О прелестях недотраха

— Ева, скажи мне, пожалуйста, ты на философию идти планируешь? — Кира недовольно засопела в динамик и затихла, ожидая моего ответа, а я лишь удобнее устроилась на подушке, подкладывая телефон под ухо, чтобы лучше слышать. — Идти… Да… Планирую, а что такое? — потёрла глаза и глубоко вдохнула, пытаясь восстановить дыхание: после внезапного пробуждения оно сбилось, а сердцебиение участилось, громко отдаваясь в ушах ритмичным глухим стуком. — Если бы ты планировала, то уже сидела бы здесь, рядом со мной… — резко распахнула глаза, садясь на постели. Глянула на дисплей телефона, на котором большими цифрами красовалось время: половина девятого, медленно включила громкую связь, положила телефон на тумбочку и вскочила, оглядывая комнату, чтобы найти резинку для волос, полотенце и косметичку. А Кира между тем продолжила: — до пары осталось пятнадцать минут, а ты не то что сообщение моё не прочитала, ты в сети последний раз вчера была. Только что буквально встретила Полину, она сказала, что ты спала, когда она уходила. Я уж думала, ты хотя бы сегодня придёшь вовремя. Полина! Её кровать была аккуратно заправлена, а её, конечно же, уже не было. Соседка по комнате в общаге, с которой у меня зачастую разное расписание, постоянно жаловалась, что мой будильник мешает ей спать, ведь ей нужно было идти в универ к третьей паре, либо же я просто поднималась на двадцать минут раньше, и Полина просыпалась. Прийти к компромиссу мы не могли, но я всё же пыталась подстраиваться под неё, ведь она уже на третьем курсе, и мне не хотелось конфликтовать, к тому же характер у неё был скверный. Мы договорились, что будильник ставит она, и она же будит и меня, но сегодня соседка бессовестно проигнорировала мою просьбу и ушла на пары. Хорошо, что София, которая числится у нас в комнате третьей, живёт у родственников, иначе мы бы здесь рассорились окончательно. Схватив телефон и остальное добро, я помчалась в душевую, искренне надеясь, что очереди в нашей секции не будет. — Я уже встала… Я встала! Скоро буду. — Да-да, — саркастично хмыкнула Кира, не переставая меня отчитывать: — мне кажется, скоро Серафим тебя с потрохами съест. Ладно, один раз опоздала, он прощает, впускает, причём молча. Но ты уже какой за этот месяц… — она затихла, а я уже забежала в душевую, закрыла дверь и, спихнув полотенце на край раковины, начала умываться, быстро намыливая лицо пенкой, — да на каждую пару ты опаздываешь! Это, получается, уже пятая. Пятая! — Ладно, — отмахнулась я, переводя тему: — а ты уже в кабинете сидишь? Он что, вышел? Ты так громко возмущаешься… — Нет, в коридоре, он ещё не приходил. Давай там поторапливайся. — Я на своей максимальной скорости! Если опоздаю, скажи, что я приду, — вытерев лицо, открыла палетку теней для бровей и схватила кисть, пытаясь красиво и натурально прокрасить их за минимальное время, а потом стала активно замазывать круги под глазами. — Да он и так знает. Знаешь с каких слов он прошлую пару начал? Делаем ставки, господа, на сколько на этот раз опоздает Кострова! Помнишь, что он ещё сказал? — Что поставит мне четыре автоматом, если я не опоздаю на следующую пару? — Именно, не видать тебе зачёта, как собственных ушей. Такую возможность упустила! — Ой, он бы и не поставил, — отмахнулась я, закинув полотенце на плечо и так же быстро побежала обратно в комнату. Серафим, конечно, хоть и пытается своеобразно помочь бестолочам вроде меня, но, чтобы просто так ставить оценку за дифференцированный зачёт… Ничего в этой жизни так легко не даётся, я уверена, что это блеф! — Продолжай утешать себя. Он так двоечнику с третьего курса четыре автоматом поставил. У него единственная четвёрка среди троек была по философии. — Слухи и наглая ложь! — кинув телефон на кровать, я метнулась к шкафу, достала оттуда плотную как раз для весенней погоды рубашку и джинсы, — Кира, я уже оделась, скоро буду. И не дожидаясь ответа, завершила вызов. Кира могла долго читать нотации о безответственности и легкомысленности, что я терпела с большим трудом, противясь желанию ответить грубостью: нельзя с ней ссориться. Быстро одевшись, схватила рюкзак с приготовленными с вечера тетрадками и, закрыв комнату на ключ, помчалась на остановку, мысленно ругая Полину. Я успокаивала саму себя и старательно удерживала, чтобы не написать ей гневное сообщение и попросту не устроить разборки. Сейчас настроение у меня было ужасное, мало того, что проспала и теперь опоздаю, так ещё и Кира успела отругать. А опаздывать я ненавижу, лучше уж просто не ходить, но почему-то каждый раз боязливо киваю преподавателю, извиняюсь и крадусь через всю аудиторию к своему месту, клятвенно обещая самой себе, что на следующую пару я приду вовремя. Жизнь в общаге никак