— Сев, имей совесть!
Надо сказать, спуск по влажной земле, будучи облачённой во всё белое, — то ещё приключение. Того и гляди, чтоб нога не провалилась ни в какую яму, а то картинно пролететь кубарем остаток склона как-то желания особенного не имеется.
— Сама за мной увязалась, — повышает голос Снейп, чтобы я его услышала.
Вот же зараза!
Подобрав руками подол юбки почти до середины бедра, стараясь не грохнуться, то ли скольжу, то ли шагаю огромными шагами.
Нет, уже не стыдно. И чувство неудобства, видимо, прошло пару глупых случаев назад.
— У меня короткие ножки, я за тобой не успеваю! — взмаливаюсь я, осознав, что эта чертова летучая мышь, кажется, вообще не поддаётся законам гравитации и поэтому шагает по склону так, словно это ровная земля.
К концу моей тирады Снейп всё-таки притормаживает, оборачиваясь ко мне всем корпусом, и несколько мгновений меня разглядывает.
— Да вполне себе хорошие ножки, можешь так не торопиться, мы всё равно уже почти пришли.
Запинаюсь о какую-то кочку, чуть не падаю плашмя, в последний момент успев поставить ноги так, чтоб всё-таки не рухнуть. Останавливаюсь, непонимающе глядя на сизо-синие в свете луны собственные голени в таких же сизых кроссовках.
Это, видимо, какой-то новый уровень чёрного юмора, который я ещё не осознала? Или это что сейчас такое было?
— Мне кажется, моя шизофрения прет бурным цветом. Мне теперь слышатся голоса. Может, всё-таки пора в монастырь? — обращаюсь я тихим голосом к вернувшейся мне на плечо птице. Кася издаёт два коротких звука, похожих не то на кашель, не то на смех.
Да нет, бред какой-то, разве птицы умеют смеяться?
Отпустив злосчастный подол, максимально сильно закутываюсь в шаль. Сложив на груди руки, уже медленнее приближаюсь к Снейпу, который в этот момент со светящейся на конце палочкой наперевес что-то ищет в пушистых зарослях тростника.
— Я как-то могу помочь? — Постояв какое-то время в тишине, я наконец решаюсь влезть под руку. Мантия Северуса магическим образом куда-то исчезла вместе со всем этим элегантным нарядом графа Дракулы, уступив место вполне мещанскому набору рыбака.
Глупость собственного предложения до меня доходит даже раньше, чем Снейп успевает повернуться, чтобы что-нибудь фыркнуть. Ведь он же щас из вредности загонит меня в самую грязь. Но к моему удивлению, Северус не поворачивается, продолжая что-то увлечённо высматривать у себя под сапогами, чавкая по водянистой земле и медленно продвигаясь мимо травы, скрывающей его с головой.
От безысходности делаю несколько шагов туда-сюда вдоль берега и, достаточно быстро смирившись с невозможностью хоть чем-то помочь, начинаю оглядываться по сторонам, наконец обратив внимание на природу. А посмотреть действительно есть на что. Небо над головой совсем ясное, сплошь усыпанное звёздами. Желтая луна, кажется, стала ещё ближе и теперь искрится, отраженная в озере, подсвечивая весь окружающий мир холодным серебристо-зелёным светом. От лёгкого ветра и пробивающегося в зарослях мага чуть покачивает пушистыми кистями тростник. Где-то вдалеке со стороны Запретного леса раздаются заливистые песни соловьев и ещё каких-то неизвестных мне птиц. Кася, о чем-то коротко щебетнув, уносится в ночь. Прошагав ещё немного вдоль берега, я, к своему бешеному удивлению, обнаруживаю достаточно широкий дощатый пирс.
Какая красота!
Аккуратно, стараясь не ухнуть в воду, ступаю на дерево. Помост приятно чуть покачивается на воде. Жаль, что лодки нет, хотела бы я по озеру поплавать. Стараясь не подходить близко к краю, так как пирс явно всем требованиям безопасности не соответствует и перил не имеет, добредаю до самого конца. Обернувшись, выясняю, что до берега тут каких-то метров десять, но вид такой, что дух захватывает. Замок остаётся за спиной, позволяя полюбоваться лощиной и озером. Весь окружающий мир так и пышет жизнью: квакают лягушки, трещат сверчки и какая-то другая озёрная живность, а на поверхности озера то и дело появляются пузыри, свидетельствующие о наличии рыб.
Забыв обо всем на свете, опускаюсь на доски и, сняв кроссовки, касаюсь босыми ногами воды. Удивительно, но для начала весны оказывается не так уж и холодно. Начинаю необдуманно тихонько мурлыкать вокализ из «Русалочки». Просто сегодня почему-то хочется петь оттого, что просто очень спокойно на душе.
— Здесь красиво.
От раздавшегося за спиной голоса чуть не сваливаюсь от неожиданности в воду.
— Нельзя же так подкрадываться! — возмущённо вскрикиваю я, вытаскивая ноги из воды, поворачиваясь к магу и попутно пытаясь понять, как он умудрился пройти всё это расстояние, не шелохнув пирса. И не без удивления обнаруживаю, что Снейп стоит босиком, на какие-то несколько сантиметров выше поверхности досок. Магия.
