Юный гений

      Вацлав снова в теме, то есть опять углубляется в свою память, чтобы поведать вам о себе. В прошлый раз я, если память не подводит, рассказывал, как меня привезли в Германию, оставили одного на ночь в больнице, а на следующий день сделали операцию, после которой у меня появились новые руки. Да, на этом я закончил. Ну, тогда продолжу без всякого глупого, лишнего пафоса. Я увидел свои новые руки, только почему-то они были черные. На затылочной части у меня тоже было довольно странное ощущение. Немного неудобно было лежать. Наркоз прошел и я мог шевелиться. Попытаться встать я не решился, для этого надо было задействовать руки и напрячься. Звать медсестру я не стал. Надо с этой же минуты начать обходиться без посторонней помощи. Сначала с самого малого и простого - пальцы. Я попробовал пошевелить указательным пальцем правой руки. Слышу тихий скрежет по постели, но не чувствую, хотя знаю точно, что движение было. Я попробовал еще раз. То же самое. Тогда можно пошевелить остальными пальцами. Слышу скрежет, но не ощущаю. Я этому не удивлен. В протезах нет нервной системы. Я закрыл глаза и попытался снова пошевелить пальцами. Так и есть. Я не ощущаю прикосновения, но чувствую что-то вроде сигнала движение. Все мы ощущаем боль в конкретном месте. Этот сигнал нам подает мозг. Только в моем случае я ничего не чувствую в руках. Не знаю, как это объяснить. Что-то вроде того, что бывает у робота, который не чувствуя боли, получает сигнал о поломке или повреждении. На какой-то миг я представил себя именно киборгом из того фильма...как его...Терминатор. Для меня это было просто взрывом осознания. Я вскочил внезапно и решил убедиться, что являюсь человеком. Первым делом я сначала осмотрел свои руки. Да, это протезы. Я снова пошевелил пальцами. Шевелятся! Я согнул руки в локтях. Мои новые руки слушаются меня и я был...как бы так сказать...очарован. Я мог теперь обидчику в школе врезать по морде без опасений повредить себе руку.       - Круто! - воскликнул я.       Быстрые шаги в коридоре. Через несколько секунд в палату зашла медсестра. Она воскликнула:       - Как? Уже встал? Быстро ложись! Нельзя перенапрягаться.       Но я впервые почувствовал себя другим и даже особенным, поэтому стал пререкаться:       - Я нормально себя чувствую! Не хочу лежать.       - Немедленно ложись, иначе я вколю снотворное!       Мне пришлось подчиниться. Она ушла, но каждые пятнадцать минут меня проверяла. Я лежал и тупо пялился в потолок. Самочувствие было отличное. Это было скорее вызвано тем, что у меня новые руки. При этом я мог догадываться, что ждет меня впереди. В школе наверняка отреагируют на мое изменение, будут дразнить меня и дадут новую кличку. К этому я был готов. Чтобы не писать о своих мыслях, которые я переворошил за время моего лежания в постели, перейду сразу к делу.       Ближе к вечеру в палату вошел доктор Шмидт и первым делом спросил о моем самочувствии. И я ответил:       - Лучше всех!       - Я рад это слышать, молодой человек! Очень рад. Вижу, что ты держишься бодрячком. Это похвально. Давай-ка проверим твои протезы.       Признаться, я не хотел свои руки называть протезами. Я считаю, что протез - это материя, которая стала частью твоего тела и ты не можешь управлять или шевелить ею. Доктор Шмидт сел рядом со мной на койку и сказал:       - Попробуй согнуть протезы в локтях.       Я сделал, как он велел. Он довольно кивнул и сказал:       - А теперь согни пальцы, все вместе.       Я и это сделал без труда. Доктор Шмидт заулыбался, но продолжил проверку:       - Подними протезы вверх, а потом вниз.       Все его указания я послушно выполнял. Он велел мне слезть с кушетки и встать ровно.       - Давай еще раз все проверим! - сказал он.       Под его руководством я стал расставил руки в стороны, потом сложил вместе.