Долгая дорога к небесам

Сон всегда был непостоянной величиной для Джагхеда, и в ту ночь он ложится в кровать, точно уверенный в том, что полночи будет ворочаться, обдумывая сложившуюся ситуацию, но, к его удивлению, почти немедленно проваливается в глубокий сон без сновидений. Он просыпается поздно от звука пения Вероники в душе. Джагхед не может разобрать текст, но мелодия зажигательная, поэтому, что бы она ни чувствовала по поводу того, что они сделали прошлой ночью, видимо она не позволяет себе расстраиваться. Когда он появляется, она сушит волосы в гостиной. — В кофеварке, — кричит она, стараясь перекричать фен, и Джагхед направляется на кухню, чтобы налить себе кофе со смущающим чувством нормальности происходящего. Фен замолкает, и он поворачивается, чтобы увидеть, как она расчесывает черные шелковые пряди в зеркале. Её телефон звонит, и она быстро просматривает сообщение, убирая фен в тумбочку. — У Роба сегодня больничный. Похоже, меня не будет дома на ужин. — Хорошо. Тебе оставить что-нибудь? — Спасибо, было бы здорово, — улыбается она. — Даже диета Рианны не спасет, если я опять буду ужинать несвежими кексами. — Хорошо, — Джагхед замолкает, пока она собирает учебники в школу, а он набирается смелости, чтобы заговорить. — Вероника, о прошлой ночи… — О, я почти забыла, — прерывает она его. — Мистер Хеклс заходил на днях. Нам наконец-то привезут новые стиральные машины, но из-за этого завтра прачечная будет закрыта. — Понятно, — бормочет он, смущенный и, по правде говоря, немного обиженный. «Все, что ты захочешь», — вот, что он решил сказать ей, когда они поговорят о том факте, что прошлым вечером переспали. Он не ожидал, что Вероника решит сыграть в полное отрицание. «Все, что ты захочешь», — напоминает Джагхед себе, когда он садится за стол и обнимает кружку с кофе обеими руками, жар на его ладонях отвлекает внимание. — Ты должна проверить, сможешь ли ты заставить Роба дать тебе аванс, — добавляет он хриплым голосом. Возможно, она подумает, что это просто после сна. — Ведь ты же помогаешь ему. Она выглядит довольной, хотя он не уверен, это из-за его предложения или из-за его готовности поиграть в игру «давай притворимся, что мы не занимались сексом прошлой ночью». *** В школе она, как обычно, ослепительна. Когда Кэсси, соблюдая традицию, кладет руку ему на грудь и, хлопая ресницами, приветствует его в своей обычной утренней манере: «С добрым утром, красавчик», Вероника играет свою роль, закатывая глаза и подавляя смех. Болельщицы толпятся вокруг нее во время перемен, но на обед она бросает их, чтобы занять свое обычное место рядом с ним. Жалуется на своих преподавателей. Он делает все возможное, чтобы подыграть ей. Чтобы игнорировать то, что она игнорирует его. Но правда в том, что у него кружится голова, и все не настолько нормально, насколько ей хочется притворяться, потому что Вероника даже не упоминает, что он едва притронулся к своему обеду. — Ронни, — Брэд подсаживается за их столик, и Джагхед отталкивает свой недоеденный ланч и резко встает, чувствуя на себе взгляд Вероники. Она, скорее всего, думает он, сидя в одиночестве на трибунах, твердо погрязая в жалости к себе, сожалеет о случившемся. Может быть, она чувствует себя виноватой из-за Брэда. Или, может быть, Джагхед однажды читал исследование, показывающее, что мужчины на самом деле делают так, он просто вообразил себе, что ей понравилось, и теперь она боится его обидеть. Нет, даже его высокоразвитая неуверенность в себе не может позволить ему представить, что Вероника Лодж будет фальшиво стонать, чтобы спасти чье-то эго, в первую очередь его эго. Стоны, что она издавала. Хныкающие, дрожащие, молящие стоны. Крики, когда он врезался в нее снова и снова и его имя на ее губах, когда