Легенда о ночной фурии 3: Остров четырёх

      Луна сияла в ночном небе, обливая своим холодным светом погружённый в сладкую дрёму мир. Звёзды, возвышающиеся на ложе ночи, походили на весело сверкающие льдинки, застывшие на небе в эту суровую зимнюю ночь. Изредка на них набегали суетливые чёрные облака, которые, казалось, единственные не спят в столь поздний час.       В белёсом свете отчётливо была видна бескрайняя равнина, занесённая свежим снегом, таинственно сияющем в этом спящем царстве. По всему полю были разбросаны громадные остроконечные чёрные скалы с гладкими боками, с которых дикий ветер заботливо сдувал каждую снежинку, внезапно упавшую на их холодную поверхность. Эти валуны, маленькие и большие, широкие и узкие, а также редкие холмы, овраги и поросшие пожелтелым мхом гладкие камни, отшлифованные временем и песком, были единственными украшениями равнины, без которых она выглядела бы ещё мертвее и тоскливее. С трёх сторон поле было окружено тёмным лесом, обнажившемся с приходом холодов. Некогда пышный и жизнерадостный, теперь он производил печальное впечатление на всех, кто его видел.       Однако с четвёртой стороны пустошь внезапно кончалась обрывом, по обе стороны которого возвышались две громадные чёрные скалы — великие стражи этого месте. Если спуститься по непрочной каменной насыпи, образовавшейся во время обвала, вниз, то можно попасть в большую долину, со всех сторон обнесённую каменными стенами, поросшими кустарниками, травами, мхами и лишайниками. Верхушки стен украшал всё такой же голый лес, среди чёрных стволов которого на северной части долины выделялся огромный, вековой дуб, выросший на краю обрыва и теперь яростно цепляющийся могучими корнями за каменистую землю и лежащие рядом валуны. Некоторые ветви дерева-великана склонялись над долиной, кидая на неё свою узорчатую тень. Неподалёку от дуба из стены бил небольшой источник, водопадом спускающийся в широкое русло, прорытое им в каменном дне долины за многие годы работы. Его кристально чистые холодные воды впадали в небольшое озеро, находящееся левее истока.       Всё пространство долины было заполнено небольшими серыми домиками с заботливо сделанными оконцами и входами в их каменных стенах. Некоторые были больше, некоторые меньше, одни поросли мхом и вьюнами, другие спокойно показывали голые стены, часть соединялась со стенами долины и вела в их глубь. Но все эти разнообразные строения указывали на одно: долина была обитаема. Кроме обычных жилых домов, расположенных на западной и южной частях долины, были и специальные постройки. Неподалёку от озера виднелось огромное, вытянутое здание, по запаху трав, доносившемуся из которого, можно было понять, что это больница. Летом на его стенах можно было увидеть прекрасный изумрудно-зелёный вьюн с нежными белыми цветами с бледно-розовыми полосами. Однако сейчас, в середине суровой зимы, он представлял из себя лишь коричневые засохшие ветви, ломающиеся даже от слабого прикосновения. В паре шагов справа от больницы, рядом с деревней, находилось невысокое здание школы, наполовину погружённое в скалу-стену.       На восточной стороне долины, правее обвала возвышалось огромное четырёхугольное здание с тремя остроконечными вершинами, сделанными из аметиста, передняя из которых была наклонена вправо, следующая за ней стояло прямо, а последняя клонилась влево. Здание обладало толстыми стенами с изумительной прочностью, сделанными из тех чёрных камней, что росли в пустоши, и способными выдержать и стрелы, и камни катапульт, и даже снаряды драконов. На другой стороне от обвала рядом со стеной находился невысокий широкий и длинный округлый камень с плоской вершиной, на верх которого вела небольшая каменная лесенка. Левее камня виднелся вход в просторную пещеру, завешанный мхом и лишайником, зелёной бородой закрывающим всё внутреннее пространство скалы от любопытных глаз. Это было единственное место во всей долине, освещённое светом, который давали два небольших костра, находящихся на невысоких, сложенных из различных камней столбиках, и горящих постоянно, день и ночь, в любую погоду, за что обитатели долины прозвали их «вечными».       