Отрезанная ветвь

      После длинного и солнечного дня, нет ничего лучше, чем сесть на веранде и насладиться вечерней прохладой. В это время старики играют в пай шо, те, кто помоложе, сидят в тавернах и выпивают с друзьями, молодежь гуляет по живописным склонам холмов, а дети носятся друг за другом по улице, оглашая всю округу звонким смехом.       Леди Урса, или, как ее звали земляки в Хира’а, молодая госпожа, откинула голову в легком бамбуковом кресле, наслаждаясь горным ветерком, что приносил с собою прохладу и успокоение. На душе бывшей принцессы Народа Огня было легко и спокойно, как не было уже очень давно. Ведь все ее дети были живы и здоровы. Два старших сына находились в столице и вместе правили обширной Империей от закатного моря до степей центральной части Царства Земли. Враги страны перессорились и теперь не представляли опасности. А ее дочь сейчас беззаботно смеялась в соседней комнате над шуткой одной из многочисленных подруг, что появились у нее здесь. Правда, в начале не все было так безоблачно.

***

2 месяца назад — Привет, мам, — услышала Урса знакомый голос молодой девушки за своей спиной. Ножницы, с помощью которых она выравнивала растения в саду, выпали из ее рук. Медленно, словно во сне, она повернулась к стоявшей позади девушке и обомлела. Перед ней стояла… — Азула, — удивленно выдохнула Урса, во все глаза рассматривая своего младшего ребенка. Одетая в крепкую броню в королевских цветах, штаны и сапоги, она производила впечатление грозной воительницы. Но контрастировавшие с ее одеяниями поникшие плечи, напуганное лицо и полные надежд глаза испаряли все первоначальное впечатление. Перед Урсой сейчас стояла лишь полная сомнений и страхов девочка четырнадцати лет. Неловкая тишина, что установилась между ними, нарушалась лишь стрекотом хигураси* и звуком колышущихся трав. Придя в себя после первого приступа удивления, и заметив, каким взглядом на нее смотрит дочь, Урса оглядела ее полным нежности взглядом. — Какая же ты красивая, — сказала она, подспудно опасаясь, что дочь может выкинуть какой-то фортель. — Мам, — с дрожью выдохнула Азула и, подбежав к матери, крепко вцепилась в нее. Урса, помешкав секунду, тоже обняла дочь и стала целовать ее макушку. Послышались всхлипы, и она почувствовала, что верхняя часть платья стала мокрой от слез Азулы. Она напрочь забыла о том, что одета в рабочее платье и сильно вспотела, работая под полуденным солнцем. Сейчас она нежно обнимала свою дочку левой рукою, а правой ласкала ее длинные черные волосы. — Пойдем в дом. Ты ведь с дороги? Тебе надо покушать, — отрывисто сказала Урса, продолжая держать Азулу в объятьях. Впрочем, та тоже не желала отпускать свою маму. Так и пошли они внутрь, не отпуская друг друга и заливая слезами землю небольшого сада поместья покойного городского головы Жинзука, отца Урсы и деда Азулы. Конец флешбека       В первый день, когда Азула появилась в Хира’а, они почти не говорили. Вечером, несмотря на взрыв эмоций ранее, обе чувствовали себя скованно и молча ели приготовленные к ужину рис и рыбу, лишь изредка бросаясь фразами. Затем, опять в тишине, пили жасминовый чай на веранде. Обе они пытались вновь привыкнуть к тому, что есть друг у друга. И если взгляды, которые время от времени бросала Азула на Урсу, были скорее настороженными, то Урса старалась не показывать своих сомнений и окружала дочь ненавязчивой заботой. Передаст блюдо с тофу, подвинет тарелку со сладостями, спросит как бы между делом о самочувствии — и много других небольших знаков внимания, которые должны были помочь дочери оттаять.       День за днем первоначальная скованность проходила, и мать с дочерью искали темы для разговоров. Хотя беседой эти разговоры назвать было сложно. Говорила, преимущественно, Азула. О походе в Царство Земли, о захвате Ба Синг Се, о ловушке на Аватара и Большой Игре, придуманной старшим братом. Об Озае и промывке ее мозгов не говорили вовсе. Азула не хотела вспоминать, а Урса не хотела спешить. Когда придет время, ее девочка сама поделится всеми страхами. И давить на такого человека как Азула — самое бесперспективное и глупое занятие.       