37 недель

Сакура ёрзает в кресле и перечитывает написанное, кажется, уже в тысячный раз. Что-то исправляет, что-то стирает, а что-то дописывает. Мученически вздыхает, тарабанит пальцами по столу, а иногда зачем-то начинает грызть ногти, несмотря на то, что этой вредной привычки за собой никогда не наблюдала. Буквы складываются в слова, слова в фразы, а фразы не пойми во что. Она откровенно переработала сегодня. Однако ей просто необходимо было закончить этот доклад до того, как придёт Какаши: презентация была запланирована на утреннее совещание, а после ужина у Узумаки у неё вряд ли будет время и желание сесть и отредактировать всё ещё раз. —…таким образом, вышеперечисленные… факторы психического здоровья являются… являются… явля… — бубнит Харуно себе под нос и замолкает, уставившись в монитор. «Да блин!» — мысленно стонет она. И чем же являются? Она забыла, что вообще хотела этим сказать! Концентрация ни к чёрту. «Может всё-таки потом успею дописать? Совсем мозги не варят,» — Сакура захлопывает крышку ноутбука сильнее, чем стоило, отодвигает его и устало ложится лицом вниз на нагревшийся под ним стол. Перекатывается со лба на щёку и отрешённо сверлит взглядом открытые полки шкафа со свитками: «дурацкий шкаф, давно пора сменить, дурацкий доклад, дурацкий Какаши, дурацкий…». Раздаётся звонок телефона. Сакура даже не дёргается — просто наощупь находит трубку и, не поднимая головы, прикладывает ту к уху. — Слушаю. — Ну прости меня… — Нет, — она кладёт её обратно и вздыхает. Вообще-то прощать было нечего: Сакура знала, что виновата во всём была только она сама, но говорить об этом Яманака она пока не намеревалась. Хватит с той уже того, что она вообще рассказала ей подробности ссоры в последнем сообщении; естественно, после того, как написала, что таких свиней, как Ино, ещё стоит поискать, и что это была «подстава подстав». «Три, два, один…» — флегматично считает она про себя и не ошибается. Телефон звонит во второй раз. Как-никак дружат они всю жизнь, и предсказать поведение подруги не составляет никакого труда. Харуно кривится и нажимает на громкоговоритель. — Да перестань ты истерить! — Не перестану. — Ты серьёзно? Я же уже объяснила тебе, что думала, что ты проверишь. — Угу. — Ну и причём здесь тогда я? — Ни при чём, — всё-таки сдаётся Сакура. Ломать эту комедию целый день было как-то утомительно. — Тогда перестань валить на меня вину за свои косяки! Она догадывалась, что Ино ещё во время переписки поняла, что на неё не злятся взаправду. Точнее, Сакура злилась, но лишь в малой степени. Только из-за того, что та посоветовала ей не кого-то там, а неугомонного Гай-сенсея. Спасибо, что он вообще без Ли пришел! Вот вдвоём их вынести больше получаса можно было исключительно на спаррингах, и то, даже во время них они умудрялись болтать… — Не перестану, — она слабо усмехается. — Ах так! Ну и дуйся у себя там в больнице в гордом одиночестве! Пока! — Нет, нет, подожди! — спохватившись, Харуно резко садится и придвигается поближе к аппарату. — Поговори со мной немножко. На другом конце провода — тишина. Она думает, что опоздала с просьбой и уже тянет руку к кнопке, когда наконец-то звучит в ответ: — Ну? Весьма грубо. Из-за такого тона Сакура мнётся, не зная, как поточнее выразится: — Мне… — опускает глаза на свои сжатые в кулаки ладони, — так противно от того, что я его разочаровала… — Ой, придумаешь тоже! — фыркает Ино. — Разочаровала! Вы дружите столько лет, знакомы и того больше… — Но в этот раз всё иначе! Я… я никогда… он никогда не