* * *
Два дня назад Йарей получил сообщение, что в скором времени могут доставить очередных узников, но не уточнялось, каких именно. Поскольку бараки для приёма обычных заключённых всегда были готовы, директор тюрьмы решил перестраховаться и приказал, на всякий случай, подготовить несколько камер для «особых» — рано или поздно всё равно пригодятся. Для пары камер место уже было готово, а под третью было решено отвести одно из старых подсобных помещений, которое в последнее время использовалось лишь для хранения всякого хлама. Но для начала в комнатушке необходимо было провести ремонтные работы. Ещё накануне трое узников вытащили из подсобки скопившееся там барахло. Прямо сейчас кто-то из заключённых приводил помещение в порядок перед основным ремонтом. Теперь оставалось только решить, кто на следующий день будет заниматься покраской стен. Опыт со столовой показал, что кому попало это поручать нельзя. Работа, конечно, была не особо трудная, но в прошлый раз один из заключённых начал есть краску. К счастью для узника, охранники это быстро заметили, и серьёзных последствий тот инцидент не имел. Но теперь, во избежание подобных случаев, нужно было выбрать более адекватных заключённых. Йарей у себя в кабинете просматривал досье «особых» заключённых. Директор занимался этим лично, поскольку персонал вышел у него из доверия. В прошлый раз решение приняли охранники, и из этого ничего хорошего не вышло. Хотя, казалось бы, они должны были лучше знать заключённых, поскольку непосредственно имели с ними дело каждый день. Но от ошибок никто не застрахован, и во избежание подобных ошибок в этот раз Йарей взял дело в свои руки. Взгляд директора задержался на номере К121-23. Данный заключённый отличался от всех прочих тем, что был единственным, кто оказался в специальной тюрьме не по приказу свыше, а по велению самого Йарейя. Изначально этот узник был направлен в основной комплекс, поскольку, на первый взгляд, был абсолютно нормальным. Но всё оказалось не так просто: странности начались не сразу. Примерно через неделю у заключённого случился первый приступ: он перестал понимать, кто он, не осознавал, где находится, и не контролировал свои действия. Спустя пару дней он пришёл в себя, но на этом дело не закончилось. В течение месяца подобные провалы повторялись ещё пять раз, и охранники начали засыпать директора жалобами и просьбами избавить их от проблемного заключённого, поскольку не знали, что с ним делать во время приступов. В итоге, Йарей распорядился перевести узника к «особым», хотя тот, в отличие от них, большую часть времени был вменяемым. Местные охранники тоже не пришли в восторг от данного номера. Но их как раз заключённый периодически выводил из себя своим поведением, когда пребывал в адекватном состоянии. К Двадцать третьему было иное отношение, чем к остальным, поскольку он единственный здесь мог выкинуть какой-нибудь номер. Вследствие этого, охранники старались не спускать с него глаз. Но, с другой стороны, Двадцать третьему можно было давать работу, к которой требовалось приложить не только руки, но и голову. Естественно, это касалось того времени, когда заключённый был вменяемым. На периоды приступов его просто запирали в камере и следили, чтобы он ненароком не навредил себе. Согласно отчётам, последний приступ у Двадцать третьего закончился накануне. Значит, как минимум неделю он будет вести себя адекватно. Следовательно, сможет работать, в данном случае — красить стены. И уж этот точно не станет есть краску, правда, может вылить её на голову охранника. Но в такой ситуации пострадавший сам справится с наглецом. Да и вероятность такого открытого неповиновения была очень мала. Обычно Двадцать третий выполнял то, что приказывали, хоть и не столь безропотно, как другие здешние заключённые, но, в случае чего, его можно было заставить работать под страхом сурового наказания. Так что после недолгих раздумий Йарей остановил свой выбор именно на этом узнике. Но дело будет продвигаться быстрее, если наведением порядка в том помещении займутся сразу двое заключённых. Осталось решить, кто будет вторым. Директор продолжил изучать список. Взгляд остановился на номере К121-30. Ещё пять недель назад доктор Райверн сообщал, что в состоянии данного заключённого наблюдалось положительное изменение. Во всяком случае, в отличие от некоторых других, этот узник хоть что-то отражает. И охранники докладывали, что он безвольно делает лишь то, что велят. Следовательно, никуда полезть не должен. Ещё раз пробежав глазами информацию о заключённых, директор, в конце концов, вернулся к узнику под номером К121-30. Выделив два номера, директор тюрьмы отправил охранникам указания относительно данных заключённых на следующий день. Теперь оставалось надеяться, что на этот раз работа будет выполнена как надо, и обойдётся без происшествий.* * *
