***
Утро началось не лучше. Проснуться от того, что на выходе из комнаты в тебя врезается сова, — удовольствие, надо сказать, ниже среднего. Клубок перьев, издав крик раненого птеродактиля, навалил на пол большую кучу экскрементов и, шарахнувшись через весь класс, с грохотом плюхнулся ко мне на стол. — Да чтоб тебя! — взвываю я, готовая швырнуть в птицу первым попавшимся под руку предметом. Кажется, после трёх часов сна я всё-таки становлюсь немного раздражительной. А всё почему? Потому что Кася вечером наотрез отказалась возвращаться с нами в замок. Так бы закрыла окна, и куковала бы эта пернатая зараза на подоконнике. Сова тем временем испуганно пригибается да таращит на меня свои огромные глазища. Требуется с минуту осмысления, чтобы я наконец заметила привязанную к лапе птицы записку. — А ну живо сюда, — командным голосом рявкаю я, отчего птица, все ещё лупая глазами, бочком ковыляет ко мне через стопки документов. Надо же, со мной таки связался «Ежедневный пророк». В жарком письмеце обнаружился краткий рассказ о том, как проникся моими идеями главный редактор, и просьба написать что-нибудь такое, чтобы проняло толстошкурых чистокровок о необходимости смягчения отношений между чистокровными магами, полукровками и магглами. Ладно, как-нибудь на досуге, если не начнёт происходить какая-нибудь очередная ерунда, я обязательно подумаю о статье. Изобразив вселенское страдание, через силу выношу-таки своё тельце к завтраку, заведомо готовясь отбиваться от Минервы с тыквой. Что за фетиш такой вообще, неужели сложно подавать что-то отличное от тыквы? Видимо, за то, что рядом со мной появляются всякие ягодные и фруктовые джемы, надо благодарить какую-то отдельную высшую силу. Ну, или ругать, а то такими темпами весь мой рацион сведётся к чаю, овсянке и варенью. И я уже было решила, что на сегодня катастрофы себя исчерпали, как на меня решила прыгнуть миссис Норис. И всё бы ничего, если бы кошка не сиганула через полстола, аки альбатрос, прямиком мне в тарелку. А поскольку миссис Норис больше среднего размера ирбис, нежели домашний кот, зверюга благополучно перевернула и меня на стуле заодно. Зато теперь я могу с уверенностью сказать, что видела ужас и замешательство на лице завхоза. Дети повалились от хохота, я в чае, каше и минервином соке. Благо Снейпа на завтраке не оказалось, а то ещё и его ядовитые комментарии вслед я бы точно не пережила.***
«Да кто вы вообще такая? Откуда такой, как вы, знать, что здесь на самом деле происходит?!» Мне кажется, что я действительно чем больше провожу времени в замке, тем меньше понимаю, что здесь вообще происходит. А проникновенные переписки с учениками и того круче. Но тем не менее, что-то мне совсем не нравится такое общение. Так, вдох-выдох, я взрослая, мудрая и не вступаю в перепалки с детьми, хотя очень хочется. Надо было на психолога идти учиться, ей-богу.«Да, я действительно плохо понимаю, что здесь на самом деле происходит. Но с другой стороны, если бы ты мне не хотел/хотела что-то сказать, ты бы ко мне не обратилась/обратился».
«Да парень я, прекратите эти дурацкие дроби писать», — прилетает практически моментальный ответ. — «Вы что, действительно не знаете, с кем общаетесь?»«Нет, действительно не знаю. Да и что поменяется от имени обратившегося? Я просто хочу попытаться помочь, насколько это возможно».
