Долгая дорога к небесам

Когда погода становится холодной, они начинают ездить в школу на автобусе. Он скучает по ощущению Вероники прижатой к его спине, когда они еще ездили на мотоцикле. Скучает по ее рукам, обвивающим его талию, скучает по взглядам толпы, к которым они уже привыкли, когда заезжали на школьную стоянку, и она гибко спрыгивала с мотоцикла. Тогда они были загадкой. Красивая, загадочная Вероника и ее страшный брат. С уродливым шрамом на руке и коронованной змеей с двумя головами — татуировка, которую его отец настоял сделать, прежде чем он покинул Ривердейл: — Возможно, тебе понадобятся змеи в один прекрасный день, мальчик. Он ничего не сделал, чтобы развеять слухи, что он опасен. Конечно, он никогда не носил с собой оружие, но он не возражает против шуток и хулиганов, думающих, что он может. Джагхед провел слишком много лет жертвой в Ривердейл-Хай, и черт возьми, здесь он жертвой точно не будет, особенно перед Вероникой. В тот день они говорят о домашнем задании по химии, о книге, которую он читает и уверен, что ей понравится, о новой кофемашине, с которой никак не может справиться ее коллега, и это сводит ее с ума. Он заставляет ее смеяться, и она заставляет его улыбаться, и ни один из них не упоминает о ее предстоящем свидании с Брэдом. Который ждет её у шкафчика с его свитером с американским флагом и яркой мальчишеской улыбкой. — Привет, Ронни, — приветствует он, и Джагхед делает несколько шагов к своему шкафчику, делая вид, что не смотрит, как Вероника дарит кокетливую улыбку блондину и дотрагивается до его руки. Джагхед грубо забрасывает книги в свой шкафчик и, когда Вероника отвлекается на подругу из команды поддержки, смотрит на Брэда темным угрожающим взглядом, который превращает открытую улыбку парня во что-то более нервное. — Привет. Ты ведь Джагхед? — Брэд переминается с ноги на ногу. — Я Брэд. — Ага, — Джагхед походит чуть ближе. Он знает, что должен держаться подальше, и все же замечает, что его все еще тянет к привычкам южной стороны. — Ведешь мою сестру на свидание? — Э-э, да, — говорит Брэд с нервным смехом и успокаивающе взмахивает рукой. — Эй, чувак, я понял. У меня тоже есть сестра. Клянусь, я буду джентльменом. — Тебе лучше быть. Или у нас будут проблемы. — Абсолютно никаких проблем, — Брэд немного расслабляется и кивает, явно облегченный тем, что это требование, которое он уже планирует выполнить. Он, вероятно, хороший парень, обиженно думает Джагхед, из того же теста, что и Арчи Эндрюс. — Я думаю, что она отличный человек. Я постоянно звал её на свидание, с тех пор, как она перевелась сюда. И не мог поверить в мою удачу, когда она, наконец, сказала «да» на прошлой игре. В голове Джагхеда все встает на свои места. Один из тех моментов внезапного, полностью сформировавшегося понимания, что обычно вызывает чувство удовлетворения, но сегодня его желудок сжимается: — В субботу? — Да, не знаю, что изменило ее мнение, — Брэд застенчиво смеется. — Мы же даже не выиграли. Суббота. На следующий день после того, как он вывалил на неё всю эту пьяную фигню из-за нескольких фотографий Бетти и в процессе высмеял и унизил Веронику и все то, что они построили здесь вместе. На следующее утро после того, как он отчаянно просил у неё прощения. Суббота. День, когда она от него отказалась? В тот день, когда пелена спала с ее глаз, и она поняла, что всегда была слишком хороша для него, что бы ей ни говорило ее сердце? Вот черт! Джагхед уходит и проводит весь день, дуясь и избегая Веронику. Вернувшись домой, он делает вид, что не смотрит, как она готовится. Притворяется, что не замечает, что она вытаскивает одно из немногих платьев, которое