Как разрушить свою жизнь: инструкция для чайников

Вожделенные переливы мелодии входящего звонка вызывали в моей душе смешанные чувства — с одной стороны, от радости я была готова скакать по комнате аки сдуру объевшаяся белены коза, но с другой, происходящее вызывало у меня священный ужас, на который тело реагировало повышенным потоотделением в районе ладошек. Тот факт, что мое самообладание на пару с душевным спокойствием в ритме гарлем-шейка убежали в закат, был неудивителен по целому ряду причин, главной из которых был мой придурковатый внешний вид: растянутая футболка с танцующими тектоник штурмовиками, собранные на затылке в похожую на подравшегося пьяного осьминога пумпочку волосы и щедро намазанная ядрено-зеленым кремом от прыщей щека. Мда уж, не ради такого в свое время войны да турниры устраивались… Что же делать, что же делать, что же делать?! Тональность мелодии звонка не менялась, но нарастающая паника заставляла ее звучать в моей голове все возмущеннее и требовательнее. Растерянно всплеснув руками, я пошла на отчаянный шаг - правой рукой распустила «пумпочку» и кое-как пригладила мятежные космы, а левой не глядя стерла с щеки малахитовую россыпь точек лечебного крема. Клик. Ноутбук умолк, и через секунду пиксели потемневшего монитора сложились в улыбающееся лицо Тома. - Кажется, мне стоило подождать пару минут, прежде чем звонить? – мужчина лукаво прищурился и поудобнее устроился за столом. - Поверь, даже дай ты мне целый час, я бы все равно какое-то время металась по комнате как полоумная и не могла ответить, думая, что со мной что-то не так. - Даже если что-то и было не так, то тебе хватило нескольких секунд, чтобы это исправить, - англичанин светло улыбнулся. «Ага, конечно. Грязный лжец, я до сих пор чувствую на щеке разводы от крема! Наверняка я сейчас похожа на торчащего в засаде спецназовца, ибо зеленее этого чудо-зелья может быть только таежный мох!» - в попытке успокоить разбушевавшиеся нервы, я украдкой взглянула на изображение со своей веб-камеры. Камуфляжных разводов на лице, к счастью, не обнаружилось, но вот прическа нездорово напоминала разоренный сеновал. Черт, а ведь ванильный пучок выглядел по сравнению с этим вполне неплохо… - Это что, танцующие штурмовики? – мужчина нагнулся ближе к экрану и прищурился, - Мне нравится. Ни разу не видел таких забавных рисунков по «Звездным войнам». Я нервозно улыбнулась в ответ. Молодец, перевел тему. Хотя тебе, пожалуй, все равно воспитание не позволило бы сказать, что я выгляжу так, будто мои волосы пару часов методично пытал полоумный стилист. - Это Джесси Лонерган. Забавный художник - у него есть целая серия рисунков с танцующими супергероями и злодеями. Была там и парочка штурмовиков, — я ткнула пальцем в первого и третьего, - Остальных я дорисовала сама. Правда, разница между моими и оригинальными все же довольно большая — мои заметно толще. - Не скажи ты мне об этом, я бы и не заметил, - Том еще несколько секунд внимательно изучал рисунок, но потом неожиданно покраснел и смущенно кашлянул, - Прости, это наверное было грубо. - Эм… Что именно? – я искренне не понимала, о чем речь и судорожно перебирала в голове все возможные причины, по которым происходящее могло быть квалифицированно как нечто неподобающее. Может тут и правда есть, на что обижаться, а я, «дярёвня», не поняла на что? - Ну, они нарисованы, м-м-м... – британец вздохнул, будто в последний раз, - Не-в-том-месте-которое-мужчине-стоит-так-пристально-рассматривать-при-общении-с-дамой. Особенно, если это всего второй разговор. Выпаленное скороговоркой признание заставило меня расплыться в идиотской, полной умиления улыбке. Боже, неужели в мире еще существуют мужчины, которые считают даже ненамеренное