Летопись Третьего Мира

Я потянулся и сложил руки на груди, наподобие спящей собаки. Через меня переступили, а потом ткнули в бок. - Вставай, соня. Я должна тебя научить писать и читать. Будешь летописцем. - Чего, каким лето-чего-то-там? – недовольно буркнул я. Зазвенела цепочка, и я мигом вскочил. Один раз она меня ей связала, больше я решил не пробовать. Арлетт сидела под деревом и держала в руках старинный фолиант. В деревне у старейшин были такие, но трогать их строжайше запрещалось. Хозяйка поманила рукой и я сел рядом, скрестив ноги. Состроив на лице самую любознательную моську, я, как собака, заглянул ей в глаза, а потом поглядел на эту реликвию. В отличие от меня, хозяйка (уж простите, по-другому называть ее нельзя, что вслух, что мысленно, эти королевские сыновья, Освальд, Аскольд и Осмунт, мне язык отрежут) не разделяла моих соображений. Приказав сотворить на лице серьезный вид, она принялась меня обучать. Первая буква была ά. Читалась как «альфа». Хозяйка заставила меня искать эти буквы, с этим заданием я справился. Потом она показывала мне другие буквы. Меня спасло от этого забивания мозгов и полной путаницы только то, что нам нужно было идти. Лес кончался и с каждым днем моя надежда на побег все блекла и блекла. В голову приходили совершенно безумные мысли. Вот, например, одна «может быть, мне остаться?» или «с этими путниками я смогу увидеть мир…». Ну, вот скажите, что это за ересь?! А хозяйка все учит и учит меня. Иногда даже кричит. Она подошла ко мне, когда я очередной раз пытался разобрать первое слово. Видно, сегодня у нее хорошее настроение, пусть она никогда не улыбается, зато сегодня не хмурится. Арлетт села рядом и проследила за моими стараниями вспомнить еще одну букву. В результате она прочитала мне все предложение, ведя своим аккуратным пальчиком по строке. Для того чтобы не показать, что я сам не мог, я повторил за ней. - Вот, видишь, скоро прочтешь всю книгу и будешь писать, – сказано это было не весело и не грустно, как будто холодно и безразлично. - Почему вы ТАК это сказали, если вам неугодно, чтобы я учился, кто же мешает? Я ведь не могу ничего запретить! – воскликнул я. Она вздохнула и ничего не ответила. Она так всегда делала, когда не хотела разговаривать. Остальные участники похода считали это странностью. По мне, так это больше особенность. Каждый человек имеет свою особенность. Теодор – он игрок. Осмунт всегда витает где-то в облаках. Освальд – старший брат и, насколько я понял, наследный принц какого-то там королевства. Аскольд – умный, рассудительный, при случае и сам может стать королем. А я… я веселый. Ну, сами посудите, не мне себя судить, простите за каламбур. Арлетт – это вообще отдельная история. Слишком скрытная натура, слишком углубленная в мысли. Лошадь захрапела. Из ее ноздрей вырывался пар и оседал на усах. Мы уже давно вышли из Эльвлорна и шли по тракту на восток. Осмунт заставил меня надеть одну из своих запасных рубашек и плащ. Меня так и тянуло в сон. Конечно, лесной народец уже давно ходит в шубах из сухих теплых листьев. На тропинки леса выходят только самые опытные охотники. Молодежь сидит у старого Тобиаса и слушает его рассказы о приключениях эльфов, о феях. Иногда заглядывают дриады. И, конечно же, какой сатир или барсук пропустит огонек в дуплах деревни, если у него не завалялась в погребке настойка из лесных ягод! Самые старые жители деревни, наверное, спят в своих дуплах, завернувшись с головой на подстилке из сухого мха и хвои. А мой лучший друг опять отроет свой тайник и будет дымить сухими листьями. Горностаи наденут белые шубки, впрочем, как и зайцы. И тетя Ильма будет подкармливать всех зверюшек, не нашедших еды. Думаю, даже старый вожак придет просить за всю стаю. Его все уважают за его характер. Он очень справедливый и, говорят, раньше охотился вместе с Ольгердом – хорошим охотником, одним из лучших. Ольгерд умер в схватке с отрядом людей, спасая