она еще не успела продать, и что оно идеально подчеркивает ее фигуру. Делает вид, что не замечает, как свет мерцает в ее выпрямленных волосах, или как ее накрашенные губы улыбаются, когда она проверяет свой макияж в зеркале гостиной. Притворяется, что он не думает о том, какая она красивая, и насколько она вне его лиги. Он знает, что мог показаться ревнивым, и если Брэд скажет ей, что он угрожал ему в школе, он наверняка снова окажется в собачьей будке. Он не может позволить себе злить ее, равно как и рисковать, смотря на изгиб ее идеальной задницы в этом узком платье. Джагхед решает, что ему нужно сделать вид, что он в порядке, что она идет на свидание, но он запутывается и спрашивает, ждать ли её ночью. — Боже мой, Джагхед, на первом свидании? В самом деле? — Прости, - он уже устал повторять это слово. — Я только подумал… Он замолкает при взгляде на ее поднятые брови, которые буквально спрашивают: «Просто подумал что? Что я шлюха?» Он сжимает губы, чтобы удержать еще одни слова извинения за зубами и кивает: — Забудь. Повеселись, и ты… — Джагхед чувствует себя слишком неловко. — Ты хорошо выглядишь. После того, как она уходит, он решает проверить, вернулась ли Мисси. Потому что сидеть в одиночестве в холодной квартире, считая часы до возвращения Вероники, звучит слишком удручающе и более чем трагично. На короткое, злобное мгновение он думает о вине Вероники, но мысль о том, чтобы разочаровать ее снова, заставляет его чувствовать себя плохо, поэтому он берет пару бутылок пива, пакетик чипсов и стучит в дверь Мисси. — Э-э, подожди, — кричит Мисси через дверь, как только она видит его в глазок. — Одну минуточку. Он слышит, как она суетится за дверью, и когда она открывается, у Мисси повязан яркий цветной шарф вокруг её кудрявых волос. — Привет, — встречает она его с теплой улыбкой, впуская внутрь. — Свободный вечер? — У Вероники свидание, — ворчит он, плюхаясь на диван. — Ооо, — она садится рядом, поджимая под себя ноги. — Большой брат не одобряет? Джагхед пожимает плечами: — Спортсмен. Я думаю, достаточно безобидный, просто не уверен, что она нашла в нем. И возможно, я вел себя как придурок. — О, Джаг, — она откидывает голову на спинку дивана. — Ты не должен судить. Ты ведь не хотел бы, чтобы Вероника обсуждала твоих подружек? Он фыркает: — Я думаю, что это довольно спорный вопрос. — Почему? — спрашивает она, хмуря гладкую медную кожу лба. Обычно он отмахивается от таких вопросов, но у него была дерьмовая неделя, и тепло в глазах Мисси, ломает его сопротивление. Он рассказывает ей о любви к девочке с десяти лет. О девочке и мальчике, которого она любила больше. О том, как он и Вероника всегда будут жертвами предопределенной истории о девочке и мальчике по соседству. Ее глаза немного блестят, когда он рассказывает ей о годах бездомности и алкоголизме отца, о бандах, насилии и чувстве ненужности. О мальчике, которого он называл своим братом, и о том, как он поцеловал девушку, у которой было его сердце. — В их защиту могу сказать, что они думали, что я умру, — его смех хрипл и не весел. — Хотя это было и нечестно по отношению к Ви. — Ух ты, — Мисси и кладет руку ему на ногу. — Это отстой. И вроде как немного инцестуально. Он откидывает голову на спинку дивана и смотрит на нее: — Да уж. Арчи, Бетти и Вероника были моей семьей. Поэтому я обижен за это свидание. Вероника — все, что у меня осталось. — Ты не потеряешь ее, потому что она будет встречаться с другими, Джагхед. Я имею в виду, ты бы её не бросил… — Мисси делает паузу и прикусывает полную губу. — Если бы начал встречаться с другой? — Конечно, нет, — его улыбка печальна и самоуничижительна. — Хотя, как я