Оказалось, что существ страдательных в этом замке более чем достаточно. Мне начали писать. Сначала понемногу, а теперь я почти каждый день после обеда разбираю скопившуюся корреспонденцию. Изначально дети просто спрашивали, как дела в замке, а теперь ко мне обращаются со всеми вопросами, начиная от просьб помочь в трансфигурации, травологии или, упаси бог, зельеварении, и заканчивая вопросами про то, почему парни такие козлы, а девочки бесчувственные селедки. Теперь я знаю, как за двадцать минут переписки успокоить бьющуюся в истерике маленькую женщину, при этом не дав ей отравить гада, могу назвать десять причин, по которым завхоза не стоит превращать в червяка, а также могу не хуже Горация рассказать, как правильно приготовить эликсир из хамомиллы, «дарующий уверенность в себе и душевное спокойствие». Кажется, я в жизни столько не училась, как за последние пару недель.***
— Нет, ну вы слышали? Слышали, за что они переживают?! За квиддич! Квиддич, чтоб его! Не за мальчика, которого чуть на тот свет не отправила эта ваша звезда местная, а за какую-то ср… вшивую игру! Круто разворачиваюсь вокруг своей оси, чтобы посмотреть на Дамблдора. Мальчик, который выжил, чуть не убил Драко Малфоя. «Избранный» гриффиндорец чуть не убил «слизеринского выскочку». Один ребенок чуть не убил другого. И наверное, я бы не стояла сейчас в кабинете директора, если бы эти чертовы дети хоть на секунду раскаивались в содеянном. Но нет, моя «обратная связь» показала истинное лицо этих благородных личностей, искренне беспокоившихся за то, что они теперь могут продуть без своего командира. И видимо, по этому же вопросу сейчас у Дамблдора находились и Северус с Минервой. Макгонагалл на протяжении всего моего монолога то и дело бросала на меня встревоженные взгляды, никак не пытаясь встрять в разговор, а Снейп, по всей видимости, решил вообще прикинуться мебелью и лишь изредка, в моменты, когда я уже практически начинала переходить на крик, бросал на меня тяжёлый взгляд. — И что вы предлагаете, мисс Рунцис? — мягким голосом отзывается директор выждав паузу, видимо, чтоб удостовериться, что я закончила бесноваться. — Что я предлагаю?! — чувствую, как меня начинает аж трясти от бешенства. Я ещё и предлагать что-то должна? — А что вы делаете, чтобы предупреждать такого рода инциденты? Дайте подумать, что же я могу предложить. Наверное, прекратить постоянное сталкивание студентов лбами за счёт межфакультетской вражды? Может, просто введёте пяти- или семибалльную систему оценки знаний? Нет? Или, например, нафиг сжечь книги из запретной секции, которые читают все кому не лень, хотя это чёрная магия? Или вам жизненно необходимо чем-то специально козырнуть перед оставшимся магическим миром? И как, стоит оно того? — Мисс Рунцис, сядьте и успокойтесь, — впервые за полчаса раздаётся бархатный со стальными нотками голос Северуса. — Успокоиться, чтобы что? — вскидываю я голову, тряхнув волосами и обращаясь к змеиному декану. — Чтобы они друг друга поубивали? А если бы тебя не оказалось рядом?! Господи, да что с вами со всеми? Я… я не понимаю… Я не успеваю договорить, как меня обрывает мягкий голос Дамблдора. — Ну, тише, не горячитесь так. Я прекрасно понимаю ваше возмущение, но, поверьте, нет повода так нервничать. В конце концов, господин Малфой жив, а через пару дней будет ещё и абсолютно здоров. Поймите, наши ученики в первую очередь волшебники… — Наши ученики в первую очередь дети! — рявкаю я в ответ, делая акцент на последнем слове, и, крутанувшись на каблуках, вылетаю из кабинета директора, на прощание громко долбанув дверью. Нет, да это уму непостижимо, чтобы вот так было насрать! Ну, подумаешь, чуть не убили пацана, главное, что