Та еще парочка

— Что ты этим хочешь сказать? Молчание. Торжествующее молчание. — Тетрадь, - с усилием повторил Лайт. — Объяснись немедленно. Но вместо объяснений она соскочила со скамейки и пустилась в настоящий пляс. Дико это выглядело: напевая себе под нос, она кружилась на месте, насколько это позволял сухой пятачок под навесом, прижав руки к груди. Всегда такая сдержанная и нарочито-воспитанная, Тетрадь словно с цепи сорвалась, её так и трясло от плохо скрываемой радости. — Что я хочу этим сказать? – совсем неизящно фыркнула. — Только то, дорогой мой Кира, что остался ты без Тетради смерти. Тю-тю твоя тетрадочка! – и совсем по-детски показала Лайту язык. — Обманула я тебя! Обманула, выиграла себе свободу! О пятнистые шинигами, наконец-то! – и звонко расхохоталась. Черты ее лица преобразились: щеки горели азартным румянцем, нехорошо блестели глаза. Живая пружина. — А сколько я вытерпела! – воздела тонкие ручки к небу, надрывно жалуясь кому-то там наверху. — Сколько врала, с чем соглашалась, какую барышню из себя строила! Отпуск! В гробу я видала твой отпуск, понятно? Она наконец остановилась, уперла руки в боки. — Финита ля комедия, Ягами, - сообщила она. — Я больше не вещь, нечаянно обретшая человеческий облик. Я — человек, живой человек во всех смыслах. Тебе, наверное, интересно, почему? — Очень, - мрачно ответил парень, стараясь не расплескать ничего из тех выражений, которые наверняка отбили бы у Тетради настроение и дальше раскрывать свои карты. Спокойно, спокойно. Сейчас она должна поведать что-то любопытное. — Тогда, так и быть, расскажу, - великодушно согласилась та. — Проведя трое суток в человеческой форме, но не покидая своего официального хозяина, тетрадь получает право остаться человеком. Более того, никто не может отнять у неё этого права. Что, съел? – и захихикала, сияя, как начищенный пятак. — Чем докажешь, врунишка? – прищурился Лайт. Тетради смутно не нравилось его спокойствие — она ждала, что парень будет рвать и метать, набросится на нее с кулаками — но это было неважно, совсем неважно в сравнении с долгожданной свободой. Неужели больше не безвольная вещь? Неужели — жива?.. — Поздно же ты выучился мне не верить, - хмыкнула она. — Ну, ничего страшного. В этот раз я говорю правду. Зови сюда Рюка — он, бедняга безработный, должен скоро почуять, что со мной случилось — и услышишь официальное заключение эксперта, что над моей головой виднеется дата смерти. А это значит, что я, - набрала в грудь побольше воздуха, - я теперь — человек! Пауза. — Звучит гордо, - не стал спорить Лайт. — Я правильно понимаю, что ты все это время специально тянула резину? — Так точно, - уже спокойнее ответила девушка. Её наконец-то начало настораживать это добродушие. — А убить тебя все ещё можно? – с надеждой поинтересовался Ягами. — Как и любого человека, - и Тетрадь широким жестом развела руки в стороны, словно приглашая совершить беспримерно жестокое убийство ни в чем не повинной лгуньи. — Только толку от этого никакого, я просто-напросто умру, и все. Не получишь ты назад свой блокнотик, так-то! Лайт тоже поднялся со скамейки и отвернулся, молча вглядываясь в противоположный край улицы. Все ещё шел дождь; отражаясь в блестящем мокром асфальте. Тетрадь прямо-таки злило это равнодушие. Или же (её глаза подозрительно сощурились) за этим что-то кроется?.. Лайт вдруг резким движением закрыл лицо руками, плечи его вздрогнули. — Да ты, похоже, плачешь? – с поддельным сочувствием спросила девушка и осторожно заглянула ему через плечо. Он смеялся. Тетрадь не верила глазам — Ягами откровенно веселился, едва сдерживая хохот, будто не было ему никакого дела до сбежавшего оружия, до бесчестного и, надо сказать, безыскусного надувательства, до в одночасье рухнувших планов. Улыбка от уха до уха, задорный блеск в глазах — не похож он было на проигравшего и обманутого. Скорее, наоборот. — Что… Что это тебя так рассмешило? – справившись с удивлением, спросила она. — Анекдот вспомнил, - утирая набежавшие слезы, пробормотал Лайт. — Про одну артистку погорелого театра… Ладно, к делу, - он резко оборвал смех. Повернулся лицом к пришелице. Снял с запястья часы и, осклабившись, протянул Тетради. — Прощальный подарок? – нахмурилась та. — Тебя учили определять время по часам? – ласково спросил Ягами. — Нет? Тогда запоминай: часовая стрелка не дошла до шести, минутная — на четырех. Сейчас ровно пять часов двадцать минут, малыш. И если кто-то тут блестяще проиграл — так это не я.