Там, куда тебя не звали.

Кажется, словно в сознании висит такой же плотный туман, как и тот, что застилает поле перед замком. Мозг безуспешно пытается отгородиться от осмысления происшедшего, чуть ли не ежеминутно напоминая «это просто сон». Просто сон. Висит сырое, прохладное утро. Аппетит отбило, а оставшаяся со вчерашнего вечера пустая чашка и остывший заварочный чайник и вовсе вызвали только рвотный позыв. Тело противно трясёт от нервного мандража, но необходимость накинуть шаль я упорно избегаю. Я никогда не думала, что терять человека настолько тяжело. И это сейчас не о Дамблдоре. Весть о смерти директора воспринялась мной как-то спокойно, как само собой разумеющееся, немного печальное, но неотвратимое событие. А вот осознание наличия живого мертвеца, которого ты никак не можешь придумать, как вытащить с того света — жуткое дело. В замке висит такое напряжение, что кажется, его можно потрогать рукой. Туда-сюда снуют репортёры, люди из министерства магии и ещё какие-то малознакомые личности. И с ними со всеми я весьма успешно стараюсь не пересекаться. Когда я вернулась после истерики обратно в школу, единственная моя вылазка была только до Макгонагалл, чтобы выяснить потери и предложить свою посильную помощь. Ну, а поскольку толку от меня не особо много, Минерва объявила только об отмене уроков. За внезапно свалившейся уймой свободного времени я занялась прикидыванием зубодробительного плана по спасению Северуса. Конечно, спасение чародея магглом в одиночку из логова злодея, наводящего ужас на весь современный магический мир, обречено на провал заведомо, но когда русский народ отказывался от плана только ввиду его бредовости? Немного удачи, приправленной притуплённым инстинктом самосохранения, и глядишь что выгорит. Правда, надо будет перед воплощением плана-сумбура в жизнь с Сивиллой посоветоваться. Вдруг она в своём пьяном угаре увидит какой-нибудь хороший знак? Забравшись на подоконник, рассеянно разглядываю враз посеревший мир. Словно в согласии со всеобщим трауром, притихла и Кася. Пеночка сидит у меня на руке, следя глазками-бусинками за чёрной махиной леса. На стуке в дверь акцентирую внимание не с первого раза и только после встревоженного «Саша?», наконец опомнившись, отзываюсь противным, чуть надломленным голосом. — Открыто. Думать о том, кого могло принести, нету сил, поэтому я без какого-либо любопытства оглядываю посетителей. На пороге появляется уже менее бледная, но всё ещё нервная Минерва, а следом за ней входит худой высокий мужчина. Взгляд тут же выхватывает жуткие старые шрамы и весьма простую, но опрятную одежду. — Добрый день, Саша, — первой начинает Макгонагалл, видимо, поймав мой потерянный взгляд. — Это Римус Люпин, у него к тебе есть несколько вопросов касательно случившегося. Рассеянно киваю, после чего Римус проходит вглубь класса, а Минерва так и остаётся около двери. — К сожалению, вынуждена вас покинуть, мне необходимо поговорить с некоторыми родителями, — расстроенным голосом повествует женщина, чуть качая головой, и незамедлительно скрывается за дверью. — Меня зовут Саша Рунцис, как, думаю, вы уже знаете. Прошу, присаживайтесь. — Киваю мужчине на своё кресло, сама же чуть ровнее сажусь на подоконнике. — Сожалею, что нам пришлось познакомиться при таких обстоятельствах. — Мужчина принимает немного виноватый вид, неуверенно опускаясь на предложенное место. — И боюсь, что тема для нашего разговора тоже будет не из приятных, но я всё-таки обязан у вас спросить. Мужчина замолкает, следя за моей реакцией. Я же в ответ согласно киваю головой. Интересно, какая такая тема в свете последних событий его сюда привела? Хотя, может, смогу узнать какие-то подробности ночного происшествия, а то более вразумительного объяснения я от Макгонагалл так и не добилась. — Мисс Рунцис, что связывает вас с господином Снейпом? Кажется, я давлюсь воздухом. — В смысле «что нас связывает»? — от надменной отрешённости не остаётся и следа. — Мы с Северусом коллеги, может, в какой-то степени друзья, но я не думаю, что он разделяет моё мнение на этот счёт. А почему вы спрашиваете? Люпин как-то неоднозначно покачивает головой. — Дело в том, что Северус, не побоюсь этого слова — вломился ко мне домой несколько дней назад, требуя, чтобы я присмотрел за вами. — Что? Повисает гробовая тишина. Я и Люпин глупо смотрим друг на друга, ожидая непонятно чего. — Скажите, мисс Рунцис, есть ли какие-то причины у сами знаете кого охотиться за вами? — Эм… — озадаченно бормочу я, ещё первую новость до конца не переварив. — Не думаю, что Волан_де_Морт зачем-то будет на меня охотиться. Уж на выдающегося мага я, поверьте, не тяну. — Всё это очень странно, — задумчиво тянет Люпин, почёсывая щеку. — Вы и сами понимаете, что, кем бы Северус ни был, он всё равно умный человек. И зная его достаточно долго, я искренне сомневаюсь, что его поступок был продиктован… — маг на мгновение запинается, бросая на меня странный взгляд, — только привязанностью к вам. Думаю, должно быть ещё что-то, более веское, и вопрос в том, во что это может вылиться. Я могу только неопределенно повести плечами, потому что ответить на это хоть что-то вразумительное у меня мыслей не хватает. Понимать в играх окружающих меня волшебников я перестала уже давно. — В любом случае, я думаю, вам всё равно лучше не покидать пока пределы Хогвартса. Это замок — одно из самых защищённых мест Британии. — Да я вроде… — я запинаюсь. Ведь действительно собиралась его покинуть, до сегодняшнего утра, по крайней мере. — Я никуда отсюда не собиралась. Римус понимающе вздыхает. — Жаль, что вы попали в эту прекрасную школу, когда тут такие проблемы. Ужасные вещи творятся… — А вы не могли бы рассказать мне поподробнее о том, что произошло? Как вообще Пожиратели попали внутрь? И Римус рассказывает. Я, со всем своим актёрским талантом, стараюсь сохранить невозмутимое лицо, но, наверное, невозможно быть невозмутимой, когда слышишь такое. Особенно жутко становится от того, что я начинаю медленно осознавать свою непосредственную причастность к происходящему. Если бы я не узнала эту чёртову глаголицу… Но я тут же гоню эти мысли прочь. Если бы я не узнала эту чёртову глаголицу, одному богу известно, что сделал бы этот психический с Драко и его семьей. Дети — самое страшное в этом то, что во всё произошедшее втянуты дети. Римус оказывается на удивление тактичным и понимающим человеком и, достаточно быстро поняв мое ошалелое состояние, коротко прощается, пообещав ещё заглянуть, не забыв попросить обращаться к нему в случае чего.

