот-вот вырваться ураганом, но Гвен понимает: ни ему, ни ей сейчас это не нужно.       Они пережили нападение Стервятника, возможный пожар, угрозу жизни, разоблачение Майлза, недавно обсудив при этом потерю Гвен в лице предыдущего Человека-паука. Им не нужны истерики и разборки, кто что должен был и не должен был узнать или сделать. Им нужен отдых, чистка мозгов.       — Хотя знаешь, было бы намного лучше, если бы у тебя под кроватью валялась порнушка, а не ящик с медикаментами для оказания первой помощи, — поэтому она сворачивает с темы, продолжая аккуратно обрабатывать рану. — Это означало бы, что ничего, страшнее переутомления и обезвоживания, тебе не грозит.       «Если ты понимаешь, о чем я» говорят ее глаза, когда она их поднимает. Поначалу Майлз не улавливает, к чему она клонит и зачем, но буквально секунду спустя алый маркер смущения трижды проходится по лицу. Уши начинает здорово печь.       — Так, значит, она все же там есть? — продолжает Гвен, не меняясь в тембре, изумляя его. — Просто я тут признаюсь, что волнуюсь за тебя, а ты завис, словно подсчитываешь, сколько там в долларах лежит сокровищ и сколько сможешь незаметно унести, если я вдруг захочу посмотреть.       Боже, как?! Как она догадалась?! А главное, что ему с этим делать? В таком состоянии он не сможет даже свалить ее на пол, чтобы защитить то, что спрятано рядом с подкроватными монстрами.       — В конце концов, в этом нет ничего страшного — у каждого есть секреты и скелеты в шкафу. В твоем случае — под кроватью, но сути это не меняет, — ей впору пожать плечами и сделать философское лицо — с таким спокойствием она произносит каждое чертово слово, заставляющее его краснеть на каждый чертов тон. — И, если это тебя утешит, то я тоже кое-что там храню. Нечто страшное — настолько, что я была бы очень расстроена, увидь кто-нибудь это.       — Страшнее, чем коллекция «Плейбоя» с двухтысячного года по нынешний день?! — не выдерживает он, хотя, признаться честно, любопытство развязало ему язык сильнее, чем желание не-проболтаться.       Майлз зажимает себе рот, округлив глаза, тогда как Гвен впервые за пять минут подает первую эмоцию — удивление.       — Все настолько плохо? — спрашивает она, и в тоне уже слышатся приглушенные нотки «Дай-ка посмотрю!», которые вот-вот выльются в страшное. Она же увидит их! Спустится на пол и увидит это разнообразие, а потом подумает еще, что где-то между занятиями по биологии и спасением мира он достает парочку любимых, самых затертых, приспускает штаны и…       — Они принадлежат Ганке, я их не видел, мне они не интересны, не-смотри-на-меня-так-пожалуйста! — фраза превращается в кашу. Единственное, что отделяет Майлза от пробивания стены лбом или попытки зарыдать в позе эмбриона, это рука Гвен, продолжающая протирать его бока раствором. Он ведь даже больше не чувствует боли — куда там, после такого провала?!       Полная лажа! Полный дурак!       — Я-я-ясно, — тянет она, едва ли сдерживаясь, чтобы не улыбнуться или не съехидничать. — Значит, совсем нет полюбившихся?       И не удержавшись! Он взвывает, окончательно побежденный в этом разговоре о порно — в разговоре о порно с Гвен Стейси! — и накрывает себя одеялом, обещая, что вернется, когда стукнет сорок. И то не факт, что ему перестанет быть так стыдно.       Боже, герой, читающий порно, и девушка, которая этим так невозмутимо интересуется! Что еще в сегодняшний день пойдет не так?!       — Да ладно тебе, Майлз! — через смех она отбирает одеяло, нависая сверху и при этом улыбаясь совершенно искренне — как может только Гвен Стейси в периоды хорошо сданной контрольной и отсутствия преступности в течение длительного времени. С живота пропадает тряпка с раствором — становится легче дышать. — Я верю тебе и тому, что ты туда ни разу не смотрел. Просто хотела узнать: авось, есть особый типаж, который тебе… ну, нравится?       Он слышит легкий флирт из ее уст, замирает с отвоеванным обратно одеялом и нервно сглатывает, когда она внезапно опускает взгляд, поднимает до его лица, а следующая улыбка уже не такая, какие он видел на протяжении всех двух лет общения с Гвен по «скайпу». Откровенность с толикой игривости, о которой не каждый старшеклассник, бывший с девчонкой в том-самом-смысле, слышал или видел.       