созерцание женской груди недостойным занятием? - Ты, в первую очередь, смотрел на футболку, а не на то, что под ней, так что моя девичья честь, равно как и твоя джентльменская репутация, по-прежнему кристально чисты. - Слава Всевышнему, а то я уж было начал опасаться, что буду за это жестоко отвергнут, причем, без права на реабилитацию в твоих глазах, - англичанин озорно вскинул брови и отпил чаю. «Отвергнут… Ага, щас! Разве что вместе со здравым смыслом!», - я бесстыдно залюбовалась его тонкими губами и скульптурно-тонкой линией подбородка. До чего же, шельма, хорош… - Так, выходит, ты художник? Сознанию в строчном порядке пришлось избавляться от упирающееся всеми конечностями наваждения. «Мог бы и подольше чай пить…», - возмущенно буркнул внутренний голос. - Можно и так сказать. Рисование – моя большая страсть. Правда на жизнь я себе эти не никогда не зарабатывала – боялась опошлить любимое занятие деньгами и потерять к нему вкус. - Зря. Искусство такая штука, что просто не может наскучить, - мужчина задумчиво поправил широкий браслет часов. Фух, похоже моего «залипона» он не заметил, - Ты могла бы работать в крупной кинокомпании и придумывать концепты персонажей, костюмы для них, грим… Думаю, это безумно интересно и не смогло бы тебе наскучить. - Возможно ты и прав, но я нигде этому не училась, - я пожала плечами и недовольно нахмурилась. Том задел за больное, ненароком смахнув пыль с давно забытой и убранной в самый темный угол мечты, - Так что у меня все равно не было никаких шансов попасть на такую работу. - Никогда и ничто не называй невозможным, - британец вдохновлено сверкнул серебристыми глазами, - Возможно все. В конце концов, у целей и мечтаний нет никаких барьеров и пределов, кроме тех, что воздвигаем мы сами. Так чем же ты все-таки занимаешься? - Вообще я журналист, но рытье в новостях мне быстро приелось. Это не самая приятная и чистая работа. В один прекрасный момент ты просто начинаешь понимать, что от всей этой подковерной экономической и политической возни, бесконечных убийств, изнасилований, ЧП и краж бюджетных денег, в которых тебе приходится разбираться, налипшей на тебя грязи и дерьма становится куда больше, чем есть тебя самого, - я невесело хмыкнула, - Когда я окончательно решила от этого всего уйти, я поняла, что достойных изданий о кино и театре в России нет, а рыться в чужом грязном белье и работать на какой-нибудь дурацкий подростковый журнальчик мне не хотелось. Единственной адекватной альтернативой была работа пресс-секретарем в каком-нибудь театре или кинокомпании. В итоге, с третьего курса я стажировалась, а потом и работала в пресс-службе Мариинского театра. Это в Санкт-Петербурге – чудесное место… А потом все как-то закрутилось, я снова ушла в журналистику, потом снова бросила и в итоге я здесь, - я развела руки в стороны, как выходящий на поклон иллюзионист, - Пока, правда, без работы. Хотя, если честно, я пока даже не знаю толком, чего хочу... А чем занимаешься ты? - Развлекаюсь, путешествую и примеряю на себя чужие судьбы, - я непонимающе прищурилась, - Я актер. Снимаюсь в фильмах, но сейчас подумываю вернуться в... Эй, ты чего? В одно мгновение вся кровь прилила к моей несчастной голове, отчего щеки стали кумачовее советского флага, а охваченный стыдом мозг запылал похлеще Москвы в 1812 году. Ох, чего только в этот момент не отражалось на моем лице — смущение, замешательство, удивление, неловкость, стыд и даже ужас. Выразить же обуявший меня обалдайс в вербальной форме представлялось совершенно нереальным уже хотя бы потому, что я забыла все известные мне слова. Даже русские. Даже нецензурные. Том не видел моих до боли зажмурившихся глаз, но, судя по озабоченному бормотанию, которого я сейчас, в