квиддич не отменили! А им хоть бы хны! Я в ужасе! Влепили отработку до конца года, и всё, наказан так наказан! Прям вот уже вижу в глазах осознание и раскаяние! Слетаю вниз по лестнице с такой скоростью, что ученики шарахаются от меня в разные стороны, дико таращась вслед. Кажется, словно не хватает воздуха. Настолько противно от всех этих людей, что хочется помыться, соскоблив с себя кожу жёсткой щёткой. Над головой с противным щебетом мечется Кася, но я не обращаю на птицу внимания. Я в бешенстве. А поскольку такое мое состояние может обернуться чем-нибудь похуже словесной перепалки с директором, лучше всего уйти подальше от потенциальных триггеров. Это я ещё верх самообладания показала, не вопи здравый смысл на задворках сознания, я бы вообще как следует этого старика за грудки тряханула, чтобы растрясшиеся от времени мозги наконец встали на место. С силой долбанув по деревянным дверям, обдираю о неошкуренную поверхность ладонь и вываливаюсь на улицу. Как меня всё это достало! Решение отправиться в Запретный лес появляется как-то само, поэтому быстрым шагом, то и дело поддавая носком туфли то по клоку сухой земли, то по камням, отправляюсь куда подальше. Полностью взвинченное состояние, на грани слез и нервного срыва. Хочется орать, реветь и бить морду одновременно. Всем спасибо, моя нервная система кончилась. Не хочу и не буду на это всё смотреть. Сами пусть это маггловедение изучают, умываю руки. Иначе следующая беседа с директором чревата кровопролитием. И вот не будет меня мучать совесть. Не обращая внимания на то взлетающую, то опускающуюся Касю, продолжаю углубляться в чащу леса. Хочется просто бежать, опрометью, куда глаза глядят и нафиг не возвращаться в этот гадюшник. А вообще хочется домой… Ловлю себя на том, что только сейчас, почти четыре месяца спустя, я начинаю искренне тосковать по дому. Хочу домой, к маме и коту. Сидеть в три часа ночи на кухне и жрать с пушистой мордой напополам красную икру за просмотром мультика, а не вот это вот всё! Надоело! Я сама ещё ребёнок, почему я вообще во всё это ввязалась? Хочу чтоб стёрли память и нафиг ко мне больше близко не подходили! И нет, жалеть не буду. Притормаживаю, чувствуя, как задыхаюсь от быстрого шага, и наконец замечаю, что воздух стал совсем спёртым. Над головой, опираясь на высокие кроны деревьев, расстилаются свинцовые тучи. — Да будет дождь, — недовольно бурчу себе под нос, оглядываясь по сторонам. В какой момент из красивого хвойного леса я умудрилась забраться в валежник, непонятно. Медленно сползаю на ближайший ствол поваленного дерева, напрочь забыв про свою арахнофобию. Накрывает жгучее отчаяние. Что бы я ни пробовала делать, всё происходящее вокруг уверенно стремится в какую-то непроглядную задницу. Закрываю глаза, прислушиваясь к низкому перекату грома, следующему почти вместе с яркой вспышкой молнии. По лицу начинают неуверенно мазать капли дождя. Кася что-то тихо пищит, скребя когтями моё плечо, но от навалившейся вековой усталости идти совершенно никуда не хочется. Вот бы привалиться так к мшистому боку старой ели и стать её частью. Тихо, спокойно, вдали от всех. Но вместо желаемого отрешения от окружающего мира в сознании вдруг всплывает почти растаявший от времени обрывок воспоминания о том, как я уснула в объятиях мага, согретая его теплом. Тут же открываю глаза, неумолимо краснея и судорожно вдыхая. Боги, о чем я вообще думаю! Вот же ж извращенец, неужели, будучи магом, нельзя было придумать какого-нибудь другого способа меня отогреть? Так, надо возвращаться. Но стоило мне только подняться на ноги, как дождь полил с таким остервенением, словно желая смыть лес с лица земли. Жалобно пискнув, Кася сильнее прижимается