— Жаль, думал, свалишься, — цокает языком зельевар, всем своим видом изображая разочарование. Но не успеваю я начать возмущаться, как перед моим носом появляется стеклянный контейнер с светящимися насекомыми внутри.
— Светлячки? — перевожу я непонимающий взгляд с добычи на Снейпа.
— А кого ты там ожидала увидеть? Да, представь себе, такая ерунда, как сушеные светлячки, уходит для зелий в промышленных масштабах, — тут же недовольно морщится мастер, отчего мне почему-то сразу становится смешно.
— Я ожидала, что там будет… ну, не знаю… какой-нибудь розовый фосфоресцирующий помпон с крыльями стрекозы, например.
Снейп, тут же забыв про недовольство, начинает на меня коситься, как на сумасшедшую.
— Я начинаю искренне радоваться тому, что ты не умеешь колдовать, — наконец резюмирует волшебник, опускаясь рядом со мной.
— Кстати, мог бы сказать, что ты светлячков ловишь. Уж с ними бы я тебе смогла помочь.
— Ага, и перепугала бы своими песнями всех жителей берега… — вдруг Снейп замолкает, пристально уставившись мне в глаза тем самым своим взглядом, под которым хочется исчезнуть.
— Ну что опять-то?! — жалобно мяукаю я, чуть отползая в сторону, потому что глаза Северуса начинают светиться каким-то нездоровым огоньком, явно означающим, что маг что-то задумал.
— Ты можешь сейчас начать петь? — Снейп нервно облизывает губы, подаваясь вперёд, не давая мне и малейшего шанса на побег.
— Могу, а что вдруг случилось-то? — осознание того, что борт пирса заканчивается через каких-то сантиметров двадцать от моей попы, явно ознаменовало, что теперь отступать я могу разве что в воду.
— Тогда пой, это у тебя лучше всего получается. — Снейп резко подскакивает на ноги и, сделав два шага в сторону, вдруг начинает стягивать с себя рубашку. Единственное, что у меня получается выдать на все это действо, так это задушенный сип, долженствующий обозначить мое полнейшее непонимание происходящего. Северус замирает, одаривая меня таким выразительным взглядом, что я тут же начинаю сомневаться в том, кто из нас двоих спятил. Выглядит так, будто это я тут не понимаю очевидности происходящего.
— Там, — Северус снова опускается рядом со мной на корточки и тыкает пальцем куда-то по направлению к центру озера, — живет водный народ. У меня с ними отношения, мягко говоря, не очень хорошие. В первое весеннее полнолуние, — рука мага перемещается выше, указывая мне на луну, видимо, решив разжевать мне всё ну совсем как для слабоумной, — у них созревает один очень занятный корешок, который я давно думал как раздобыть. Так вот, ты — поёшь, я — добываю этот корешок.
— Стоп, погоди, погоди, в смысле я пою?
— Да что ж тебе всё нужно объяснять. — Северус закатывает глаза к небу. — Морской народ испытывает слабость к красивой музыке. На твоё пение точно соберутся все.
— То есть ты собираешься обворовать морской народ? — понимание происходящего начинает со скрежетом складываться.
— Ну не то чтобы обворовать, скажем так, они этими кореньями вообще не пользуются, но и жителям с поверхности они их не дают просто из принципа.
— И что я должна делать?
Боги, куда катится моя жизнь? Почему я участвую в этом акте вандализма?
— Просто пой, что угодно. Главное громко, я должен тебя слышать, — Северус на мгновение замолкает, внимательно заглядывая мне в глаза. — А то могу обратно не вернуться, — добавляет он тише, и судя по серьёзности тона, это действительно правда.
Снейп снова поднимается на ноги и уходит мне за спину, по всей видимости, раздеваясь. Духу обернуться у меня, понятное дело, не хватает, хотя в определенный момент, к собственному ужасу и стыду, я ловлю себя на доле кошачьего любопытства.
Значит, надо петь.
— Жил однажды на свете Дьявол,
По морям-океанам плавал,
А меня никогда не видел,
О тебе никогда не слышал, —
Начинаю я неуверенно, чуть подрагивающим от напряжения голосом. Сажусь удобнее, подобрав под себя ноги.
— Он украл с неба ясный месяц
И спустил ладьёю на волны.
Он приходит с ночным приливом,
У него весло из оливы.
Сзади раздаются шаги, и я снова дёргаюсь, когда вдруг мне на плечи опускаются чужие руки.
— Громче пой, и лучше закрой глаза, а то можешь испугаться. Главное — не переставай петь, пока я не скажу, что хватит.
— Хорошо, — тут же покорно соглашаюсь я, зажмуриваясь. Смех да и только, это как какая-то коллаборация из сказок народов мира. «Не оборачивайся, чтобы покинуть подземное царство» и иже с ними. Но я всё-таки начинаю петь громче. Достаточно быстро становится понятно, что при всей моей любви к Мельнице, в этот раз она мне не особо поможет, поэтому со скрипом пришлось воскрешать в памяти саундтреки к фильмам, куски из мюзиклов и всё, что только может быть красивым и петься громко.
