Долгая дорога к небесам

Поиски работы для Джагхеда проходят не так легко, как для Вероники. К концу недели у него четыре собеседования и четыре твердых отказа. Страх что он не найдет работу, и, следовательно, не сможет внести свой вклад в их новую жизнь в городе больше, чем уборка квартиры и практики готовки из «Экономных блюд» достигает наивысшей точки. Он просматривает газету, в то время как очередная кастрюля кипит на плите, когда Вероника возвращается со смены в кафе. Она замечает его нахмуренный лоб и взъерошенные волосы, его шапка валяется где-то на полу. — Опять ничего? — Нет, — вздыхает он. — В нескольких кварталах от нас есть магазин комиксов, завтра у меня там собеседование, но я уверен, что оно пройдет так же, как и все остальные. Прости, Вероника, ты делаешь все, а я не могу… — Прошла всего лишь неделя, Джагхед, — прерывает она его, закатывая глаза. — Давай не делать выводы раньше времени. Он чувствует, как хмурится на ее пренебрежительный тон. Насколько лучше, думает он, когда она раздражена или нетерпелива, чем, когда Вероника его жалеет. Насколько легче было справляться. Она падает на диван и стягивает каблуки. — Ты вчера не переборщил с чесноком? Мое дыхание сегодня существенно повлияло на количество чаевых. Удобно знакомое чувство раздражения смывает прочь плохое настроение. — Не стесняйся не есть, — говорит он, ставя две тарелки на стол, и начинает нарезать ломтики слегка черствого хлеба. Вероника пожимает плечами и ждет, когда он принесет ей еду, высокомерно изогнув бровь, когда он ставит ее перед ней с шутливым «мэм» и небольшим поклоном. Они смотрят «Черное Зеркало» после ужина. На середине серии он замечает ее взгляд: — Что? — Не надевай завтра шапку на собеседовании, — задумчиво говорит она, глядя ему в глаза. — И надень кожаную куртку. — На собеседование? Ее улыбка загадочна, когда она переводит взгляд обратно на экран: — Доверься мне. На следующий день Вероника сидит на диване в шелковом халате и красит ногти на ногах, когда он возвращается со своего успешного, хотя и сбивающего с толку собеседования в магазине комиксов. Выражение его лица должно быть легко читаемо, потому что ее ухмылка шире обычного. — Ну? — спрашивает она, хотя Джагхед уверен, что она точно знает, как все прошло. — Я начинаю в понедельник после школы. Их, кажется, не очень интересовал мой опыт работы, — он вешает куртку и проводит рукой по волосам. — Я не совсем понимаю, почему они наняли меня. — Правда? — ее глаза смеются, когда Вероника поворачивается и указывает на него кисточкой от лака. — О, давай, Джагхед, это не так сложно понять, что фанаты комиксов могут быть больше заинтересованы горячим парнем в кожаной куртке, чем его способностью работать на кассе. Его щеки горят от ее слов. Изо дня в день так легко забыть, что она когда-то признавалась в чувствах к нему. Чувства, которые, по-видимому, связанные с некоторым уровнем сексуального влечения. Когда она открыто заявляет, что он привлекателен физически, Джагхед чувствует слабость в ногах. — Они говорили что-то о цыпочках, — бормочет он. Вероника музыкально смеется и продолжает красить ногти. — Что на ужин? — спрашивает она, не глядя на него. Возможно, это должно раздражать его, что даже когда она весь день дома, она предполагает, что готовить все равно будет он. Но Джагхед считает, что это ее предложение так же комфортно, как ощущение его шапки на голове. Когда она убирает лак и объявляет этот день хорошим для команды Джероники, он с искренним удовольствием говорит ей, что это смешно: — Эй, — она шипит на него. — Каждому БроТП нужно имя! Так что, если ты не предпочитаешь Вагхед или Лонс, то Джероника! Он поднимает руку, чтобы достать соль и перец с полки: — Звучит так, будто мы вместе. Она не отвечает, и Джагхед оглядывается через плечо, чтобы увидеть, как она смотрит на него бездонными глазами, склонив голову на бок: — А разве нет? Он ненадолго задумывается, прежде чем пожать плечами: — Похоже на то, — отвечает он, и впервые после отъезда из Ривердейла Джагхед чувствует крошечное эхо ее оптимизма. *** Старшая школа начинается через пару дней, и теперь без особого напряжения в поисках работы он испытывает беспокойство в связи с посещением новой школы в чужом городе. Ему не нужно беспокоиться. Кажется, что старшая школа создана для этого Джагхеда Джонса — мотоциклист, главарь банды и сводный брат загадочной красотки Вероники Джонс (Лодж — не та фамилия, которую можно безопасно произносить в Нью-Йорке) — совсем другой опыт, что школа предлагала ему в Ривердейле. В первую неделю ему дала телефончик не одна, а целых две болельщицы, и его назвали братаном большее число раз, чем он мог сосчитать, не испытывая тошноты. — Ты собираешься присоединиться к команде? — чирлидерша, вроде Кэсси, но с тем же успехом может быть Клэр, спрашивает, пока он ждет Веронику с тренировки, которая, как и ожидалось, немедленно стала вершиной школьной пирамиды. — Нет, я просто жду мою сестру, — он смотрит на Кэсси из-под ресниц, и надеется, что она будет недружелюбной и оставит его в покое. — Спорт на самом деле не мое. Похоже, это приводит к абсолютно противоположному эффекту