она кончила. Ей определенно понравилось. Так что, должно быть, все дело в Брэде, думает Джагхед, раздраженно пиная доски под его ногами. Ревность уже живет в нем, свернувшись, как гадюка в пояснице, поднимаясь по позвоночнику к нижней части черепа. Брызжет собственническим ядом в его голове, требуя, чтобы Джагхед заставил ее перестать притворяться, что ничего не произошло, что Брэд — то, чего она хочет. Это хорошо, что она работает после школы. Он не уверен, что сможет сдержать себя от попыток заставить ее признать, что произошло. Он хочет поговорить с кем-то, но Мисси нет в городе, что, учитывая громкость криков Вероники прошлой ночью, и тот факт, что Мисси думает, что они брат и сестра, очень хорошо. Номер Арчи до сих пор записан у него в телефоне, но он и Арчи никогда не говорили о женщинах, даже когда эта женщина не была Вероникой. Итак, он пытается закончить свое эссе и, когда это не удается, пытается сделать домашнее задание по химии, с которым он обычно обращается за помощью к Веронике. Она приходит домой около десяти, громко объявляя, что Роб дал ей аванс, и завтра они смогут включить отопление. — Отлично, — говорит он, вытаскивая лазанью из духовки, что он оставил для нее, и садится напротив неё за столом. — Вероника, мы должны… — Нет, мы не должны, — огрызается она. Джагхед не может придумать, что сказать и должно быть выглядит жалко, потому что она протягивает ладонь, чтобы взять его за руку. — Все хорошо, Джагхед, — торжественно говорит Вероника, словно знает все глубины его страха. — Обещаю. Он отвечает ей жестким кивком, и она возвращается к обеду и говорит о работе, будто всего этого просто не было. *** На следующий день они продолжают играть в эту игру. — С добрым утром, Джагхед, — приветствует она его, сидя на кухне, когда он с сонными глазами крадется на кухню в поисках кофе. — Боже, Вероника, — ругается он, обнаруживая, что она снова разбросала посуду по столу. — Я же только вчера все помыл! Вероника закатывает глаза и уходит, и все нормально, за исключением того факта, что, когда она уходит, Джагхед буквально обязан отвести взгляд от ее покачивающейся задницы, потому что его член твердеет от воспоминаний о том, как хорошо она чувствовалась в его руках. Все нормально, за исключением того, что, когда школьная мельница слухов доносит до него, что Вероника отказалась от второго свидания с Бредом, Джагхед подавляет желание сплясать от радости. Все нормально, не обращая внимания на то, что он лежит в постели, так сильно сосредоточившись на том, чтобы не дрочить на свои воспоминания о прошедшей ночи, и, конечно же, в конечном итоге это все, о чем он может думать. По крайней мере, Джагхед верит в то, что все нормально, до третьего дня после их совместной ночи, когда сильный дождь с мокрым снегом и дождем бушует за окном, и это означает, что весь класс, как мальчики, так и девочки, занимаются вместе в тренажерном зале. Он падает с каната и вяло поднимается с матов, когда видит Веронику, наблюдающую за ним краем глаза. Когда он оглядывается на неё, она быстро отводит взгляд и торопливо выходит из комнаты. После этого Джагхед остро чувствует ее взгляд. Он чувствует его на себе, когда Вероника думает, что он отвлекается на свой ужин, и замечает, как она смотрит, лишь краем глаза, когда добавляет чили в свою тарелку. После ужина Джагхед быстро переодевается в старую толстовку и домашние штаны и возвращается обратно на кухню. Вероника готовит горячий шоколад, и он прислоняется к прилавку, скрестив руки на груди. Ее глаза ненадолго задерживаются на его бицепсах, прежде чем она быстро отводит взгляд, прочищая горло и помешивая горячий напиток с большим, чем обычно количеством сахара. Теперь он рад, что не бросил свои отжимания и