силу своего состояния, не могла разобрать, похоже слышал мои приглушенные, похожие на крики простуженного, голодного пеликана скорбные стоны. Ну конечно, вот почему он показался мне знакомым! Дуреха, я же видела целую кучу фильмов с его участием! Еще сидела поражалась, мол какой талантливый мужчина, надо бы узнать о нем побольше. Ох, куриные мои мозги... - Очешуеть, я чуть не покалечила любимца всей женской половины населения Земли… - в голове уже начали проноситься не самые вдохновляющие картины с хором ревущих в интернете армиях фанаток, миллионах твитов с хештегами «хиддлсвыздоравливай» и «давайтеубьемэтусуку», злобно поблескивающие в кустах у моего дома глаза самых рьяных поклонниц и, собственно, сами сцены моей экзекуции в их исполнении. Актера моя реакция, похоже, удивила, но, судя по раздавшемуся через секунду из динамиков легкому, светлому смеху, она его еще и неимоверно развеселила. - Ты правда меня не узнала? - не отнимая рук от лица и не прекращая стыдливо сопеть, я энергично помотала головой, - Нет, я не то чтобы очень звездился и хотел, чтобы мне женщины бросались на шею, но я до последнего не верил, что ты не знала, кто я. - Даже боюсь представить, что бы было, узнай я тебя сразу. Пресвятые троглодиты, мне до этого-то было чудовищно стыдно, а сейчас я вообще не знаю, куда себя деть! - я нервно хихикнула и запустила подрагивающие пальцы в растрепанные космы, - Шутка ли — чуть не сбить живое достояние Британской короны. - Ты мне льстишь. И не переживай, здесь нет твоей вины, - Том ласково улыбнулся, от чего мои щеки стали еще пунцовее, - И если честно, то лучше бы ты на меня наехала. Не думаю, что я бы сильно от этого пострадал, но тебе бы тогда досталось значительно меньше. И в любом случае, даже случись что серьезное, мир бы не так много потерял. Мужчина безмятежно пожал плечами и допил свой чай, который, судя по прочертившей тонкую переносицу недовольной морщинке, уже был совсем холодным. Я недоверчиво фыркнула. - Ну, во-первых, твоя семья мне бы этого не простила, а, во-вторых, я бы на твоем месте не прибеднялась. Я видела тебя в «Пустой короне» и в «Глубоком синем море», и во «Мстителях»... Ты просто потрясающий актер! - тонкие губы мужчины тронула скромная полуулыбка, которая эхом отозвалась на моих. На секунду замолкнув, я продолжила говорить, но уже гораздо тише, - Знаешь, это так странно... Тебя обожает весь мир, ты - звезда мирового масштаба, а я обычный, ничем не примечательный человек в толпе, но мы как-то умудрились встретиться и сейчас вот так просто сидим и болтаем по скайпу, - я потрясенно хмыкнула, - И что самое удивительное, я не вижу в тебе ожидаемого бесконечного пафоса, самолюбования или эгоцентризма... Если честно, то я вообще еще не встречала подобных тебе людей — добрых настолько, что сам воздух от них становится светлее. И то, что ты не начал кричать, угрожать и ругаться тогда, а просто мне помог, хотя и не был обязан этого делать, это... Это дорогого стоит. - Для меня тоже странно разговаривать с кем-то, кто видит во мне прежде всего человека, а не подходящего актера для скучного фильма, недосягаемого небожителя или объект фантазий, - Том смущенно хмыкнул и рассеяно потер шею, - Раз уж мы начали с откровений, то ты тоже стала для меня открытием. Мне уже давно не было так легко общаться с кем-то, не касаясь при этом залапанных до дыр тем моих ролей, творческих планов и личной жизни. Я наконец-то не чувствовал себя роботом, который отвечает на привычные вопросы заученными репликами, в которых уже давно ничего не менялось – даже интонация. И ты… Ты очень честный человек. Говоришь что думаешь, не подбираешь слов и не стараешься быть лучше, чем ты есть на самом деле. И это потрясающе. Я кротко потупила