— Раз в столетье Солнце спит,
Лучей сиянье погасив,
Их иссякает водопад,
Тепло и свет несущий нам.
Жизнь в мечтах проходит прочь,
Впереди желаний ночь,
Веру под конец времён
Не теряй — таков закон.[1]
Раздаётся какой-то странный звук, словно что-то слегка ударяется о воду, а в следующее мгновение пирс подо мной начинает медленно, но уверенно раскачиваться вверх-вниз, отчего становится достаточно страшно.
— Хочу, чтоб ночь эта
Продолжилась вечно,
Чтобы мрак море света
Одел в берега;
Как я хочу, словно Солнце, уйти —
В грёзы,
Слёзы,
С тобой.
И я пою. Громко, почти навзрыд. Пожалуй, моя самая любимая песня Nightwish, и так хорошо вписавшаяся во всё происходящее безумие. Ведь действительно, прекрасная весенняя ночь, и действительно, я не хочу, чтобы она заканчивалась. Где-то совсем рядом мелодию подхватывает странный духовой инструмент, своим жалостливым звуком напоминающий вистл.
— В сердце пусть царит печаль —
Мой бог прогонит её вдаль,
Я много тысяч лун в пути —
Но всё ищу, куда идти.
Две с лишним сотни светлых дней
Одной лишь ночи не ценней —
Поэтов время волшебства,
Пока не кончатся слова…
Судя по окружающему меня рокоту, Сев не ошибся, и морской народ действительно явился на меня посмотреть. Всё бы ничего, но за пением я напрочь потеряла счёт времени и теперь с ужасом поймала себя на глупой мысли — ещё каких-то полчаса, и мой запас «чтоб было громко» начнёт подходить к концу. Как-то я обычно не по этому принципу составляла свой репертуар. В ход идёт и Уэбер с его «the Phantom of the opera», правда, переложенный мною больше на оперный манер, и ария Царицы ночи из моцартовской «флейты», с колоратурой, которую мне, по идее, петь не положено.
— However cold the wind and rain
I'll be there to ease your pain
However cruel the mirrors of sin
Remember beauty is found within.[2]
Выдаю я обрывок очередной Найтвишевской песни, тут же переходя к вокализу оттуда же. На усилившийся вокруг рокот обращаю внимание не сразу. Дыхание заканчивается, а в следующую секунду мне на плечи снова опускаются чьи-то руки. Тут же в нос ударяет характерный запах воды и тины, который до этой секунды совсем не ощущался.
— Саша, ты чудо. Достаточно, — раздаётся у меня над ухом в то же мгновение, от чего я тут же, неосознанно, открываю глаза.
— Ты весь мокрый, — озвучиваю я первую пришедшую в голову мысль, потому что Северус, мокрый как мышь, оказывается настолько близко, что ручьи воды с его волос и рук совершенно бессовестным образом мочат мне шаль на плечах и подол платья.
— Удивительно, не правда ли? — тут же со смешком фыркает маг, наконец отодвигаясь в сторону и с грохотом опускаясь на деревянные доски.
И вот этот вот гроза подземелий, ужас всея Хогвартса?
Вокруг Снейпа с облепивших поджарое тело майки и штанов натекла приличная лужа. Волосы мокрыми сосульками с вкраплениями какой-то побережной травы обрамляют непривычно довольное лицо мужчины. Причём в данную минуту почему-то мужчиной его даже язык назвать не поворачивается, слишком уж нашкодивший вид у этого воплощения зла. Так, мальчишка лет пятнадцати, успешно провернувший аферу века домашнего масштаба. И тем не менее, все вместе выглядит настолько непривычно и в какой-то степени мило, что даже поймав себя на мысли о том, что я уже слишком долго таращусь на лежащего рядом мужчину, не могу заставить себя отвести взгляд.
Наконец Северус, видимо переведя дух и собравшись с силами, снова садится, при этом не без удовольствия обдав меня брызгами, и, чуть порывшись в кармане штанов, протягивает мне нечто совсем странное.
В мои руки опускается предмет чуть длиннее моей ладони и втрое тоньше. Что это именно корень, понятно лишь по Снейповской рецензии, по мне так это больше странный кусок мрамора, светящийся изнутри тёплым белым светом. Причём мрамор и по виду, и по консистенции.
— Не розовое, но тоже светится, — усмехается маг.
— Ты им людей убивать собрался? — выразительно выгибаю бровь, пару раз постучав псевдокорнем по деревяшке пирса.
— Эй, Ариэль Шотландская, поаккуратнее. За новым сама полезешь, — тут же хмурится маг.
— О, простите-извините, — отдаю странную находку обратно. — Но мне кажется, им можно гвозди заколачивать.
— Внешность обманчива. — Северус поднимается на ноги, встряхивает головой, взмахивает волшебной палочкой и вмиг становится из мокрого мальчишки привычным взгляду летучем мышем.
Обманчива — не то слово.
— Эй, а я что, так и должна мокрая ходить? — подскакиваю, бросаюсь следом за уходящим с пирса магом, подхватывая кроссовки. — Северус!