не облегчает путь до университета, потому что сама общага стоит у чёрта на куличиках! Вот, например, у физфака общага рядом с корпусом, у экономистов тоже, а мне приходится идти пять остановок. Вроде и не далеко, можно и пройтись, размяться перед парами, но и ехать… Тратить деньги на какие-то полтора километра не хотелось. Так и живу в противоречиях, добираясь то так, то так. Добравшись до остановки, я вгляделась в ряд проезжающих машин и, когда увидела нужную маршрутку, махнула водителю рукой, но он либо меня не заметил, либо машина была загружена. Только когда он проехал, увидела, что она действительно была полная: к двери пассажир прижимался спиной, а другой человек залез чуть ли не в салон к водителю. И хорошо, что проехал, я бы туда не полезла. Но время поджимало, поэтому я открыла приложение с картами, где можно посмотреть время прибытия транспорта, увидела, что автобус придёт через две минуты и немного успокоилась. Там хоть места больше, чем в маршрутке. Запарившиеся, одетые слишком тепло для весны люди раздражённо фыркали и тяжело вздыхали. Кто-то постоянно поглядывал на часы, в ожидании какого-то чуда, кто-то, разговаривая по телефону, громко высказывал недовольство человеку на другом конце провода, а кто-то, не до конца проснувшись, просто стоял и ждал. Я посмотрела на наручные часы, пара уже как семь минут началась. Вытащив из заднего кармана телефон, написала Кире: «Ну как там у вас?» Она прочитала, но не ответила, зато через несколько секунд телефон завибрировал, и я опасливо ответила на вызов, но Кира на этот раз ругать меня не стала. — Никак, — протянула она расслабленно, — нам секретарь открыла аудиторию, а Серафима пока нет. Сидим, Ждём-с… А ты где? — А я уже на остановке, скоро буду. — Там машин много? Может, лучше пешком? — Тут пробка только до светофора, — я прищурилась, поднося ладонь к бровям, чтобы солнце не светило в глаза, и вгляделась в дорогу, утвердительно кивая: после светофора — перекрёсток, а дальше проблем с движением нет, — максимум минуты четыре постоим. А если я пойду пешком, то сил на учёбу у меня уже не будет, да и пешком не быстрее будет, — и, спохватившись, спросила: — а он-то чего опаздывает? Сетует на опоздавших, а сам? — Ну ты сравнила, сколько раз он опаздывал, а сколько ты… Мало ли что у него случилось… — Ладно, поняла, — предчувствуя очередную тираду, я попрощалась с Кирой и, завидев издалека свой автобус, подошла к краю тротуара, уже видя, что здесь людей не меньше, чем в проехавшей маршрутке, но хотя бы пассажиры не вываливаются, когда двери открываются, и то хорошо. Когда автобус остановился, я быстро заскочила на ступеньку, протиснулась между людьми, которые приготовились выходить на следующей остановке, и подошла к поручню, протягивая водителю заранее приготовленную карту: кресло кондуктора пустовало. Расплатившись, подошла к окну и встала в угол, образованный стенкой, которая отгораживала салон, где сидел водитель, от пассажирского. Все сидячие места были заняты, а на задней площадке вообще не протолкнуться, поэтому решила туда даже не лезть. Только развернулась лицом к двери и достала телефон, а другой рукой, заведённой за спину, держась за поручень. Но вскоре телефон пришлось убрать и освободившейся рукой прижать рюкзак к груди. По лицу стоящей рядом женщины было видно, что она еле держится, чтобы не сделать мне замечание, потому что мой маленький рюкзачок ей немного в руку упирался. И ничего страшного, что она сама чуть ли не по лицу сидящего на кресле мужчины своей сумкой елозит. Вступать в словесную перепалку мне не хотелось, да и не докажу я ей ничего, старшее поколение вообще редко прислушиваются к «малолетним» оппонентам, продолжая гнуть свою линию. Автобус остановился. Я не видела, сколько пассажиров прибавилось, но почувствовала, как подвинулась плотнее ко мне толпа, и я, считающая про себя остановки, уставилась в пол, и даже когда передо мной остановился мужчина, опираясь ладонью о стекло, а потом схватился за поручень, заключая меня в клетку, раздражённо мотнула головой, плотно сжимая губы. Я уже хотела возмутиться, попросить его отойти или хотя бы поменяться со мной местами, потому что мне в таком положении было находиться некомфортно, но, едва я услышала громкий, полный отчаяния, обречённый вздох, на губах неосознанно появилась широкая улыбка, мне не нужно было прилагать усилия, чтобы догадаться, с кем меня судьба свела. А после того, как уловила в духоте знакомый запах парфюма и подняла голову, окончательно убедилась в личности собрата по несчастью. — Доброе утро, — отчеканила я, подняв голову, Серафим, которого прижало ко мне толпой, резко выдохнул и притиснулся сильнее, — Серафим Евгеньевич… — Какая встреча… — протянул он, поворачивая