Пламя жизни

Перевожу дух. В горле словно встал ком, не давая сделать спасительный глоток кислорода. «Солнышко, послезавтра ты едешь в Капитолий. Вместе с Питом», - эта фраза и сейчас, словно магнитофонная запись, проигрывается в моей голове. Тогда, услышав её, я тут же убежала к себе, не сказав Хеймитчу ни слова. Они ему не нужны. Он и так всё знает и понимает. Ему не нужны мои слёзы, мои взгляды полные боли, ему не нужны лишние напоминания об этом жутком месте; ему, как и каждому победителю Голодных игр, необходимо лишь забыть это место навсегда. Как просто это звучит на словах и невыполнимо в реальности. Как бы мне хотелось, чтобы это предстоящее путешествие было лишь сном. Но это не сон – это реальность, в которой у меня просто нет выбора. Я должна там быть. Мы должны там быть. Вновь. Будто и не было революции – мы опять что-то должны Капитолию. - Китнисс, отправление через десять минут. Или ты решила остаться во Втором? –Мужской голос вырывает меня из пучины мыслей. - Гейл, что ты здесь делаешь? – Это вопрос вылетает прежде, чем я успеваю его обдумать. На пустынном перроне кроме нас не видно никого. Лишь лёгкие звуки, издаваемые экспрессом, оповещают нас о том, что мы не единственные люди на этой железнодорожной станции. - Кисскис, ты думала, что я отпущу тебя, не попрощавшись?! – Лицо Гейла трогает лёгкая улыбка, но его глаза выдают его. Его истинные чувства. Боль. - Прости меня, - я причиняю ему боль. Я всем причиняю боль, и единственное, чем я могу искупить свою вину в данный момент – обычное «прости». Когда-нибудь я смогу заставить его глаза светиться счастьем, как тогда, в лесу, когда мы могли наслаждаться уединением с природой, но сейчас я бессильна. - Китнисс, тебе не за что извиняться. Это я должен попросить у тебя прощения, - пристальный взгляд серых глаз заставляет меня на мгновение оцепенеть, - я навечно перед тобой в долгу. - Ничего не отвечаю, просто прижимаюсь к нему всем телом, обвив его руками. Он не сопротивляется, наоборот обнимает меня в ответ. - Спасибо. Спасибо, что спас его, - несколько слезинок скатываются по моему лицу, отражая истинные чувства. Знаю, что Гейл догадался о полном смысле этих слов. Он спас не только Пита – он спас меня. Если его не станет, то я тоже перестану жить. - Китнисс, я не мог поступить иначе… Он дорог тебе, и даже не отрицай это! Пусть мы с ним порой и не особо ладим, но он хороший парень. Он тебя любит. Он сможет сделать тебя по-настоящему счастливой. По моей вине погибла Прим, поэтому я не могу сделать вновь тебе больно, - знаю, эти слова дались ему, наверное, сложнее всего в жизни, ведь Гейлу, как и мне, тяжело сказать то, что мы действительно чувствуем, а когда он задевает темы смерти, даже пальцы на его ногах, кажется, напрягаются. - Ты не виноват. Эти бомбы мог сделать кто угодно. – Её всё равно уже не вернёшь. Она отдала свою жизнь взамен на мою. Так пусть хоть в памяти Гейла она не будет страшным кровавым пятном, постоянно появляющимся в кошмарах. Пусть утёнок останется для него одним из самых светлых людей, маленьким ангелочком, который просто поменял «место жительства»: жестокое пребывание на Земле на чистоту и непринуждённость облаков. - Китнисс… - он уже хотел открыть рот, чтобы выразить своё несогласие с моими словами, но его прервал гулкий, слегка отдающий эхом голос Эффи: - Через пять минут отправление, Китнисс, поторопись! - Мне пора. Не вини себя, Гейл. Она бы не хотела этого, - ещё крепче сжимаю его в объятьях, а затем быстро отстраняюсь, пытаясь всмотреться в его серые глаза. - Мы ещё обязательно увидимся. - Обязательно. - После этих слов я направляюсь к нашему экспрессу, но в последний момент меня настигает его «Удачи, Китнисс. Береги его». Обернувшись, вижу, что он стоит на том же месте, внимательно следя за моими действиями. - Китнисс, давай быстрее! Осталось две минуты до отправления! – Узнаю командный голос Эффи, когда дело касается времени. Она поменялась, но её прежние манеры и фразы так и остались при ней, периодически проскальзывая в разговорах или действиях. Оборачиваюсь ещё раз, чтобы вновь посмотреть на него, а затем поднимаюсь по ступенькам в один из коридоров поезда. Слегка приглушённый свет в помещении неприятно отражается, доставляя мне дискомфорт. - Китнисс, что ты встала?! Пошли, скоро будет обед! – Жестикулируя своими тонкими ручками, произносит сопровождающая. Ничего не отвечаю и просто прохожу в столовую. Здесь всё изменилось.