взгляд и попыталась спрятать широченную счастливую улыбку. Слышать такие слова, еще и от такого мужчины — это ли не прекрасно? Набравшись храбрости, я снова подняла взгляд на экран и уже было собралась сказать что-то настолько же милое в ответ, как увидела за спиной Тома гигантский, под завязку забитый книгами шкаф. Из груди против воли вырвался восхищенный полувздох-полустон. - Если я когда-нибудь узнаю твой адрес – я тебя ограблю! Мужчина непонимающе и даже как-то разочарованно нахмурился, но, проследив траекторию, моего взгляда расхохотался. - Расстаться с ними насовсем я не готов, но отдать на время могу хоть все! Причем сразу, - изящная рука в щедром, барском жесте описала в воздухе широкую дугу, - Неужели ты любишь книги еще больше, чем я? - Ну, об этом я судить не берусь, но могу сказать точно - если я не прочитала за неделю хотя бы одну книгу - ее смело можно считать прожитой зря! - с трудом отведя плотоядный взгляд от книг, я взглянула на весело усмехающегося Тома, который похоже, ждал дополнительных объяснений, - Как бы это объяснить… Книги, они как сцена для тех, кого природа обделила актерским талантом. Погружаясь в их мир, ты можешь проживать тысячи жизней и судеб, только делаешь это не у всех на виду. Когда читаешь, ты будто попадаешь в театр одного актера, в котором ты и сценарист, и режиссер, и гример, и декоратор, и зритель. Ты сам создаешь в своем воображении целую вселенную, населяешь ее персонажами, даешь ей солнце, дожди, ночную темень, страсти, приключения, азарт… - Думаешь, тебе не досталось актерского таланта? - Том недоверчиво собрал брови над переносицей. Мои вдохновенно вырисовывавшие до этого в воздухе очертания занавеса руки безжизненно рухнули на кровать. - Пф-ф-ф, смеешься? Я даже стихотворение не могу нормально прочитать – интонация такая, будто я это делаю под дулом пистолета, а ноги при этом опущены в таз с тарантулами. Актер скептически фыкнул. - Не верю! Прочитай мне что-нибудь, - тут уже настала моя очередь скорчить недоверчивую моську, - Я серьезно! Мне кажется, ты прибедняешься. Мужчина смотрел на меня так умоляюще, что отказаться было практически невозможно. - У меня не получится, и ты будешь смеяться… - Не буду, обещаю, - мое смущенное бормотание украсило глаза Тома россыпью улыбчивых морщинок, - Главное, читай так, будто кроме тебя здесь никого нет. Забудь обо мне и читай так, как чувствуешь - живи тем, что говоришь. И тогда все будет идеально. У тебя прекрасный голос и в тебе столько эмоций и страстей, что я уверен - ты просто не сможешь сделать это плохо. - Но я не знаю наизусть ничего из английской поэзии. - Не беда — прочитай что-нибудь из русской, - нашел-таки выход, стервец! – В любом стихотворении, сонете или оде не столько важны слова, столько чувства, которые они должны передать. Если прочитать стих правильно, то его суть будет понятна даже тому, кто не знает ни единого слова из языка, на котором он написан. - Ты точно не будешь смеяться?.. А то мне, мягко говоря, неловко — чувствую себя как бесформенный пластилиновый комок рядом с Микеланджеловским «Давидом», - Том без тени улыбки кивнул. Мне на это оставалось только тяжко вздохнуть и начать перебирать в памяти известные мне произведения. Уткнувшись взглядом в угол монитора и покусывая подушечку большого пальца, я старательно воскрешала в памяти строки всех стихов, что я когда-либо читала и учила. Гумилев, Ахматова, Лермонтов, Бальмонт, Есенин, Данте, Шекспир, Маяковский, Рождественский… Но все, что я вспоминала, мне либо не хотелось читать вслух, либо я помнила не до конца, а то и вовсе через строчку. Но была одна вещь, которую я могла прочитать даже разбуженная посреди ночи. «Некрасивая девочка» Заболоцкого - Бог его знает, почему