— Давай, пошевеливайся! — охранник, ведущий Тайко на работу, подтолкнул его в спину. — Хватит ползать. Селчу нехотя прибавил шагу. Особо спешить было некуда, да и расторопностью заключённые здесь не отличались, так что вялой походкой никого не удивишь. А вот сам Тайко был несколько удивлён, когда вместо мытья полов, ставшего уже привычным делом, ему было приказано красить стены в небольшой комнатушке, которой, судя по всему, суждено стать очередной камерой. К тому же, ему впервые предстояло работать в паре с другим заключённым. Хотя работать в паре — это было сильно сказано. Заключённые трудились в разных углах, а в дверном проёме со скучающим видом стоял охранник и следил за их действиями. Тайко размазывал по стене краску как попало: где больше, где меньше — по принципу: и так сойдёт. Он знал, что выполняет работу ужасно, но стараться не было смысла. Поскольку охранники ничего другого от заключённых здесь не ожидали, надо было действовать в соответствии со своей ролью. То, что этой комнате требовался косметический ремонт, факт был неоспоримый. Похоже, в течение нескольких лет стены тут использовались не по назначению. Они были испещрены различными надписями всевозможного содержания, начиная от того, что кто-то, по-видимому, забыв датапад, делал на стене какие-то пометки и производил расчеты, и заканчивая отнюдь не лестными характеристиками сослуживцев. — Да, чего только не узнаешь, — раздался голос позади Тайко. — Двадцать третий, вместо того, чтобы надписи читать, займись делом! — рявкнул охранник. — От такого дела можно с тоски сдохнуть, а так хоть какое-то развлечение. — Работай, давай! — охранник начал терять терпение. — Да пошёл ты! — огрызнулся в ответ заключённый. — Что ты сказал? По морде давно не получал? — охранник метнулся вперёд, послышался звук удара. — Сейчас же пасть закрыл и продолжил работать! Селчу был рад, что стоит спиной к препирающимся. В ином месте он не обратил бы внимания на подобную перепалку. Но здесь происходящее сейчас поразило Тайко, и он не был уверен, что смог бы скрыть удивление. Поведение этих двоих выбивалось из общей схемы. Точнее, оно было бы логичным для любой другой имперской тюрьмы, но не здесь. По тому, как охранник разговаривал с этим Двадцать третьим, и как тот реагировал, можно было сделать вывод, что последний всё отражает. Но что он тогда тут делает? Через некоторое время, когда охранник вернулся на своё место, Селчу, улучив момент, украдкой повернул голову и повнимательнее присмотрелся к «напарнику». Вероятно, он был ненамного старше самого Тайко, но в его тусклых волосах уже виднелись седые пряди. Лицо и руки покрывали шрамы. На долю этого человека явно выпали страшные испытания. На секунду их взгляды встретились, и Селчу понял, что Двадцать третий действительно не похож на других заключённых. Его глаза не были пустыми: взгляд был вполне осмысленным, только очень печальным и усталым. Также в них не наблюдалось и покорности, Двадцать третий всем своим видом показывал, что подчиняется приказам с неохотой. У Селчу почему-то возникла ассоциация с каким-то дрессированным хищником, который выполняет команды, но при этом дёргает хвостом и скалит зубы, показывая тем самым, как он недоволен. В отличие от Тайко, этот человек даже не пытался притворяться, и охранники, по-видимому, прекрасно знают, что данный заключённый в здравом уме. Но почему же тогда он содержится здесь, а не в основном комплексе? Об этом Тайко размышлял оставшуюся часть трудового дня и думал бы и дальше, если бы не сокамерник. Мало того, что тот, как обычно, нёс всякую ерунду, так ещё на этот раз начал горланить песни при полном отсутствии музыкального слуха и голоса. Слушать этот ор было настоящей пыткой, и когда Селчу уже начал подумывать, нельзя ли как-нибудь заткнуть неугомонного соседа, терпение лопнуло и у охранников. Ворвавшись в камеру, они быстро усмирили незадачливого певца. Селчу, чтобы лишний