уже сказал, это спорный вопрос. На меня не такой большой спрос, — она открывает рот, но он не дает ей сказать. — Боже, уже поздно. Я хочу быть дома, когда Вероника вернется, — он пожимает плечами, в конце концов, для всех он — её брат, и он едва ли может сказать Мисси, что он хочет быть там, чтобы вмешаться, если Вероника передумает и решит, что хочет привести Брэда к ним. — Ты хороший брат, Джаг, — говорит Мисси, проводя его до двери. — И мне жаль, — она ловит его за руку. — Эта жизнь была для тебя такой тяжелой, — внезапно она обнимает его, обхватив его плечи тонкими руками и приподнимаясь на цыпочки, чтобы уткнуться лицом в его шею и прошептать ему на ухо. — Спокойной ночи. Он немного застенчиво отстраняется, и замечает, как Вероника целует Брэда у их двери. Руки парня блуждают по ее спине, и Джагхед скрипит зубами, когда парень притягивает Веронику ближе. Мисси с сочувствием смотрит на него и отступает в свою квартиру, оставляя его в неловком ожидании, пока пара не разойдется, чтобы он мог пройти мимо них. — Извини, Джаг, — говорит Вероника застенчивым голосом, который, он уверен, на сто процентов поддельный. — Я тебя не заметила. — Спокойной ночи, Ронни, — говорит Брэд, с улыбкой осматривая красотку в своих объятиях. — Увидимся завтра на игре. — Не могу дождаться, — улыбка Вероники — теплый мед и холодные белые зубы. — Увидимся, братан, — Брэд кивает ему, проходя мимо, и, черт его побери, если парень не выглядит так, будто у него была лучшая ночь в его жизни. На лестнице он оборачивается, чтобы мельком посмотреть на Веронику. Он исчезает из виду, и застенчивость Вероники исчезает, когда она поворачивается к Джагхеду с приподнятой бровью: — Вечер у Мисси? — Да, — он пожимает плечами, решив казаться незаинтересованным, несмотря на массу негативных эмоций, запутавшихся в его сознании, словно запутанный клубок шпагата в старом гараже Фреда Эндрюса. — Она может позволить себе включить отопление, — пожимает Джагхед плечами. — Повеселилась? Они входят в квартиру, и она снимает пальто: — В ресторане было неплохо. — Хороший перерыв от моей кулинарии, да? — он проклинает слабость в голосе на этом вопросе и пытается выдавить из себя улыбку. — Закуски были вкусными, но карбонара… — она понижает голос, словно делясь скандальным секретом. — Сэкономили на беконе. Он издает возмущенный вздох и не в первый раз думает, что ее легкий юмор — дар небес. — Какой позор! Она слегка улыбается, а затем начинает дрожать: — Боже, как холодно. — Да, похоже нам пора по кроватям, — неохотно предлагает он. — Или мы можем принести наши пуховые одеяла и закончить просмотр той копии Игры престолов, которую дал мне Ричи. Мы печально далеко позади, и избегать спойлеров в магазине комиксов становится почти невозможно. Вероника колеблется, и он понимает, что затаил дыхание только тогда, когда облегченно вздыхает в ответ на её тихое: — Хорошо. Он делает горячий шоколад, и когда он заканчивает, она уже сидит под пуховым одеялом, поднимая угол в приглашении. Он колеблется. Попасть под одеяло вместе с Вероникой, когда его ум постоянно колеблется в отнюдь не платонических направлениях, кажется очень плохой идеей. — Давай, Джагхед, — она закатывает глаза с явным раздражением. — Пока мы не сможем снова включать отопление, нам, возможно, придется делиться теплом тела. Может быть и твое наследие белого мальчика может существовать при минусовой температуре, но эта латина превратится в эскимо. — Я думал, ты называла себя ледяной королевой Вероникой, — замечает он, садясь рядом с ней, и она тянет ему одеяло. — Разве лед не твоя стихия? Вместо ответа она прижимает ногу к его ногам, заставляя его вздрогнуть