к моей шее. Класс, теперь ещё непонятно, как отсюда выбираться. Недовольно поморщившись и отбросив за спину ставшие похожими на мокрые сосульки волосы, выбрав наобум направление, устремляюсь куда глаза глядят. Понятное дело, что о запоминании маршрута не идёт и речи. Но хочется надеяться, что всё-таки дождь прекратится и Кася сможет провести меня до замка. А то если меня опять кто-то будет спасать, опять будут эти презрительно-сочувственные взгляды. Дёргаю плечами то ли от нервов, то ли от холода. Спустя ещё пару минут одежда становится мокрой насквозь, на подол налипает всякого рода мусор, но я упорно перелезаю через очередное поваленное дерево, стараясь брести левее в наивной надежде выбраться из леса своим ходом. Просто пойду к Дамблдору и попрошу стереть мне память. Не думаю, что он будет против. Поскользнувшись на мху, громко взвизгнув, ухаю на землю, больно приложившись в полёте боком об обломанный еловый сук. Твою налево. Прижимаю немеющие от холода пальцы к правому подреберью, попутно отмечая, что умудрилась разодрать ткань мантии. И за осмыслением своего увечья не сразу замечаю, что стало как-то слишком холодно, а вместо дождя на мокрое платье медленно опускаются снежинки. А следом за этим открытием где-то внутри начинает медленно, но упорно ворочаться паника: это у нас, в Питере, весной снег дело привычное, но не тут. Но тем не менее снег продолжает медленно кружиться. Дико озираюсь вокруг, пытаясь прикинуть, что ещё можно ожидать от местной фауны и флоры. И, к не меньшему своему ужасу, я таки замечаю потенциальный источник проблемы. Между деревьев, чуть покачиваясь, движется что-то, что в первое мгновение я принимаю за человека в мантии. Вот только это «что-то» парит на метр выше земли. Ну, Северус, если это твоих рук дело… Но почему-то практически сразу становится понятно, что Сев тут не при чем. Слишком странная, страшная энергетика исходит от существа. Кажется, словно даже видно, как тёмная пульсация волнами расходится от фигуры. Где-то на задворках сознания здравый смысл голосит бежать без оглядки, но оцепеневшее от ужаса тело не может двинуться даже на миллиметр, и я, вытаращившись во все глаза и почти не дыша, слежу за медленно приближающимся существом. Из-под оборванных рукавов мантии появляются худые, изуродованные руки. Медленно, словно наслаждаясь моим ужасом, существо подплывает всё ближе, по всей видимости, нацеливаясь сомкнуть костлявые пальцы с рваными ошмётками кожи у меня на шее. Мысли в панике суетятся и путаются. Кася, наконец пискнув, бросается вперёд, словно только сейчас осознав всю фатальность происходящего, но вместо того, чтобы врезаться в странную личность, птица проваливается в тёмный силуэт, словно он состоит не из живого существа, а из дыма. С истерическим смехом сознание наконец признает всю аховость положения. То, что личность эта не время спросить пришла, понятно как-то само собой. Жмурюсь, вжимая голову в плечи, ожидая чего-то страшного. Скомканно ощущается боль от впившихся в ладони ногтей. Сердце бешено молотит где-то поперёк горла, а собственное частое, прерывистое дыхание без труда заглушает отчаянный писк Каси, все ещё носящейся взад-вперёд. Вдруг происходит что-то странное. Ощущение страха неожиданно улетучивается, словно кто-то дернул тумблер. А открыв глаза, я обнаруживаю совсем странную картину: тёмное существо, пульсируя в гробовой тишине, словно нехотя пятится, прогоняемое небольшой то ли косулей, то ли оленихой. Достаточно крупное копытное странного, чуть сияющего голубовато-белого цвета, раздраженно мотая аккуратной безрогой головой, упорно наступает на сущность. И сущность издаёт вой. Даже не вой, а какой-то душераздирающий вопль, полный