Середина каменной площади была украшена двумя кольцами из черного оникса, внутри меньшего из которых находились изображения из аметиста глубокого фиолетового цвета: огромная восьмиконечная звезда, рядом с которой слева наверху и справа внизу были две четырёхконечные звезды поменьше. Эти узоры были символом великого племени, обитающего в каменой долине. Племени, отдыхающего после очередного тяжёлого дня. Племени, потерпевшего сегодня поражение от могущественного врага.       Большая часть обитателей долины уже спала, утомлённая сегодняшними событиями. Даже больные больше не стонали от боли и осознания того, что все их раны, все их страдания были напрасны, что битва проиграна. В ночном воздухе лишь иногда мелькали расплывчатые силуэты ночных фурий, с хмурым видом патрулирующих родной дом и размышляющих над сегодняшним поражением.       Внезапно из больницы выскользнула белая фигура, контрастно выделяющаяся на фоне тёмных камней долины и ночной тьмы. Робко посмотрев на парящих над ним патрульных, дракон побежал в сторону трехголового здания, прижавшись животом к земле и надеясь, что его никто не заметит. Это была фурия с красными глазами и белоснежной чешуей, украшенной светло-бежевыми узорами: небольшим пятном на носу, вереницей точек на темени по обе стороны от ряда небольших сероватых шипов; пятнами на ушах головы, кончиками боковых ушей, носочками на лапах, короткими полосами на спинных крыльях, идущими от крайнего пальца крыльев; контуром на закрылках и поперечными полосами на хвостовом крыле. Несмотря на цвет его чешуи, этот дракон был самой настоящей ночной фурией, о чём говорило строение его головы, крыльев, хвоста и гребня на спине. Драконам архипелага уже давно было знакомо такое явление, когда в семье с тёмной шкурой у всех её членов, внезапно рождался детёныш с белой шкурой и красными глазами, боящийся дневного света и способный получить от него серьёзный ожог. Таких фурий называли «белошкурыми», и так как это было очень редкое явление и драконы мало о нём знали, то в каждом племени к ним относились по-разному. Некоторые их боялись и убивали, считая вестниками беды, другие считали их хорошим знаком и оказывали им разные почести, как героям, избранным на подвиги. Однако этой фурии не повезло, и теперь ему приходилось скрываться от собственных соплеменников, чтобы не попасть под очередные нападки.       Тем временем дракон добежал до широкой каменной лестницы, ведущей в трёхглавое здание. Вход в строение, по обе стороны которого располагались большие каменные чаши с потушенными сейчас кострами, загораживали слегка приоткрытые огромные двери из тёмного дуба, которые, казалось, давно уже ждали полуночного гостя. Сделав два глубоких вдоха, светлая фурия робко вошла в здание, уже предчувствуя что-то плохое. Белошкурый попал в просторный зал, мистически освещённый фиолетовый светом, льющимся из трёх аметистовых вершин дворца. По бокам комнаты располагался ряд из трёх каменных чаш, в которых догорали остатки потушенных костров. У дальней стены помещения стоял массивный каменный трон, украшенный удивительными барельефами — работами прославленных мастеров прошлого. Среди разнообразных узоров на подлокотниках выделялись изображения стрелы, солнца и парящего сокола, выполненные с особой заботой и кропотливостью, так что можно было рассмотреть каждый лучик, каждое перышко на каменных изображениях. Спинку же украшала аметистовая вставка в виде большой восьмиконечной звезды и двух четырёхконечным поменьше. Весь трон был освещён нежным беловатым светом луны, попадающим в тронный зал не через аметистовые вершины, а сквозь небольшое оконце, находящееся практически под потолком прямо над троном.       