столетнюю сосну на окраине леса, тот волк был еще совсем молодым, но помогал ему. Приносил травы и всякую мелочь. А теперь он и сам стал одним из старейших жителей леса. Рассказывали, что наш народец жил бы вечно, словно дубы, если бы не люди и другие существа, желающие срубить сосну-другую для костра. Иногда через лес проходили Всадники – люди, выросшие в обществе деревьев и животных. Их приняла к себе на службу богиня природы – владычица всех лесов и рек, всего, что находится на суше. Я прочел еще строчку и обессилено закрыл глаза. Чтобы прочесть слово, нужно вспоминать, как читается каждая буква! Некоторые слова я угадывал сразу, но все остальные нужно было читать больше половины, чтобы понять их смысл. Я был уже в конце первой страницы, а теперь Арлетт заставила меня читать, сидя верхом на коне. Ветер иногда перелистывал страницы, мешая мне разбираться в буквах. Еще Арлетт запретила мне листать дальше. Я один раз полистал и понял почему. Там были картинки, но хозяйка застукала меня и теперь я, со связанными в качестве наказания руками, держу книгу, поводья и сам пытаюсь не свалиться! За поворотом показались городские ворота. Арлетт мгновенно подъехала ко мне, отобрала книгу и накинула капюшон. - Не смей снимать! Если они узнают, кто ты, сразу схватят! Я улыбнулся и поправил капюшон. Наверное, здесь люди, как люди – злые, бессердечные и бездушные существа, любящие только себя. То, что я узнал о людях во время пути, несколько перевернуло мои представления о них. Оказывается, они могут любить не только себя, жалеют друг друга. Но к животным относятся, как к рабам. Я еще долго извинялся перед той кобылой, но, в конце концов, она меня простила. Домишки приближались. Они были с крышами, оградами, а вокруг грязь. Люди – такие нечистоплотные! Почему вокруг места, где они живут, нельзя было сделать чисто! Какие-то старые колеса, палки, мусор валялся вокруг их домов. Из труб шел дым! О-о, здесь на каждом домике труба с дымом! Крематории для деревьев! Этих добрых, хранящих столько секретов, умудренных жизнью гигантов, сжигают! Меня передернуло, но это было не так заметно. Дрова сложены на улице. Обрубки трупов… Я теперь ничего не видел, кроме того, что дома сложены из умерщвленных тел деревьев, заборы сделаны из деревьев, Много, много убитых живых деревьев. А люди! Они носили одежду из шкур! Кожи, сшитой в одежду! Мех, кости, кожа и мясо! Они ели мясо! Живодеры! Я уже начал всхлипывать, как Аскольд больно ткнул меня в бок и многозначительно посмотрел в глаза. Но я не переставал. Было больно видеть все это. Слезы потекли ручьем, а кобыла подбадривающе заржала, мол, скоро проедем мимо, совсем немного осталось. Я вытер слезы, но они с новой силой хлынули, заливая лицо. Я согнулся и дрожал, уже рыдая. Проходящие мимо люди смотрели как-то удивленно на меня. Но они не могли меня понять. Все внутри сжималось и сочилось болью утраты. Я не чувствовал это так отчетливо, когда был в лесу. Я, конечно, знал, что есть селения, где дома делают из дерева, но моей задачей было защитить наш лес. А теперь, увидев море изуродованных трупов, в которые были вбиты гвозди, обрубки которых были нелепо соединены вместе, я, наконец, понял, почему мы защищали наш лес. Большой Шумящий дуб мог стать одним из столбов и быть распилен на куски. Только наши деревья были живые! Они дышали, говорили, у каждого дерева была душа – дриада, по жилам текла кровь. А эти бессловесные, ушедшие в себя растения, которые уже и деревьями назвать нельзя было. Они очищали воздух, они впитывали влагу, ну и что! Они просто БЫЛИ. Есть и есть, ну и ладно. Я, наконец, успокоился. Презрительно глянув распухшими от слез глазами на весь этот ужас, я взял себя в руки. Деревьям следовало бороться, не вечно же будет их защищать лесной народец, он и так малочислен, едва ли хватает на Эльвлорн. Наш отряд подъехал к большому дому. Мы спешились и прошли внутрь. Отчетливо чувствовался