такого отчаяния и боли, что внутри всё сжимается, и отголоски страха сменяются жалостью. Грузно толкнувшись о землю, фигура резко взмывает ввысь и исчезает в тёмных тучах. Тут же становится гораздо теплее, и снова начинает молотить дождь. А может, это странное существо всё-таки помощи искало? И я недоверчиво скашиваю глаза на голубую олениху, которая быстрым шагом направляется ко мне. Медленно начинаю пятиться. А вдруг она плотоядная? Чего это то существо её так испугалось? А вдруг щас как пасть откроет, а там острые зубы в три ряда? Вот нелепая-то смерть будет… Но мой истерический поток мыслей прерывает Кася. Птица на мгновение зависает перед оленьей мордой и, что-то негромко пропищав, еле хлопая под дождем крыльями, возвращается ко мне на плечо. Олениха же, бросив короткий выразительный взгляд на меня, медленно разворачивается и, забавно задирая тонкие ноги, чтобы перебраться через поваленные деревья, устремляется куда-то прочь. Кася издаёт громкий писк мне прямо в ухо. Это я что, должна теперь за оленем идти? Класс, мне пора в дурку. Скажу, что у меня синдром Белоснежки, со мной животные общаются. Олениха останавливается, уставившись мне в глаза, и я с трудом осаживаю ассоциацию, упорно предлагающую мне воспоминание о Снейпе, глядящем именно таким же взглядом, в таком же полу-развороте. «Рунцис, ну ты и дура» — мысленно озвучиваю я голосом Северуса. Олениха отворачивается и, чуть тряхнув головой, словно согласившись с моими мыслями, бодрым шагом устремляется прочь, ну, а мне не остаётся ничего другого, как прижимая руку к разодранному боку, поплестись следом. А ведь я даже не предполагала, что в гневном беспамятстве могу столько пройти. А это ещё считается, что дорога обратно всегда короче. Мы всё идём, и идём, и идём. И я уже даже начинаю сомневаться, действительно ли мне вообще следует преследовать оленя, как вдруг между поредевших мокрых стволов я замечаю мелькающий замок. Ну и дела! — Спасибо, я дальше сама дойду! — улыбаюсь я, нагоняя проводника. Животное бросает на меня какой-то слишком осмысленный скептический взгляд, но останавливается. И ещё раз махнув рукой на прощание, я устремляюсь уже знакомой тропинкой к замку. Ливень наконец сменяется мелкой моросью. На подходе к школе я наконец улавливаю, насколько жалок у меня видок. Мокрая до трусов, в земле, коре и ещё каком-то мусоре, поскольку при всём старании из-за не предназначенных для бездорожья туфель я всё-таки несколько раз свалилась в лесную грязь. И конечно же, по закону жанра, ещё издалека я замечаю вытянувшуюся в струнку фигуру, замершую в дверном проёме. Чем ближе я подхожу к высоким парадным дверям, тем ощутимее становится прожигающий взгляд. Когда я наконец добираюсь до Северуса, маг, лишь презрительно дёрнув бровью, демонстративно осматривает меня с ног до головы и легко взмахивает палочкой. — Спасибо, — виновато улыбаюсь я, потупив взгляд, когда и одежда, и прическа вмиг становятся сухими. Северус в ответ только недовольно морщится, протягивая ко мне руку. Почему-то практически тут же проскакивает мысль о том, что сейчас за свою сцену я получу ощутимый и вполне справедливый щелбан, но вместо этого Снейп вытаскивает у меня из волос какой-то пожухлый листик. Видимо, выдав себя мимикой с головой, снова ловлю укоризненный взгляд. Боги, как же стыдно. А маг, по всей видимости, не желая лицезреть мои муки совести, круто разворачивается, взметнув полы мантии, и отправляется вглубь замка. Тихо чирикнув, Кася слетает с моего плеча и устремляется вслед за деканом. За неимением альтернативы, с выражением крайней скорби на лице, отправляюсь следом, уже готовясь выслушать справедливую речь о том, что обо мне думают Северус и Минерва.