Долгая дорога к небесам

Вероника не приходит к нему той ночью. И он этого ожидает. И в его голове все крутится, как в самой коварной рекламе, все, что он слышит - это его собственный резкий голос. «Да, с Бетти». Джагхед не знает, как попросить прощение. Он чувствует себя так же, как на прошлой неделе, когда он изо всех сил пытался сдать тест по физике. Как и тогда, чем больше он пытается сосредоточиться, чтобы заставить свой мозг работать, тем больше мысли ускользают от него. Вероника тогда сидела рядом и работала над проблемой вместе с ним. Направляя его, шаг за шагом. Но теперь она ему не поможет. Совсем недавно он уже начал верить, что разобрался с Вероникой. То, как она реагировала на все, что между ними происходит, хорошее и плохое было удивительным. Нормальность была ее идеей-фикс, и он проклинал её и заклинал, чтобы она показала хоть какую-то эмоцию. Любая крошечная трещина в её идеальности. Теперь же, Джагхед хотел, чтобы она снова отступила за эту непостижимую маску нормальности. На следующее утро она появляется на кухне с усталыми глазами и безразличием во взгляде, прежде чем взять кофе и вернуться в свою комнату. Она выскальзывает из дома, пока он в душе, и ему приходится ехать в автобусе в одиночку впервые с момента их прибытия в Нью-Йорк. Он не может сформулировать извинения к последним урокам, несмотря на то, что проводит весь свой перерыв на обед, прячась в библиотеке и не думая ни о чем другом. Он понятия не имеет, как сказать ей, что он не имел в виду, что Бетти была особенной, дарованная ему какой-то высшей силой вселенной, на которую Вероника могла и не надеяться. Но тогда она спросит его, что он имел в виду, и Джагхед не сможет дать ей никакого ответа на этот вопрос, кроме пожимания плечами. Он ищет слова, чтобы сказать Веронике, что Бетти была всегда. С самого детства Бетти увлекалась сама и увлекала его во все виды деятельности, противостояла его ранней мизантропия. Его лучшие друзья втягивали его в свои игры, тянули его на вечеринки, включали его в их бесконечные групповые чаты с Кевином или Этель, которые он обычно всегда ставил на безвучку. Но он не может превратить всю эту историю в слова, и чем дольше Джагхед молчит, тем труднее становится. Вероника такая же хрупкая, как лед, который образуется на внутренней части окна его спальни. Красивые нежные кристаллы, что живут на его окне, пока их не трогают. В следующие несколько дней их преследует неловкое молчание, и он молчит, боясь разозлить её. Страх потерять ее заставляет его крепко держать язык за зубами, даже когда он набирается смелости. Поэтому они почти не разговаривают, кроме как по необходимости. Да, конечно, он купит стиральный порошок, ей нужно что-нибудь еще? Нет, спасибо, она в порядке. Вероника не в порядке, он не в порядке, ничего, черт возьми, не хорошо. Но Джагхед знает, все могло быть еще хуже. К концу недели все становится менее напряженным. Конечно, она все еще не приходит к нему в комнату и даже не требует свой положенный массаж, но она ест блюда, которые Джагхед безмолвно ставит перед ней, и даже благодарит его, когда ставит пустую тарелку в раковину. Это прогресс, он полагает. В пятницу утром она задерживается достаточно, чтобы вместе поехать на автобусе в школу. Похоже это оливковая ветвь. Он с благодарностью принимает её, и, когда они проходят мимо плакатов, висящих в школьных коридорах Джагхед предлагает свою ветвь мира. - Мы можем пойти, если хочешь, - он указывает на кассу и сглатывает комок в горле, который на вкус как страх отторжения. - Спасибо, - сухо отвечает она. - Но я уже иду с Брэдом. По-дружески. - Вот как, - говорит он ровно, игнорируя единственную, бьющуюся в голове, мысль: «Серьезно, с чертовым Брэдом?» После паузы, переходящей в неловкость, он быстро кивает. - Круто, здорово, ты заслуживаешь отлично провести ночь! Он сбегает, не дожидаясь её ответа. По-дружески, сказала Вероника, и он знает ее достаточно хорошо, чтобы понять, что эта встреча действительно будет чисто платонической. Так что все хорошо, даже идеально. Ему не нужно идти, но она приятно проведет время. Отлично. Он полон решимости ничего не говорить о танцах, а тем более о её встрече с Брэдом. Точно так же, как он не собирается говорить, что она первая