Мой любимый Дориан Грей

Одна из самых старых железнодорожных станций Лос-Анджелеса переживала очередное прощание двух неизвестных ей людей. Общественная платформа, разрисованные местными абстракционистами скамейки и блестящие рельсы ненамеренно становились важным фрагментом биографий многих человеческих жизней. Холодный воздух о чём-то шептался с дождём, норовя обойти тёмный зонт высокого мужчины в дорогом пальто. Но зонт стойко молчал, скрывая под собой своего хозяина и его спутницу в ярко-алом плаще. Её глаза слезились от едкого табачного дыма и самого момента расставания. - Не сердись на меня, - вздохнула она, поднимая на него глаза. Он кивнул. На его губах играла дежурная улыбка, которая впервые не могла скрыть горечь и печаль. - Джон, милый Джон… - прошептала девушка, вдруг обнимая мужчину и вдыхая полной грудью запах его пьянящего одеколона. Он молчал. Знал, что все слова, которые он может сказать сейчас, ничего за собой не повлекут. Он снова хотел её остановить. Снова хотел совершить очередную попытку добиться её любви или хотя бы отменить разлуку. Но всё было сказано раньше. Всё было мягко отвергнуто. - Я очень хочу, чтобы ты был счастлив. Пообещай мне. Пообещай мне, что будешь счастлив. Мужчина, закрыв глаза и судорожно вдохнув в лёгкие воздух, прошептал: - Обещаю. Она улыбалась. Не разрывая объятий, запоминала аромат одеколона и думала, что в своём новом доме обязательно пропитает все ковры именно его Chanel Egoiste. В её кармане лежал билет на поезд. Через несколько пересадок она доберётся до места назначения – Крыма. Там, в Гурзуфе, неподалёку от гордых гор, стоит её новый дом, оставленный ей в наследство покойным отцом. Как знак примирения посмертно. - Я мог бы сделать тебя счастливой… - прошептал мужчина. - А я не смогла бы ответить тем же… - отозвалась девушка. Привлекая её к себе, мужчина чуть наклонился и вдохнул запах её волос. В последний раз. Они пахли персиками. Жаль, что плечи скрывались под плащом. Он знал, что это единственно правильный финал. Она не могла остаться. Она должна была покинуть США, она должна была отправиться в другую страну. Так она говорила. Так повторял её врач. Так говорил его разум. Сердце молчало – оно стонало. - Я могу приезжать к тебе?.. – вдруг спросил мужчина, всё так же обнимая девушку. Она отрицательно закачала головой. - Я буду писать тебе, - отчаянно предложил он замену встречам. Тот же ответ. - Я буду любить тебя… - неслышно прошептал он. Её плечи содрогались от скрываемого плача. У него перехватило дыхание. Чья-то невидимая рука сжала горло. Разлука. Навсегда. Два ужасных слова, которые будут видеться ему ещё не одну ночь. Он никогда больше не притронется к ней. Никогда не услышит звонкого смеха. Никогда не встретится взглядом с карими миндалевидными глазами. Он любил её. Она была спасением. Спасением от всей лжи, всего пафоса и предательств, которые его окружали. Она была пламенем, которое не обжигало, но светило. - Я люблю тебя, Джон, - раздался её голос. Слова, которые он ждал. Слова, которыми он бредил. Слова, которые теперь ничего не могли изменить. Ничего! И сейчас они не вспоминали о другом человеке. Важном ей человеке. Человеке, чьё имя вызывало в ней дрожь. Тот человек не знал о её отъезде. Не ведал мук прощания и осознаний предстоящей разлуки – самой длительной из всех разлук. Она любила того простого-простого человека. Он был ей дорог. Джаред Лето. Он был её огнём, пламенем, которое сжигало её силы каждый день. Пламенем, которое подарило ей веру, но которое невольно её отобрало. Она бежала от него. Она любила того, кто стоял рядом с ней. Но просыпаться каждое утро в обнимку с этим мужчиной, понимая, что где-то рядом может находиться музыкант, с которым она встречала самые важные любимые рассветы, - не могла. Она не смогла бы вечно врать Верному ей, вспоминая пламя с холодными пальцами и гитарой за плечами. Не смогла бы отдаваться другому, помня объятия Простого-простого человека. Поезд прибыл, опоздав всего на минуту. Поезд подарил им эту минуту, позволив в последний раз насладиться ветром с табачным дымом, запахом персиков и пьянящего одеколона. Положив руку на плечо мужчине, она прикоснулась к его губам своими. Тоже в последний раз. - Прощай, Джон, - улыбаясь, прошептала она. В карих глазах стояли слёзы. - Прощай, мой ангел, - горько усмехнулся он. Она не махала ему рукой, как это делали другие прощающиеся. Она прикоснулась ладонью к холодному стеклу и не отрывала её до тех пор, пока высокий силуэт в тёмном пальто не растаял среди табачного дыма и мелькающих вдалеке огоньков. - Прощай, Джон Ховард… - в последний раз прошептала Дорис Фаулер, смахивая со щеки блестящую слезу. – Прощай, город Ангелов…