Феникс против смерти

Когда Пандоре донесли, что какой-то упрямый Святой настойчиво прорывается в замок, явно избрав своей целью ее саму, она только языком раздраженно щелкнула. Почему-то все шло наперекосяк. Вермеер погиб, убитый, смешно сказать, Святым Рака, которого никто всерьез не воспринимал — зря, как оказалось. Суйкё валил задание, и сейчас Пандора не могла в точности сказать, ошибки он совершает или намеренный саботаж. К тому же разведка донесла о каких-то странных Святых, утверждавших, что они пришли из будущего… В свете всего этого упорный Святой мог быть наименьшей из проблем, а мог быть — наибольшей. Пандора дождалась, пока слуги уйдут, и повернулась к сидящему в тени Радамантису. Тот развалился в кресле, положив ноги в доспешных сапогах прямо на стол, крылья Стихаря подметали пол, но ему, кажется, ничего не мешало. Дорогущий хрустальный кубок был еще почти полон. — Одно слово, — лениво произнес он, — и от этого Святого не останется и следа. — Уйди, но не слишком далеко, — подумав, приказала она. — Мне интересно, чего он хочет. В конце концов, Суйкё тоже бывший Святой, а пока у меня не было повода сомневаться в нем, — «Хотя, если он действительно саботирует план, повод уже есть, но Радамантису этого знать не надо». — Если я почувствую угрозу себе или Владыке Аиду, я позову тебя. Радамантис тяжело вздохнул, снимая ноги со стола, прихватил свой кубок и вышел за дверь, а Пандора в этот момент почувствовала. Космо. Она никогда в жизни не ощущала такого: оно не было светлым, как у большинства Святых. Это было Космо ненависти, бесконечной ярости, смерти, Космо, вызывающее в воображении образ неукротимого пламени, оставляющего от целых городов одни головешки. Пандора дернулась, словно к ее обнаженной коже поднесли раскаленный металл. Это не мог быть Святой. Она не видела такой тьмы даже в Спектрах; даже у Гипноса и Танатоса Космо, хоть и несравнимо более сильное, не было таким страшным. Это был какой-то подвох, какая-то уловка, возможно, от самих Гипноса с Танатосом. Невозможно было представить, чтобы под солнцем, под чистым безоблачным небом святого города Афины родилось подобное существо. Пандора попыталась встать, но ноги не слушались ее. Захотела позвать Радамантиса, но до крови прикусила язык. Если это действительно была проверка от богов-близнецов, она была в полушаге от того, чтобы провалить ее. Пандора выпрямилась, сжала подлокотники так, что пальцы побелели. Когда дверь распахнулась и на пороге появился он, Пандора помимо воли резко вздохнула — таким ощутимым было давление его Космо. Святой — Пандора не могла рассмотреть ни его лица, ни Материи — небрежно переступил через валявшегося на полу стражника-Спектра и вошел в зал. Удивительно, но он не спешил нападать. Он просто сделал пару шагов и остановился. — Ты, — выдохнул он, и Пандора не смогла понять, с каким выражением он произнес это слово. Теперь и она могла его рассмотреть. Некрасивое, но очень волевое лицо. Жесткие темные волосы. Пронзительные глаза — кажется, синие. Шрам, начинающийся на переносице и спускающийся на щеку. Незнакомая Материя, в узорах и элементах которой угадывались перья. Воплощенные сила и жесткость — и даже жестокость, не приличествующая Святому. Даже у Суйкё, который был Святым раньше и добровольно предал Святилище, ей не удалось добиться такой тьмы. — Кто ты и чего ищешь в замке Владыки Аида? — спросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал. Святой поднял руку — Пандора потянулась к трезубцу, но вместо того, чтобы напасть на нее, Святой сбросил наруч, и тот со звоном упал на камень. Вслед за ним последовали второй наруч, нагрудник, пояс. В конце концов Святой избавился от всей своей Материи, которая немедленно сложилась на полу в символ — взлетающую в небеса птицу, объятую языками пламени. Феникс. — Я пришел поговорить, — сказал он, глядя ей в глаза. — Только отошли Виверна. Пандора не ответила. То, что он почувствовал присутствие Радамантиса, неприятно поразило: Судьи были значительно сильнее обычных Бронзовых Святых. Хотя парня с таким Космо вообще не стоило недооценивать. С другой стороны, при всей его тьме, он явно не желал ей зла. Даже больше: чем дальше, тем сильнее Пандора ощущала, что пламя этого Феникса не убивает ее, а согревает. — Радамантис, уйди, — велела она вслух, а когда его присутствие ослабело, перевела взгляд на Феникса. — Меня зовут Икки, — сказал он. — И я пришел рассказать тебе историю. Он вздохнул, так, будто ему тяжело было говорить, и его гневное Космо вспыхнуло, словно отвечая на какой-то невидимый внешне всплеск эмоций. — Я не очень хороший рассказчик… Он заговорил — о большом особняке, о девочке, живущей в нем. О том, как она нашла шкатулку, из любопытства открыла ее и тем самым призвала в особняк гибель. О том, как девочке пришлось служить богам сна и смерти, а потом стать помощницей Владыки Преисподней Аида. О том, какой серой, беспросветной жизнью она жила и как мечтала вырваться из этого круга — так мечтала, что помогла Святому Феникса уничтожить своих мучителей… С каждым его словом Пандора чувствовала, что теряет опору. Что пол под ногами превращается в зыбучий песок, а воздуха становится все меньше, и вздохнуть не получается, нечем дышать. Так, будто своим рассказом Феникс одна за другой обрывал ниточки, связывавшие ее с реальностью. Когда Феникс закончил говорить, она произнесла всего одно слово — на большее ее не хватило: — Откуда? Феникс пожал плечами. — Ты рассказала мне. Там, в будущем, откуда я пришел. Пандора прижала руку к груди. Теперь она не сомневалась, что это проверка, ловушка от Гипноса с Танатосом. Ведь, если отбросить несовпадающие мелочи, рассказанная Фениксом история до боли напоминала ее собственную — о которой она никому не говорила. А если не говорила она, значит, они сказали. «Неужели им мало того, что я каждый день для них делаю, неужели они хотят еще и так меня помучить?» — Помогла победить богов-близнецов? — она усмехнулась. — Не думаю, Феникс. Глупо скрывать, что я не особенно счастлива, но не надо меня совсем уж за идиотку держать. Я бы, может, и поверила твоей истории о путешествиях во времени, но вот этого точно не могло быть. Ни в этом моем воплощении, ни в будущем. — Но это было, — твердо ответил Феникс, и его взгляд полыхнул пламенем. — Ты дала мне ожерелье, способное провести меня по Дороге Богов, чтобы я добрался до Элизиума и победил их. Пандора еле удержалась, чтобы не потянуться рукой к ожерелью на шее. Казавшееся простым украшением, оно действительно обладало такими свойствами, но, опять-таки, от кого Феникс мог об этом узнать? Только от тех, кто это ожерелье ей дал. — И где же оно? — спросила она. — «Оно»? — Ожерелье. Если будущая я тебе его отдала, оно должно было у тебя сохраниться, разве нет? Феникс впервые за весь разговор опустил глаза. — Я выбросил его в океан. Пандора опустила руку, нащупала трезубец рядом с креслом, стиснула пальцы на рукояти. — Тогда, полагаю, больше говорить не о чем. Радамантис! Лицо Феникса на миг исказилось, а затем он вскинул ладонь, и перед ним взметнулось пламя.