от удивления: — Достаточно холодно для тебя? — Боже, Вероника, — жалуется он, стараясь прижаться к ней ближе, чтобы согреть её. — Держи свои трупные конечности при себе. *** По прошествии нескольких недель он обнаруживает, что не спешит оплатить их ежемесячные платежи и, как следствие, вернуть тепло в их квартиру. Не тогда, когда холодные ночи — это единственное оправдание, которое им нужно, чтобы собираться вместе на диване под одним пуховым одеялом, а ее холодные ножки зажаты между его. Каждую ночь они садятся немного ближе друг к другу. Несколько дюймов пространства, которые разделяли их в тот первый вечер, размылись, когда ее бок прижался к его. Он хотел бы думать, что это привлекает его только потому, что физическая близость с ней ослабляет его страхи, что кипят в нем в последнее время. Что она скоро уйдет от него. Что он испортит все слишком сильно, либо Брэд или еще какой-нибудь столь же прекрасный американский мальчик, каким-то образом украдет ее из этой жизни в магазине за десять центов и вернет к яркому свету, который она всегда заслуживала. Но он достаточно самосознателен, чтобы понять, что он так же слаб перед ощущением прижатой к нему красивой женщины, как и любой другой подросток. Когда она придвигается ближе, ища его тепло — «вот куда уходят все эти калории — ты же чертов радиатор» — он притягивает ее, обняв за плечи, и, несмотря на то, что он не влюблен в неё, он хочет прижимать ее горячее, маленькое тело к своему собственному. В пятницу вечером оба устают от длительной смены на работе — они смотрят боевик, который, как он думает, они ненавидят одинаково, но ни один из них не выключает телевизор. К счастью, его усталость позволяет ему, впервые с тех пор, как он позволил себе признать, насколько она сексуальна, сидеть рядом с ней в уютной тишине, не сражаясь с голосами в голове, спрашивающих его, какого черта он возбуждается из-за своей соседки по квартире. Его носок сползает, а его сонный, несфокусированный разум медленно осознает, что их ноги движутся друг против друга. Ритмичное скольжение по коже, в бессознательном ритме, которое внезапно становится центром его мыслей. Интересно, как долго это происходит? Осознает ли Вероника, что сейчас происходит? Фильм, который он почти не смотрел, размывается фоновым шумом, когда его собственное дыхание набатом начинает звучать в ушах. Оно резче, чем обычно? Громче? Она замечает? Его рука сползает с ее плеча, опускаясь на ее ребра, и через мгновение Вероника чуть движется, так что его рука оказывается немного выше — чуть ближе к изгибу ее груди. Она устала, говорит он себе, ей уютно, поэтому она как обычно заснет через минуту. Но его мозг не прислушивается к разуму, и его рука выводит узоры на её хлопчатобумажной пижаме, кончик его большого пальца лежит на дюйм или два ниже ее груди. У фильма наступает тихий момент, и в почти безмолвии он слышит ее вздох, затем Вероника снова сдвигается, поднимая руку, что была между ними, чтобы заправить волосы за ухо. Когда она позволяет руке упасть обратно, она уже лежит на его ноге, ее костяшки слегка вжимаются в его бедро. Его тело замирает, все чувства сосредоточены в том крошечном месте, где тыльная сторона ее руки касается его бедра. Он воображает тепло, которое исходит от ее костяшек, проникающее в его кожу. Боже, что за херня с ним творится? Это едва ли прикосновение. Это же Вероника. Вероника, которой он давным-давно дал понять, что он не интересуется ей в романтичном плане; у которой, скорее всего, есть парень, хотя он и не понимает, что она нашла в этом чертовом Брэде. Ее указательный палец движется вперед и назад, костяшка касается его ноги, и его