Долгая дорога к небесам

Бетти не может не сравнивать в голове эту поездку на поезде в Нью-Йорк, когда Арчи жует арахис, сидя рядом с ней, с той, которую произошла несколько недель назад, когда ее руки дрожали от предвкушения, а сердце билось только на гремучей смеси надежды и испуга. Теперь нечего бояться, и надежда стала черной и ядовитой. Она ругает себя за то, что так думает. Вероника никогда не поступала с ней подло, а значит и она не может. Она нервно набрала номер, который дал ей Джагхед на следующий день после того, как вернулась домой. Вероника ответила на звонок с осторожным энтузиазмом, назвала ее Би и сказала, что да, конечно, они все еще друзья. Но еще она с тревогой призналась, что теперь они с Джагхедом стали частью друг друга. Не интрижка, не друзья с привилегиями, а настоящая пара. Парень и девушка. Она уводит свой разум от пропасти этих мыслей — Бетти уже слишком много раз падала вниз, и в конце концов она осталась с заплаканными глазами и пустым сердцем. Они все снова станут друзьями, и это главное. Она и Арчи приезжают за неделю до Рождества, потому что Вероника старательно агитирует её по телефону: — В Нью-Йорке снег, и уличные фонари смотрятся совершенно потрясающе, и ты должна приехать пораньше, чтобы мы успели найти идеальный подарок на Рождество. Арчи, Боже, как бы она хотела чувствовать то же, что и Арчи — счастье и предвкушение от встречи с друзьями. Бетти помнит время, когда его ревность разгорелась добела, когда Вероника впервые села на байк позади Джагхеда. — Ты не можешь серьезно думать, что они не трахаются, Бетти. — Они не спят вместе, Арчи, — сказала она ему тогда с уверенностью, зная, что, несмотря на все их неудачи на любовном фронте, ни один из них не стал бы этого делать. — Они не изменщики. Все дело в нас с тобой. Они просто делают то, что правильно для них. Она не завидовала их побегу. Она знает, что они сбежали от гораздо большего, чем просто неверные половинки. Они бежали от отца-мафиози и уличной банды, и всего остального дерьма, связанного с их семьями. Она помнит, как холодная ярость Хирама горела под его масляной улыбкой, когда он просил сообщить ему, если Бетти удастся разыскать его дочь. Это была одна из многих причин, по которой ей потребовалось так много времени, чтобы просто приступить к поискам. Но Арчи нашел Джози с типичной для него быстротой и просто начал скучать по своим друзьям: — Ты можешь найти их, Бетти? — он давил. — Я знаю, что ты хороша во всем этом. — Они свяжутся с нами, когда будут готовы, Арч, — сказала она грустно и все менее и менее убежденно с каждым разом. — Дай им время. К ноябрю Бетти сломалась и накричала на него, и он перестал спрашивать, так же как ее собственная уверенность, что они объявятся сами, сломалась, и она начала методично обзванивать школы по всему штату в поисках новичков по фамилии Лодж или Джонс. Но Арчи прав, будет приятно увидеть их снова. Хотя это не означает, что Бетти не откусит ему голову, если он скажет: «я не могу поверить, что они встречаются» хоть еще один раз, будто он забыл, как был зол, когда они уехали, и как чертовски больно было их потерять. Может быть, так и есть, Арчи всегда был известен тем, что легко шел дальше — это то, что он делает с почти неестественной быстротой и легкостью. Она всегда вежливо улыбается в ответ и говорит «главное, чтобы они счастливы», повторяя эти слова как мантру. Бетти твердит это себе каждый раз, когда чувствует, что сломается, или, что еще хуже, когда не может удержаться от фантазий об этой поездке. Фантазии, которые совершенно точно не характеризуют её как хорошего человека. Она представляет себе, как тайно переглядывается с Джагхедом за спиной ее лучшей подруги, или как он придумывает какую-то причину, чтобы они остались наедине, и говорит ей, что это все еще она, это всегда была она, и он просто не знает, как порвать с Вероникой. Когда Бетти представляет, как он снова целует ее, она тихонько повторяет эту мантру и сжимает ладони в кулаки, ногтями врезаясь в нежную кожу, пока образы в её голове не исчезнут. Арчи, такой милый Арчи, держит ее за руку, пока они едут в переполненном