Пресс стягивает в крепкий узел, и даже сорванный выдох, попытка опустошить легкие залпом, не расслабляет напрягшиеся мышцы, все еще ноющие от удара и распирающие от чего-то большего, кроющегося в солнечном сплетении и кончиках пальцев.       Он хочет проболтаться, в каком именно номере нашел практически полную копию Гвен возрастом постарше — в белоснежном пеньюаре с голубыми ленточками меж аккуратных рюш — как обыскал все магазины женского белья на предмет чего-то похожего, чтобы попытаться подарить под безобидным предлогом и удавиться: Майлз, ты серьезно? Эротическое белье для Гвен Стейси? Но вовремя стискивает зубы. Взгляд Гвен рассеивается, как это обычно бывает при завершении бурного спора, улыбка перестает быть откровенной, становится почти что невесомой, а сама она встает с кровати, доставая мобильник из брошенной на столе сумочки.       Возвращается обратно и поворачивает к Майлзу экраном, позволяя увидеть небольшую постель, стоящую в углу комнаты, сидящую на ней Гвен, а вокруг…       — Знаешь, я немного покривила душой, сказав, что мой секрет безумно страшный и я убью любого, кто о нем узнает. Да и хранится он не «под» кроватью, а «на» ней, — она перелистывает фото на то, где уже вовсю валяется с довольным видом, раскинув руки, а позади, впереди, везде и всюду ее облепляет невероятная армия из плюшевых медведей. — Сначала отец дарил их мне на каждый день рождения, и я складировала их под боком, боясь, как бы кто не обиделся на недостаток внимания…       Гвен кривит ироничную рожицу, мол, «ребенок, чего с нее взять?».       — Потом заметила пару потрясающих мишек — видишь, голубой и розовый, рядом сидят? — на экскурсии в Венеции, одинокое и обиженное, единственное оставшееся на полке зеленое чудо в Праге, затем еще и еще. Как-то так случилось, что к восемнадцати годам хобби разрослось до некоторой мании, и уже после Нового года мне придется менять кровать на двухместную.       Она тихо смеется, когда завороженный Майлз ловит каждую нотку, каждое движение, с которым округлые плечи подрагивают, а ресницы прикрывают меланхоличную радость и смущение от того, что она выдала пусть не постыдную, но все же маленькую тайну. Сердце стучит в ушах, температура тела подскакивает, но не от стыда или желания провалиться сквозь землю — в необходимости слушать, слышать, чувствовать постоянно рядом и никуда не отпускать.       Гвен едва ли касается его бедра своим, спустив на нет небольшую экзекуцию в виде тряпки и его раны, однако Майлз все равно ощущает, как она проникает куда-то глубже, чем тело, кожа или мышцы. Гвен Стейси западает в самую душу, отдавая трелью и легкой трясучкой, неуемным желанием улыбаться, как идиот и при этом дышать — не надышаться! — кричать до срыва голосовых связок, а после — сипеть и вновь улыбаться, улыбаться, до боли.       Он выдыхает, приподнимаясь на локтях, игнорирует ноющую остаточную боль в боку, ее шуточное «Пожалуй, достаточный баш на твою любовь к журнальчикам для взрослых» — и наконец заправляет светлую прядь за аккуратное ушко. Она замирает, прекрасно понимая или догадываясь, что никакими словами не сможет его заставить опуститься обратно — по крайней мере сейчас, в этот самый момент — и наклоняется ниже.       Темные ресницы опускаются. Майлз чувствует ее дыхание, как Гвен приоткрывает губы, о вкусе которых мечтал с поцелуя под дождем, сам закрывает глаза и…       — Моралес! — бах-ба-бах прямо в дверь! Брайс тарабанит кулаком, отбивает ладонь и просто орет на весь этаж. — Моралес, я знаю, что ты там, открывай!       — Вот черт, я совсем забыл! — спохватывается он, рывком поднимаясь с кровати. — Брайс просила конспекты, дырявая башка!       — Эй-эй-эй, куда ты? — изумляется Гвен, вскакивая вслед за ним. — Хочешь, чтобы знатоков о семействе паучковых стало на одну больше?       Надо же — Майлз быстро оглядывает себя — он успел забыть про спущенный до тазовых косточек костюм! Было бы проще стать невидимым, чтобы Гвен передала тетради Брайс, но ведь там не только тетради — еще куча всего, чего Уолк может затребовать здесь и сейчас. И если он начнет нашептывать Гвен, где это самое «требуемое» лежит, то Брайс быстро услышит и поймет.       Ну, или подумает, что Гвен свихнулась, и на одного психопата, взрывающего кинотеатры, станет больше.       