приседания, которые начал тайно делать в своей комнате в трейлере после того, как Бетти впервые залезла руками под его рубашку, и ему стало ясно, что в определенный момент ему придется предстать перед ней без одежды. Впервые за несколько вечеров он читает ей несколько глав о мадам Бовари и, облекая слова таким тоном, что полузакрытые веки ее глаз слегка дрожат. Это опасная игра, Джагхед знает это. Он новичок в этих вещах, неуклюжий в искусстве соблазнения, а Вероника слишком проницательна и умна. Итак, она смотрит на него пару раз, но это не значит, что она изменит свое мнение об их договоре молчания. Через несколько дней он совершенно случайно привлекает ее внимание. Они сидят на диване, Вероника почти заканчивает эссе по английскому несколькими тяжелыми вздохами, а он борется со своей домашней работой по физике и задается вопросом, не будет ли лучше, если они просто поменяются домашками. Джагхед в отчаянии проводит рукой по волосам, останавливаясь на липком клубке, который, как он думает, может быть засохшим шариком пудинга, и пытается распутать его. Он проводит пальцами по волосам, концентрируясь исключительно на этом, а не на домашней работе или на девушке рядом с ним, когда замечает, что ее глаза больше следят за движениями его пальцев сквозь непослушные волосы, чем за своей собственной домашней работой. Он ловит ее на этом. Удерживая его взгляд в течение долгого тяжелого момента, Вероника внезапно закрывает ноутбук и встает. — На сегодня я все. Спокойной ночи, Джагхед. — Спокойной, — бормочет он, чувствуя, будто упускает какую-то возможность. Она исчезает за дверьми своей комнаты, а он принимает душ, потому что все, что запуталось в его волосах, не будет распутано без обильного количества кондиционера Вероники. Когда он выходит из ванной, завернутый в одно лишь полотенце, она стоит в гостиной со стаканом воды в руке. Вероника быстро приходит в себя, превращая выражение удивления на своем лице вновь в бесстрастие, но она не уходит и не отводит взгляда от влажных капель на его груди, пока он стоит, крепко сжимая полотенце в одной руке и надеясь, что жар ее взгляда не расплавит его на месте. — Доброй ночи, — бормочет Джагхед, когда она молча смотрит на него в течение нескольких долгих ударов сердца, и его член слегка дергается. В постели он пытается отогнать воспоминания о ее взглядах и игнорировать быстрорастущую эрекцию. Он не будет дрочить на нее снова. Не тогда, когда Вероника так полна решимости забыть об их ночи. Итак, он смотрит в темноту своей комнаты без окон, сжимает простыни обеими руками и пытается отогнать пульсирующую боль в пижамных штанах. Сон ускользает от него, крадя мирное забвение и оставляя его напряженным и возбужденным. Джагхед слышит скрип половиц в гостиной, за которыми следует поворот дверной ручки. На мгновение в проеме вырисовывается силуэт Вероники, черный в серости ночи, на фоне света городских огней, который проникает в их квартиру, а затем дверь закрывается, и он остается в полной темноте. Его сердце бьется о ребра, а член напрягается еще сильнее. Мягкая поступь ее шагов и звук его собственного дыхания режут темноту ночи, словно тупой клинок, оставляя за собой рваные слезы. — Можно? Ее вопрос только повисает в воздухе, а он уже отодвигает одеяло, отвечая, его собственный голос звучит резким контрастом ее мягкому тону. — Да, конечно, да. Она скользит в кровать рядом с ним, ее маленькие руки тянутся, чтобы найти его в темноте, дотрагиваясь до его тела, и, как только она получает ориентиры, опускаются ниже, чтобы сжать член через ткань боксеров. Он чувствует себя странно смущенным, ведь она наверняка понимает, что Джагхед должно быть лежал здесь в одиночестве с таким стояком. — Я думал о тебе, — признается он, и