Через неделю они уже более менее привыкли друг другу, и Урса рискнула обратить внимание на гардероб своей дочери. Месяц и три недели назад — Покажешь мне, что сейчас носят в столице? — спросила она как-то утром, во время завтрака. — Давно не было слышно о новинках. Как же я скучаю по шелковым халатам мадам Су. Она делала изумительную вышивку золотой нитью, — говорила Урса, наблюдая, как моментально сдулась всего какую-то минуту назад вполне бодрая Азула. — Я не знаю, — тихо сказала она, гипнотизируя пиалу с рисом. — Ну, а месяц назад, когда вы отдыхали на Угольном острове? Ты ведь интересовалась новыми тканями? Ты точно ходила на вечеринки. Ведь такой красавице как ты, очень легко будет затмить всех придворных дам, — Урса с удивлением наблюдала за дочерью. «Озай, ты будешь гнить в тюрьме, даже если наши дети тебя простят», — дала себе зарок Урса, понимая, что ее четырнадцатилетняя дочь не знает ничего чисто женского, при том, что прекрасно знает, как командовать армией. — Нет, мам. Я… мы ходили на вечеринку в дом Адмирала Чана. И… — совсем смутилась Азула. — Мне не понравилось, — закончила она знакомым многим военным надменным голосом, скрывая за ним специфический опыт общения со сверстниками. Там, где Тай Ли пользовалась огромной популярностью, а Зуко и Мэй просто приятно проводили время, Азула чувствовала себя лишней. Да, все ментальные закладки были убраны, но у нее банально не было необходимых социальных навыков для общения с ровесниками. Она просто не представляла, как нужно себя вести в подобной обстановке. Она знала, как нужно командовать солдатами, управлять слугами и вести себя на официальных приемах. И ни один навык ей не помог влиться в компанию, она казалась неуместной. — Не понравилось? Или ты просто не знала, как себя вести? — уточнила Урса, демонстративно не глядя на удивленное лицо дочери и, взяв палочки, продолжая завтракать. — А как ты догадалась? — мгновенно растеряла напускную холодность Азула. — Милая, мне тоже когда-то было четырнадцать. И я, так же как и ты, не знала, как себя вести со сверстниками, — спокойно ответила Урса, не позволяя себе даже тени насмешки по отношению к Азуле. — Ну, тебя вряд ли с детства тренировали в покорении, заставляли штудировать военные трактаты, а потом командовать войсками, — надулась Азула. — А что, принцесса не может развлекаться со сверстниками? — Может. С подругами может, — нехотя признала Азула, вновь возвращаясь к пиале с рисом. — Но Мэй и Тай Ли не всегда будут рядом. Иногда случается так, что на вечеринках нет ни одного знакомого. И что? Ты будешь сидеть в углу и дуться на весь свет или выйдешь вперед и покажешь, что умеешь развлекаться несмотря ни на что? — Урса оперлась подбородком о кулак поставленной на столе руки. — Что же, доедай свой рис и идем ко мне, — не дожидаясь ответа, Урса встала из-за стола. — А зачем? — удивленно рассматривала Азула решительно настроенную мать. — Будем учить тебя развлекаться, — сказала Урса и пошла в свою комнату.       Придя в комнату матери через несколько минут, Азула увидела, как Урса и две служанки развешивают платья самых разных расцветок и фасонов. — А, ты уже пришла? Я тут отобрала несколько платьев, что могут тебе подойти, — беззаботно, не обращая на выражение лица Азулы внимания, окинула комнату взглядом Урса. — Несколько платьев? — переспросила Азула, в ужасе разглядывая гору одежды от ярко красного до нежно-розового цвета. — Конечно, — леди взмахнула рукою, приказывая служанкам выйти из комнаты. — А теперь, давай подберем тебе что-нибудь. А то ходишь все время в своем черно-красном халате, — покачала головой Урса, и стала рассматривать висящие на вешалках платья, халаты, кимоно и ципао. — Или ты еще не разу не надевала платье? — Один раз, — голосом приговоренного к повешению сказала Азула. — Его мне помогла подобрать подруга. — Дай угадаю. Ммммм, эта подруга — Мэй? — вроде ненароком поинтересовалась Урса. — Да, а как ты поняла? — Азула уже сняла халат и старательно натягивала на себя нежно-розовое платье, которое Урса как будто специально положила ближе к выходу. — Это не трудно. Только ее и Тай Ли ты подпускала к себе в детстве, ну, кроме твоих братьев. Тай Ли, я думаю, не из тех, у кого ты спросишь, как одеться? — дождавшись кивка, Урса продолжила. — У нее еще с детства была нездоровая тяга к розовому цвету. А вот