голову, чтобы посмотреть, кто так настойчиво давит ему в спину, но не может противиться напору и прижимает меня к стеночке ещё сильнее, а я лишь вскинула голову, чтобы не уткнуться носом ему в шею, и немного сдвинулась в сторону, насколько это было возможно, чтобы если уж тряхнёт, то я в Серафима не влетела, — не ожидал вас встретить так поздно, думал, уж сегодня вы точно не опоздаете. — Почему это? — Кто не хочет автомат? — А вы бы поставили? — изумилась я, он даже помнит о своём обещании? — Конечно, я держу своё слово, — Серафим подмигнул мне, но мне по-прежнему не верилось. — А вам… Не стыдно на свои же пары опаздывать? — Я не опаздываю, а задерживаюсь, кстати, вы, Кострова, как раз-таки опаздываете, поэтому отвечать будете первой… — преподаватель усмехнулся и сильнее стиснул ладонь на поручне, когда автобус тронулся с места на светофоре. А я никак не могла понять, что он забыл в общественном транспорте, и всё же решилась спросить: — А вы разве не на личном авто в универ добираетесь? — автобус тряхнуло на «лежачем полицейском», и Серафим сильнее навалился на меня, едва не касаясь губами моих. Я невольно распахнула глаза сильнее, глядя, как он закусывает губу. — Личное авто в сервисе, — ответил он спокойно, отстраняясь. — А такси? — К сожалению, все деньги потратил на автосервис, — фыркнул Серафим, хотя я могу его понять, в такое время все на работу едут, такси стоит дорого. Я, хмыкнув, замолчала, пытаясь повернуться и посмотреть в окно, но меня прижали к нему спиной, поэтому мне оставалось любоваться шеей и подбородком Серафима, а когда опустила голову, то мелькающими в расстёгнутой на две пуговки рубашке ключицами. Главное, в глаза ему не смотреть, а то покраснею ещё больше. Когда в остановившийся автобус зашло ещё несколько человек, стало ещё теснее. Люди, которые стояли между рядами сидений, уже не претендовали на личное пространство, почти вжимаясь друг в друга, а женщина, стоящая рядом с нами, вышла, и её место занял мужчина, поворачиваясь к нам спиной и сильнее придавливая. Я бессознательно прижалась к Серафиму, от которого приятно пахло одеколоном, а когда тот громко хмыкнул, нагло спросила: — Серафим Евгеньевич, не могли бы вы, пожалуйста, отодвинуться? — Отодвинуться куда? — возмущённо засопел он, оглядывая пространство вокруг нас. Серафим был прав, здесь даже яблоку негде упасть, а уж об «отодвинуться» и вообще речи быть не могло, я даже не знаю, как мы будем отсюда вылезать, разве что по головам… Но это не помешало мне ему ответить: — Куда-нибудь, — и в доказательство того факта, что мне тесно, я начала ёрзать в поисках более удобной позы, но ой как не вовремя: автобус снова притормозил, люди по инерции отклонились вперёд, а я, больно ударившись носом о его плечо, ойкнула и всё же сдвинулась так, что бедро уперлось между ног преподавателя. Зато хоть могу стоять твёрдо. — Только не вертитесь, — раздалось у уха хриплым шёпотом, а я, проигнорировав его слова, попыталась отодвинуться, чтобы поднять руку и потереть ушибленный нос. — Стойте спокойно, Ева! — гаркнул Серафим, и только тогда я застыла. — Серафим Евгеньевич, что у вас в кармане? — выпучила глаза, чувствуя что-то твёрдое, и неуверенно спросила, — телефон? — с опаской подняла на него глаза, Серафим закусил губу смущённо отводя взгляд, значит… — Нет, Кострова, это… — преподаватель глубоко вдохнул, облизал пересохшие губы и тихо и боязливо протянул: — н-не телефон… Ева, — преподаватель громко сглотнул, — это абсурдная ситуация, я прошу прощения за произошедшее и умоляю вас: не двигайтесь. И я бы, наверное, кивнула и пропустила эти слова мимо ушей, улыбнулась, как дурочка, и сделала вид, что не поняла, что случилось, а потом попыталась забыть произошедшее, как страшный сон. Если бы на его месте был бы другой человек, то мне было бы максимально мерзко, но, глядя на его закушенную губу и лёгкий румянец, отвращения я не чувствовала. — М-м-м, неужели вас возбуждает… Эта ситуация? Возбуждает мысль о сексе в публичном месте? — прошептала тихо на ухо, положив ладонь на шею, невесомо поглаживая кончиками пальцев и притискивая ближе к себе, и Серафим послушно склонил голову, судорожно выдыхая, сгорбившись, почти прижался лбом к моему плечу. Медленно выдохнул, — или у вас недотрах? — я усмехнулась, убирая руку, которой держалась за поручень, из-за спины, теперь ему придётся держаться за двоих, отпустит поручень и улетит вместе со мной. — Ева, что вы несёте? — я несу правду, жаль, что он этому противится. Давление на бедро увеличилось, и Серафим попытался отвернуться, чтобы я не видела его лица, но получалось плохо, отворачиваться-то было некуда… Я осторожно повела ногой, потеревшись об эрекцию, наблюдая за его реакцией. Скорее, недотрах… — Ева, — почти