Тёмная плитка отражает свет растянутой по всему периметру прямоугольной потолочной лампы, на которой навешаны множество стеклянных украшений в виде капелек. Окна зашторены нежно-кремовыми тюлями, собранными ближе к низу держателями в виде цветов. Стены покрывает причудливый рисунок из светлых завитков, нарисованных на нежно-фиолетовой основе. По всему их периметру развешаны небольшие светильники пастельных оттенков. В самом центре комнаты стоит тёмно-коричневый стол, покрытый лаком, что позволяет свету играть на его поверхности. Рядом стоят четыре стула красно-рыжих оттенков. На их спинках приделаны металлические завитки, а прямо посередине задекорирована полоса, кажущаяся издалека туго затянутым нитями продолговатым, словно сделанным на ткани, надрезом. По правую сторону, в самом углу, стоит небольшой прямоугольный коричневый столик; его с трёх сторон окружает массивный ярко-рыжий кожаный диван. Рядом с ним расположена барная стойка фиолетового оттенка, которую подсвечивают множество лампочек, от чего кажется, что её лицевая сторона становится ещё более нежных оттенков. Кажется, что не этот поезд около двух лет назад увозил на верную смерть нас с Питом, не он забирал нас с этих страшных Игр, не он доставлял нас в каждый из Дистриктов во время Тура Победителей, не он предоставил нас прямиком в лапы Капитолия для участия в Квартальной бойне. Кажется, что это всё не связано с ним. Но это только кажется. Всё происходило именно здесь, именно в этом злосчастном экспрессе. Слышу тяжёлые шаги позади себя. Так ходит лишь один человек. Пит. - Китнисс, ты не видела Хеймитча? – Обернувшись на сто восемьдесят градусов, встречаюсь с синевой его голубых глаз. Так странно, но каждый раз при виде их незабываемой цветовой палитры и глубины у меня замирает сердце. Как природа могла создать столь совершенные по цвету очи, которые в эту минуту с настороженностью и интересом разглядывают моё лицо? - Китнисс, ты меня слышишь? - Да… - я так пристально разглядывала его необычные черты, что почти забыла о вопросе Пита. - Нет, я не видела. Последний раз мы с ним встречались часа два назад. Он наверняка уже успел напиться и сейчас отсыпается в своём купе. - Он сказал, что хочет с нами поговорить. Похоже, Капитолий придумал очередную увлекательную миссию для всех нас, - в его ровном голосе иногда проскакивают щемящие сердце нотки. - Им снова нужно зрелище, - произношу вслух нашу общую мысль. - О, детки уже собрались, - до барабанных перепонок долетает изрядно повышенный голос Хеймитча. Ментор определённо успел добраться до здешних запасов. Видя наши с Питом лица, он словно немного расслабляется, продолжая испускать свои приправленные алкоголем словечки: - Чего встали?! Садимся, садимся, скоро обед, или вы теперь питаетесь духовной пищей?! – Похоже, мой гневный, почти прожигающий насквозь грозный взгляд смог настичь его, ведь он решил продолжить свою речь: - Солнышко, если ты сейчас прожжёшь во мне дыру, кто в очередной раз будет спасать ваши… твою шкуру в Капитолии? Закусываю губу. Он прав. Я наверняка не смогу не натворить глупостей, последствия которых потом будет устранять ментор. - То-то и оно! А теперь серьёзно. Сядьте, у меня есть к вам разговор, - его тон сейчас кажется таким жёстким, словно мы на военном полигоне, а Хеймитч занимает самую важную должность, пререкаться с которой не смеет никто. Его действия вызывают у меня волну подозрения. Неужели что-то опять произошло… - Мне сказали, что сначала это должен прочитать я, а затем и вы, - он достаёт из внутреннего кармана тёмно-малинового пиджака небольшой белый конверт. Он уже было протягивает его мне, но в последний момент одёргивает руку, отдавая письмо Питу. Аккуратно развернув содержимое, он начинает читать. На его лице отражается почти весь спектр эмоций: интерес, лёгкое удивление, огорчение, разочарование, некое презрение и печаль. Интересно, от кого оно? Кто бы ни был отправителем, он точно не написал там ничего хорошего. Когда он протягивает мне листочек, на котором написан текст, обращённый нам, я могу уловить боль, отражающуюся в его глазах. Мелким, плохо разборчивым шрифтом выведено:       Уважаемые мистер Эбернети, мистер Мелларк и мисс Эвердин, я сожалею о случившемся во Втором. К сожалению, в стране ещё не всё в порядке с некоторыми отраслями, в частности, с военным комплексом. В некоторых Дистриктах остались люди, которые противостоят нынешней системе управления и власти в целом. Но их число с каждым днём уменьшается.       Чтобы затушить последние очаги сопротивления, народу нужен толчок. Победа в этой войне одержана, но они всё ещё боятся возвращения прошлого диктатурного режима. Им нужно что-то, что заставит их понять, что такого больше не будет. Им нужна их Сойка-пересмешница.       Простые выступления, интервью или обычные телевизионные ролики не смогут дать должный эффект. Им нужно что-то особенное. Им нужен праздник.       