Вероника скулит и стягивает с него штаны, освобождая его член, несколько раз гладит его, прежде чем перекинуть одну ногу через его бедро. — Я тоже думала о тебе, — говорит она, садясь на него, горячая и влажная. — Боже, — шипит он, чувствуя ее и зная, что она пришла к нему вот так, обнаженная. Мысль о том, что она проделала это короткое путешествие к его двери такой голой, мокрой и готовой для него, заставляет его на миг не думать ни о чем, и Джагхед прижимается к ней, его член почти проскальзывает внутрь. Вероника двигает бедрами, пытаясь помочь ему, когда его мозг снова начинает работать. — Я… — он держит ее бедра и задыхается, смущенный собственным предположением. — У меня есть презервативы. — Ты хочешь использовать их? Ни в малейшей степени. Ощущение горячей гладкости её тела на его обнаженной коже не похоже на то, что он когда-либо испытывал прежде, и шанс вновь испытать это ощущение почти превосходит потребность сыграть в джентльмена, которым он пытается быть. — Это зависит от тебя, — уклонение, плохо замаскированное под уважение. — Все, что ты захочешь. Она колеблется всего секунду. — Я хочу почувствовать тебя, — решает она, двигая бедрами, головка члена ударяется об нее, но не заходит внутрь. Разочарованная, Вероника протягивает руку между ними и помогает ему. Это так же хорошо, как он помнит: мокрая, теплая и тугая. — Боже, — шипит Джагхед, когда она начинает двигаться. Но, несмотря на то, что она здесь с ним, и у него кружится голова, а бедра двигаются вверх, у него появляется чувство, что в ее спешке что-то есть. Будто она здесь лишь по плотской необходимости, лишь для удовлетворения потребностей, и это заставляет его чувствовать себя куском мяса. Вероника с энтузиазмом двигается на его члене. Одна из ее рук прижимается к его груди, единственное место контакта, кроме места, где соединяются их тела. Он мог бы последовать за ней, Джагхед знает это. Через несколько минут все будет кончено. Все эти дни удивления и наблюдения заставляют их обоих так напугаться, что Джагхед знает, что она мгновенно содрогнется вокруг него, пока он будет изливаться в неё. Он почти слышит голос Реджи в своей голове, говорящий ему, чтобы он перестал быть такой киской и просто наслаждался ситуацией, когда девушка пришла к нему без каких-либо условий, но он не Реджи, и романтик в нем хочет большего, чем просто бездумно трахаться в темноте. Одним быстрым движением его руки обнимают её за талию, и Джагхед переворачивает ее на спину, прижимая ее к матрацу своим телом и целуя везде до куда может дотянуться. Его руки исследуют тело, Вероники, а движения его бедер становятся глубокими и томными, когда он ласкает ее грудь и бедра. — Боже, — бормочет он, его дыхание обжигает ее ухо. — Даже в темноте, — Джагхед делает паузу, переставая двигаться, и слегка поднимает голову, прижимаясь носом к ее носу, проводя губами по ее щеке. — Как ты по-прежнему остаешься самой красивой вещью, что я когда-либо видел? Воодушевленный её тихим стоном, он нежно потирается щекой о её щеку, ведет нежную дорожку поцелуев по её коже и целует ее чуть ниже уголка рта. На этот раз ее стон более громкий. Ее грудь мягкая и нежная под его руками, а сама Вероника влажная и податливая, когда он качается в ней с мучительной нежностью. — Вероника, — бормочет он, когда его рука дразнит ее сосок. Он прокладывает путь нежных поцелуев по линии челюсти к уху. — Ты так хороша, Вероника. Она стонет и хватает его за плечи, поднимая голову к изгибу его шеи, и от нежной ласки его губ, Вероника начинает двигаться ему навстречу. Но Джагхед не сорвется. Никаких поцелуев, сказала она, и ладно, это ее правила. Но будь он проклят, если позволит ей превратить это во что-то бессмысленное и механическое. Одной рукой он