Это была обычная зарядка, которую обычно проводят в школе. С каждым выполненным упражнением лицо доктора Шмидта становилось счастливее. Это было знаком для меня, что все получилось идеально. Это не могло не радовать. Он сделал несколько пометок в свою папку и сказал:       - Все отлично! Я рад таким результатам. Но это еще не все. Пока это самое простое. Первые пару-тройку дней ограничимся такой зарядкой. Тебе будут помогать твои родители под присмотром медсестры. Если это время все будет идти отлично, то мы перейдем к более сложному. Надо будет научить тебя выполнять определенные действия. Когда я буду убежден, что ты сможешь вернуться к нормальной жизни, то выпишу тебя.       Это была и хорошая новость, и плохая. Плохо было то, что я не знал, сколько мне здесь еще предстоит проторчать. После ухода доктора Шмидта моим родителям разрешили, наконец, меня навестить. По их бледным лицам я сразу понял, что они почти не спали ночью, а по опухшим глазам мамы стало ясно, что она плакала все это время. Я думал, что она обрадуется, когда увидит, что у меня есть теперь новые руки, но она снова была готова расплакаться.       - Ты считаешь меня ущербным? Убогим? - спросил я ее с упреком.       - Нет, сынок! - воскликнула она. - Ни в коем случае! Просто я рада, что все прошло хорошо.       Чтобы поднять ей и отцу настроение, я показал, что могу шевелить своими новыми руками и рассказал, что скоро все будет так, как раньше. Весь вечер до отбоя я провел в кругу семьи. Первые четыре дня меня, как маленького, кормили из ложечки. Я продолжал выполнять руками самые обычные действия, какие проводил со мной доктор Шмидт. Потом, на пятый день, передо мной положили ложку, вилку, нож и сардельку. Теперь я должен был научиться есть своими руками. Начал я с вилки. Взять ее я взял, но вот держать правильно оказалось не просто. Я ведь ее не чувствую. Она постоянно выпадала у меня и приходилось заново ее брать. Могу сказать, что с обычной вилкой я провозился долго. Когда мне удалось с горем пополам правильно взять ее, нужно было взять в левую руку нож и нарезать сардельку. Не стану говорить, как мне было обидно, когда ничего у меня не вышло. Меня долго учили правильно обращаться с вилкой и ножом. Я считал дни по календарю, гадая, когда меня отпустят домой. Но доктор Шмидт сказал, что пока я не научусь делать обыденные дела самостоятельно, то о доме лучше не думать. Проблем с водными процедурами и туалетом не возникло. Моим протезам не грозила поломка от воды. Когда мне удалось научиться есть вилкой и ножом, и я мог обходиться без помощи медсестры, доктор Шмидт сказал, что мне можно вернуться домой. Моим родителям он велел пока не пускать меня в школу, и какое-то время учиться на дому, пока я не научусь писать.       Задерживаться в Германии мы не стали. Мне очень хотелось домой, так что на предложение мамы прогуляться по Берлину я ответил категорическим отказом. "Хочу домой!" - была моя единственная просьба. Мне не нужны были ни сладости, ни игрушки. Я хотел оказаться дома. Вернувшись в Чехию, жизнь, вроде снова стала идти своим руслом. Мой отец опять начал пропадать в командировках, а вот мама на два дня попросила дать ей отгул, пока она решит вопрос о моем домашнем обучении и найдет для меня няню. Одного меня она боялась оставлять. В свободное время она занималась со мной. Держать в руках ручку оказалось не легче, чем вилку или нож. Писал я настолько коряво, что моя писанина больше смахивала на каракули. Для меня купили прописную тетрадь, какая обычно бывает у детей, которые только учатся писать и я ощутил себя совсем маленьким мальчиком. Так что в моей жизни все начинало заново. Я по-новой учился есть, писать и даже ходить в туалет. Не скажу, что меня это угнетало, но приятного в этом было мало. Радовало, что в школу пока не надо ходить. Мама нашла для меня репетитора и няню с медицинским образованием. Так что она могла со спокойной душой ходить на работу. Думаю, на этом я закончу. Рассказывать, как меня репетитор снова учил писать, я не считаю интересным. В следующий раз я поведаю кое-что более занятное. Так что без обид.