V. Твердыня преград

Первое время королева не видит ровным счётом ничего. Она слышала, как Роланд вошёл вслед за ней, но рыцарь сразу же куда-то исчез, словно свернул в какой-то невидимый для Дженни проход. Далее — то ли глаза привыкают к темноте, то ли в пещере становится светлее. Королева с удивлением узнает вокруг себя стены малого зала для совета. Что-то щекочет нос. Королева чихает, прикрыв на миг глаза. Когда Дженни снова их открывает — она уже не стоит на ногах, а сидит за овальным столом. В комнате много знакомых лиц — лорды-советники, наместники, воевода, другие короли с королевами. Каспиан единственный стоит на ногах. На лице короля явное раздражение. Он объявляет совет завершённым. Комната заполняется гулом и шумом отодвигаемых стульев. Дженни по инерции следует их примеру. — Дженнифер, — небрежно произносит Каспиан. — Останься на пару слов. Королева вздрагивает — ее так редко называют полным именем. По крайней мере, не в кругу семьи. Дженни усаживается обратно, королеве становится не по себе. Она смотрит на Каспиана, который, в свою очередь, не обращает на нее больше ни малейшего внимания. Он перебрасывается последними фразами с остальными, кому-то кивает, машет рукой Люси. Наконец, последний нарниец покидает комнату и Каспиан плотно закрывает за ним дверь. Смотрит на Дженни. Взгляд темноволосого короля — тяжёлый, не сулит ничего доброго. Королева невольно вжимается в кресло. — Нам есть о чем поговорить, не правда ли? У Дженни перехватывает дыхание. Она собирает все остатки мужества, чтобы выдержать его тяжёлый взгляд и не отвести глаз. — Я тебя слушаю, — Дженни все еще надеется, что разговор пойдет о чем-то другом. Лёгкая дрожь в голосе королевы Бесстрашной не в состоянии разжалобить Каспиана. Скорее наоборот, это его еще больше раздражает. — Ты снова не справилась со своими обязанностями. — Каспиан поджимает губы. Он долго терпел, оттягивая этот разговор. И даже подождав, пока все выйдут, он уже оказывает ей милость, которой, по его мнению, королева не заслужила. — У всех бывают трудные моменты, но ты постоянно слишком поверхностно относишься к своим обязанностям. Это не уважение к труду остальных. Сердце королевы начинает бешено биться. Хочется сгореть от стыда. Она таки не выдерживает и опускает взгляд на поверхность тяжёлого стола: — Я думала, я успею. На первый взгляд, там работы было — всего-ничего. Каспиан издаёт смешок, ничего доброго не предвещающий: — Знаешь что, ты уже не девочка, и не новоприбывшая. За столько лет можно было научиться рассчитывать время! За сколько времени платье заказывать или украшения к празднику — ты знаешь, а когда сесть за подсчёт податей, чтоб успеть — нет? Королева густо краснеет. Она почему-то была уверена, что это не срочно. И, она понимает, что оплошала. — Прости меня… — едва слышно произносит. — У остальных просить прощения будешь. У всех была равная доля, и только из-за тебя так получилось, что мы собрались впустую. У остальных, почему-то, времени хватило. Обычно острой на язык королеве нечего ответить. Каспиан прав. Она могла бы придумать отговорку, что-то связанное с плохим сном совсем маленького Уильяма или другое что, но врать о подобном — ниже преисподней для королевы. — Я научусь правильно распоряжаться своим временем… Каспиан отходит в сторону, зарываясь ладонью в длинные волосы: — Если бы это только сейчас! А не отправленные вовремя приглашения? А то, что тисрок ответа два месяца дожидался, потому что ты думала, что ответила уже, а на самом деле — нет? И вообще, если тебе один раз озвучили твою ответственность — ты должна сама знать, что пора начинать. А ты вечно начинаешь только после пятого напоминания! Как будто ждёшь, а вдруг они не вспомнят? — Это не так, — слабым голосом пытается защищаться королева. — Просто, когда дети… — У всех дети! — отрезает Каспиан. Король щурится. — Знаешь, мне жалко Питера, который безропотно тянет не только свои обязанности, но и твои. И каждый раз, когда он не в Кэр-Паравале, как сегодня, ты позоришь его и себя своей безответственностью! Король вглядывается в часто хлопающую ресницами королеву. Не сдерживается и закатывает глаза: — Ну, давай, еще расплачься здесь! Дженни мотает головой, не в силах выдавить из себя ответа. — Я очень надеюсь, что ты сделаешь выводы и мне не придется поднимать этот вопрос в присутствии остальных. Королева кивает, пялясь на статую в