Пламя жизни

Предлагаю читать эту главу под Les Friction - Who Will Save You Now. Как мне кажется, эта песня и текст просто слились воедино.

***

Бездна. Я лечу сквозь воздушные массы, хотя нет, полётом это сложно назвать, ведь мои крылья не раскрылись, и теперь я просто падаю в неизвестность. «Сойка-пересмешница уже не та, ей умело подрезали крылья», - произносит с сарказмом внутренний голос. Чувство безумной тяжести завладевает мной, не отпуская ни на секунду. Я с грохотом падаю на что-то очень твёрдое, тело пронизывает боль. Из-за сломанных рёбер тяжело дышать, руки словно онемели, лицо отражает лишь одну гримасу – боль. Но она не сравнима с физической, она исходит из кровоточащего сердца, готового вот-вот рассыпаться на множество мелких частиц. Резко распахиваю глаза. Это был просто сон. Очередной кошмар. Но от этого не легче, даже, скорее, тяжелее, ведь раньше, проснувшись, я могла осознать, что мой кошмар хоть чуть-чуть страшнее реальности, а сейчас всё наоборот. Сейчас реальность словно приобрела ещё более чёрные, поистине траурные краски. Нет того светлого «пятна», согревающего всё внутри. Его больше нет. Весь свет в этой вселенной умер вместе с ним. В мыслях всплывает фраза отца: «Сумей сохранить самое дорогое». Теперь я, кажется, понимаю о чём, а вернее, о ком были сказаны эти слова. Мой мальчик с хлебом умер. Я не смогла его уберечь, не смогла защитить, не смогла сохранить того единственного, по-настоящему дорогого мне человека. Он всегда был рядом, был готов оберегать меня сутками напролёт, обнимать и успокаивать, говоря, что всё хорошо, когда мне снились кошмары, был готов просто понимать без слов, придавая силы и убеждать меня о том, что я не одна. А теперь его нет. И смысл моей жизни окончательно потерян. Как жить без этого светловолосого парня? Ещё пару месяцев назад я особо не задумывалась над этим вопросом, да и вряд ли бы он вообще появился бы в моей голове, но сейчас ни мой мозг, ни сердце не могут дать ответ, да и, наверное, никогда не смогут, ведь теперь я поняла, что действительно его люблю. Не как брата, и даже не как друга. Люблю, как того единственного, созданного лишь для меня. Почему я не поняла этого раньше? Теперь я чувствую, что знала это давно, но никогда не признавалась открыто даже самой себе. Порой признаться самой себе намного сложнее, чем продолжать жить во лжи. Кто-то говорит, что всегда во всех бедах, которые с нами происходят, виновата судьба. Мол, предрешено мне так, и всё, ничего с этим поделать не возможно. Часто в такие моменты люди создают вакуум вокруг себя. Они считают, что это лишь маска, но на самом деле вакуум прорастает своими корнями глубоко во внутрь, захватывая каждый уголок души и тела. Человек просто закрывает все свои чувства, вешая на них большой металлический замок, а ключ выкидывает прочь. Но в такие моменты люди, затуманенные наличием "защитного" вакуума, забывают одно из главных правил судьбы: ты понимаешь, что тебе действительно дорого, лишь потеряв это. Сейчас я понимаю, что я так делала всю свою жизнь, постоянно закрывала свои чувства не только от окружающих, но и от самой себя. Становится больно от осознания потери драгоценного времени, времени, которое я могла провести с Питом. А теперь остались только слезы, обжигающие мою кожу своей горечью. Где-то рядом слышится негромкий стук. Этот звук исходит с обратной стороны двери. Кто бы это ни был, я не хочу его видеть. Ручка двери неестественно медленно делает свой поворот, и в комнату просачивается знакомая фигура. Хеймитч. Не хочу его видеть. Никого не хочу видеть. Я хочу побыть одна. Не хочу сейчас смотреть в эти серые глаза, полные горя и сожаления, слышать этот голос, говорящий, что всё может образумиться, чувствовать боль, заглушённую немалым количеством горячительного. Он присаживается на стул рядом со мной, и только сейчас я сосредотачиваю свой взгляд на обстановке помещения в котором нахожусь. Тёмно-серые стены - словно заслоны от внешнего мира: давят своими мрачными красками, заставляя улетучиться последние мельчайшие крупинки того хорошего, что ещё возможно в жизни; чёрная кровать с более светлым постельным бельём по цвету, нежели удерживающие здание «перегородки», кое-где становится ещё светлее от солнечных лучей, проникающих из большого окна, а два тёмно-коричневых стула, стоящих около меня, придают довольно просторной комнате чувство одиночества и опустошения. - Солнышко, - он произносит это слово, придуманное им ещё перед первыми играми, тихо, очень осторожно, боясь сделать ещё больнее. Но я не хочу с ним разговаривать. Не хочу видеть. Не хочу слышать. Я не хочу ничего. Единственное, чего я хочу, - просто побыть наедине со своими мыслями и чувствами, даже если они причиняют безумную боль моему сердцу. Не хочу видеть эти серые глаза напротив, полные сострадания и печали, поэтому просто отворачиваюсь от него. - Китнисс, я всё понимаю… Но ты должна меня выслушать… До конца! – Ничего не отвечаю на его слова. Не знаю, зачем он пришёл, но надеюсь, что как только он расскажет то, что хотел, меня, наконец, оставят в покое. - Китнисс… - оторванная от возможности взглянуть на его лицо, я даже сейчас чувствую, как все клеточки верхней части его тела немного напряглись. - До недавнего времени дела в Панеме