Мисс Эвердин, меня осведомили, что меньше чем через неделю у вас День Рождения. Это отличный повод поднять дух во всех Дистриктах. Но этого недостаточно! Народу нужно что-то по-настоящему грандиозное, торжественное и светлое. Народу нужно во что-то верить. Любовь. Вот, что растопит сомнения и тревогу у жителей Панема.       По ныне изданным законам всем гражданам позволяется вступать в брак с восемнадцати лет. Поэтому с Вашим замужеством не будут проблем, так как мистер Мелларк вот уже почти два месяца считается совершеннолетним.       Я знаю, насколько Вам неприятен Капитолий, поэтому девятого мая, то есть, на следующий день после Вашего Дня Рождения, состоится ваше бракосочетание.       До этого момента вы должны побывать на интервью у Цезаря Фликермана. Не стоит играть, мне нужна истинная Сойка и её спутник. Также вы встретитесь с остальными выжившими победителями.       Панем не должен больше окунаться в прежние топкие и затягивающие к самому низу времена. Думаю, что вам троим и так это ясно, ведь вы боролись именно за это.       Если все мероприятия пройдут с нужным эффектом, то потребность в Сойке-пересмешнице снизится в разы, а это означает лишь одно - вам всем не придётся больше посещать Капитолий без каких-то личных на то причин. Думаю, такой компромисс вас троих устроит.       Ваш День Рождения и свадьба пройдут в лучших традициях Панема. Подготовка к праздникам идёт уже полным ходом, так что вам не придётся этим особо заниматься. По всем интересующим вопросам можете обращаться к мисс Тринкет, она официально является уполномоченным лицом, владеющим всей необходимой информацией.

С уважением,

Президент Пейлор. В нижнем правом углу красуется герб Панема, что подтверждает подлинность этого послания. Чувствую, как руки начинают слегка трястись, колыхая белоснежную бумагу. «Она всё решила за меня! Не дала сделать выбор! Как она смеет?!» - Если бы внутренний голос имел собственное тело и был похож на человека, то в данный момент он непременно бы бегал по комнате, активно жестикулировал руками и хватался за голову, чуть ли не выдирая волосы с неё от закипающей в жилах злости. Я никогда не хотела выходить замуж. Заводить детей. Нет. Я не могу это сделать! Но это нужно… Это единственный способ. Только так нас смогут на время оставить в покое. Конечно, глупо думать, что это время растянется навечно, но, может, хотя бы пару лет нам дадут нормально жить. Наконец, нас никто не будет трогать, тревожить и заставлять делать что-то против своей воли. Нам дадут долгожданную свободу. Я должна сделать это ради Пита. Ещё одно такое происшествие, как во Втором, - и его может не оказаться рядом. Я должна поспособствовать подавлению недовольных граждан. Я должна вновь стать символом сопротивления для мирных граждан – их Сойкой-пересмешницей. - Китнисс, всё в порядке? – Пит усиленно пытается скрыть свои чувства, но его голос предательски выдаёт своего обладателя. Сейчас он пытается быть просто вежливым и ненавязчивым, но я слышу и вижу по его лицу, что в нём тоже закипает гнев. - Простите, я, пожалуй, пойду к себе. Мне нужно всё обдумать, - встаю со стула и бросаю белоснежную бумагу на тёмно-коричневый стол. Никто не спешит меня остановить – знают, что не смогут сейчас помочь своим присутствием, а лишь усугубят ситуацию. Да и им самим нужно о многом подумать и побыть наедине. Стремглав вылетев из столовой, добегаю до одного из коридоров и чуть не сбиваю с ног Эффи. Где она вообще пропадала? - Китнисс, тише. Куда ты так бежишь?! Пошли в столовую. Сегодня там будут твои любимые блюда, да и Пит с Хеймитчем уже наверняка там. - Прости, Эффи, я не голодна. У меня болит голова. Я пойду к себе, - вру я. Она понимающе кивает и проходит дальше по коридору, направляясь в столовую. Повернув ручку, открываю проход в своё купе. Нет сил даже на то, что бы переодеться и расправить постель , поэтому я сразу же падаю на кровать. Свернувшись калачиком, прижимаю колени ближе к себе и пытаюсь привести в порядок мысли. Смогу ли я пережить эти дни? Смогу ли я решиться на столь важный шаг, как свадьба? Будет ли это просто поручением Пейлор, которое не исполнить нельзя, или этот день станет чем-то большим? Интересно, что почувствовал, Пит, когда прочитал письмо? Любит ли он меня как прежде, или будет, как я прежде, «играть в любовь»? Что я чувствую к нему? Любовь ли это? В голове столько вопросов, что я не могу распутать этот сложный клубок и, наконец, добраться до нужной цели. Единственное, что ясно точно – эти восьмое и девятое мая войдут в историю моей жизни, как решающие дни. Только вот с какими чувствами я буду их вспоминать позже, покажет лишь время.