нарушила их договоренность, или что он скучает по ощущению ее тела сильнее, чем может выразить словами. В конце концов, ей не нужна вся эта фигня, а Джагхед мастер в подавлении своих эмоций. Возможно, как в котле без клапана, это давление его рано или поздно уничтожит. Возможно, если бы он сказал ей о своих чувствах, хоть что-нибудь, все не стало таким запутанным в ночь танцев. Он старается вести себя, как ни в чем не бывало, когда слышит, как она разговаривает по телефону с Брэдом, чтобы он забрал ее в восемь. Вероника сказала, что встреча чисто дружеская. И эй, даже если и нет, то это не его дело! Вероника может встречаться с кем угодно. Все нормально, он в порядке. Когда она освобождает ему ванную, и он, наконец-то, может отлить, в мусорном ведре Джагхед замечает упаковку, на которой изображена стройная нога в чулке с кружевными вставками. Новые чулки. Новые кружевные чулки. Не колготки, думает он кисло, а чулки, купленные специально на сегодня. В гостиной он ждет, когда она выйдет из своей комнаты. В его душе часть оставшаяся от здравого смысла, часть, говорящая ему о не лезть не в свое чертово дело, сражается с ревнивым придурком, который требует знать, почему дружеская встреча требует чего-то настолько сексуального. Не его дело. Она не его девушка, Джагхед никогда не хотел, чтобы она была его девушкой, никогда не предлагал ей встречаться, он не имеет права подвергать сомнению ее выбор нижнего белья. Ревнивому придурку внутри него все равно на все эти доводы. Он встает позади нее, пока Вероника рассматривает свои жемчужные серьги в зеркале в гостиной. - Ты выглядишь, - Джагхед делает паузу и кладет руки на шкаф, по обе стороны от ее бедер, заключая ее в клетку. – Прекрасно. Калейдоскоп эмоций отражается на её лице, прежде чем она останавливается на вежливом равнодушии: - Спасибо. Слишком поздно, думает он, чувствуя себя хищником. Я вижу тебя насквозь, Вероника. Он приближается, почти касаясь ее, и у неё перехватывает дыхание. «Я тебя вижу». - Я надеюсь, что твоя американская мечта оценит эти усилия, - его голос звучит хрипло и вызывающе. Вероника избегает его взгляда, продолжая укладывать волосы: - Я уверена, что так и будет, хотя, уверяю тебя, Вероника Лодж одевается только для себя. Он вздыхает, пытаясь заглушить голос внутри своей головы, шепчущий ему, чтобы он не дал ей уйти, потому что, если она уйдет, кто знает, вернется ли она к нему. И Джагхед теряет контроль, страх ведет его, без тормозов, к самоуничтожению. - Правда? - шипит он в ее ухо, и его рука тянет подол ее платья вверх до тех пор, пока кружево её черных чулок не оказывается под его ладонью. Они на мгновение застывают, глаза смотрят в зеркало, его рука касается ее горячего бедра. - Не твое дело, - выплевывает Вероника, убирая его руку. Джагхед знает, что он должен оставить её в покое, но большая часть его, ревнивая и собственническая, совсем теряет разум. Он делает шаг, и его лоб прижимается к ее спине, когда Джагхед опускает голову и целует ее в шею. - Он действительно то, чего ты хочешь, Вероника? - бормочет он, переходя от обвинения к соблазнению. Еще с их первого раза он понял, что обладает определенной властью над ее телом. Джагхед никогда не думал, что будет использовать эту власть, но сегодня он кажется другим человеком. Его рука возвращается к резинке ее чулка. - Ты надела их для него? – второй рукой он слегка сжимает ее горло так, как ей нравится, твердо, но не перекрывая воздух, и приподнимает ее подбородок, чтобы поймать ее взгляд в зеркале. - Ты пытаешься убедить себя, что он то, чего ты хочешь? - Джагхед, - в ее голосе звучит упрек, но слишком слабый, чтобы он остановился, а еще Вероника склоняет голову, чтобы дать его рту лучший доступ к ее шее. - Так вот, он не тот, кого ты хочешь, - бормочет Джагхед между поцелуями, чувствуя, как его контроль становится чем-то отчаянным. Если он сможет напомнить ей, как хорошо им было вместе, как жарко горел их огонь, тогда Вероника останется. Может быть, она останется с ним. - Он не тот, кто заставляет тебя так себя чувствовать. Его рука хватает её за бедро, притягивая ее ближе, так что его член буквально вдавливается в её задницу. Она слегка разводит ноги в приглашении, даже когда ее голос изо всех сил