V. Твердыня преград

— А глаза королевы, когда она узнала, что половину суфле развеселившиеся теревинфские принцессы, вместе с молодыми придворными орландцами, с кухни стащили?! — Дженни хватается за перила лестницы и загибается в приступе смеха, — и что их Тритстан на это подговорил, а леди Люси — поваров отвлекала?! — Тише, Джен, люди спят! — Питер с широкой ухмылкой на лице сначала оглядывается по сторонам, а затем бросает взгляд на широкое дворцовое окно, за которым алеет рассвет. — А когда Сью под столом сбросила туфли, а их Эд умыкнул в отместку за то, что она на корабле лучшую каюту забрала?! — снова заливается смехом королева Бесстрашная. Пит лишь закатывает глаза, а затем примеряется и резко дергает на себя королеву, подхватывая правой рукой и перекидывая себе через плечо. Так они явно быстрее доберутся до спальни. К рассвету алкоголь практически выветрился из его разума, так что в собственной координации и сохранности королевы на собственном плече он уверен. Чего нельзя сказать о самой Дженнифер, которая наоборот к утру разошлась еще больше и с каждой ступенькой помпезной анвардской лестницы вспоминала ровно по одному смешному моменту из сегодняшнего бала. В таком ритме до своей спальни они доберутся не раньше, чем к обеду. И если б Дженни еще хотя бы чуть тише разговаривала, а не переходила на восторженный визг каждую секунду. Они едва ли не последними ушли из зала, когда все остальные представители короны были уже в постелях. Кроме самых молодых, кажется. Раймундо, Елизар, Рошель и Аурелия ускользнули куда-то в сады перед самым рассветом, как только леди королевы Мириам тоже отправились спать, как и сами король с королевой. И вот как они с Джен так долго протянули на празднике? Питер задумывается и понимает, как. Ему до сих пор до ужаса стыдно и неловко перед королем — заняться любовью, как непонятно-кто, в каморке перед самим бальным залом. Ему бы самому, в Кэр-Паравале, такое поведение гостей явно не пришлось бы по нраву. Поэтому Питер твердо решает, что обязательно сделает что-то хорошее для Орландии, чтобы хоть как-то загладить свою вину. В которой он ни в коем случае не признается. «Смена дислокации» никак не отражается на королеве, которая, даже будучи перекинутой через плечо Питера, продолжает с захлебом упоминать все провальные моменты бала и при том заразительно смеется. — …а этот поцелуй Лючии с тем мальчиком?! Ты видел, как он ее обнимал при этом? А глаза Мириам? Да у нее вино все из бокала вылилось, пока она на них смотрела! А говорила, что принцесса пока что не интересуется ни замужеством, ни молодыми людьми! Что скажет двор?! Эх, где мои девятнадцать лет?! Да, даже Питер заметил, что провальнее бала у степенного Анварда при его жизни еще не было. Не то, чтобы праздник не удался. Наоборот — удался на славу! Просто король с королевой настолько помешаны на том, как принято делать: оттенок салфеток, количество вспышек салюта, сколько миллиметров между кромкой тарелки и столовым прибором… А в этот раз все, что только можно, пошло не по плану, начиная от их с Каспианом приезда. — Тебе было девятнадцать, когда ты только в Нарнию попала. — отвечает Питер. — И? Ты хоть раз вот так целовал меня на балу, при всех, на радость сплетникам? — Нет. Ты первая целоваться полезла, так что извини. Вместо ответа королева достаточно легко бьет его по плечу, выражая этим все, что о нем думает. — Аслан, наконец-то! — Питер наконец достигает спальни Дженни, толкает дверь и опускает ее на пол. Дженни принимается напевать какую-то быструю мелодию и вприпрыжку кружить по комнате, задирая и без того помявшееся платье аж до колен. Питер запирает дверь и устало стаскивает обувь. Дженни врезается в него: — Слушай, а давай сбежим? Гроза волков вскидывает