сердце начинает биться о ребра быстрыми и аритмичными ударами. Джагхед начинает осознавать, как она прижимается к нему, как он может пересчитать её ребра под своей рукой. Ее палец снова движется, и он внезапно осознает какой твердый у него член и как мало скрывают его спортивные штаны. Он все еще говорит себе, несмотря на растущее свидетельство обратного, что он не думает о Веронике таким образом, когда его большой палец начинает повторять движения её руки на его ноге, опасно приближаясь к нижней части груди. Это не должно быть эротично — эти жесткие, неуклюжие ласки. Но Джагхед думает, что слышит, как у нее учащается дыхание, и его собственное дыхание учащается в ответ, и все это кажется одновременно ужасающе возбуждающим в темноте освещенным только мерцающим светом экрана его ноутбука, и совершенно нереальным. Будто в тишине ночи нормальные правила больше не действуют. Он поднимает руку на дюйм выше, и его большой палец входит в пограничную полосу, где невинность её ребер уступает место нарастающей зыби мягкой грешной груди. У нее перехватывает дыхание, на этот раз нельзя ошибиться. Прежде чем Джагхед может остановить себя, он поднимает руку выше, обхватывая ее грудь, и Вероника мягко стонет, и этот звук напрямую направляется прямо к его теперь полностью твердому члену. Ее тело вжимается в его, и это настолько естественно, что он опускает голову к изгибу ее шеи, и лишь спустя секунду понимает, что его рот прижимается к ее горлу. Пожалуйста, пусть это окажется правдой, потому что Вероника пахнет просто потрясающе, а ее грудь кажется маленькой и полной в его руке. Легкий вес её груди контрастирует с полной тяжелой грудью Бетти, но грудь Вероники не менее идеальна для того, чтобы полностью поместиться в его руке. Теперь ее рука движется от его талии и залезает под рубашку, чтобы исследовать кожу его груди. Вот черт, думает он, когда она склоняет голову, чтобы дать его рту лучший доступ. Он мягко толкает ее обратно на диван и раздвигает ее ноги, чтобы встать между ними. Джагхед поддерживает вес на коленях и свободной руке, потому что, похоже, скоро он втиснется в ее покрытое шелком тепло, независимо от того, как сильно он хочет вот так потереться об неё. Кажется, Вероника ищет того же давления, ее руки хватают его за плечи, а ее тело ритмично движется под ним в поиске контакта, который заставляет его чувствовать себя более желанным, чем он считал возможным. Джагхед поднимает голову и смотрит в её темные глаза, а затем опускается вниз, чтобы поймать ее задыхающийся рот. Она дергает головой за секунду до того, как его губы прижимаются к ней, и он внезапно чувствует жуткую неуверенность в себе. — Черт, — он становится тем парнем, думает он с ужасом — возбужденный подросток-придурок, который видит согласие там, где его нет, потому что он так сосредоточен на том, чтобы пристроить свой член. — Черт, прости. Она хватает его за волосы, прежде чем он может соскользнуть с нее, и одна тонкая нога обхватывает его бедра. — Нет, тупица, — голос у нее хриплый, но полный уверенности. — Я хочу тебя. Джагхед ничего не понимает. Все официально: он не имеет ни малейшего понятия, когда речь идет о женщинах. — Просто, — начинает Вероника, затем останавливается и неловко морщится. — У меня есть пару смущающих романтических идей о поцелуях, вот и все. Тем не менее, это не имеет никакого смысла, и его тупой ревнивый ум говорит ему о том, что это несправедливо. — Ты целовала Брэда в коридоре неделю назад. Ее ответная угрюмость раздраженная и нетерпеливая: — Идеи о том, чтобы поцеловать тебя, Джагхед, — поясняет она, явно раздраженная необходимостью объяснять ему что-то столь очевидное. — Я