Мэй… она всегда была умна и надежна. И одевалась идеально, — сказала Урса, наблюдая, как Азула, закончив с платьем, надевала на себя легкую жилетку красного цвета. — Откуда ты столько знаешь обо мне? — тихо спросила Азула, опустив голову и не смотря на зеркало. Она уже надела платье и завязала пояс, но что-то мешало ей посмотреть в отражение. — Я же твоя мама, милая. Матери всегда лучше всех знают своих детей. Ты тоже будешь многое знать о своих детях, — как бы невзначай сказала Урса, продолжая демонстративно рассматривать и ощупывать платья и краем глаза наблюдая, как вытянулось лицо Азулы. Оставив бесполезное занятие, Урса подошла к дочке со спины. — А теперь посмотри на себя, — Урса взяла Азулу за плечи и глянула в зеркало через ее плечо. На них смотрели две похожие друг на друга женщины, одна из которых была одета в воздушное шелковое платье, с нежно-розового цвета рукавами. Верх платья состоял из красно-золотой накидки-жилета, а низ из светло-оранжевой юбки. — Садись на стул, закрой глаза и подумай о чем-то постороннем, — попросила она Азулу, и та со вздохом подчинилась. — Хм, тут нужна специальная прическа, а пока… — не договорив, Урса развязала узелок нити, что удерживала волосы Азулы на макушке. Они ровными прядями рассыпались по плечам принцессы. — Чего-то не хватает. Ах, конечно, — Урса вынула из стоящего рядом сундучка ожерелье, состоявшее из большой золотой пластины спереди с красным рубином по середине. Еще она достала украшения для волос, представлявшие собой золотые нити с подвешенными на них маленькими драгоценными камнями. Сделав с помощью нитей прическу и повесив на шею ожерелье, Урса сказала. — Открывай.       Когда Азула открыла глаза, из зеркала на нее смотрела совершенно незнакомая девушка. Где надменное выражение лица и грозный взгляд? Вместе этого сотворенная Урсой прическа, в сочетании с платьем и украшениями делали ее… мягче? Милее? Даже во время встречи с тенями принца, ее антураж более чем соответствовал ее обычному виду. Но сейчас… — Ну, что скажешь? Теперь ты видишь, что можешь поразить любого? Даже саму себя, — сказала Урса, внутренне радуясь, что ее выбор оказался правильным и не пришлось перемеривать кучу других платьев, чтобы убедить девочку в своей красоте и женственности. Ее дочь в прострации подошла к зеркалу, присматриваясь к себе и сделанной Урсой прическе. Она неверяще улыбалась и постоянно дотрагивалась то до своего изображения на зеркале, то до ожерелья с красным рубином. — Это я? — почти шепотом спросила она Урсу. — Конечно ты, дорогая. Видимо, во дворце не осталось кого-то, кто мог бы тебе показать мир без военной формы, парадов и войн. Показать тебе мир красоты и нежности. Мир, где люди будут готовы убивать только ради одного твоего взгляда, — проворковала Урса и наткнулась на удивленный взгляд дочери. — Да, такие случаи тоже бывали. Никто серьезно не пострадал, но следить за их спором из-за меня… не скрою, было приятно, — Урса, хихикнув, мечтательно улыбнулась. — Мама… научи меня! — вдруг выпалила Азула, решительно посмотрев на мать. — Чему, Азула? — сделала вид, что не понимает, о чем речь, Урса. — Быть… быть женщиной, — сказала девочка, чем вызвала улыбку матери. — Этому нельзя научить, милая. Женщиной можно стать лишь самой. Но сделать так, чтобы ты научилась… да, это я могу, — согласилась Урса, за что была награждена счастливыми объятиями дочери. Конец флешбека       С того момента, Азула стала активно участвовать в забавах местной молодежи. Первым экзаменом для нее стал организованный Урсой прием для местных девиц и их матерей. Якобы, чтобы присмотреть невесту для одного из племянников. На самом же деле, чтобы дать Азуле возможность набраться опыта в домашней обстановке. Затем было совместное посещение приемов знатных господ и первый единичный визит на вечеринку по поводу дня рождения у дочери местного жреца храма Агни, откуда она вернулась очень довольная. И вот сейчас, через два месяца после ее появления здесь, Азула сама пригласила подруг к себе домой и беззаботно смеялась над очередной местной сплетней. Урса понимала, что до полного исцеления души дочери еще далеко, но теперь она без страха могла смотреть в будущее, которое виделось ей все более и более безоблачным.