Провальный план! Майлзу надо сделать все самому, вот только как? Стать невидимым, скинуть с себя одежду, быстренько переодеться, пока Гвен отвлекает Брайс, и как ни в чем не бывало сделать «Привет» из шкафа? Совсем спятил!       — Моралес! — окончательно закипает Брайс, топая ногой. — Если я сейчас же не отдам Уимсу эти чертовы конспекты, он поставит мне «неуд»! А если он поставит мне «неуд», то тебе лучше бежать до Аризоны не оглядываясь, потому что я найду и размажу твои внутренности по Аллее славы, наплевав на срок!       — Ауч… — шипит Майлз, в красках представляя, как она возьмет скальпель и надрежет его тело в разных местах.       — Сейчас открою! — подает голос Гвен, и, Майлз готов поклясться, от неожиданности Брайс впадает в ступор. — Подожди минутку, замок заклинило!       — Какой к черту замок, Гвен, ведь ты даже не дергаешь ручку! — но она обретает себя крайне быстро, не задумываясь ни на секунду о том, что если девушка, которая нравится парню, кричит из его комнаты о том, что надо немного подождать, а сама чем-то шуршит в районе кровати, это наверняка неспроста, и лучше действительно отойти минут на пять, закрыть глаза, уши и прикрыть фантазию о моменте, на котором их могли застать и безбожно спалить! Но Брайс уже доказала, что она не из тех людей, которые мыслят стандартно. — И вообще, Гвен, какого хрена ты там забыла?..       — Давай, — шепчет она, обращаясь к Майлзу и начиная для вида дергать закрытую на два замка дверь. — Лезь под кровать, я ее отвлеку.       А ведь она права, думает Майлз, оглядывая разбросанные шмотки, ему необходимо лезть: но не под кровать — на крышу!.. Стать невидимым, захватить штаны и футболку, переодеться там, где никто не увидит, быстро вернуться и прикинуться придурком, мол, его вообще не было в этот момент в комнате, он просто дал Гвен ключи, и они ничем — совсем-абсолютно-стопроцентно ничем — не занимались, он ни разу не хотел ее поцеловать.       Майлз мотает головой и отбрасывает трепет от воспоминаний — позже подумает! Сгребает первые попавшиеся брюки, водолазку Ганке, больше его на несколько размеров и, стоит Гвен обернуться, выпускает паутину из окна, в мгновение ока сливаясь — растворяясь — с окружающим миром.       Ее лицо меняется от шока, но Гвен Стейси не была бы Гвен Стейси, если бы уже через секунду, с театральной натяжкой дергая дверь, не появилась в проеме перед Брайс и подошедшей Клэр абсолютно хладнокровная.       — Гвен? — изумляется первая.       — Платье — огонь! — охает вторая.       — Аж подгорело с краев, — язвит третья, впервые за полчаса милых бесед вспоминая, что могла погибнуть.       — Где Майлз? — Брайс бесцеремонно, под извинения Клэр, проходит в комнату и жадно рыщет, желает найти его в каком-нибудь потрепанно-смущенном виде, чтобы потом, послав куда подальше препода по физике, начать выпытывать грязные подробности несостоявшейся прелюдии, но обламывается на полпути. Комната пуста.       — Его здесь нет, — Гвен скрещивает руки на груди, проглатывая ядовитое «А то, что ты искала, явно не под кроватью лежит». — Утренняя тренировка была чересчур насыщенной, и я напросилась передохнуть. Сам он уехал к матери, обещал скоро вернуться.       С вернувшимся флегматизмом она наблюдает, как Брайс сразу находит свою цветастую тетрадь на пружинке, ненадолго зависает, осматривая лежащее под ней нечто, ругается на «дурацкий почерк Моралеса» и хватает тетрадь по биологии, «потому что в понедельник тест, а Моралес все равно ботан». Брайс уходит, разворачиваясь в коридоре с прежним дружелюбием.       — На вечер не планируй ничего: предки сваливают на выходные. Наберем чипсов, всех врагов местных анорексичек, пару отвратительных фильмов и устроим девичник, — и все же, несмотря на врожденное хамство и наглость, Брайс остается располагающим к себе человеком, умеющим снизить гнев или раздражение одной своей улыбкой.       — Чур только «Проклятье рожденных» не брать — такой отстой даже в компании смотреть не стоит, — Гвен берет с них обещание и, напоследок помахав ручкой, закрывает дверь. Фух…       Голова начинает неистово трещать от событий прошедшего дня. Сначала этот чертов взрыв, мальчик, отбившийся от группы, нападение Стервятника и мысли о смерти, спасение — Майлз это Человек-паук! — и мало того, что Человек-паук, так еще и становится невидимым в нужный момент! Пожалуй, она слишком долго была непробиваемой Гвен со стальными нервами, чтобы сейчас не потереть устало лоб, подойти к окну с целью взглянуть ввысь и крикнуть Майлзу, что он — придурок, о таком надо помнить и не забывать!..       