простонал в плечо, — прекратите, — низ живота потянуло, я снова подняла ногу, а руку опустила к его талии, погладила, едва коснулась поясницы и бёдер, преподаватель вдохнул и замер, ощутимо напрягая пресс, — Ева, — шёпот прямо в губы, смещавшийся с моим учащённым дыханием. — Серафим Евгеньевич, будьте тише, вас же могут услышать… — но люди были глухи и слепы, они даже не догадывались, какой разврат творится за их спинами. — Как жестоко, — протянул он на выдохе, — не боитесь мести? Ему было трудно двигаться под напором минимум десятка человек, которые активно пытались пройти вглубь салона, расталкивая всех на своём пути, но Серафим всё же нашёл способ мне насолить. Точнее, не совсем насолить… Он наклонился ниже к шее, осторожно расстёгивая верхнюю пуговицу рубашки, и коснулся губами мочки, поцеловал кожу за ухом, и чертовски медленно провёл по шее до плеча, нарочито оставляя мокрые поцелуи на коже. Ладонь скользнула на талию, проникая под ткань, чтобы коснуться вмиг ставшей чувствительней кожи, неспешно провести пальцами выше, завести её за спину и пройтись по позвонкам, невесомо надавливая, заставляя вздрагивать и дышать чаще от накатившего возбуждения и отдалённого предвкушения давно забытых ощущений. Сдавленный стон сорвался с губ, а Серафим, усмехнувшись, прекратил манипуляции и, обняв за талию, прижал к себе.  — У кого это ещё недотрах? — тихо засмеялся он, прижимаясь губами к щеке, — Ева, у нас с вами много общего. — Нам обоим не дают? — Нет, Ева, нам обоим некому давать… — Серафим широко улыбнулся, касаясь пальцами талии, чтобы застыть в таком положении, едва прикасаясь к коже и вызывая приятную дрожь. — Вы-то откуда знаете? — вскинула подбородок, глядя в хитрые зелёные глаза, — может, у меня парень есть? — я усмехнулась, чувствуя, как он сильнее прижался ко мне бёдрами. Непроизвольно. Но, судя по всему, это у него дискомфорта почти не вызывало, правда, видно было, что ему неловко. — Если бы у вас был молодой человек, то вы, Ева, так себя не вели бы… — А может, я… — он приподнял бровь, «неверная»? Я замолкла, думая, что сказать. Я-то знаю себя и никогда бы не стала изменять, никогда бы не обманула в отношениях, но он ждал ответ, какая разница, что Серафим будет обо мне думать. После такого-то… — Сомневаюсь, что ваш парень, как вы выразились, «не дал» бы, — Серафим, сильнее стиснул поручень, наклоняясь ниже, чтобы снова медленно поцеловать в шею. Я бы удивилась на месте водителей в соседнем ряду, если бы увидела, что в автобусе происходит… Такое! Но на окна были наклеены наклейки, которые полностью перекрывали стекло, не давая даже дневному свету в салон просочиться, только в середине ряда сидений были небольшие просветы. Свободная его рука нагло скользнула вниз, проводя пальцами по бедру, чтобы быстро подняться к ягодицам и сжать правую. Я удивлённо охнула, пялясь на Серафима, вот такого я от него не ожидала, а он широко улыбнулся и, внимательно наблюдая за тем, как сменяются эмоции на лице, склонился ниже. К губам. И поцеловал, вжимая всем телом в стекло. Я даже сообразить не успела, как закрыла глаза, впилась ногтями в крепкие плечи и в порыве чувств запрокинула голову, отвечая на поцелуй. Мгновение, и ягодицу обожгло: Серафим шлёпнул ладонью, вынуждая возмущённо мычать ему в губы. — Какой же ты… — не сдержалась я, когда преподаватель тяжело оторвался от меня, бессознательно сглотнула, глядя на блестящие от слюны губы, медленно растягивающиеся в улыбке, и отвела взгляд за его спину, замечая мелькающие в окне знакомые вывески магазинов: скоро наша остановка. — Мы уже перешли на «ты»? Или всё же будем соблюдать нейтралитет? — возбуждающе прошептал Серафим, и я сильнее обняла его за шею, чем и удивила преподавателя. Он тут же положил ладонь на поясницу, прижимаясь ко мне теснее, — Ева… — Знаете, в такой ситуации — это очень затруднительно… Гаденько усмехнувшись, решилась на ответный «удар». Приподняла ногу, чтобы надавить сильнее, не больно, но ощутимо. Так, что он сдавленно застонал на ухо, резко изменившись в лице, скривил губы и разомкнул их, тихо выдыхая. Чёрт! Как он стонет! Наконец, автобус остановился, и я попыталась быстрей обогнуть преподавателя, чтобы успеть выйти до того, как двери закроются, но оказалась зажата в угол без шанса выбраться, и только когда я крикнула водителю: — Подождите, пожалуйста! — Серафим сообразил, что остановка наша, и развернувшись, двинулся на выход, а я за ним, протискиваясь между застывшими на местах людей, которые даже не потрудились отойти или хотя бы сумки свои с прохода убрать, чтобы никто не зацепился. Тело обдало долгожданной прохладой, когда мы, наконец, вышли на тротуар, и я облегчённо вдохнула. Людей на остановке было немного, и никто на нас внимания не