***

      К столичной тюрьме подъехала запряженная лосельвом карета, сопровождаемая небольшим эскортом всадников на комодоносорогах. На себе они несли знаки различия личной охраны Великого Вана* и Хранителя Государства Чан Мина. Сам он был одет в неизменный красно-черный халат с золотыми обшлагами. Правда, вместо кожаного лимао, на его голове была шляпа кат* черного цвета с высоким верхом и катккыном*, украшенным драгоценными камнями.       Что же могло привести столь важного человека к столичной тюрьме? Естественно, лишь важные государственные соображения по имени бывший Хозяин Огня Озай и хранимые им тайны. По правде говоря, за те два месяца, что Чан Мин прожил в столице после возвращения в Страну Огня, он впервые набрался смелости совершить визит к своему отцу. До этого он постоянно откладывал его, боясь этой встречи как огня и страдая от угрызений совести все это время. Да, ему было известно, что последние восемь лет Озай постепенно сходил с ума от силы, что стала ему доступна, и от вседозволенности, что даровала ему абсолютная власть.       Да, он знал, что Озай совершил слишком много не только плохих, но и глупых и не просчитанных поступков, поставивших страну в весьма сложное положение. Но детские воспоминания и уважение к Озаю, что все еще теплилось в его сердце, не давали Чан Мину просто отмахнутся от него, как это сделал Зуко. Хотя, у его младшего брата были все основания не просто арестовать Озая, но и прилюдно казнить с особой жестокостью. Азула тоже не питала к Озаю теплых чувств и, хоть и не была столь радикально настроена, тоже не горела желанием прощать отца. Тем более теперь, когда она наконец-то сбросила с себя железный панцирь и, с посильной помощью матери, постепенно превращалась в молодую девушку, осознающую свою женственность.       Один из тюремщиков открыл тяжелую железную дверь камеры Озая и, повинуясь повелительному жесту рукой, откланялся по своим делам. Войдя внутрь, Принц и Великий Ван Чан Мин подошел к железной решетке, ограждающей весь мир от того, кто всего пару месяцев назад наводил на него ужас. — Какая встреча. Позор семьи вернулся домой, — пробормотал Озай, смотря на Чан Мина из-под прикрытых век. — Я счастлив, — сказал он, хмыкнув. — Я тоже рад тебя видеть, отец, — ответил на «приветствие» Чан Мин, даже не поведя бровью. — Я бы хотел с тобой побеседовать, — он вольготно уселся на железную табуретку, прибитую к полу. — А я нет. И вообще, я слишком занят, чтобы принимать всяких голодранцев, — гордо и надменно процедил Озай, оборачиваясь лицом к стене камеры и спиною к Чан Мину. — А если голодранец, которого ты вышвырнул из дворца, словно нашкодившего кота, теперь второй человек в государстве? Даже теперь ты не захочешь говорить? — Чан Мин не особо надеялся на адекватный ответ. Сейчас он искал то, чем можно было бы зацепить Озая и вывести на откровенность. Да и понять, что у него на уме, не мешало бы. Ну и, наконец-то, старая обида, что все это время была загнана куда-то вглубь души, вновь дала о себе знать, требуя ответа на простой вопрос: почему? — Ты еще больший идиот, чем я думал, — вздохнул Озай, не оборачиваясь к принцу. — Принц и Великий Ван Чан Мин Первый! — издевательски протянул Озай и резко повернулся к Чан Мину. — Получил подачку от этого неудачника Зуко и теперь задираешь нос, гордый от своего предательства! — закричал Озай. Впрочем, Чан Мин был готов к этому, из-за чего ни один мускул на его лице не дрогнул. Но это был еще не конец. — Я породил лишь тупых предателей, способных только хныкать и нарушать великие планы, которые должны были привести нас к власти над миром, — тиран устало откинулся к стене, тяжело