резкий запах вина, пива, табачного дыма и жареного мяса. Меня чуть не стошнило от вида несчастного животного. Мы прошли мимо столов, за которыми сидели мужчины. Они курили трубки, громко разговаривали, ели и пили. В таком гуле голосов, накуренном помещении трудно было что-то перед собой разобрать. Мы продвигались все дальше, пока не дошли до стойки хозяина. Угрюмо глянув на нас, он протянул три ключа, но под убийственным взглядом Арлетт, отдал еще один. Три комнаты – моя комнатка, Арлетт, Аскольда и Осмунта – были соединены. Теодор и Освальд жили в комнате в другом блоке. В каждом из блоков был душ. Мне было скучно и я сел на скамейке в общей комнате. Через полчаса из душа вышла Арлетт. Потом она вернулась из своей комнаты и принялась расчесывать мокрые волосы. Они немного вились от воды. Потом она повернулась ко мне и протянула гребень. - У тебя тоже длинные волосы, расчеши, а то на голове – будто гнездо. Я неопределенно принюхался к этой штуке – у нас было принято ко всем непонятным штукам сначала принюхаться, а потом уже трогать руками, но странная дощечка с множеством деревянных игл не вызывала осторожности. Я взял эту штуку и стал вертеть в руках. - Как ею пользоваться? Арлетт улыбнулась, подошла ко мне и, взглянув на мою голову, определенно сказала: - Сначала нужно устроить головомойку! А потом уже и расчесывать. О, ужас! Она натерла мою бедную голову каким-то пахучим веществом, потом смыла водой, потом опять сделала то же самое. Все это время я задыхался, вода лила в нос, в рот и в уши! Как люди моют себе голову? Зачем они это делают? После того, как Арлетт намотала мне на голову полотенце, я сидел и дышал. Просто дышал, потому что возможность дышать появилась только после того, как меня замучили чуть ли не до смерти пыткой мытья головы. Я всю жизнь ее не трогал, чем в этот раз не заслужил? Через некоторое время моя мучительница принесла еще один пыточный инструмент – тот злосчастный гребень. Через пару секунд я уже выл от боли – грива свалялась и не поддавалась обработке, но Арлетт шла неуклонно по курсу. Она выдрала немало волос, но была жутко довольна. Развернув меня ноющего лицом к зеркалу, девушка продемонстрировала результаты. Они меня впечатлили до такой степени, что я шарахнулся в сторону, увидев незнакомого парня. Когда мне, наконец, втолковали, что этот юноша – я, я долго себя разглядывал. Интересная штука – зеркало. В нем можно увидеть таким, какой ты на самом деле есть и понять, что видят другие люди. Я ведь уже давно не видел собственного отражения. На меня смотрел парень с каштановыми волосами чуть ниже плеч, челкой, карими глазами, удлиненными ушами. В целом могу сказать, не бахвалясь, что я был довольно-таки красивый. И мне это нравилось. Я-то, сравнивая себя с остальными юношами нашей деревни, раньше считал себя несколько…мм, как бы выразиться… мелковатым, что ли. Но теперь вижу, что ничего, неправда. Глаза слипались, когда я рухнул на свою кровать. Свою первую кровать в жизни! Но мысли слипались, их относило за горизонт сознания сладким, пьянящим бризом сна. Теплым, мягким, уютным… Ноги налились свинцом, веки не хотели подниматься. Сон, сон, приятный сон бабочками бесшумно закружил меня и плавно унес в блаженную темноту. Маленький, вредненький солнечный зайчик проскочил в комнату через не задернутый шторой уголок. Он прогулялся по небрежно брошенному на стул плащу, каштановым волосам юноши, мирно спящего в своей кровати, и остановился на одном из прикрытых длинными темными ресницами глаз. Юноша поворочался, что-то пробормотал и перевернулся на другой бок. Но все же, солнечному зайчику не терпелось завершить свое дело, и он победно отражался железным подсвечником прямо на нос бедному парню. На этот раз пробуждение увенчалось успехом: заспанный юноша с растрепанными длинными волосами сидел на кровати, тря лицо рукой. Окончательно проснувшись, он слез с кровати и побрел одеваться, иногда зевая.