хочу этого, — нетерпеливо повторяет она. — Только без поцелуев, хорошо? Нет, думает он, совсем не хорошо. Этот акцент на «тебя, Джагхед» напоминает ему, как она заботилась о нем в Нью-Йорке, как она простила его, когда он вел себя, как тот еще засранец, как она смотрела ему в глаза, когда он заставлял ее смеяться. Это кажется таким очевидным. В свете всего этого, как ему удалось на самом деле забыть, игнорировать или еще более точно отрицать, что она все еще что-то чувствует к нему? Возможно даже, Вероника все еще любит его. — Вероника, — бормочет он и нежно сжимает её руки. — Мы не должны. Она притягивает его обратно к себе: — Боже Джагхед, — огрызается она. — Я сказала, что хочу этого, — она протягивает руку между ними и сжимает его член сквозь штаны в явной попытке заставить его замолчать. — Просто вспомни Джулию Робертс из Красотки. Та часть его, которая хочет сказать «нет» и защитить свое сердце от очередной ошибки, замолкает. Выигрывает та часть, которая действительно хочет знать, как она будет ощущаться вокруг его члена. — Хорошо, — хрипло шепчет он, и Вероника засовывает руку в его боксеры и обхватывает своими тонкими пальцами его член. — Боже, — шипит он в знак благодарности и опускает голову к ее шее. — Могу я поцеловать твое тело? — спрашивает он хриплым голосом. — Твою шею? — Да, — горячо вздыхает она, и ее рука остается на его члене, когда она склоняет голову, давая ему больший доступ. — Боже, да. Он покрывает ее шею и плечо поцелуями, которые заставляют ее стонать. Его рука возвращается к ее груди, Джагхед отчаянно хочет почувствовать её кожу, но пуговицы маленькие и неудобные, а его пальцы неуклюжи от похоти и нетерпения, и он не может расстегнуть все эти маленькие кнопочки. Он сдается и просто тянет ткань вверх, застонав от удовольствия, когда наконец чувствует мягкую и горячую плоть в своей руке. — Черт. Она поднимает ногу, зацепив пояс его штанов, чтобы стянуть их до самых лодыжек. Как только Вероника стаскивает их, она отталкивает его от себя, чтобы снять свои пижамные штаны, прежде чем притянуть Джагхеда обратно между её раздвинутых ног. Когда он трется об неё своим твердым членом, она издает сладостный стон, и Джагхед стонет сам: — Черт возьми, Вероника. Он хочет сказать ей, чтобы она чуть-чуть притормозила, чтобы они хотя бы сняли одежду, но Вероника двигается, и головка его члена погружается в нее, не встречая никакого сопротивления. — Черт, — теперь ее очередь бездумно ругаться, когда он проскальзывает внутрь. Она чувствуется напряженной, растянутой вокруг него, и эта мысль пробуждает в нем что-то, чем он никогда не будет гордиться, низменное и притягательное, и ее горячая мокрая глубина чувствуется настолько умопомрачительно хорошо, что ему требуется мгновение, чтобы понять, что они делают. — Ви, подожди, — он крепко прижимает её руку к бедру. — Защита… У меня ничего нет. — Все в порядке, — он держит ее неподвижно, и ее нетерпение нарастает. — Я принимаю таблетки, и я сдала анализы, прежде чем покинуть Ривердейл. Все в порядке, Джагхед. — Хорошо, — он, конечно, доверяет ей, и, очевидно, Вероника доверяет ему, и если быть совсем честными, то его сексуальные подвиги не выходят за рамки того, что он потерял девственность с Бетти Купер и случая рейтинга PG-13 с Тони. Он пользуется случаем, чтобы расстегнуть ее лифчик, наслаждаясь видом ее идеальной груди. — Боже, ты прекрасна… Вероника дергает его футболку, снимая ее, и бросает на пол. — Ты тоже, Джаг, — ее глаза нетерпеливо скользят по его телу, и небольшая часть его верит ей. Но есть гораздо большая часть, которая знает, что здесь не на что смотреть, по сравнению с ее рыжеволосым