***

Кажется, словно все дни смешиваются в один. Чем больше я пытаюсь придумать что-то путное, тем больше понимаю обречённость на провал. На похороны Дамблдора выгоняю себя через силу. Завернувшись во всё чёрное, чувствуя, что, кажется, мёрзну, несмотря на стоящую на улице жару, отрешённо наблюдаю за величественной процессией. Как же много показухи. Кентавры, морской народ, тьма магов, дети. Больнее всего смотреть на детей. Испуганные, нервные, с заплаканными глазами и такой вековой обречённостью на лицах, что хочется выть от бессилия. Снова. Похоже, что стоящая рядом со мной Минерва разделяет мое состояние. Хочется просто забыться, спрятаться. Детей отправляют по домам, и школа погружается в тишину. Кто-то из учителей, кому, как и мне, некуда податься, остаётся. Но коллеги меня интересуют мало. Дни напролет я пропадаю в библиотеке, штудируя книги в поисках сама не знаю чего, способного сдвинуть ситуацию с мёртвой точки. Перелопачиваю горы литературы, пока наконец не натыкаюсь на «Ежедневный пророк» за конец 1981 года. И вот тут меня накрывает. За восторженными публикациями о смерти «Тёмного лорда» разворачивается жуткая история изломанных человеческих судеб. Смерть той самой Лили, с которой меня так часто сравнивал Слизнорт, и её мужа. Жуткая история Долгопупсов, родителей милого спокойного мальчика Невилла, который, кажется, не пропустил ни одного моего урока. А потом мне в руки попадает короткая заметка о процессе над Пожирателем смерти — Северусом Снейпом. Маленькую статейку, в которой от силы-то предложений двадцать сухих фактов, прочитать до конца никак не получается, и под конец, плюнув на это дело, в состоянии, близком к истерическому припадку, вылетаю за стены замка. Моей нервной системы на это всё определённо не хватит. Слишком больно, даже несмотря на незначительность деталей, да и совершенно не художественный стиль написания статьи. Несмотря на вроде бы начавшийся вечер, на улице стоит одурительная жара, а небо идеально голубое, не обещает хоть намёка на тень. Бреду наобум, наслаждаясь царапающей ноги травой. Вот укусит меня какой-нибудь энцефалитный клещ, и помру нафиг! И никто меня трогать больше не будет. И замираю, во все глаза уставившись на еле заметный за камышами пирс. Крадучись, словно боясь, что это наваждение сейчас растает, добредаю до конца помоста. Хоть погода стоит ясная, вода остаётся до жути тёмной, можно даже сказать, чёрной. То и дело зеркальная поверхность покрывается рябью: водомерки, стрекозы, рыбы — все они продолжают жить своей привычной размеренной жизнью. С той ночной вылазки прошло чуть больше месяца, но внутри почему-то вертится стойкое ощущение, словно прошла не одна жизнь. Слишком далёкое и счастливое это воспоминание, слишком противоречащее происходящему теперь. Дурная мысль приходит практически молниеносно. В конце концов, Филч куда-то уехал и раньше завтрашнего вечера не появится, а Флитвик и вовсе до сентября будет у себя дома, поэтому, быстро стянув с себя футболку и шорты, сбрасываю босоножки и, забыв завязать волосы, сигаю с пирса. Вредная привычка смотреть под водой вдруг оборачивается очередным чудом: изнутри озеро оказывается кристально чистым, дальность видимости, конечно, меньше, чем на поверхности, но я всё равно умудряюсь чуточку осмотреться раньше, чем у меня начинает кончаться воздух. Вынырнув из воды, жадно вдыхаю. Кажется, голова начинает соображать лучше, и я вспоминаю, что это не просто так озеро, поэтому достаточно быстро выкарабкиваюсь обратно на пирс. Окунулась и хватит. Весь оставшийся вечер проходит за созерцанием природы. Жалко чернеют на фоне окружающей зелени остатки хагридовской хижины. Заплетаю мокрые волосы в косу. Великан уехал куда-то почти сразу после похорон Дамблдора. Поговорить времени за всей этой суматохой и общей потерянностью тоже не нашлось. Как вдруг моё внимание привлекает движение на другом берегу. Что-то достаточно крупное продирается через заросли рогоза. Бросаю нервный взгляд на замершую рядом Касю. Интересно, что это такое и как я буду отбиваться в случае чего. В том, что, что бы это ни было, озеро оно преодолеет на раз-два, я почему-то уже не сомневаюсь. Лучше готовиться к худшему. Вдруг среди толстых листов появляется длинная изабелловая лошадиная голова, а следом практически светящееся изящное тело. Единорог, медленно переставляя тонкие ноги, заходит в воду почти по колено и, опустив шею, судя по всему, начинает пить. Я же замираю, боясь даже шелохнуться, впившись в это странное видение взглядом. Ну всё, поди, совсем всё плохо, раз даже единороги из леса выходить начали… Животное медленно поднимает голову, повернув морду в мою сторону. Появляется странное ощущение, будто это он высшее существо, наблюдающее за мной, а не наоборот. Видно, как животное ведёт ушами, а в следующее мгновение, грациозно крутанувшись на месте, снова теряется в зарослях. — Ну дела… — озадаченно бормочу я, обращаясь к не менее оторопевшей птице. Вернувшись в библиотеку, я всё-таки нахожу в себе силы продолжить разбор материала.