бровь: — От кого? От детей? Джен поджимает губы: — Гоблин… Нет, от них нельзя. Хотя, в прошлый раз Роберт меня отпустил к тебе. Может, и в этот раз спросить? Пит закатывает глаза: — Спать ложись, сбегатель. Завтра о побеге поговорим. Дженни сопротивляется еще с четверть часа, описывая романтичные картины их побега от королевской повседневности: яблоневые сады, лавандовые поля, пустынные пляжи, две белых лошади и звездные ночи. Наконец Питеру удается уложить ее в постель. Дженни на несколько мгновений утихает и прижимается к нему: — Питер? — М-м-м? — Пожалуйста, не уезжай в Теревинфию. Питер медлит, поглаживая ее растрепавшиеся волосы: — Солнышко, я не могу. К тому же, это не так уж и долго займет. Еще до начала лета я снова буду рядом с тобой. — Прошу, не бросай меня снова так надолго. Я больше выдержу, — тихо добавляет королева. Питер глубоко вздыхает. Что-то внутри обрывается от ее голоса. — Ладно, я поговорю с Эдмундом, возможно, он согласится меня заменить. Дженни приподнимается над подушкой: — Обещаешь? — Обещаю. А сейчас — спи. *** Елизар находит Лючию на небольшой террасе в компании королевы Люси. Леди сидят за настольной игрой, однако, как только присматриваешься к ним — становится ясно, что доска и цветные камушки на ней не более, чем декорация. Королева что-то объясняет принцессе пониженным тоном, а сама же Лючия постоянно смотрит на собственные коленки, время от времени кивая. Постояв в арке несколько секунд и так и не оказавшись замеченным, Елизар негромко стучит кулаком по стене, обращая на себя внимание. Обе дамы замолкают и поднимают на него глаза. — Мое почтение, королева и… принцесса, — юный граф коротко кланяется. — Лючи, можно тебя на пару минут? По тону Елизара видно, что он раздражен и в нетерпении. А еще, вид у него довольно помятый. После бала ему удалось поспать не более двух часов. Лючи сразу же понимает, в чем проблема. — На два слова о том… что вчера произошло? Граф медлит, с опаской поглядывая на Люси, а затем кивает. Принцесса жестом приглашает его присесть рядом на оббитую бархатом банкетку: — Говори тут. Люси в курсе абсолютно всего. Елизар все еще мнется, но затем все-таки выдавливает из себя: — Родители ждут меня сегодня для разговора. Я думаю, речь пойдет… — Я знаю, меня ждет то же самое. — отвечает Лючи. — Да, но ты не была до этого в отношениях с кем-то другим! — повышает голос Елизар. — Как я им это все объясню?! Принцесса вздрагивает, словно от пощечины: — Елизар, я уже говорила тебе, что скажу всем правду, возьму вину на себя. Ведь это действительно только моя вина. Люси откладывает в сторону одну из фишек, которую до этого нервно крутила в руках. Королева оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что вокруг нет лишних ушей. На минуту на веранде наступает молчание. Слышно, как в садах журчат фонтаны. А еще, где-то чуть дальше, на улице играют дети. — Прямо все? — встреет Люси. — С самого начала, о твоих чувствах к Наиву, попытках обратить на себя его внимание, которые длились годами и то, что поцелуй с человеком, с которым тебя ничего не связывает, кроме старой дружбы, был сделан назло теревинфийцу? А еще, так как вы уже стали поводом для слухов номер один — не думаю, что тебе понравится, когда и о твоей безответной любви к Наиву будет судачить весь Анвард. А я, прожив здесь три года, знаю, что он будет. Лючия не отвечает. Нет, такая перспектива ее явно не прельщает. — Но если не сказать правды, пострадает наша честь! — резко замечает Елизар. — Мальчик мой, она уже пострадала, — разводит руками Люси. — Многие знали, что ты ухаживаешь за Гиа. И тут — прилюдный поцелуй с принцессой! И ее, кстати, из вас всех мне жаль больше всего! Елизар недовольно поджимает губы. Ему хочется возразить королеве, что он