раз не злить охранников, которые по вине сокамерника были на взводе, по первому сигналу опустился на койку. Воспользовавшись воцарившейся тишиной, он вновь начал думать о том странном заключённом, вместе с которым ему пришлось работать. «Напарник» привлёк внимание Тайко тем, что не был похож на других. И мысль о данном отличии не давала Селчу покоя. Единственным разумным объяснением адекватного поведения, которое пришло в голову, было то, что этот Двадцать третий из числа тех, кто недавно пришёл в себя. И, следовательно, его в ближайшее время переведут в основной комплекс. Погрузившись в свои мысли, Тайко не заметил, как заснул. Утром, во время завтрака, Селчу внимательно оглядел заключённых. Двадцать третий был на месте, зато исчез тот, на которого накануне показал тюремный врач. Тайко искал взглядом Двадцать третьего вечером и на следующее утро, и всё время тот был здесь. Селчу даже показалось, что этот человек и сам периодически поглядывает в его сторону. А ещё спустя три дня им вновь выпало работать вместе. На этот раз Селчу и Двадцать третьему было велено перетащить все составленные в коридоре ящики в ближайшее складское помещение. Неся вместе с «напарником» очередной большой ящик, Селчу думал о том, что неужели нельзя было поручить это дело каким-нибудь техническим дроидам, или хотя бы использовать репульсорную тележку? Ведь наверняка можно было найти для заключённых другую работу, не связанную с переноской грузов. Поймав себя на этой мысли, Тайко осёкся. Из того, что ему удалось выяснить о месте своего заключения, он знал, что в основном комплексе узники по большей части с утра до вечера трудятся на рудниках и каменоломнях. Так что, по сравнению с этим, тут работа не такая уж тяжёлая, просто кто-то, благодаря щадящему режиму, уже успел расслабиться. Лучше один раз собраться с силами и потерпеть, чем начать роптать и оказаться в местах похуже. «В конце концов, завтра у меня будет возможность отдохнуть», — сказал себе Селчу. Тут произошло что-то странное. Двадцать третий резко остановился. Тайко поднял на него глаза и увидел, что выражение лица «напарника» резко переменилось. Равнодушие сменилось полным недоумением. Ясный взгляд расфокусировался. Заключённый начал крутить головой по сторонам, вдруг перестав понимать, что происходит. Без всякого сомнения, он не притворялся. С ним что-то произошло: в одночасье из абсолютно нормального человека он превратился в подобие многим другим здесь. Пальцы Двадцать третьего разжались. Селчу тихо вскрикнул — от неожиданности он в одиночку не удержал ящик, и, в результате, тот приземлился ему на ногу. А вот охранник не растерялся. Его перемена в заключённом не застала врасплох. Он явно был готов к подобному повороту. Заметив странное поведение Двадцать третьего, охранник выругался и одной рукой схватил заключённого за шкирку, а другой активировал комлинк: — Это S-5, у Двадцать третьего очередной приступ. Я повёл его обратно в камеру. Кто-нибудь смените меня и присмотрите за Тридцатым. Коридор Т0. — Это S-12, понял тебя. Уже иду, — раздалось в ответ. Охранник поволок Двадцать третьего прочь. Потирая ушибленную ногу, Тайко проводил их заинтересованным взглядом. «Очередной приступ?» — повторил он про себя. Кажется, что-то начало проясняться. Из того, чему только что стал свидетелем, Селчу сделал для себя кое-какие выводы. Похоже, у Двадцать третьего периоды ясного сознания чередуются с моментами полного помутнения. Вот почему он здесь, а не среди обычных заключённых. От размышлений Тайко оторвали приближающиеся шаги. Пришёл новый охранник и грубым тычком велел заключённому продолжать работу. Невзирая на боль в ноге, Селчу был вынужден подняться и продолжить таскать ящики, теперь уже в одиночку. После тяжёлого трудового дня, оказавшись в своей камере, Тайко сразу повалился на койку. Сил на что-то другое просто не осталось. Сейчас ему хотелось только одного — поскорее забыться. К тому же нога за столько часов так и не перестала болеть. И хотя каждый следующий шаг становилось делать всё труднее, Тайко старался не подавать виду, что ему плохо: не хотел демонстрировать имперцам свою слабость. Селчу лёг в максимально удобное положение и закрыл глаза. Накопившаяся за день усталость сразу дала о себе знать, и, несмотря на производимый сокамерником шум, Тайко очень быстро уснул.
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.