Поздно мы с тобой поняли...

Лену оставили в больнице на две недели, и Евгений остро почувствовал невероятную вымораживающую пустоту рядом. Он и не предполагал, как много места в его жизни занимает Лена. И не просто занимает: он ощущал себя словно отполовиненным, будто какая-то очень важная часть него исчезла, и мир вокруг него поблёк, потерял яркие спелые краски. Он слонялся по вечерам из угла в угол по дому, который вдруг стал огромным и пустым, находил какие-то вещи Лены: то крем для рук на тумбочке у кровати – он откручивал крышку и нюхал нежный ванильный аромат; то шарфик в прихожей, который он прижимал к лицу и вдыхал еле уловимый лавандовый запах её духов. По утрам он брал её любимую чашку и пил свой ежеутренний кофе только из неё. Он даже в первые пару ночей не мог спать в их постели, которая теперь казалась слишком большой, и в которой ему было чертовски холодно. Укладывался внизу на диване, подложив под голову любимую подушку Лены и укрывшись пледом, которым любила укрываться она. Каждый день он приезжал к ней в больницу и какое-то время стоял перед дверью её палаты, набираясь сил, чтобы войти. В какие-то дни ему казалось, что Лена ощутимо идет на поправку: она была оживленной, улыбчивой, на щеках появлялся румянец. А в другие дни он снова замечал синеватые тени под глазами, мучнистую бледность в её лице, и улыбалась она ему через силу. Он тогда преувеличенно оживленно рассказывал какие-то забавные истории из его прошлой жизни и нынешней, на новой работе. Лена озабоченно выспрашивала, как он питается: это всегда был её пунктик – забота о его здоровье, и он прилежно перечислял всё, что он ест на завтрак и обед. Клава тоже бывала у Лены и с ним, и сама по себе, когда у неё выдавалось свободное время. Она опять перебралась к своему пельмяшу за город, чтобы скрасить вынужденное его одиночество. Иногда они оба натыкались друг на друга, бесцельно бродя по дому, словно в поисках потери. Работа была единственным в эти тягучие безрадостные дни, что приносило какое-то облегчение. Левандовский как в былые времена с головой впрягался в работу, навьючивал на себя уйму дел и порой только по деликатному покашливанию своей секретарши выныривал, наконец, из омута работы и обнаруживал за окном тьму египетскую, а на часах время, когда давно положено отдыхать. В этот день он запланировал прервать изматывающий марафон и после обеда пораньше заехать к Лене в больницу, чтобы завезти фрукты, которые ему привез знакомый, вернувшийся из теплых стран. На выходе из здания у него зазвонил телефон. - Здравствуйте, Евгений Николаевич. - О, Никита, приветствую. Давно не виделись. - Да, с того концерта Ираиды Степановны. Евгений, прижав плечом трубку к уху, закинул портфель в машину и забрался на водительское сиденье: - Ну, как твои успехи с учебой? - Всё замечательно, учусь с утра до вечера. Спасибо вам ещё раз за помощь. - Ничего не стоит. Обращайтесь, как говорится. А ты чего позвонил? Проблемы? Никита запнулся, потом ответил: - А мы можем встретиться? Левандовский посмотрел на часы, подумал, потом сказал: - Я сейчас заеду за посылкой, потом планировал к Елене Николаевне в больницу, а вот вечером буду свободен. - Елена Николаевна в больнице?– встревожился Никита. – Что-то серьезное? - Врачи говорят, всё вроде бы нормально, - ответил Евгений. - Держат на сохранении. Наблюдают. Но я как-то, знаешь ли, переживаю, что мне многого не говорят. - Евгений Николаевич, я могу выяснить по своим каналам, как там обстоят дела, - быстро сказал Никита. – Если что-то серьезное, можно подключить связи моего отца… - Никит, да я всех уже подключил. А вот если сможешь что-то выяснить, чего мне не договаривают, я буду тебе признателен. Ну, так что, встречаемся сегодня? - Да, давайте сегодня. А где вам удобно? - Давай в том итальянском ресторанчике возле моей городской квартиры, знаешь? - Ага. А в котором часу? - В семь, плюс-минус, идёт? - Договорились. Евгений отложил телефон и вырулил со стоянки. Предстоящая встреча с Никитой не давала ему покоя. Он понимал, о чем тот собрался разговоры разговаривать: Олеся. И вот здесь надо было понять, в каком ключе предстоит провести этот разговор. А для этого надо определиться, на чьей он стороне. Вернее не так. Конечно, он на стороне Леси, которую он считает, ни много ни мало, своей дочерью и поэтому в ответе за неё. Тем более сейчас, когда Лена озабочена своим здоровьем и тревожить её категорически запрещено. Евгению до вечера надо принять нелёгкое решение: кто из двух претендентов предпочтительнее для Олеси - стильный взрослый богатый красавец Морозов, отчего-то вбивший себе в