крепко сжимает ее бедра, а другой мягко приподнимает её лицо, чтобы трахать ее медленно и нежно, пока он целует ее щеки и шею, вплетая в поцелуи свой хриплый шепот. — Такая красивая, такая удивительная, Вероника. Она ничего не отвечает, но ее стоны становятся все громче, все отчаяннее. Он целует ее закрытые веки и медленно прижимает к себе. — Пожалуйста, — умоляет она, и ее голос разрывается от вожделения и сомнений. — Джагхед, не… Она запинается, рассыпаясь во вздохе, когда Джагхед проводит кончиками пальцев по ее щеке. Он замедляется, пока совсем не перестает двигаться, лишь рассыпая влажные поцелуи по её щекам и шее. Возможно, Вероника думает, дрожа в его объятиях, что он жесток, что эта нежность — пытка для нее. Что если бы ему было не все равно, если бы он был милосерднее, он бы смягчился и просто дал ей то, ради чего она пришла к нему — бессмысленный трах. Но Джагхед не милосерден, не с ней. — Не что, Вероника? — спрашивает он с вызовом, шепча ей на ухо. — Не останавливайся, — ее поражение проносится дрожью по всему телу, когда она уступает ему, широко разводя ноги. — Пожалуйста. Он мог бы быть великодушным в этой своей пустой победе, но он и не великодушен — Джагхед использует свое преимущество, желая большего. — Я хочу тебя видеть, — говорит он ей и тянется к лампе. Его преимущество испаряется при виде ее светящейся кожи, ее спутанных волос и лица, искажённого от удовольствия. — Черт, — дышит он, увеличивая темп. — Боже, Ви. Он закидывает её ногу себе на локоть. — Скажи мне, — умоляет он, теперь Джагхед не выигрывает — он падает ниц перед ее красотой. — Чего ты хочешь? — Твою сперму, Джагхед, — он получает ответ, который хотел получить. — Кончи в меня. — А ты заставь меня, — бросает он вызов. Джагхед понятия не имеет, откуда взялось все это дерьмо, но, безусловно, оно оказывает желаемый эффект на Веронику, которая любит грязные словечки. — Я весь для тебя, детка, делай все, что хочешь, — она не отвечает, но реакция ее тела мгновенна, он чувствует, как Лодж напрягается вокруг его члена, каждая мышца в ее теле дрожит от напряжения. — Вот и все, умница. — Джааааг, — кричит она бессмысленно, ее мышцы ритмично напрягаются, когда она выкрикивает его имя и «пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста», что повторяются, словно поцарапанная пластинка. — Я… — выдыхает она, и все ее тело дергается в его руках. — Да, детка, да, — поощряет он её, когда Вероника начинает сжиматься вокруг него. Он прикусывает язык, стараясь удержать слова, пульсирующие во рту. Сохраняет это на другой раз и довольствуется тем, что называет ее красивой и с последним криком ее имени, изливается в неё. Когда он скатывается с нее, Джагхед осторожно обхватывает руками ее плечи, заключая ее в свои объятия. — Ты потрясающая, — шепчет он, утыкаясь во влажную кожу под ее ухом. — Ты тоже, — отвечает Вероника, целуя его в горло, прежде чем попытаться вывернуться из его рук. — Джагхед, — предупреждает она, когда он сильнее обнимает её. — Отпусти. Я должна вернуться в свою кровать. — Ты можешь остаться, — в его голосе звучит просьба, которую Вероника просто не может не услышать. — Нет, — твердо говорит она, вырываясь из его рук. — Я не могу. Он снова тянется к ней, притягивая ее легкое тело ближе. На мгновение Вероника растворяется в его объятиях, но затем ее маленькие руки, которые так настойчиво притягивали его ближе всего несколько мгновений назад, отталкивают его. — Стоп, Джагхед. — Вероника… — Хватит, — Вероника вырывается из его рук и встает с кровати. У двери она останавливается и смотрит на него. Джагхед даже не пытается скрыть, насколько растерянным и несчастным она оставляет его. — Прости, Джагхед, — ее голос смягчается. — Но это опасно для меня. Доброй ночи.