это стихотворение так крепко засело у меня в памяти, но я его очень любила. Выбирать дальше было бессмысленно – это было оно, то, что я хотела, а главное могла более или менее сносно продекламировать перед другим человеком. Еще раз глубоко вздохнув, я неверным, подрагивающим голосом начала читать: Среди других играющих детей Она напоминает лягушонка. Заправлена в трусы худая рубашонка, Колечки рыжеватые кудрей Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы, Черты лица остры и некрасивы. Двум мальчуганам, сверстникам её, Отцы купили по велосипеду. Сегодня мальчики, не торопясь к обеду, Гоняют по двору, забывши про неё, Она ж за ними бегает по следу. Чужая радость так же, как своя, Томит её и вон из сердца рвётся, И девочка ликует и смеётся, Охваченная... Я остановилась, пытаясь перевести окончательно сбившееся от волнения дыхание. Проклятье, все-таки налажала! Я боялась взглянуть на слушающего меня мужчину - было страшно увидеть на его лице ехидную улыбку, недовольство в умных глазах или даже простое безразличие. Но когда я осмелилась поднять на него глаза, я увидела, что Том слушал меня очень внимательно. Мужчина обхватил себя ладонями за локти и даже подался чуть ближе к монитору. - Продолжай, не бойся. У тебя прекрасно получается, - его голос звучал тихо и ласково, будто он говорил с засыпающим ребенком. Я благодарно кивнула и продолжила читать. В сознании сами собой всплывали строки любимого стихотворения, а голос становился увереннее и чище. Я казалась себе ужасным чтецом, но даже если это и было так, Том не подавал виду и слушал меня очень внимательно и без тени насмешки. Он не понимал слов, но, похоже, и правда чувствовал смысл того, что я говорю. И это меня успокаивало. - И девочка ликует и смеётся, Охваченная счастьем бытия. Ни тени зависти, ни умысла худого Ещё не знает это существо. Ей всё на свете так безмерно ново, Так живо всё, что для иных мертво! И не хочу я думать, наблюдая, Что будет день, когда она, рыдая, Увидит с ужасом, что посреди подруг Она всего лишь бедная дурнушка! Мне верить хочется, что сердце не игрушка, Сломать его едва ли можно вдруг! Мне верить хочется, что чистый этот пламень, Который в глубине её горит, Всю боль свою один переболит И перетопит самый тяжкий камень! И пусть черты её нехороши И нечем ей прельстить воображенье,- Младенческая грация души Уже сквозит в любом её движенье. А если это так, то что есть красота И почему её обожествляют люди? Сосуд она, в котором пустота, Или огонь, мерцающий в сосуде? Я смолкла, и в Сети повисло неловкое молчание. - Догадался, о чем стихотворение?.. – мой голос звучал приглушенно и как-то неловко, будто я решила заговорить с соседом во время мессы в церкви. Том немного помолчал. Он задумчиво тер подбородок и морщил высокий лоб, будто силясь вспомнить и понять иноземные строфы, но потом все же ответил таким же тихим, ненавистным всеми пасторами голосом: - О сочувствии, надежде, красоте… Он ни о чем меня не просил, но я видела, как сильно ему хочется понять то, что он услышал несколько секунд назад. - Хочешь, я переведу тебе то, что только что рассказала? Потеряется рифма, но зато ты поймешь суть. Не прекращая хмуриться, Том кивнул, и я начала свой рассказ. - Ну вот видишь — я же говорил, что ты справишься! И я все понял на удивление верно, - просиял англичанин, - Правда, мне показалось, что читая его, ты будто видела себя в этой девочке... - Возможно, так и есть, - я неопределенно передернула плечами, - Красавицей меня при всем желании не назовешь, да и хлебнула я в юности лиха из-за своей «нестандартности» сполна. Мрачные воспоминания школьных лет опустили мои плечи и прочертили на лбу некрасивую, глубокую морщинку. - Внешняя красота вещь весьма