***

За ежедневным круговоротом информации на известие о том, что мою статью таки напечатали, не обращаю особого внимания. Результатом моего полного бессилия является бредовая мысля опоить Волан_де_Морта амортенцией и внушить ему любовь ко всему миру. Но тихо хрюкнув от представившейся картинки того самого чудика со змеёй на шее в венке из одуванчиков и белой тоге, отгоняю наваждение прочь. Времени думать об этому нету. Правда, чем больше я провожу времени в замке, тем сильнее начинаю поражаться его непродуманности. Открываются далеко не все окна, и из-за этого стоит такая духота, что после пары дней мучений я всё-таки принимаю необходимость переместиться с книгой на улицу. Поскольку на днях я умудрилась наткнуться на Трелони, непонятно, в результате какой беседы, но я выяснила настоящее имя моего врага номер один. Том Марволо Реддл, в прошлом ученик Хогвартса, поэтому теперь, вооружившись досье на злодея, я бодро направилась по утренней росе на опушку перед Запретным лесом. К пирсу не тянет совершенно — на днях меня дёрнуло пощекотать себе нервы, выяснив побольше об Азкабане, в который бедного Северуса упекли на долгие девять месяцев, пока Дамблдор неторопливо добивался его высвобождения для дальнейшего использования в личных целях. Найдя максимально красивый вид на замок и озеро, кинув корзинку с фруктами и литературой куда-то в траву, потому что плед я взять забыла, вдыхаю свежий утренний воздух. И весь мир перевернётся, а природа будет всё так же прекрасна. Сажусь на ещё сырую траву, сокрушаясь о том, что я всё-таки надела шорты, а не треники, и, морально приготовившись кормить комаров и слепней, выуживаю прихваченное с собой чтиво. Полагаю, что к вечеру моим лучшим другом будет банка сметаны. Часам к одиннадцати утра солнце начинает нещадно слепить, и я наконец отбрасываю перепутанные листы, собираясь обмозговать всю полученную информацию. Сколько же жизней загубили в этом замке… Как вдруг моё внимание привлекает чёрный клуб дыма, метнувшийся откуда-то со стороны и явно нацеливающийся ударить где-то рядом со мной. Так и замираю, не в силах шевельнуться и только следя глазами за происходящим. Кася, которая обычно чётко знает свой-чужой, неопределённое время назад улетела в лес и появиться прямо вот сейчас похоже что не намеревается. Тем временем тьма, пульсируя, мягко опускается на каких-то полтора метра правее меня, и вот тут смешивается всё окончательно. Я слишком хорошо знаю это ощущение, когда в тебе вот так вот прожигают взглядом дыру.