были не такими уж и красочными. Да, войну мы выиграли, но никто не сказал, что недовольные так просто отступят. Они и не отступили, - его глубокий вздох не смог скрыться от моего слуха, - Пейлор всё это видела. Она пыталась выровнять положение, но когда в стране всё ещё есть разруха, это крайне тяжело сделать. Пейлор предполагала, что мятежники попробуют что-то предпринять, но в её окружении оказался предатель. Результат всего этого ты могла видеть тогда, рядом с поездом. Мятежники подорвали небольшой участок железнодорожных путей, поэтому экспресс был вынужден остановиться. И тогда их план сработал: они смогли сломить тебя, - до этого моё тело не высказывало никаких реакций на его слова, но после последней фразы по лицу одна за одной начали катиться слёзы, обжигая израненную кожу. «Они нашли твоё слабое место», - эта мысль в который раз воспроизводится в моей голове. Они нашли его. Они нашли того, кто действительно мне дорог. Они нашли мой воздух, мой кислород, способный расправить лёгкие и дать «взлететь». – Но они немного просчитались: Пейлор узнала об их намерениях, правда, было уже слишком поздно. Но она начала действовать незамедлительно: подняла тревогу во Втором, и к нам на помощь вылетели несколько военных планолётов. На одном из них было несколько врачей. - В комнате на несколько секунд воцарилась тишина, но Хеймитч продолжил. - Да, эти ребята бьются до последнего, спасая своих, - мне кажется или в его голосе мелькнула нотка счастья и лёгкости? Но обдумать эту мысль мне не удаётся, потому что следующие слова ментора заставляют моё сердце биться в тысячу раз быстрее, давая надежду на то, что всё ещё может хоть чуть-чуть образумиться: - Китнисс, они его спасли. Пит жив… Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Моё сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Этого не может быть… Я ведь сама видела, как он… умер, как его лёгкие больше не вздымались, а такое доброе сердце перестало отбивать свой ритм. - Это правда? – Мой голос дрожит и звучит неестественно тихо. Наверное, это самый глупый вопрос в моей жизни, но мозг просто не может поверить в это. Я же видела, как он перестал дышать, как навсегда покинул меня. - Китнисс, я, можно сказать, поспешил с выводами, тогда, у поезда. У этого парня железная воля к жизни. - Вновь вернув взгляд в сторону менторских глаз, я замечаю лёгкую улыбку, появившуюся на его лице, но произнося следующие слова, она словно испаряется: - Китнисс, это чудо, что он остался жив: две пули задели внутренние органы, он потерял много крови. У него была остановка сердца, - в памяти сразу всплывает последняя арена. Пит, лежащий без дыхания, Финник, пытающийся помочь ему, и я, стоящая в полном шоке. Я, как и тогда, не смогла ему помочь. Я снова не смогла его защитить, не смогла спасти. Никогда не сумею себе этого простить. - Где он? – Задаю я один из самых волнующих меня в данный момент вопросов. Чувствую, как тело пробирают мурашки. В голове вертится лишь одна мысль: «Я должна увидеть его. Сейчас». - Китнисс, не сейчас, - ровным и спокойным голосом произносит ментор, внимательно вглядываясь в моё лицо. Видимо, все мои мысли настолько явственно могут читаться в глазах, что он спешит незамедлительно добавить: - Тебя вряд ли пустят к нему в ближайшие дни. Парень ещё даже в сознание не приходил. - Пожалуйста, - смотрю в эти давно ставшие родными серые глаза, пытаясь донести всё то, что чувствую. Знаю, он понял меня. Прошло не так уж и много времени с того момента, когда имя Прим вытянули на Жатве, но между мной и ментором уже давно образовалась некая связь. Мы можем без лишних слов понимать друг друга. Так я могу общаться лишь с двумя людьми: с ним и Питом. Проходит несколько минут, но они кажутся вечностью, прежде чем тихий голос ментора нарушает угнетающую тишину: - Хорошо, я попробую. - Я благодарна ему за многое: за то, что спас наши с Питом жизни; за то, что был всегда рядом; за то, что был нашей нянькой; нашим отцовским плечом, на которое можно опереться; за то, что он просто был рядом, когда жизнь казалась сломанной навсегда. Вот и сейчас он сделал то, за что я ему безумно благодарна. В голову не приходит ни одного нужного слова, ни одной нужной в таких случаях фразы, поэтому я просто его обнимаю. Хеймитч явно этого не ожидал, но, всё же немного помедлив, он обнимает меня в ответ. Но этот милый, если посмотреть со стороны, жест длится недолго: - Всё, хватит. Так ты меня раздавишь! – Знаю, ему приятно, но мы слишком похожи – никто из нас не привык так открыто проявлять чувства, поэтому я понимаю его действия. Сейчас он просто вновь вернул свой «вакуум», он вновь начал играть, того, кем отчаянно хочет казаться – бессердечным пьяницей. Гулко вздохнув, я уже было хотела начать разговор о том, к чему приводят такие игры, но меня опередил его голос: - Китнисс, я, пожалуй, пойду. Я попробую поговорить с врачами, но ничего не обещаю. Второй не Двенадцатый – здесь всё по-другому. Не дав мне осмыслить эти слова, он порывисто поднимается со стула и быстрым шагом направляется к выходу. Когда дверь уже почти захлопнулась, мой голос настигает его: -Спасибо! - Знаю, он услышал. Он сделает всё, чтобы мне помочь. Сейчас всё зависит лишь от Хеймитча. Мне же остаётся самое трудное - ждать.