обратил, хотя я больше всего боялась, что кто-то из также опаздывающих студентов или моих одногруппников нас увидит вместе. — Рубашку застегните, — приказал Серафим, разгладив несуществующие складки на рубашке. После давки в автобусе у него были только немного помяты рукава, но и этого видно не было, если не приглядываться. Пальцы дрогнули, я подняла ладонь, чтобы исполнить просьбу, но резко остановилась, снова опуская руки. — Пусть застёгивает тот, кто расстегнул, — проворчала я, с большим трудом удерживаясь от того, чтобы не посмотреть вниз, оценивая состояние своей одежды. — Я бы с удовольствием вам помог, но нас не поймут. Не искушайте судьбу, Ева, — совершенно безэмоционально кинул Серафим, я закивала, решаясь не испытывать его терпение, и наклонила голову, замечая бюстгальтер в разрезе, и тут же судорожно начала застёгивать, а он стоял рядом и ждал, пока я приведу себя в порядок. — Идите на пару, я скоро приду. Скажите, чтобы никто не расходился. — Как скажете… — пробормотала я, глядя, как широко и довольно улыбается Серафим. — Надеюсь, что вы не уйдете, после того, как передадите группе информацию. — Конечно, нет… — я уйду после пары по истории… — После занятий зайдешь ко мне, — тише попросил Серафим, заглядывая мне в глаза. — Зачем? — чуть ли не заикаясь спросила я, и тут же озвучила догадку: — чтобы вы поставили оценку в зачётку? — Вы опоздали, Ева, теперь никакого автомата, — он осуждающе помотал головой, — мне хотелось бы обсудить… Наш с вами недотрах, — прошептал Серафим Евгеньевич на ухо и, обворожительно улыбнувшись, провёл ладонью по плечу, обогнул меня и поспешил в корпус, а я так и осталась стоять, поражённо глядя ему в спину, прокручивая мысленно только что сказанные им слова. Неужели не послышалось? И если и была вероятность, что я пойду на пару по философии, то теперь прогуляю точно, поэтому красная и растерянная потащилась в холл, по пути набирая Киру. — Скажи нашим, что пара будет, — начала я, как только длинные гудки стихли, и подруга ответила на вызов, — чтобы никто никуда не уходил. — А ты откуда знаешь? А ты где вообще? Не приехала ещё? — тут же посыпался на меня шквал вопросов, и я бы даже ответила, если бы она спрашивала с другой интонацией. Складывалось впечатление, что я сильно накосячила, и теперь говорю с разъярённой матерью, которая жаждет помотать мне нервы, но пришлось брать волю в кулак и пытаться быть вежливой, делая вид, будто не замечаю того высокомерия, с которым она позволяет себе со мной разговаривать. — Я его видела в корпусе, он сейчас поднимается, — ответила, стиснув зубы, и услышала, как Кира оповещает одногруппников: — Не радуемся сильно, он сейчас придёт! — Я приехала, но на пару не пойду. Я всё равно опоздала… — Но он-то об этом не знает! Или он тебя заметил? Так тогда ещё хуже, если он тебя увидел, а ты на пару не пойдёшь. — Нет, не заметил, — как оправдаться дальше я не знала, да и Кира не оставляла времени подумать, а говорить о том, что я натворила, мне не особо хотелось, как и слушать лекции о том, что такое «порядочность» в её понимании, поэтому я ограничилась самым логичным для студента: — я не готовилась к паре, а он меня должен спросить. Но на историю я приду. — Тогда зачем ты ехала в универ, если знала, что не пойдёшь на занятие? — искренне не понимала Кира, я опешила. Хороший вопрос, но, к сожалению, без ответа. На этом моя фантазия на враньё закончилась. Я же готовилась! Я собиралась прийти, но возникли непредвиденные обстоятельства. Мы с Кирой общаемся уже больше полутора лет, но она была слишком правильной, что ли. Синдром отличницы не позволял ей пропускать ни одну пару, она ни разу не опоздала, всегда выходила за час до начала занятий, приезжала и сидела у кабинета по сорок минут, потому что боялась опоздать, а я… Я не зациклена на оценках. Могу себе позволить и опоздать, и пропустить занятие, если плохо себя чувствую, и иногда прогулять из-за внезапно накатившей лени. И Кира меня не понимала, а я не понимала её: её образ жизни, бессмысленную зубрёжку, когда это вообще не нужно, и ненужное высокомерие лишь потому, что оценки у неё лучше. Со стыдом могу признаться, что сотрудничество это взаимовыгодное. Мне Кира нехотя скидывает домашнее задание, а я с ней дружу, хожу на больших перерывах в буфет, чтобы ей было не так одиноко, и делаю вид, будто мне интересно слушать её монологи про учёбу. Как будто других тем для разговора нет. — Всё, не задавай тупых вопросов. На истории встретимся. Я удобнее устроилась на скамейке в холле, закидывая ногу на ногу, и достала из сумки распечатку тем по истории, чтобы остаток пары читать и повторять материал. Серафим, уверена, поднялся и уже не спустится на первый этаж и меня отдыхающую на скамейке не увидит, а