противоположной от Каспиана стороне. — С тобой невозможно разговаривать, как со взрослым человеком! — выплёвывает король, направляясь в сторону двери. Оставшись одна в комнате, королева прикрывает ладонями глаза, пытаясь успокоиться. Внутри все неприятно сжимается, когда мозг упрямо снова и снова прокручивает укоры и доводы пятого короля. Дженни кажется, что она засыпает, утонув в собственных грызущих ее мыслях. Через какое-то время она просыпается. Дома. Нет, ДОМА. Где у нее нет ни короны, ни детей, ни подданных. Дженни отбрасывает серое одеяло с мишками от Me to you и опускает ноги на светлый ковер. Взгляд бездумно падает на рабочий стол, над которым в форме сердечка приклеены несколько десятков снимков: они с подружками на выходных в Париже, поклон после премьеры «Ромео и Джульетты», папа держит перед ней торт с двадцатью цветными свечами… На столе много книг и блокнотов с конспектами. Ей уже или всего двадцать? Снова? Ровно год, как ее выбросило обратно из Нарнии, на этот раз — навсегда. Это случилось так неожиданно, что она с ним даже попрощаться не успела. Поначалу было трудно свыкнуться с этой мыслью и Дженни не выдержала и все рассказала. Сначала двум лучшим подругам, потом — маме. И, вместо того, чтобы помочь ей отыскать путь обратно, Дженни отвели к врачу. Психолог доктор Фрост убедила маму, что все в порядке. Дженни слишком долго пролежала без сознания после пожара, в это время мозг выдал слишком реалистичную фантазию и она ее скоро забудет, как мы забываем сны. Тогда Дженни решила подыграть и когда ее через неделю спросили о Нарнии, она сначала долго хмурилась, притворяясь, что не помнит, что это. Мама с папой сияли от радости — доктор была права, это не отклонение, дочь здорова! Вместо разговоров, Дженни ведет дневник на ноутбуке, занося туда все, что она помнила. Все упоминания нарнийцев об Англии. Она уверена, что найдет сведения о них, что они все действительно жили там же, где живет она. Так она хотя бы самой себе докажет, что Нарния — не ее фантазия. Хорошо, когда ты — студентка. Хорошо, когда тебе разрешают выбрать тему Второй мировой для исследования. Хорошо, что сотрудники архивов идут тебе на встречу, когда ты протягиваешь им студенческий и подписанный профессором документ об исследовании. Дженни открывает штору — на улице почти никого нет, солнце только встает. Она наспех натягивает на себя мятые джины и свитер оверсайз. Наспех завязывает шнурки на кроссовках, которые уже давно пора было бы помыть и хватает со стула небольшой рюкзак. На улице Дженни отстёгивает замок велосипеда и отправляется в путь. Не очень близкий — около получаса. Но так, у нее хотя-бы будет время мысленно подготовить себя к тому, что она вот-вот увидит. По дороге Дженни проезжает мимо клумбы с крупными ромашками. Зачем-то тормозит и осторожно кладет велосипед на асфальт. Оборачивается на пустые улицы и принимается рвать цветы. Когда девятнадцатая ромашка сорвана — кто-то начинает издалека кричать на нее, Дженни натягивает капюшон свитера на глаза, бросается к велосипеду, цветы опускает в корзину на руле и как можно быстрее крутит педали. Вот она на месте. Несмотря на пустоту, из-за легкого тумана и пения птиц это место кажется прекрасным. Хайгейтское кладбище. Здесь уже давно никого не хоронят. Дженни оставляет велосипед возле столба и входит в старые ворота. Достает из рюкзака бумаги: номер секции с участком и распечатанная карта Хайгейта. Ей не нужна центральная часть, привлекающая туристов. Она минует мощеные дорожки и вскоре едва видимая тропа почти полностью покрывается зарослями. Дженни оглядывается по сторонам: большинство могильных камней покосилось или разрушено по давлением корневищ деревьев. Вьющиеся растения покрывают каменные кресты и полуразрушенные потемневшие статуи. Вот указатель, заметно выделяющийся на фоне столетних надгробий свежей краской. Видимо, недавно поставили. Номер 57… Пожалуй, она почти на месте. Приходится сойти с тропы и пробираться сквозь иногда колючие заросли и крапиву. Дженни вглядывается в серые надгробия, пытаясь разобрать написанное. Что-то цепляет ее в небольшом сером камне с округлой верхушкой. Дженни наклоняется к нему и разрывает вьющееся растение поверх него, после протирая камень от пыли и земли рукавом свитера. Сердце пропускает несколько ударов. Дженни падает на колени, опуская у камня букет крупных ромашек разной длинны.