игнорировал меня. Харуно слышит шорох и отчётливо представляет, как Ино бросает то, чем занималась, враз посерьезнев. — Что, сильно поругались? — Ага, — выдавливает Сакура, сглотнув, и, помедлив, добавляет: — вдрызг. Он даже не ответил на её сообщение с извинениями. «Ну вот, сейчас она точно назовёт меня дурой, вместо него.» — Лобастая, — тянет Яманака неожиданно сочувственно, — ты чего, совсем раскисла? — Да нет, просто… — в районе сердца щемит, но она наконец-то набирается смелости поделиться своими переживаниями с кем-то, кроме собственной подушки. То, что крутилось у неё в мыслях весь день, вдруг выплёскивается в речь бурным потоком: — просто, вдруг всё уже не будет, как раньше? Вдруг он теперь будет считать меня бесполезной идиоткой и неумёхой, какой наверняка считал в детстве… — Сакура, — Яманака делает выразительную паузу, — ну, подумаешь, раз сглупила, с кем не бывает. Всё же обошлось. — Нет, я ведь не впервые за эти пару месяцев облажалась, вот у него и лопнуло терпение. И я, конечно, пойму, если он больше не станет мне доверять, но мне так не хочется, чтобы это случилось! — Не случится, — явно машинально вставляет Ино. — А вдруг! Понимаешь, Какаши… то, что он думает обо мне, действительно важно… он теперь не просто бывший сенсей или друг, и я ведь хочу, чтобы… Осёкшись на последних словах, она растерянно запускает пятерню в волосы, поражённая осознанием того, что только что чуть не произнесла вслух. «Так вот чего я на самом деле боюсь? Что он не увидит во мне человека… женщину, которой он сможет доверить своего ребёнка?» — почему-то от этого ей становится жутко неловко, будто в этом было что-то неправильное. — Чтобы что? Эй… слушай, а у вас с ним точно не роман? — Ино мгновенно выдёргивает её из своих размышлений. «До неё вообще дошло, что я ей тут душу изливаю?!» — Сакура рвано выдыхает и восклицает: — Ино! Да как тебе вообще!.. — Тише, не ори ты так, — сразу перебивает та. — Я просто хотела сказать, что вы друг друга стоите. Два параноика. Только ты не к месту, а он — вполне понятно почему. «Параноика?» — То есть… — задумавшись, Харуно бросает быстрый взгляд на телефон, будто подруга могла её видеть, — ты имеешь в виду, что я себя накручиваю? — Конечно! — А если нет? — Не нет, а да. Он наверно и забыл уже обо всём, ты же его знаешь, его память под завязку забита развратными цитатками из его книжек. Где там месту найтись на записи ваших ссор? «Шаннаро, действительно, где?» — Сакура невольно улыбается: Ино как всегда в своём репертуаре. Что в уме, то и на языке. Который без костей. — Ну? Всё? Выдохлась? Теперь я могу идти делать себе педикюр с чувством выполненного долга? Она прислушивается к своим эмоциям: количество кошек, скребущих на душе, значительно поуменьшилось. Поразительно! Ни у кого, кроме, пожалуй, Пятой, не удавалось так легко её успокоить лишь спустя пару минут разговора. «Накручиваю, значит?..» — Да, — её улыбка становится ещё шире, — да, ладно, иди и… спасибо. — Будешь должна, лобастая! — цокает Ино. — Только не забудь позвонить мне завтра, когда не будешь параноидальной истеричкой, и рассказать, как всё прошло с другим параноидальным истеричкой, — и, хмыкнув, бросает трубку. Ещё секунд десять тупо поразглядывав мигнувшую синим лампочку на пластиковом каркасе, Сакура прикрывает глаза. Место чувства собственной недалёкости и беспомощности уже готова была занять апатия — не самый плохой союзник для разбирательств в духе «кто прав». В дверь тихо стучат. «Кого там ещё нелегкая принесла?» — она косится на часы. Почти