вагоне метро, и она чувствует его волнение, его счастье через кожу и пытается впитать часть в себя. Ровно столько, чтобы, когда она их увидит, ее улыбка выглядела искренней. — Джаг, — Арчи отпускает ее руку, когда Джагхед выходит из дома, чтобы поприветствовать их, и обнимает своего старого друга. Это напоминает ей о том времени, когда они шутили, что Арчи больше любит Вегаса, чем своих родителей. Она скучала по этой версии Арчи, простому ласковому мальчику из соседнего дома. Джагхед смеется с придыханием, будто из него вышибли весь воздух, и хлопает Арчи по спине. Он никогда не был особо в восторге от физического проявления близости, в отличие от Арчи, но через плечо рыжеволосого парня она видит, как сияют его глаза, и Джагхед еле сдерживает ухмылку. К тому времени, как его глаза находят ее, она думает, что проделала замечательную работу по скрытию малейших следов печали на своем лице. — Эй, Беттс, заходи, здесь холодно. Вероника берет их пальто, а затем обнимает каждого по очереди, и Арчи все еще ухмыляется, будто их квартира — не нож, проскальзывающий между ребрами, лезвие настолько острое, насколько уютен их дом: армейские ботинки с металлической нашлепкой на носке у двери, потрепанная копия стихов Лавкрафта с закладкой, похожей на пилку для ногтей, толстые шерстяные носки на ногах Вероники, которые явно принадлежат Джагхеду. — Чем так здорово пахнет? — говорит Бетти, потому что ей нужно срочно перестать подмечать детали, иначе она потеряет контроль и заплачет. Не будет ли это неловко? — Ты готовила, Ронни? — спрашивает Арчи с явным недоверием, которое могло бы оскорбить Веронику, если бы она не чувствовала себя так комфортно в своей бытовой несостоятельности. — Боже мой, нет, — она элегантно машет на Джагхеда, когда он проходит мимо нее, его рука ненадолго касается ее плеча, когда он пытается обойти её в тесной прихожей. — Вероника Лодж работает на кухне исключительно в качестве наблюдателя. Джагхед фыркает, проверяя скворчащую сковородку на плите: — Если под наблюдением ты имеешь в виду деструктивную критику, тогда да, конечно. Вероника закатывает глаза, но в остальном игнорирует его с видом женщины, привыкшей к его подколкам. — Пусть еще немного потушится, садитесь за стол. Кто хочет чашку самого неприятного в мире кофе? Они пьют на самом деле довольно ужасный кофе, и Бетти задается вопросом, насколько же жизнь Вероники изменилась, без чего она научилась обходиться и насколько комфортно она выглядит со всеми этими изменениями. В гостиной из сидячих мест есть только один диван, девочки занимают его, Арчи сидит на полу, а Джагхед то возится у плиты, то садится на подлокотник рядом с Вероникой. Бетти смотрит через плечо Вероники на него, пока темноволосая девушка расспрашивает Арчи о его романе с Джози. Джагхед ловит ее взгляд и ухмыляется, поймав основную мысль: — Значит музыка теперь в приоритете, Арчикинс? Бетти напоминает себе, что они с Джагхедом были друзьями задолго до того, как стали любовниками. Этого почти достаточно, чтобы заставить замолчать злой голос внутри, говорящий ей, что им суждено большее, чем просто дружба, независимо от того, какие обещания он дал её лучшей подруге. Почти достаточно. Обед, который подает им Джагхед, представляет собой восхитительное рагу — острое и пряное, и Арчи, который никогда не любил острое, запивает его молоком, а Вероника задумчиво тянет: — Близко, Торомболо, — говорит она с улыбкой. — Очень близко. После обеда они решают выбраться в город, любуясь празднично украшенными витринами и мерцающими огнями. В общем, это идеальный день со старыми друзьями. Когда они возвращаются, Вероника раздает указания: — Арчи, ты можешь занять комнату Джагхеда, Би может поспать со мной, а Джаг займет диван. Би, где твоя сумка? — Я не займу твою спальню, Джаг, — настаивает Арчи. — Дивана будет достаточно. Комната Вероники явно не только ее комната. На каждой прикроватной тумбочке лежит по книге и пара подтяжек небрежно висит на смехотворно богато-украшенном стуле перед туалетным столиком Вероники. Это их пространство, и Бетти не думает, что сможет спать здесь и не проиграть свою