значит, и на пару пойти не заставит. Когда прозвучал звонок, я прождала ещё несколько минут, а потом, обходя стороной тот кабинет, в котором была философия, поднялась на третий этаж в аудиторию, где обычно проходила история. Все уже сидели на местах, повторяя материал перед парой: кто-то листал тетради с лекциями, кто-то читал текст с распечаток, а кто-то не был на лекциях, и теперь одногруппники судорожно пытались найти материал в интернете или сфотографировать у своих соседей. Я, выискав взглядом Киру, подошла к ней и села рядом, но она меня проигнорировала, только когда я подготовилась к паре, выложив тетради, она оторвалась от телефона и развернулась ко мне, задавая вполне банальный вопрос: — Почему на пару не пришла? — но я лишь пожала плечами, игнорируя её в ответ, уж перед ней я отчитываться точно не буду. В тишине мы и сидели до тех пор, пока в аудиторию не зашёл Александр Николаевич. Все сразу замолчали и поднялись, но Чернов вскинул ладонь и опустил, побуждая таким жестом сесть. Он не требовал подниматься, приветствуя преподавателя, как в школе, мы сами неосознанно так делали из уважения. И страха. — Садитесь, — хмыкнул он, окидывая аудиторию взглядом, — все здесь? Можем начинать? — Аверенко заболел, — подала голос староста, — а Никитина в деканате отпросилась. Написала заявление с просьбой освободить… А так, все здесь, — Чернов кивнул и сел за стол, отмечая в ведомости отсутствующих. — Итак, дома вы должны были подготовить восьмую тему. На первый вопрос будет отвечать… — Александр Николаевич замолчал, выбирая себе жертву. В аудитории повисла напряжённая тишина, мы все разом прижались к партам, с замиранием сердца ожидая приговора, — Разина Алиса, пожалуйста… — Чернов подчеркнул фамилию отвечающей в списке и перевел на неё взгляд. Алиса поднялась и, заикаясь, начала рассказывать заученный наизусть текст, это было слышно по монотонной и быстрой речи, но глаз на распечатку она не опускала. Александр Николаевич внимательно слушал, глядя в одну точку на столе, и поправлял, когда Разина ошибалась, но не прерывал, кивал, подтверждая правдивость сказанных ей слов. Когда одногруппница закончила и села на место, Чернов, довольный ответом, кивнул и поставил плюсик, снова склоняясь к списку. — Хорошо… Вопросов у меня к вам нет, — Кира едва слышно цокнула, а я ниже к парте прижалась, ответ на второй вопрос я подготовила плохо, — дальше отвечает… Кострова… — мои молитвы услышаны не были, и я поднялась, надеясь, что мне повезёт, и Чернов разрешит сесть раньше, чем я испорчу ему настроение, — по глазам вижу, что вам неинтересно… — Мне интересно, — тут же оживилась я, — правда… — Отнесите документы на кафедру, — он указал на лежащую на столе папку и склонился над списком, — идите. А продолжит… Некрасов… Если вы хотите ответить, то можете остаться… — Я отнесу, — активно закивала и, быстро спустившись по ступеням к нему, забрала папку и вышла из аудитории. Медленно, лениво осматривая пустые, безлюдные коридоры института, направилась на кафедру. Я, постучавшись, толкнула дверь и увидела Его. Серафим Евгеньевич сидел на маленьком диванчике и, подперев щёку, ждал… Меня, судя по всему. Или папку. Но что-то подсказывало, что всё же меня. Я опешила, увидев его, не ожидала встречи так скоро. — Долго идёте, Ева, — хмыкнул философ, не отрывая взгляда от телефона. — Здравствуйте, — зачем-то поздоровалась я. Виделись же недавно… — Александр Николаевич попросил отнести это на кафедру. — Положи на стол, — я бы подала её ему в руки и ушла, но вместо этого послушно выполнила требование, и застыла, когда Серафим соизволил подняться. — Мы уже перешли на «ты»? — После всего, что между нами было, думаю, пора бы… — Что между нами было? — сделала вид, что не поняла, — вы о чём? — Ева, не строй из себя дурочку, — он медленно закрыл дверь и подошёл ближе, едва прикасаясь ладонями к плечам, — ты ведь понимаешь о чём я… Мне казалось, наши желания схожи… Не я первый это начал. — Ты со многими студентками спишь? — не смогла сдержать нервный смешок. — Подобного опыта у меня не было, — Серафим медленно склонился надо мной, прижимаясь губами к шее. Я судорожно выдохнула и вздрогнула, на мгновение прикрывая глаза, — пока, — прошептал он на ухо. Серафим действовал аккуратно, давая возможность отстраниться, и подтвердил это словами: — я тебя не заставляю… Скажешь «нет», и мы забудем всё, что произошло сегодня… Ева, я… — не договорил. Я стремительно развернулась, обхватывая лицо ладонями и притягивая себе, чтобы поцеловать, прижимаясь к его губам. Преподаватель даже опешил сперва, растерялся, впрочем, нашёлся он довольно быстро, выдыхая тихое: — Ева… — и этот шёпот заставил сердце биться быстрее, а низ живота тянуть в предвкушении, и я не