семь, значит, это наверно… — Заходи. «Какаши,» — Сакура поднимается одновременно с тем, как он входит. Хатаке останавливается на пороге с совершенно нечитаемым выражением лица. И дело вовсе не в маске. Ни тебе приветливой полуулыбки, ни слова доброго — едва заметный кивок, и он прислоняется плечом к косяку. Что ж, это лучше, чем ничего. «По крайней мере он тут, как и обещал.» Секундная стрелка отсчитывает мерный ритм с громкостью молота, стучащего о наковальню. Сакура облизывает тут же пересохшие губы. — Ты вовремя… сейчас, подожди, я обуюсь и пойдём, — бормочет она первое, что пришло в голову, лишь бы не молчать. Ноги под конец дня стали немного отекать, и из-за этого даже в новых мягких балетках сидеть было некомфортно. Справившись, она снимает халат и аккуратно складывает его на подлокотнике. — Аюми-чан уже ушла? Она не предупредила меня, что ты ждёшь под кабинетом. Её секретарь сперва постоянно жаловалась на ненормированный рабочий график, несмотря на то, что Харуно никогда не просила её задерживаться допоздна вместе с ней, а в последнее время почему-то и вовсе стала уходить без спросу ещё до окончания смены. Может и правильно когда-то говорила шишо после пары бутылочек саке: «незаменимых работников не бывает». Увольнять её из-за такого Сакура не будет, но и оставлять это безнаказанным больше не собиралась. Он опять кивает. «Всё-таки лишу премии,» — неглубокая морщина прорезает её лоб по горизонтали. Чаша терпения переполнилась: «завтра же вызову на ковёр,» — решает Харуно и идёт к двери. Ей действительно хотелось успеть подготовиться морально перед тем, как он зайдёт за ней. Сообразить, как помириться. Но доклад, звонок Ино, а теперь ещё и секретарша, лишили её минутной форы. Какаши шагает в коридор, позволяя ей запереть замок и, дождавшись, всё так же молча направляется к выходу из больницы. Дорога к Узумаки не близкая — почти другой конец деревни. Сакуре очень нравился их дом, не самый большой (у тех же Ино и Шикамару — в два, а то и в три раза больше), но невероятно уютный. И она не сомневалась, что именно Хината приложила к этому руку. Бывшая Хьюга была единственной из женской половины их поколения, кто стал домохозяйкой, целиком и полностью посвятив себя семье. Сакура, как заядлый трудоголик, сомневалась, что пошла бы на подобное, но в то же время искренне восхищалась тем, с какой лёгкостью справилась со всем Хината на новом поприще. «Вот Хината идеальная мать, жена… Всегда думает, прежде чем что-либо сделать. Натсуми, кстати, тоже… думает. Они вообще чем-то схожи: спокойные, заботливые, а я…» — пройдя полпути в напряжении, так никуда и не девшемся с позавчера, она одновременно с самобичеванием размышляла, с чего же завязать разговор с Какаши, но не нашла ничего лучше, как начать прямо: — Прости меня за то, что подвела тебя. Я признаю свою вину и понимаю, из-за чего ты… сердишься. И ты имеешь полное право на это. Я повела себя не как куноичи и даже не как просто здравомыслящий человек… Он продолжает вышагивать, не оборачиваясь, но Сакура уверена, что он прекрасно всё слышал. — Несмотря на то, что ты постоянно держишь всё в себе, я поняла, точнее, понимаю, что ты очень волнуешься. За меня, как и за Наруто с Саске, наверно, уже полжизни, да и за многих в Конохе, а теперь ещё и за малыша… — осторожно и немного сумбурно продолжает она. Он ведёт плечами, показывая, что… Что? Как минимум то, что внимательно её слушает. А это немаловажно. Он пошёл на контакт, поэтому, осмелев, она немного ускоряется, чтобы дотронуться до его локтя