голову, что он влюблен, или обычный земной добрый славный Никита, безо всяких сомнений по уши влюбленный в Олесю. И от его решения будет зависеть, что он скажет Никите. Когда Левандовский вошел в кафе, его встретила улыбчивая девушка-администратор и любезно проводила к цветочной решетчатой ширме, за которой в уютном приватном уголке его уже ждал Никита. - Привет, - Евгений пожал протянутую Никитой руку и сел напротив него. – Заказал что-нибудь? - Нет пока. Только кофе, - кивнул тот на дымящуюся перед ним изящную чашечку. - Тогда, по старой доброй традиции, пиццу? – подмигнул Евгений. - О, кстати, да! - оживился Никита. – Мы с вами здорово тем вечером посидели. - Только не обессудь, сегодня без коньяка, - Левандовский потер ладони и сделал заказ. Официантка убежала, а Евгений облокотился о столешницу: - Тебе привет. Никита настороженно уставился на него, потом, нервно сглотнув, спросил: - От… от кого? - От Сайко Николавны, - со смехом ответил Левандовский – у него было просто замечательное настроение. – Она сегодня просто молодцом. Я ей рассказал, что у нас с тобой встреча, а она мне поведала занимательнейшую историю про справочку для Сайко Николавны. Не переживай, никаких скелетов из твоих шкафов вынуто не было. Никита покраснел и одним глотком допил свой кофе, а Евгений внимательно посмотрел на него: - А ты думал, что я тебе от кого-то другого привет передаю? - Так о чем ты хотел поговорить? - не дождавшись ответа Никиты, спросил он. - Я..., хрипло начал тот. – Я хотел… В общем… Евгений Николаевич, я только с вами могу быть откровенен. Дело в том, что я... я очень люблю Олесю. И я очень боюсь, что теряю её насовсем. Что мне делать? Левандовский не успел ответить: появилась давешняя официантка с дымящейся пиццей. Когда она, расставив тарелки и чайник с чашками и пожелав приятного аппетита, ушла, Никита подался к нему и горячо заговорил: - Понимаете, мы тогда с ней расстались, и вроде бы она однозначно заявила, что между нами всё кончено. Я просто ушел с её пути, не захотел быть третьим лишним. Я думал, если мы не будем видеться, всё, в конце концов, как-то… уладится, забудется. Но ничего не кончается. Вот увидел её в тот вечер, после концерта и… Будто не было этих дней, что мы не виделись. Скажите мне, вы же взрослый, умный, опытный во всяких таких делах. Что делать? - Да уж, опытный, - иронично усмехнулся Евгений. – Как взрослый и умный, могу сказать тебе только одно: все мы в таких делах, если всё по-настоящему, абсолютно не опытные. Куда что девается, когда тебе не всё равно, когда ты любишь. А ответ на твой вопрос… Ну, во-первых, не спрашивать о таких вещах. Ответ в самом вопросе: делать надо. Не спрашивать, а делать. Никто всё равно лучше тебя не знает всей ситуации. Разводиться, как я понял, ты уже передумал? Никита опустил голову: - Передумал. Да я тогда так, сгоряча ляпнул про развод. От обиды. А сейчас... У меня только на это надежда, что она вернется ко мне, пока мы не разведены. - Хм, ну, так себе надежда. – Евгений придвинул к себе ломоть пиццы. – Подзапустил ты ситуацию, конечно. Извини, конечно, за риторический вопрос, но какого... ты тогда сбежал? В подполье ушел, на звонки не отвечал? Хотя чего уж теперь? Все мы задним умом сильны. Я так понимаю, ты собираешься вернуть Олесю? Никита решительно кивнул, мрачно глядя на своего собеседника. - И с чего ты решил, что не всё потеряно? - Я виделся с ней. Я что-то почувствовал…, - голос его внезапно охрип, - такое. Что я ей не безразличен. Что может быть не всё ещё потеряно. Морозов уехал, и она, возможно, избавилась от его потрясающего обаяния и стала понимать, что для неё важнее в жизни. - Ого, - поднял брови Левандовский. – Глубоко копаешь. Времени зря не терял, провел огромную мыслительную работу. Понимаешь, Никита. Ты мне чисто по-человечески глубоко симпатичен. Морозова я видел раза три в жизни, и он произвел… неоднозначное впечатление. Ясно одно. Он - человек решительный и Лесю так просто не оставит. Поэтому давай-ка, налегай на итальянскую кухню. На сытый желудок, может, и мысль какая умная придет. Они просидели в кафешке довольно долго. Никита постепенно оттаял, исчезла скованность. Он рассказывал об их знакомстве с Олесей, о том, как развивался их роман, о всяких забавных и романтичных случаях. Он даже светился, когда говорил об Олесе, и Евгений видел, как Никита оживает, выкарабкивается из своей депрессии. Никакой особенной стратегии они не выработали, но Никита воспрянул духом после их такого долгого вечернего разговора. Левандовский обещал подумать над их разговором. И расстались они оба в отличном расположении духа.