бывшим. Она снова движется под ним, прежде чем его разум может сосредоточиться вокруг этой саморазрушительной мысли. Он не часто представлял себе секс с Вероникой, до недавнего времени ему даже не приходило в голову представлять это, но когда он думал об этом, он не представлял ее такой. Он вспоминает, что в разгар атак Чёрного Капюшона он направился к Арчи в надежде построить несколько столь необходимых мостов и увидел Арчи и Веронику в его гараже. Он открыл дверь, и увидел Веронику в нижнем белье, соблазнительно танцующую вокруг полураздетого Арчи, что играл на гитаре. Вот как он представлял себе Веронику — женщину, уверенную в силе своей красоты, любящую устраивать шоу. Вероника под ним совсем не такая, она грубая и нетерпеливая, тянет его за задницу, чтобы глубже почувствовать его внутри. Она нетерпелива почти до отчаяния, когда двигает бедрами, показывая своё желание. И когда Джагхед отвечает на ее невысказанную просьбу и вонзается в нее, из её маленького тела вырывается отчаянный стон. И это самая сексуальная вещь, которую он когда-либо слышал. Он, Джагхед Джонс из всех людей в мире, именно он, заставляет ее стонать под толчками своего члена. Он чувствует, какая она горячая и влажная, и как ее тело дрожит от желания, и его разум пустеет. Остаются лишь мысли, хотя раньше он считал себя выше такого: — Тебе нравится, да? — глупые фразочки, которые он всегда презирал, и все же, сейчас находясь внутри нее и слыша её стоны от глубоких, размеренных толчков его бедер, Джагхед точно знает, что так оно и есть. Она хватается за его плечи, пытаясь удержать быстрый ритм, который он задает. — Черт, — кричит она, и его эго готово взорваться почти так же, как его яйца, когда она откидывает голову назад и стонет в ритм его толчкам. — Да, да, да. Его разум пустеет. Он не может удержать в голове ни единой мысли, кроме, возможно, то, как она стонет его имя, и мысли, что для него секс никогда не был таким. Слишком дикий. Физически опустошающий, не оставляющий места для разума. Он сжимает полноту ее бедер и мягкость ее грудей, а Вероника цепляется, задыхается и стонет в его шею, и единственная мысль, которая приходит в его голову, не задерживается у него на губах: — Я хочу кончить в тебя. Все ее тело дрожит в ответ, и она стонет: — Да, Боже, да. Пожалуйста, Джагхед, пожалуйста, наполни меня. И он кончает. Клянется и стонет, сжимая в руках ее трепетные бедра, прижимаясь жаждущим ртом к ее шее, когда Вероника кричит и жадно сжимается вокруг его члена. — Вероника, — ее имя задушенный крик, приглушенный влажной соленой кожей ее шеи. — Джагхед, — стонет она в ответ, кончая громко и бурно. Он прижимает ее плечи обратно к дивану, пока они лежат неподвижно, затаив дыхание. Они скользкие от спермы и пота. Он лежит на ней, пытаясь успокоить свое дыхание и привести в порядок туманные мысли после оргазма, пока Вероника слегка не толкает его в грудь. — Не против, если я пойду в душ первой? — спрашивает она, устремив глаза через его плечо. — Конечно, — он приподнимается, чтобы увидеть, как ее кожа покрывается мурашками в холодном воздухе их квартиры, когда она абсолютно голая шествует в душ. Он ждет, чтобы она сейчас скажет, что им нужно поговорить, и абсолютно не догадывается, что скажет ей в ответ, разве что, возможно, что все зависит от нее. «Всё, что ты хочешь?» — да, он думает, что так ей и ответит, когда утихает душ, и его сердечный ритм увеличивается в несколько раз. — Все свободно, — говорит Вероника нейтральным голосом, махнув рукой в сторону ванной направляясь на кухню за стаканом воды. Когда он выходит через несколько минут, она уже ушла, и дверь ее спальни плотно закрыта.