сдержалась, отстраняясь, глядя на закушенную губу, слушая его тяжёлое дыхание, положила руки на плечи. И Серафим меня понял: подхватил меня под бёдра, снова накрывая губы нетерпеливым поцелуем, и опустился на диван вместе со мной. Устроившись на его коленях, потянула за ворот рубашки на себя, стараясь быстро расстегнуть пуговицы, но они никак не поддавались, и Серафим решил мне помочь, нарочито медленно скользя ладонями по бёдрам, ягодицам и выше, оглаживая талию, и только потом просунул первую пуговицу в петельку не спеша, дразня, а затем и остальные. Наклонилась ниже, целуя освободившиеся от ткани шею и ключицы, другой рукой зарылась в волосы, осторожно оттягивая и массируя. Серафим широко улыбнулся, ощутимо впиваясь пальцами в кожу, которая, казалось, из-за грубой ткани джинсов стала ещё чувствительней. Прижимаясь грудью к нему, поёрзала на каменном стояке, и улыбку преподавателя мгновенно смело, он закусил губу, шумно выдохнув, глядя, как я, хватаясь за ремень, пыталась расстегнуть его. Серафим положил ладонь на мои руки, останавливая. — Куда ты так торопишься? — хрипло спросил он, а я подняла голову, чтобы увидеть закушенную губу и восхищение, плескавшееся в глазах. И от этого мне сорвало крышу окончательно. — Я хочу тебя… — вырвалось судорожно на выдохе переходящее в шёпот, — не сиди бревном, пожалуйста! Серафим хитро усмехнулся, принимая ласки, которые я бессознательно на него обрушила. Я не могла остановиться, всё гладила его плечи, лицо, обхватывая ладонями и целуя в губы, сильнее сжимала ногами его бёдра, чувствуя ладони на талии. Когда я, уже встав коленями на пол, начала расстёгивать его брюки, проводя языком по линии, идущей от аккуратного пупка ниже, меня схватив за плечи и, дернув на себя, опрокинули на маленький, неудобный диванчик. — Ты бы так отвечать рвалась, — серьёзно заметил Серафим, но на мокрых от поцелуев губах красовалась широкая улыбка. Ему так нравится чувствовать превосходство? Тяжело дыша, заглянула ему в глаза, безмолвно умоляя не бездействовать, наслаждаясь моими беспомощностью и нетерпеливостью, и он каким-то чудом услышал. Огладил ягодицы и, расстегнув замок на джинсах другой рукой, подхватив меня под колени, подтянул к себе ближе и накрыл собой. Быстро стянув джинсы, оставил лежать в нижнем белье и поднялся, скользя взглядом по телу, задерживаясь на раскрасневшемся лице и часто вздымающейся груди. Серафим запустил пальцы под нижнее бельё, медленно массируя клитор, нажимая, пропуская разряды удовольствия, непрерывно глядя мне в глаза. Я усмехнулась, замечая выпуклость на джинсах, и запрокинула голову, сжимая губы, чтобы не стонать. Ещё немного, и меня накроет, и Серафим это понял, усмехнулся и убрал руку, наслаждаясь вырвавшимся сдавленным стоном. — Это ведь нечестно! — прошептала я, когда он схватил меня за руку, которая стремилась закончить начатое преподавателем дело. — Нечестно себя вести так… В общественном транспорте, — улыбнулся Серафим, снова накрывая меня собой, чтобы наклониться к шее, провести языком по коже до ключицы. — Ты меня отчитывать сейчас будешь или займёмся чем-нибудь более… — закончить мне не дали, губы накрыли поцелуем, я бессознательно накрыла затылок ладонью, не давая отстраниться, пока Серафим не приподнялся, пытаясь стянуть с себя джинсы. Когда он огладил внутреннюю часть бедра и отстранился, расстёгивая ремень, я прошептала: — Я хочу быть сверху, можно? — выдох вперемешку со стоном, преподаватель колебался лишь мгновение, и тут же опустился на диван, откидываясь на его спинку, послушно позволяя мне оседлать его бёдра и взять правление в свои руки. — Любишь доминировать? — спросил, когда я расстегнула ширинку и потянула брюки вместе с нижним бельём вниз, обнажая налившееся кровью естество. — Ага-а-а. А… есть презерватив? — он кивнул, с трудом вытаскивая из кармана сборенных на бёдрах штанов требуемое. Я непонимающе посмотрела на него, он что, их в брюках носит? Или к моему приходу подготовился? Серафим протянул мне презерватив, наблюдая, как я разрываю фольгу и, едва прикасаясь, раскатываю по стволу. Я припала губами к его шее, обнимая за плечи, а он, изнывая от желания, огладил ягодицы, чуть сжал и, помогая мне приподняться, опустил на себя. Я негромко всхлипнула, когда ощутила заполненность, тепло и пульсацию напряжённого органа внутри. Судорожно выдохнула, лбом касаясь лба, глядя ему в глаза, наблюдая, как он открывает рот в немом стоне, когда мои пальцы скользят по груди, кубикам напряжённого пресса, к пупку и ещё ниже, застывая и упираясь в бёдра, чтобы было удобнее двигаться на нём. Серафим почти не двигался, позволяя мне в полной мере делать всё, что вздумается, только гладил бёдра, придерживал за талию и часто сглатывал, тяжело и часто дыша. — Ева, ты