непрекращающуюся битву со слезами. — Ви, — она пытается сделать свою улыбку дразнящей и скрыть свое горе. — Почему бы мне не занять старую комнату Джагхеда и не выгонять его из вашей спальни? Вероника выглядит расстроенной и озабоченной: — Нет, глупости, мы можем переночевать по отдельности. — Я ценю твою заботу, Ви, правда. Но я думаю, мне было бы удобнее не вытеснять Джагхеда. — Хорошо, если ты уверена? — Я уверена. К тому времени, когда они ложатся спать на часах далеко за полночь, все немного пьяные от ужасного вина Вероники, сонные и ностальгирующие, и Бетти катается на американских горках постоянно меняющейся решимости. В какой-то момент Джагхед ухмыляется ей, и она внутренне решает вернуть его любой ценой. В следующий момент Арчи говорит что-то особенно бестолковое, и они с Вероникой вместе смеются, как в старые добрые времена, и она чувствует, что их дружба укрепляет ее решимость отпустить его. Бетти бродит по комнате с его вещами, но это явно не то место, где он спит. Она трогает книги в шатком книжном шкафу в углу, проводит пальцами по старому фотоаппарату на его комоде, вытаскивает из корзины поношенную серую футболку и как полная дура, прижимается к ней лицом. Как она может спать? С этой войной, бушующей внутри неё, этой битвой между тем, что правильно, и тем, чего она хочет. Между тем, чтобы отпустить его и вернуть. В постели, в которой нет ни капли его тепла, она наконец понимает, что ее внутреннее смятение совершенно бессмысленно. Бетти слышит их сквозь тонкие, как бумага, стены их дешевой квартирки, но не звуки занятий любовью, она знает — они бы с ней так не поступили, а звуки тихого разговора. Слова произносятся слишком тихо, чтобы их можно было услышать, но тон и интонация сильно напоминают ей о том времени, когда она была ребенком и слышала разговоры взрослых. Нет, не родителей, конечно, чьи разговоры всегда были резкими. Бетти вспоминает о ее бабушке и дедушке, о том времени, когда она ночевала в их доме в Вермонте. Бетти знает, слыша легкий раскат смеха, что глупо, что она не может решить, хочет ли вернуть Джагхеда. Она бы не смогла заполучить его, даже если бы попыталась, теперь он принадлежит Веронике, или скорее они принадлежат друг другу. Оглядываясь на прошедший день, она понимает, сколько раз они говорили, что любят, не говоря ни слова, со всеми насмешками, шутками, взглядами и маленькими, значительными прикосновениями. Она думает, что заплачет, но не плачет, на нее наваливается какой-то печальный покой. Бетти закрывает глаза и отпускает его. Утром она смеется вместе с Вероникой и закатывает глаза на утреннее ворчание Джагхеда. Она знает, что они не вернутся в Ривердейл, их жизнь здесь слишком уютная, слишком счастливая. Но они будут друзьями, и возможно колледж снова сблизит их всех, она знает, что Арчи всегда мечтал о жизни в Нью-Йорке, а Колумбия была в ее собственном списке университетских желаний. Джагхед отводит ее в сторону прямо перед тем, как они собираются уезжать, чтобы узнать ее мнение о рождественском подарке Вероники. — Ты не против Беттс? Если это слишком странно, то ничего страшного, — он выглядит смущенным, но явно обеспокоенным, поэтому она улыбается и позволяет любви, которая существовала между ними так долго, в столь многих формах, превратится во что-то иное. — Все в порядке, покажи мне. Из комода в своей старой комнате Джагхед достает шкатулку, а в ней элегантная подвеска. Единственная жемчужина (по-видимому из старого жемчужного ожерелья Вероники), оправлена в серебро. Ожерелье элегантное и сдержанное, стильное и изящное, у Джагхеда всегда был талант к выбору идеальных подарков. — Ей понравится. Он беспокойно сжимает шкатулку. — Ты не думаешь, что оно напомнит ей о прошлом? Бетти сжимает его руку: — Оно идеально. — Спасибо, Бетти, — он смотрит ей в глаза, и её охватывает волна любви, которая, как она думала, сломает её, но нет. Эта любовь омывает её, прокатывается по сердцу и отступает в бесконечную зыбь океана. — Я люблю тебя, Джаг, — говорит она, и сейчас это звучит очень правильно. Его улыбка мягкая, а объятия по-братски крепкие: — Я тоже люблю тебя, Беттс.