дыша. — Твой путь вел нас к краху, отец… — начал Чан Мин, но был прерван. — Краху?! Жалкий сопляк! Победа была у нас в руках! И если бы не предательство твоего братца, все уже было бы кончено. Хотя, да. Тебе это не было бы столь выгодно. Торгаш, — выплюнул последнее слово Озай и удовлетворенно заметил, как глаза Чан Мина удивленно округляются. — Что, думал я не знаю, чем ты занимаешься? Пока мы готовили смертельный удар по Царству Земли, ты разъезжал на караванах по вражеской территории и горбатился на Лао Бейфонга. Подумать только, принц Народа Огня — мальчик на побегушках! Позор! — вновь сорвался на крик бывший Хозяин Огня, ненавидящим взглядом сверля своего сына. — Это ты виноват в том, что я пошел в услужение к Бейфонгу. Это ты вышвырнул меня из дворца! — не выдержал Чан Мин, поддаваясь дремавшей все эти годы обиде. — Ты даже не представляешь, какое для тебя благо я сделал, — надменно произнес Озай и хмыкнул. — Это все гнилая кровь твоей матери и Аватара Року, вот из-за чего я здесь. И даже великая сила, обладателем которой я стал, не смогла перебить в вас эту погань.       «Значит, великая сила?» — подумал Чан Мин, внутренне радуясь, что смог зацепить Озая. Сейчас, подтвердив свои сомнения насчет него, Чан Мин вспомнил разговор между ним и Айро во время встречи в Западном Храме Воздуха. Ведь дядя упоминал, что Озай не просто стал сильнее. Ему хотелось подчиняться. — «Но кто же эта сущность, что дарует такую силу?» — Благо? Ты изгнал меня в 13 лет, как только прошла панихида по Азулону, — спокойно спросил принц глядящего в потолок Озая, взяв себя в руки. — Посмотри на себя, стал бы ты таким, какой есть, если бы я оставил тебя в столице? -спросил Озай. — Ты сам себе противоречишь. То я жалкий торгаш, то… — прервал свои слова Чан Мин. — Я и не говорил, что горжусь тобой. И да, тебе лучше было жить далеко отсюда. Ведь ты всегда был бельмом на глазу у благословленных Агни дворян, способных покорять. И моим самым большим позором. Старший сын, наследник… калека, — прорычал Озай, вцепившись в железные прутья. В его глазах, не способный покорять сын был именно калекой. Затем, успокоившись, он вновь сполз к стене и спокойнее продолжил. — Все гнилая кровь Року. Все она виновата. В моей дочери было меньше всего этой гнили, но даже она отвернулась от меня, хотя я сделал все, чтобы кровь аватара не возобладала! — прокричал он последние слова и ударил кулаком по полу. — Я чувствовал, я знал, что она недоговаривает, но как бы я не пытался с помощью силы заглянуть к ней, всегда на что-то натыкался, — пробормотал Озай. Затем, завернувшись в грубое полотно, заменявшее ему одеяло, Озай рявкнул: — Убирайся! И передай всем им, что они еще поплатятся за все. Они мечтают о мире в гармонии, но не понимают, что мир только и ждет, чтобы сожрать нас, и лишь очищающий огонь спасет нас от уничтожения. — сказал он и отвернулся лицом к стене своей камеры.       «Эх, отец. Если бы ты не был фанатиком. Может, я бы и рассказал о своих планах. Но ты опасен. Умный сумасшедший гораздо опаснее обычного психа. И про Азулу догадался. Нет, отец мой умен, этого не отнять. Но откуда же в нем столько бредовых идей? Хотел бы я знать, почему твои мозги так перекосило. Великая сила. Что это за сила? Только сильнейшие духи могут дать такие возможности. Но кто? И когда?» — рассуждал Чан Мин по дороге в город, сидя в карете, запряженной лосельвом, и окруженный эскортом.       «Нужно посмотреть записи о духах», — подумал он и переключился на чтение отчета Да Лю о происходящем в восставших провинциях Царства Земли. — Все идет как надо, — пробормотал он, и его лицо исказилось предвкушающей улыбкой.