Критика — это критики

Сочетание неполноценности и превосходства делает его весьма язвительным господином. (С. Довлатов) Большой соблазн объединить его с критиканом, в сущности они очень похожи. Так как несмотря на здравое зерно критики — результат немногим отличается. Автор деморализован — вреда больше, чем пользы /с водой выплескивают ребенка/. Его критика — деструктивна. Эти критики чаще наскакивают на молодых писателей, неосторожно или наивно выставивших — «Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ». Молодым авторам нужен совет более опытных товарищей. И тут выходит суровый мачо и хладнокровно бьет новобранца по темечку кувалдой без анестезии: «Вы хотели критики — так это она и есть, привыкайте!» Далее — сплошной поток негатива, без малейшей похвалы. — Почему? — всегда хочется спросить мне. Почему нужно привыкать к грубости, хамству? Почему автор должен лечить синяки, наращивать панцирь, тренировать дзен? Почему бы не подать критику, как дружескую руку помощи, чтобы автору захотелось совершенствоваться? Приняться за работу с удвоенной энергией и в приподнятом настроении. Всего лишь быть доброжелательным. Неужели так трудно? Или это штамп сознания: критика — это значит бить без сантиментов? Критика — не учитель, а бои без правил? Как правило, деструктивная критика говорится агрессивным тоном с грубоватой или язвительной иронией и не предлагает помощи в устранении недостатков, а лишь высокомерно, с высоты своего «величия» тычет в них пальцем — не столько помощь критикуемому, сколько самоутверждение критикующего. Не буду приводить примеры из ленты ФБ. Каждый из нас встречал подобное. Кто-то проходил мимо, кто-то одергивал, кто-то ставил лайки. Приведу лучше примером умного и злобного критика из прошлого — знаменитого Буренина, без стеснения пускающего в ход все манипуляционные полемические приемы критиканов и троллей: обесценивание, нападки на личность, грубую брань, пародирование и т.д. «Была в «Новом времени» такая — его фирменная — рубрика: «Критические очерки». Где он, клоун и диктатор, создавал и рушил литературные репутации, тщательно соблюдая непредсказуемость своих вердиктов, да еще и приговаривая: почему я этого хвалю, а этого ругаю? а по кочану; по независимости ума; таков, стало быть, мой вкус, мой каприз. Никого не хвалил, не обругав кого-нибудь другого».* Одной из жертв Буренина стал молодой поэт Надсон, тяжело болевший чахоткой. Современники были настолько восхищены и очарованы его стихами, что называли новым Лермонтовым. Надсон имел неосторожность неодобрительно отозваться о творчестве Буренина (да-да, наш критик писал и печатался, только всё это лежало на полках магазинов и складов, популярностью не пользовалось). Это была фатальная ошибка молодого поэта — литературное самоубийство. Буренин обрушился на него с беспощадной яростью. «А ненавидеть Виктор Петрович любил. Был не просто и не только, как почти все литераторы, самолюбив и злопамятен: нет, он был зол истерически, сладострастно».* Травил Надсона весь последний год жизни, до самой смерти. Умирая, Надсон и в горячечном бреду просил друзей защитить его от нападок Буренина. Читать об этой травле было страшно. И поэтому, встречая на ФБ карликов-бурениных (есть его яд, злость — но нет его ума и знаний) — мне жутко и омерзительно, одновременно. И невольно, такие же чувства к галерке, т.к. только благодаря ей, радующейся унижению и травле других, встречающей это одобрительным свистом и топотом ног, до сих пор среди нас ходят буренчики-бурёнки, делая насечки на ружьях — ещё один выпилился, маскируя свои комплексы неудачников с претензиями под святое дело — защита литературы.