относительная, а не подкрепленная ничем другим и вовсе бесполезная — как пустая, прохудившаяся чаша, - мужчина говорил тихо и доверительно, - Но твоя красота – это нечто совершенно иное. Она и есть тот самый огонь - живой, ослепительный, переливающийся, завораживающий... Он горит внутри тебя и заставляет внешнюю красоту сиять еще ярче. Ты не просто красива – ты прекрасна. И не смей думать иначе. - О, видел бы ты меня в школе, ты бы так не говорил, - я стыдливо отвела взгляд и нервно рассмеялась. - Возможно. Но нет смысла судить людей по тому, кем они были «до». Я говорю о том, что я вижу сейчас, - Том улыбнулся настолько нежно, что мое сердце отбило три удара вместо одного, - У тебя доброе, светлое лицо, очаровательная улыбка и потрясающие глаза неуемного, любопытного ребенка. Ты искренняя, непосредственная, смешная.... И, если тебе от этого станет легче, я в школе тоже был жутко нескладным и меня бесконечно дразнили. - Тебя? – от удивления челюсть захотела поздороваться с полом, - Не верю! - Серьезно! Я был чудовищно тощим и нескладным, - Хиддлстон невесело ухмыльнулся и откинулся на спинку стула, - Парни надо мной вечно подтрунивали, а девчонки просто в открытую издевались. Каких только прозвищ у меня не было… И если с мальчишками я еще как-то мог разобраться, то что делать с девочками – я категорически не знал. Драться с ними было нельзя, а объяснять что-то было просто бесполезно. Наконец-то наш незаладившийся сначала разговор перешел в позитивное русло. О чем мы только не болтали: о детстве, казусах на работе, любимой еде… Было странно общаться со столь похожим на меня человеком. Мы оба тонко чувствовали окружающих нас людей, ненавидели ругаться и обижать кого-либо, обожали сладкое и «Офис». И мы быстро поняли, что в общении друг с другом у нас нет никаких преград - мы оба обожали пошлые шуточки, любили подкалывать друг друга, предаваться безудержной самоиронии и говорить все как есть, без прикрас. - Нет-нет-нет, ты не прав! Я скажу тебе, почему всем нравится Локи, - Том хотел было меня перебить, но я жестом прервала его так и не успевшую начаться реплику, - Его любят вовсе не из-за его несчастности. Он крут потому, что не похож на стандартного полоумного злодея или сурового длинного парня с серьезным лицом, который от скуки решил захватить мир по составленному десять лет назад идеальному плану, - я назидательно размахивала в воздухе вытянутым указательным пальцем, - Вся фишка в том, что он по-настоящему плохой парень. Именно он, а не какой-нибудь там злодей или анти-герой. Сам посуди - он дьявольски умен, коварен, сексуален и эмоционален. Он как, ммм… Сатана из «Потерянного Рая» Мильтона – немыслимо хорош, не лишен свойственных людям изъянов и не оставляет никаких шансов на отказ от преклонения перед ним колен. - Мне нравится ход твоих мыслей, но неужели ты совсем не любишь классических положительных героев? – актер недоверчиво прищурился. - Пф, нет, - я лихо отмахнулась от этой глупой мысли, - Пушистые и мягкие персонажи меня пугают. Чтобы мне понравиться, в герое должна быть хоть какая-то чертовщинка и намек на «жизненность». Например, Тони Старк — циничный алкоголик, но при этом герой. Или Доктор – вроде каноничный, позитивный добряк, но способный на ярость, совершающий ошибки и не без черных страниц в биографии… - я уже хотела загнуть третий палец и привести еще один пример, после чего разнесла бы в пух и прах гипотезу о крутизне идеальных героев, но случайно наткнулась взглядом на часы. Крошечные цифры в углу монитора показывали начало шестого утра, отчего мне стало как-то неловко, - Уже почти утро, а я даже не заметила… У тебя наверное куча дел, а я даже не дала тебе времени поспать. Я смущенно одернула футболку. Неудобненько