И все же, они почти поцеловались.       «Ту-ту-ту-у-у», — звук вызова из закрытого и, казалось бы, выключенного ноутбука отвлекает.       Протяжный, слишком надоедливый. Гвен еще раз смотрит в окно, на дверь, ждет с секунду в надежде, что Майлз объявится прямо сейчас, извинится за задержку — «поругался с голубем, запнулся на лестнице» — она скажет ему о звонке, и они вместе посмотрят или проигнорируют его.       Но ничего не случается. Постояв еще немного, Гвен решается открыть крышку и невольно вздрогнуть.       Черный экран с одной-единственной аватаркой входящего звонка — где размытые Майлз и неизвестная девушка едва ли заинтересованы в том, чтобы смотреть в камеру на селфи; она крепко прижимает его к себе за шею, целует в щеку, светлые волосы закрывают счастливую мину, оттеняя смущенное лицо Моралеса и его невозможность поднять глаза.       Гвен обнимает себя за плечи, не знает, что сказать и что думать, хочет отвернуться. Но глаза предательски цепляются за подпись, сердце ухает в груди.       «Люблю».       Явно не страдающая от нарциссизма и переименованная вручную именно Майлзом, она доводит до дрожи и немыслимых эмоций. Зажмурившись, Гвен нажимает на пробел, запуская звонок.       Падает на стул, готовая увидеть девушку мечты — ту, что не заменят никакие журналы для взрослых, — и боится моргнуть, когда камера очерчивает пикселями аккуратное плечо и по-прежнему светлые волосы.       — Ну наконец-то, я уж думала, что тебя сожрали, — девушка крутится в кресле, заправляет длинную только с одной стороны прядь за ухо, улыбается чему-то своему, не слыша реакции. — Майлз? — и поднимает наконец глаза. — Оу.       Действительно, оу.       Гвен по ту сторону монитора — практически идентичная ей самой (она знает, утром ведь смотрелась в зеркало!) — замирает точно так же, но отмирает куда быстрее. И не от желания познакомиться или поскорее узнать, где там Майлз и не слопал ли его макаронный монстр — ее пронзает острой болью. Паучье чутье буквально разрывает виски, отчего шипение вперемешку с тихим матом наполняет комнату и держит в изводящем напряжении Гвен.       — Твою мать, — выдыхает с облегчением другая, когда звон и вибрации спадают, позволяя вернуть внимание к той, что занимала в последнее время мысли не только влюбившегося по уши Майлза, но и ее саму.       Интересно, она такая же, как и она? Или есть какие-то детали, которые разнятся от вселенной во вселенную? Как учится, с кем дружит?       Была ли знакома с погибшим Питером? Майлз ей так и не рассказал.       Гвен улыбается напуганной себе же, тянет руку, как если бы могла с ней поздороваться.       — Привет, ты, наверное, сейчас в шоке, но я… — сброс. Повисает тишина.       Гвен остается неподвижной. Смотрит туда, где мерцала красная кнопка, подведенный курсор мыши, и, не говоря себе ни слова, закрывает ноутбук, встает со стула и отходит к окну.       Пальцы неслабо подрагивают, а телу непередаваемо неуютно, Гвен хочет снять с себя платье, порвать то на кусочки, продолжить разрывать кожу, мышцы, суставы, пусть и понимает, что это не уберет щекочуще-раздражающего чувства, поражающего нервные окончания, распространяющегося все дальше, больше.       Она молчит, молчит протяжно долго, и только когда Майлз соизволяет появиться на пороге, рассказывая невероятные истории, что встретил всех, кого можно было и нельзя, она надевает свою привычно флегматичную маску и уходит домой.

***

      В комнате шумит компьютер. Огромный яркий экран освещает каждый уголок и заставляет щуриться фигуру, зашедшую с важным сообщением, и его, неотрывно следящим за информационным потоком.       — Сэр, наши сканнеры обнаружили метафизическую активность. Недолгую, но достаточно мощную, с обратным захватом нейронов.       — Звучит как нечто, способное меня порадовать, — змеевидная усмешка.       — Более чем. Нейроны, полученные извне, не разрушаются и не взрываются, как это было два года назад. Они не оставляют за собой видимых потерь, а это значит, что устройство, полученное Майлзом Моралесом от Пенни Паркер из вселенной семьсот четыре, работает. Мы можем его использовать.       — Значит, возьмите, — проговаривает он, — и используйте.       — Слушаюсь, сэр.