уже давно не какой-то мальчик, но он почему-то сдерживается. Вместо него отзывается Лючия: — Люси, у тебя есть идеи? Королева облокачивается о спинку своего кресла, задумчиво глядя на принцессу: — Есть, одна. И я не думаю, что она вам понравится. Но я также не думаю, что у вас есть другие варианты. Принцесса подается вперед: — Не тяни! Королева одаривает молодых людей проницательным взглядом: — Когда вы оба будете объяснять произошедшее родителям — врите, что влюбились без памяти! Ты, Елизар, увидел Лючию такой прекрасной на балу и понял, что все это время она была для тебя нечто большим, чем просто сестрой лучшего друга! А ты, Лючия, была поражена его ловкостью в играх со шпагами и почувствовала то же самое! Вы — молоды и глупости ради любви вам, возможно не сразу, но простят. Оба кривятся. Первым отзывается граф: — А дальше? Люси смотрит на него, как на идиота: — А дальше — играйте любовь, где-то с месяц! Не стоит переигрывать, но пару раз в неделю вам нужно бывать вдвоем на виду: пойдите прогуляться в сад, сядьте рядом во время трапезы, отправьтесь кататься на лошадях. Пусть Анвард видит, что их принцесса — не легкомысленна, а нежно влюблена. Лючи действительно не очень по нраву такая идея. Но если это цена почти потерянной чести… — Ты сказала, месяц? — уточняет принцесса. — А что же дальше? — А дальше, — отвечает нарнийка, — либо вы ссоритесь, либо понимаете, что совсем друг другу не подходите. Вам решать. И уж потом можно снова перестать притворяться. Но сейчас — чтоб как голубки ворковали! И еще! Взгляд Люси становится строгим. Она сначала долго смотрит в глаза Елизару, затем — Лючии: — Вы оба идете к Гиа и объясняете ей ситуацию. Без лжи, как есть. Я надеюсь, Елизар, она сможет тебя простить. Но я бы вряд ли простила. Вид у молодых людей — как у двух очень сильно нашкодивших котят. Оба, без большой охоты, но с чувством долга принимают условия Люси и покидают террасу, зачем-то снова поклонившись королеве. *** — Наконец-то я тебя нашел. Тристан, который подносил было бокал с виски к губам, замирает и оглядывает Эдмунда с ног до головы: на нем высокие сапоги, холщовые брюки, плотная куртка, а на поясе висит меч. — Куда-то собрался? — удивляется орландец. — Да. Мы отплываем в Теревинфию сегодня ночью. Планировали через неделю, но море почему—то очень неспокойное в этом году. А отправься мы прямо сейчас — есть все шансы словить попутный ветер и мигом домчаться до далекого острова. Тристан смотрит на короля с непониманием: — Постой… Ты тут причем? Я думал, Каспиан с Питером плывут. Эд закатывает глаза: — Да. Но Пит упросил меня его заменить. Так и не притронувшись к виски, Тристан опускает бокал на низкий столик: — Тогда, я надеюсь, что он валялся у тебя в ногах и умолял со слезами на глазах. Иначе я представить не могу, с какой радости ты куда-то повеешься так рано! Мои игры завтра вечером! Эд усмехается: — Ну, извини. И, хоть мы с тобой так и не сыграли в шахматы, я признаю свою вину и ты получишь свою корону ни от кого иного, как от самого Верховного короля Нарнии. Тристан лишь недоверчиво щурится в ответ. Эд хохочет: — Я запросил твою корону, как цену за свою услугу. — Это конечно приятно, но… Ты только приехал! Эдмунд улыбается краешком рта: — Еще приеду. А вообще, подустал я. — От чего?! — не понимает Тристан. — Эта темненькая девочка из Теревинфии… Она постоянно за мной ходит! Только сегодня три раза якобы «случайно» в меня врезалась! Я иду гулять в сад с детьми — она там, помощь предлагает! Сижу в зале во время обеда — она садится рядом, что-то бормоча о том, что все места заняты, хотя на самом деле… — Эд, — на лице орландца издевательская ухмылка, — тебе сколько лет? За тобой что, «девочки» никогда не бегали? Ты ж вроде и не совсем страшный!