Однако сейчас престол пустовал, и белошкурому пришлось несколько раз осмотреться, чтобы найти того, ради кого он сюда пришёл. Правее трона, в бледном свете луны, сидела большая чёрная фурия с шрамом на левой щеке, начинающемся под нижней губой и заканчивающимся под глазом, задумчиво смотрящая огненно-жёлтыми глазами на ночное светило через небольшое оконце. Его передние лапы и закрылки украшали рыжие полосы, хвостовые крылья имели тёмно-рыжую окантовку; задние лапы украшали небольшие, чуть-чуть приподнимающиеся над лапой рыжевато-красные носочки, а уши украшали маленькие пятна такого же цвета. Огромные спинные крылья, благодаря необычному окрасу, напоминали яростное пламя пожара, колышущееся при каждом движении дракона. Концы крыльев были рыжевато-красными, затем становились рыжими, и ближе к конечностям крыла становились совсем чёрными, намного темнее тела дракона. Ещё одной необычной деталью у фурии была небольшая метка на лбу в виде трёх рыжих полос, соединённых на конце и похожих на языки пламени.       Погружённый в свои мысли, дракон не обратил никакого внимания на только что пришедшего гостя и продолжил всё так же внимательно смотреть на луну, будто надеясь, что ночное светило ответит ему на какой-нибудь вопрос. Несколько минут нерешительно потоптавшись на месте, белошкурый негромко прорычал, чтобы привлечь внимание тёмной фурии. Будто очнувшись ото сна, желтоглазый дракон стал удивлённо осматриваться по сторонам, стараясь найти источник шума. Увидев стоящую около входа фурии, тёмный тут же успокоился и безмятежно сказал, обращаясь к пришедшему гостю, но продолжая смотреть на светило: — Белый, не бойся, заходи. Ты всё сделал, как я просил? — Да, да, всё! — робко подходя к предводителю, тревожно ответил Белый. — Убитых нет. Серьёзных ран тоже. Скоро все воины вернуться к нормальной жизни. Целители сказали, что, несмотря на мороз, лекарств у них хватает и беспокоиться нам не о чем. — А что говорят пещерники? Никто не пытался пробраться в лагерь во время битвы? — не отворачиваясь от луны, продолжал дракон, хотя теперь его собеседник был всего в нескольких шагах сзади него. — В пещерах всё чисто. Все посторонние запахи только старые, новых пока нет, — продолжал белошкурый, чувствуя, как внутри него всё холодеет. Предводитель подходил всё ближе и ближе к той теме, за которую красноглазая фурия боялась больше всего. — Это хорошие новости! Чего же ты так дрожишь? Радуйся! Воины живы, лагерь цел! Что же тебя тревожит? — насмешливо продолжал предводитель, понимая, что так страшит его гостя. — А может, ты хочешь ещё что-нибудь мне рассказать? Например, что об этой битве говорит наш дорогой чародей. Ты же был у него, ведь так? — Он говорит всё то же, что и до битвы. По его мнению, мы сами виноваты, что затеяли всё это. Мы напали на ни в чём неповинных драконов, за что и поплатились нашей кровью. Духам очень не понравилось, что одно племя ночных фурий нападает на другое, за это они и покарали обидчиков. Он призывает нас наконец заключить перемирие и покончить с этим, как он выразился, «досадным недоразумением». Артур всё ещё оправдывает наших врагов…       Во всё время разговора предводитель так и не обернулся на говорившего, однако теперь он с ненавистью смотрел на светило, будто именно оно виновато во всех его бедах. Как только Белый закончил говорить, дракон резко обернулся и яростно сверкнул глазами на своего гостя, и светлой фурии на миг показалось, что желтоглазый вот-вот наброситься на него и вопьётся ему клыками в шею. Однако предводитель смог сдержать эмоции и, отвернувшись от напуганного белошкурого, продолжил прожигать луну взглядом. — Однако племя тоже не согласно с нашим чародеем, — успокоив бешено колотящееся сердце, поспешил успокоить предводителя Белый. — Ястребы, да и остальные драконы тоже, считают, что нам просто не удалось использовать элемент неожиданности. Небесные Соколы, помня всё то, что Вы говорили их предводителю при нашей последней встрече, решили, что очень скоро будет серьёзная битва, поэтому и смогли подготовиться. Наши воины не ожидали увидеть хорошо собранные отряды противника, поэтому и растерялись, а это привело к быстрому поражению. Главнокомандующие вовремя приказали отступать, иначе раненых было больше, и, возможно, даже бы появились убитые. Вы бы видели, какой злобой горели глаза наших противников! Очевидно, что они не отказались бы убить всех нас. После такого