Питер Альберт Певенси 1930 — 1949

Никакой эпитафии, изображений, текста. — Ну, здравствуй, любовь моя. Дженни вглядывается в потускневший камень. Как странно: такая скромная, забытая всеми могила для Верховного короля могущественной Нарнии. Дженни подсчитывает в голове возраст и все сходится: крушение поезда, о котором упоминал Питер и о котором она нашла в пожелтевших архивных газетах. Ей даже не разрешили их касаться без перчаток и сделать копии — только фото на телефон. Когда ему было девятнадцать — он попал в Нарнию, в последний раз. А еще через два года она пришла к нему. — Сегодня я прогуляю первое занятие. Ты бы не одобрил, правда? Дженни тянется за телефоном и смотрит на время: семь сорок пять. Если бы она ушла прямо сейчас — то, возможно бы еще успела. Вокруг поют птицы. Много-много птиц. И Дженни невольно задается вопросом, не пытаются ли они подслушать их разговор. — Я рада, что нашла тебя! Я всегда знала, что ты рядом, хотя они мне не поверили, представляешь? Хорошо тебе, у тебя были дядя с тетей и Эд, и Люси, и Сью. Они тоже знали о Нарнии не отправляли тебя к психотерапевту после твоих воспоминаний. Дженни замолкает. Взгляд блуждает по неровности надгробного камня и ей кажется, что в царапинах ближе к левому краю она видит очертания льва. Дженни сглатывает и проводит ладонью по изображению. — Я знаю, что тебе тоже трудно. Надеюсь, ты хотя бы высыпаешься. У Роберта вот-вот начнется трудный период — постарайся на него не кричать. А Уиллу очень нужна твоя поддержка. Он всегда был таким нежным… В горле встает ком. Дженни замолкает на некоторое время. — А знаешь, я тебя понимаю теперь. Ты мне рассказывал, как вы вернулись обратно после вашего первого, долгого правления. И как было трудно принять то, что ты — подросток, когда там ты был уже таким взрослым. Мама приходит поцеловать меня перед сном, а папа — встречает на улице, когда я задерживаюсь допоздна где-нибудь. Забавно, правда? Дженни опускается на траву спиной, смотрит на плывущие по небу облака. Уже целый год, как жизнь здесь, в Лондоне, кажется ей не настоящей. Дженни задумывается, пытаясь вспомнить последние мгновения в Нарнии. Что с ней стало? Просто ушла, как Певенси в свое время дважды, или же умерла? — Если ты умер здесь, а я — там, значит, мы больше никогда не пересечемся? Учти, если пользуясь моим отсутствием, ты на тельмаринок заглядываться начнешь — я тебя достану даже отсюда и придушу собственными руками! Перед глазами встает такое питеровское выражение лица со слегка приподнятыми бровями и «ну сколько можно?!» в глазах. Дженни не сдерживает смеха, а вместе с ним почему-то начинают течь слезы. — Люблю тебя, дурачок. И не нужно мне тут глазки строить! Дженни прикрывает глаза. Солнце уже поднялось достаточно высоко, чтобы прямые лучи осветили неподвластное времени царство Хайгейта. Становится слишком жарко в свитере. Воображение рисует Питера совсем почти мальчиком, каким он был здесь. Представляет на нем одежду, которую показывают в фильмах о войне: брюки, светлая рубашка и вязаный жилет поверх. Голубой, чтоб под цвет глаз. Еще Дженни представляет кожаную сумку через плечо, под завязку забитую книгами по анатомии и медицине. И латынь. Конечно, самая большая книга — это словарь. Он бросает тяжелую сумку на траву и ложится рядом с ней. Она отчетливо чувствует тепло, исходящее от него. Они молча лежат на траве, глядя на проплывающие сверху облака. Дженни очень хотелось бы, чтобы он что-то сказал. Но он молчит и она не настаивает. — И не тяжело тебе каждый день таскать на плече полбиблиотеки? — так и не открывая глаз, спрашивает. — А, конечно, ты же король и воин у меня, доспехи уж точно твои не меньше весили. В кармане вибрирует мобильный. — Извини. Дженни нехотя отрывает глаза и тянется за телефоном. Сообщение от одногрупницы. Дженни смотрит на часы — начало десятого. — Черт… Прости, мне кажется, пора. Дженни оборачивается в сторону, но ни светловолосого мальчика в голубой вязаной жилетке, ни сумки с кипой книг рядом нет. Дженни разочарованно вздыхает, поднимаясь на ноги. Свитер испачкан травой, но ее это не волнует. Дженни снова смотрит на старый камень. — Пит, я приду завтра снова, хорошо? Ты же не будешь занят?