вышло… - Все в порядке, я сам порой лишаю себя сна, - Том удивленно глянул в окно, - Я даже не заметил, когда начало светать. Ложиться уже бессмысленно, так что я, пожалуй, пойду на пробежку. Пустой рассветный Лондон как-то по-особенному прекрасен. Да и бегается легче, когда людей вокруг нет. Я неспешно повернулась к своему окну, за которым в густо-сизой, будто дым от тысячи сигар, туманной дымке лениво ворчали синие деревья и виднелся кусочек бесцветного неба с длинными перистыми облаками, похожими на плохо размазанный по тосту апельсиновый джем. - Ты прав… Удачной пробежки! А я, пожалуй, почитаю. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на сон, а непрочитанных книг еще слишком много, – я вдохновенно улыбнулась и потянулась за читалкой, - Кстати о прекрасном - мы так и не решили, когда встретимся. Том задумчиво надул щеки. - Хотел бы я сказать сегодня, но не думаю, что тогда ты успеешь должным образом отдохнуть перед нашим… - Свиданием? – я невинно похлопала ресницами. - Я всегда думал, что такие вещи должен говорить мужчина, - англичанин притворно обиделся. - Ну, знаешь ли, другие времена, нравы, менталитет… Хотя речь сейчас вовсе не об этом. Я голосую за сегодня! – забинтованная рука, выражая всю степень моего неуемного энтузиазма, резво взмыла к потолку. - Уверена, что не будешь клевать носом? Потому что это нам будет совершенно ни к чему, ибо я не любитель банальных посиделок в ресторанах. - Тем лучше для тебя – терпеть не могу зануд и банальщину, - я поймала подброшенную над головой читалку и озорно прикусила нижнюю губу. - Слово леди для меня – закон. Не смею перечить, - Том высокопарно поклонился, что в сидячем положении выглядело как-то комично, - Но нам будет нужно как-то связаться, а меня до самого вечера не будет дома. А твой телефон, если я правильно помню, не работает... Британец заметно приуныл. - М-м-м, давай сделаем так – ты оставишь мне свой номер, а я, как только куплю себе местную симку, напишу тебе. Так что жди смс-ки с подписью «одноногий Джо», - я еще раз посмотрела в окно, - Уже совсем светло. Беги, пока улицы не запрудили сонные работяги. Мужчина хлопнул себя по коленям и поднялся с кресла, снова затем наклонившись к ноутбуку. - Ну что же, тогда до вечера? - До вечера. Том отсалютовал и отключился, а я, убрав нетбук на пол, плюхнулась на кровать. Спать не хотелось, хотя глаза болели, будто в них насыпали мелкого песка, а телом безраздельно завладела усталость: легкая, приятная, теплая и тягучая, как свежее варенье. Лениво потянувшись, я взялась за книгу. Герои собирали одуванчики и думали, что консервируют лето, делая из их сока вино, наслаждались жарой, зеленым океаном и самой жизнью, говорили простые, мудрые вещи и дурачились, но смысл из слов и поступков от меня ускользал. Я начинала засыпать. На границе между явью и сном меня встретил горячий ветер, вплетающий в распущенные волосы вездесущие одуванчиковые парашютики и омывающий мое тело пьянящими ароматами трав, меда, запахом раскаленных высоким солнцем камней и студеных лесных ручьев. Перед глазами возникал родной сад возле беленой бабушкиной хаты, и две старые, узловатые черешни, с натянутым между ними дедушкиным гамаком. Впервые за долгое время я провалилась в счастливый, светлый сон. В приоткрытое окно заглянул тихонько стенающий от одиночества бездомный ветер. Он прошелся по вороху проводов, скользнул по чуть сползшему покрывалу, коснулся зябкими, слабо пахнущими грозой пальцами волос и пощекотал мои голые пятки. Но попытки выдернуть меня из дремы оказались тщетными, и непрошеный английский сквозняк ушел в свойственной ему манере – молча, но звучно хлопнув напоследок дверью, на что недовольным ворчанием отозвалась в соседней комнате Крис.