взгляда испугался не только я, но даже самые храбрые из наших воинов! Так что я, как и мои соплеменники, считаем, что нам просто не повезло, и следующая битва будет точно успешнее этой. — А он всё ещё продолжает верить, что наши соседи ничего не замышляют, — будто не услышав слов собеседника, начал говорить предводитель, будто обращаясь не к белошкурому, а к самому себе,.. или к луне. — И это тот чародей, который, благодаря своей связи с духами, должен оберегать племя от опасности! А он твердит, что наше поражение было угодно божествам, они жаждали нашей погибели! Да если бы не его прошлые заслуги перед племенем, я давно бы изгнал его, как предателя!.. — немного успокоившись, предводитель продолжил говорить более спокойным тоном, теперь уже изредка оглядываясь на Белого. — Но знаешь, его нельзя винить за эту… слабость. Он верит, что Небесные Соколы наши друзья лишь потому, что там живёт его давняя подруга… которая и не подруга ему больше! Я же вижу, с каким презрением и ненавистью она иногда на него смотрит! Я всё замечаю! И то, что против нас устраивают заговор, я тоже заметил! И обаяние их чародейки нисколько не затуманило мой ум! Они все считают, что если мы пока не поймали ни одного шпиона, то мы полностью слепы и лишены обоняния! А ведь наша разведка уже не раз находила следы неприятеля на наших землях! А им всем до этого нет никакого дела!.. Но ничего, скоро всё изменится! Это был последний раз, когда они одержали победу! В следующей битве им не удастся нас провести! И даже их хвалёная чародейка им не поможет! — прорычал предводитель, всё ещё метая молнии из глаз, устремлённых на светило.       Немного успокоившись, дракон со спокойным, но решительным взглядом обернулся на белошкурого и, смотря прямо ему в глаза, продолжил говорить.  — Скорее всего, в ближайшее время наши враги перестанут защищаться и нападут на нас первыми. Мы должны быть к этому готовы! Скажи Капели и Шторму, чтобы с завтрашнего дня они начали усиленно тренировать здоровых воинов, а затем и тех, кого выпустят из больницы. Передай пещерникам, чтобы усилили патрули, а также скажи воспитательницам и нянькам, чтобы внимательнее присматривали за детьми и ни в коем случае не отпускали их одних из лагеря! Теперь даже на собственной территории становиться опасно! Также, пусть охотники и рыболовы готовят запасы на случай осады. А еще… — предводитель на мгновение взглянул на всё так же мирно сияющую луну, которая, как бы наперекор мыслям фурии, оставалась всё такой же радостной и беззаботной. Очнувшись от внезапно нахлынувших мыслей, дракон продолжил. — А ещё скажи Артуру, чтобы он перестал валять дурака, и если уж он не хочет помогать нам с нападением на наших врагов, то пускай он хотя бы будет помогать нам защищать наш родной дом! Вся кровь, что прольётся во время нападения Соколов на лагерь, будет только на его совести! Всё запомнил? Отлично! Приступишь к выполнению моего поручения завтра с утра, а сейчас иди спать! Уже слишком поздно, чтобы тревожить племя. — Будет сделано,.. Тор, — будто подавившись последним словом, ответил Белый и, поклонившись, направился к выходу из дворца, шагая уже более уверено, чем несколько минут до этого.       Проводив белошкурого взглядом, предводитель обернулся на небольшую дубовую дверь, находящуюся в правом углу стены, рядом с которой сидел дракон, и ведущую в его покои. Почувствовав жуткую усталость, Тор уже собрался уходить, однако в самый последний момент его что-то остановило, и фурия вновь посмотрела на всё так же беззаботно мигающую луну, как бы дразнящую дракона. Некоторое время предводитель внимательно и спокойно вглядывался в светило, точно пытался понять всю его суть, но затем внезапно грозно сверкнул глазами и яростно зарычал, продолжая прожигать луну взглядом. — Нет уж, я не сдамся! Им это с лап не сойдёт! — рычал Тор, не спуская глаз с неба. — Я не дам своё племя в обиду! Может, не сегодня и не завтра, но я смогу раз и навсегда покончить с нашими врагами! И ни один дракон из армии этих соколят не помешает мне! Небесные Соколы ещё узнают о могуществе Тёмных Звёзд!