такая красивая… — застонал он, закатывая глаза от удовольствия и запрокидывая голову, когда я, впившись ногтями в плечи, стала насаживаться быстрее, закусывая губу, чтобы не стонать. Преподаватель начал нетерпеливо двигать бёдрами навстречу, и я специально замедлилась, губами на шее больно прикусила кожу и зализала укус, оставляя алеть засос на самом видном месте — маленькая месть за его пытки. Развратные размеренные ритмичные шлепки так не возбуждали, как тот факт, что я занимаюсь сексом с преподавателем… Да ещё и на кафедре, а дверь мы так и не заперли. Что сейчас может зайти какая-нибудь Велицкая и обомлеть от увиденного, что может зайти и сама декан и застать такую картину. Студентка скачет на преподавателе. — Тс-с-с, нас могут услышать, — прошептал он, проводя большим пальцем по моим мокрым разомкнутым губам, когда я сдавленно застонала, — а потом и увидеть… Глубокие, рваные толчки приближали к оргазму, а я, потеряв связь с реальностью, обняв Серафима за шею, застонала ему в плечо, боясь, что нас могут застать за таким неприличным занятием. — Почему-то, когда ты лез целоваться, тебя это не волновало. Я усмехнулась, подавляя стон, и накрыла его губы поцелуем, когда преподаватель рот открыл, чтобы возмутиться. Поцеловала-то я первая. Удовольствие пришло внезапно, взорвалось внутри и прошлось по всему телу волной жара, отдаваясь дрожью в бёдрах. Я, сделав ещё несколько резких движений, обмякла в руках Серафима, но он ещё не закончил: прижал меня к себе за талию и, подхватив за бёдра, продолжил двигаться, я лишь сильнее прижалась к нему, закусывая губу, чтобы через мгновение услышать тихий стон. — Ева… — тихо позвал преподаватель, прижимаясь щекой к виску и пытаясь восстановить дыхание, — ты как? — Отлично, — пробормотала, постепенно приходя в себя и пытаясь перелезть с колен на диван, цепляясь взглядом за лежащую на полу рубашку, факт снятия которой я упустила, — я… М-м-м… — Ещё раз? — спросил Серафим, прижимаясь губами к моему плечу. — А вас хватит на ещё один, Серафим Евгеньевич? Возраст ведь уже не тот. — Вы договоритесь, Кострова… — хитро протянул он, следя, как я поднимаю рубашку с пола. — И вы покажете, на что способны? — Обязательно покажу, только не здесь. Дверь на кафедру мигом распахнулась, и мы застыли: я, Серафим и Александр Николаевич. Поражённый увиденным историк, скользнув по нам взглядом, вскинул бровь и быстро отвернулся, прикрывая за спиной дверь. — Серафим, блять! Что за херня? Я отпустил студентку на несколько минут, что ты творишь! Я быстро прикрылась рубашкой, прижимая её к груди, а Серафим быстро натянул джинсы и застегнул ширинку, наклоняясь, чтобы отгородить меня от Александра Николаевича, который поворачиваться к нам не спешил. Он, благородно прикрыв глаза ладонью, смотрел на цветок, не пытаясь подсмотреть за моими жалкими попытками одеться. — Мы уже закончили, — пробормотал Серафим, я нервно усмехнулась: ну как же двусмысленно прозвучало, — сейчас она вернётся… — Мы с тобой ещё поговорим, — сурово бросил Чернов, выходя из комнаты, — хоть дверь бы закрыли… Быстро одевшись, я последний раз посмотрела на довольного Серафима, который стоял рядом с дверью, медленно застёгивая рубашку, и с усмешкой поглядывал на меня, и потянулась к дверной ручке. — Александр Николаевич меня теперь с потрохами съест… — пробормотала я, бессознательно мотая головой. — Успокойся, ничего он не сделает, — Серафим неожиданно поцеловал в губы, погладив пальцем щёку, и отстранился, внимательно глядя, как у меня глаза расширяются от удивления, — иди, тебя уже потеряли. Я рассеянно кивнула и нажала на ручку, приоткрывая дверь. — А автомат-то вы мне поставите? — Всё зависит от того, как вы работать будете… На парах. — А по-другому никак? — Не искушайте судьбу, Ева. — Я поняла вас, Серафим Евгеньевич. До свидания, — я улыбнулась ему и вышла в коридор, борясь с диким желанием расшибить лоб об стену, но вместо этого побрела обратно на пару, пытаясь состроить максимально усталое и недовольное лицо, чтобы никто ничего не заподозрил. Вернувшись в аудиторию, я тихо прошла на своё место, никто не обратил внимания на моё долгое отсутствие. Чернов лишь проводил меня взглядом и, отвернувшись к отвечающему, удовлетворённо кивнул и поставил плюсик в ведомость. — Ответ хороший, дальше отвечать будет Иванов. — Ты где была? — недовольно спросила Кира, не поворачиваясь ко мне. — Запрягли заполнять журнал, — прошептала я, прячась от насмешливого взгляда Александра Николаевича. Он осуждающе покачал головой, неожиданно улыбнувшись уголками губ, потёр переносицу и снова стал серьёзным, глядя исключительно на Иванова. Видимо, следующие два года учёбы пройдут весело… Если я конечно сама не отчислюсь из-за чувства стыда перед Черновым!