и заглянуть виновато исподлобья ему в лицо, ведь глаза не могут соврать. Она боялась в них увидеть холод. Пронизывающий, пробирающий до самых костей и замораживающий нутро. «Вдруг я всё-таки ляпнула что-то не то, вдруг…» — пульс учащается, но идти на попятную слишком поздно. И… её страхи не подтверждаются. Какаши, остановившись, смотрит на неё сверху вниз спокойно и выжидательно, очевидно, давая ей шанс на то, чтобы закончить свои объяснения. — Я поступила беспечно, безрассудно, как… идиотка, в общем. И ты прав, с беременностью, похоже, мои нейроны начали терять связь между собой, — у неё вырывается натянутый смешок и она нервно замолкает, запереживав, что сказанное больше не выглядит, как серьёзное признание вины. Хатаке иронично приподнимает бровь. — Какаши, — она неловко прокашливается, заламывая за спиной пальцы, — я действительно признательна, что ты тогда согласился пойти со мной, и, удача, что всё не обернулось бедой. Обещаю, что впредь буду очень и очень осторожной. Сверхосторожной! Ты… примешь мои извинения? — Хм… Он складывает руки на груди и окидывает её тяжелым взглядом с макушки до пяток. Удержавшись от того, чтобы поёжиться от такого сканирования, Сакура ждёт. И ждёт. И… «Никак язык себе откусил на радостях, что я перед ним тут распинаюсь,» — проскальзывает язвительное предположение вместе с тем, как её терпение начинает иссякать. Да, говорила она искренне, раскаивалась тоже, но унижаться она не собиралась — что ещё ему от неё надо?! — Скажи-ка, — в конечном счёте подаёт он голос, — во-первых, почему я тебя должен воспитывать, как нашкодившего генина, а? Сакура потупилась, не зная, что на это ответить. Какаши прищурился. — Во-вторых, почему нам нужно два дня не общаться, чтобы ты догадалась о причинах моего… — Так я не через два… — Помолчи, я ещё не закончил, — он обрывает резко, но тут же смягчается: — Сакура, услышь же… ты должна беречь себя! Сколько раз я тебе уже об этом говорил? И не только я. Натсуми, Наруто… если я с ними для тебя не авторитет, то вспоминай хотя бы изредка Цунаде-саму. Почувствовав, как горят её щёки, она ещё ниже опускает голову: «Ками-сама, как же стыдно, он отчитывает посреди улицы, как дитя малое…». «Терпи, в следующий раз трижды задумаешься перед тем, как лезть куда-то! Как на то жалкое подобие свиданки с Такамурой!» — ругань давно забытого алтер-эго, срабатывает, как ушат воды: — Прости… — вырывается у неё. — И, естественно, я волнуюсь! У тебя под сердцем мой ребенок, и… — он запинается и заканчивает уже шёпотом: — и ты тоже дорога мне… вы оба… Её сердце бьётся так гулко, что ей кажется, что за его стуком она всё неверно расслышала. «Тоже дорога мне, тоже дорога мне…» — набатом вторят ему мысли. Он вздыхает. Отводит взгляд куда-то в сторону, однако, вновь собравшись, твёрдо подытоживает: — Я не хочу, чтобы вы пострадали. Прости и ты меня, что сорвался. Она неверяще поднимает на него глаза и на это он внезапно обезоруживающе ухмыляется, будто затеял какую-то шалость. — Однако запомни хорошенько, Сакура, это только на этот раз я всё забуду. Если такое, не дай бог, повторится — Паккун с удовольствием одолжит тебе свой старый ошейник с поводком. Поверь, я не постесняюсь тебя на него посадить. Будешь под моим присмотром двадцать четыре на семь, — он подмигивает как ни в чём ни бывало и разворачивается. — А теперь пошли, опаздываем, а я жутко этого не люблю. Буквально потеряв дар речи от таких заявлений, Харуно смотрит на его медленно удаляющуюся спину. Подбирает упавшую челюсть. И спешит за ним.