пытается оставаться твердым. - Джагхед… - Если он тот самый, - перебивает Джонс, когда разводит её ноги шире, чтобы он мог полностью просунуть руку между ними и дотронуться до насквозь мокрых трусиков. - Если ты думаешь, что можешь хотеть его так же, как хочешь меня, скажи мне, чтобы я остановился, - он проводит языком по ее шее и шепчет ей на ухо. - Скажи мне, чтобы я остановился. - Не надо, - она издает стон, больше похожий на плач. - Не останавливайся, - и все вспыхивает внутри него, будто кто-то только что прибавил напряжения. Он быстро оттаскивает её от зеркала и прижимает к спинке дивана. - Хорошая девочка, - хрипло бормочет Джагхед, задирая её платье и опускаясь на колени. - Черт, - он стонет, целует ее намокшие трусики, прежде чем отодвинуть клочок ткани в сторону и проследить языком её влажность. Она шипит от удивления и удовольствия, когда он дотрагивается языком до чувствительного входа и стонет, когда он опускается ниже, чтобы пососать и клитор. - Боже, - стонет Вероника. Она звучит разъяренно и возбуждено одновременно. Ему стыдно признаться, но это самая сексуальная вещь, которую он когда-либо слышал. - Тише, детка, - он проникает в неё пальцами. Ее стон звучит как победа и падение одновременно. Он посасывает клитор, вдыхая её запах. Член болезненно давит на джинсы, но ему все равно. Вероника хныкает и дрожит, почти всхлипывая от нужды. Мне жаль, думает он, даже полностью сосредоточенный на своем деле. Он трахает её двумя пальцами, большим пальцем кружа вокруг клитора, а его язык дразнит чувствительную кожу влагалища, время от времени кружась вокруг ее задницы. Господи, думает Джагхед, когда она хныкает в ответ, она действительно хочет, чтобы он трахнул ее. - Боже, да, пожалуйста, - умоляет Вероника, балансируя на грани, и он хочет попробовать ее на вкус, когда она кончит для него, поэтому он трахает ее языком и трет клитор, упиваясь её влажностью и ее криками удовольствия. Джагхед мгновенно оказывается на ногах, как только она начинает кончает. Он знает ее тело. Он знает, что она быстро преодолевает гиперчувствительность и может снова кончить. Он натягивает её трусики обратно, обвиняя в этом свою ревность и похоть, что заставили его рассердиться, и начинает тереться об неё, шепча всякую ерунду ей на ухо. - Не меняй их, - рычит Джагхед. – Пусть они будут на тебе, когда ты сядешь в его машину рядом с ним. Чувствуй их, когда ты будешь танцевать с ним, и помни, кто заставляет тебя чувствовать себя так, помни, кто заставляет тебя быть такой мокрой. Она с негодованием хмыкает и отталкивает его руку, что он кладет ей между лопаток, чтобы удержать ее прикованной к дивану. Но она слишком жадная, его Вероника, ненасытная в лучших проявлениях, и она близка. Несмотря на его слова или, может быть, из-за них она готова кончить для него снова. - Кто Вероника? Кто заставляет тебя так себя чувствовать? - Боже, черт возьми, - она на грани, дрожа от удовольствия, поэтому готова кричать его имя, и все же Джагхед чувствует себя слабым. Он знает, что может её потерять и у него нет способа удержаться её рядом с собой. Часть его хочет перевернуть ее, чтобы он мог притянуть её в свои объятия, выплакать все свои страхи в ее кожу и позволить ей успокоить его. Но она Вероника Лодж, как он может показать ей такую слабость? - Кто, Вероника? – вновь рычит он, сжимая бедра для акцента. - Ты, боже, Джагхед, ты. Не останавливайся, черт, я… - Вероника замолкает, её слова становятся гортанным мяуканьем, ее ноги дрожат, когда она кончает. На самый короткий момент Джагхед чувствует себя победителем, но затем ее тело обмякает, энергия в комнате улетучивается, и он отшатывается назад, пытаясь объяснить, извиниться, и еще раз извиниться. Вероника медленно выпрямляется и, не выпуская его из стальной ловушки своего взгляда, демонстративно снимает трусики и оставляет их сброшенными на пол гостиной, когда она идет в свою комнату. Через несколько мгновений она возвращается назад с высоко поднятой головой, и ее взгляд не останавливается на том месте, где стоит он. Когда звонит домофон, она берет свою сумку и направляется к выходу. В дверях Вероника, наконец, смотрит на него, одаряя его самым холодным взглядом, что он когда-либо видел. - Это было подло, Джагхед.