для девушки, которая в ответ прикусывает губу и смущенно наматывает свои платиновые волосы на палец. — А что твоё? — Я писатель, — говорит Джагхед пренебрежительным тоном, в надежде, что она поймет намек и оставит его в покое. Даже это признание не изгоняет Кэсси или ее подругу, которая материализуется у нее за плечом. Возможно, в его жизни была только одна девушка, но даже Джагхед достаточно опытен, чтобы понять, что они заигрывают с ним. Он чувствует, как взмокает голова под шапкой. Когда Вероника заканчивает разговор с одной из девушек, он бросается к ней с непристойной поспешностью. — Готова идти? *** — Это как Сумеречная Зона, Ви, — жалуется он, когда они возвращаются домой. — Кэсси продолжала дотрагиваться до моей руки! — Не будь так жесток. Что должна сделать бедная девушка? — Вероника слишком удивлена его дискомфортом. — Я могу организовать вам свидание, если хочешь. — Только попробуй! — Джагхед, — ее тонкая рука скользит по его, когда берет его под руку, и ее взгляд скользит по улице, пока она говорит. — Быть таким стойким под напором горяченькой и явно в тебе заинтересованной болельщицы странно. Ты же это знаешь, верно? — Если быть странным означает, что я не настроен на пустую болтовню с той, с которой у меня нет ничего общего, то ладно, — он смотрит на удивленную Веронику. — Я странный. Вероника смеется, и он обнаруживает, что слабо смеется вместе с ней, прижимая ее руку ближе к себе. Они возвращаются домой и видят раздраженного парня, стучащего в их дверь. — Доставка для Джонс? — Да, — Вероника шагает вперед и, подписывая накладную, нетерпеливо оглядывается через плечо. — Ну, помоги мне, Джагхед. Он тащит ящики по лестнице (потому что, конечно, лифт не работает) в их квартиру, пока Вероника ждет (потому что, конечно, она не помогает) в гостиной, похожая на кошку, объевшуюся сметаной. — Какого черта, Вероника? — Это, Джагхед, арендная плата за следующий месяц и даже больше, — напевает она, открывая одну из коробок, и вытаскивает платье с блестками. — Я передала все на хранение, когда мы уехали, и отправила заказ сюда, как только мы определились с местом жительства. Здесь платья от кутюр, дизайнерские туфли и безделушки от Тиффани. — Ви, — он протестует. — Ты не должна продавать свои вещи. — Это просто вещи, — парирует она, ее движения становятся слегка дерганными, когда она сворачивает платье с меньшей осторожностью, чем заслуживает его ценник, и складывает обратно в коробку. — На самом деле это вещи, купленные на кровавые деньги моего отца. Я ничего от него не хочу. — Ви, — он склоняет голову и наконец ловит её упрямый взгляд. — Эй, это нормально, что ты хочешь сохранить вещи, воспоминания. Даже если твой папа тебя подвел, это нормально — хотеть что-то значащее… — Но я не хочу. Я не хочу никаких напоминаний о нем, — ее голос — лезвие, выкованное из стекла, острое и хрупкое. — Я знаю, что он совершил ужасные поступки, — несмотря на то, что Вероника всегда считалась самым решительным человеком, которого он когда-либо встречал, он не может не попытаться отговорить ее. Возможно, потому что он чувствует себя таким виноватым, что половина денег, которые она получит, пойдет на то, чтобы держать крышу над его головой. — Но он твой папа. — Мне все равно, — настаивает она, сжимая губы, и вспышка гнева в ее глазах предупреждает его отступить. — Я никогда не прощу его за то, что он сделал. Он не мой отец, не после этого. — Ты сейчас так думаешь. — Он пытался убить тебя, — ее голос становится слишком громким, а затем быстро остывает, превращаясь в сломанный шепот. — Тебя, Джагхед. От этого не скрыться. Никогда. Он теряет дар речи от ее слов и её слез, образующихся в ее стальном и бархатном взгляде. Был ли он той линией, что она нарисовала на песке? Той, которая, лишила ее последней капли любви к отцу? Джагхед думает, что должен что-то сказать. Какой-то способ выразить то, что ее признание значит для него. Но правильные слова никак не приходят. Вероника смахивает свои едва сформировавшиеся слезы резким движением. — Закинь все в мою комнату. Я знаю место в городе, где мы сможем продать все в выходные. Повинуясь её словам, просто потому, что не может придумать, чем еще заняться, Джагхед складывает коробки в углу ее комнаты. Когда он заканчивает, она выглядит такой же собранной, как и прежде, сидя за его ноутбуком, просматривая какой-то сайт в социальных сетях, на который он боится взглянуть, вдруг увидит Ривердейл или людей, которых они там оставили. Его собственные учетные записи в социальных сетях, уже и так еле активные, были удалены до того, как он покинул дом. Она замечает, как он пытается не смотреть на экран и полностью разворачивает его к нему. Фотка Вероники, одетой в алые цвета команды поддержки их новой школы, и имя Вероники Джонс жирными черными буквами. — Совершенно новый аккаунт, — говорит она с легкой понимающей улыбкой. — О, смотрите, Кэсси стучится ко мне в друзья, — она смотрит на него с преувеличением в шоке. — Интересно чего она хочет? Он качает головой, притворное раздражение в его вздохе не в состоянии скрыть тепло, которое поднимается в его глазах. — У меня такое чувство, что я не хочу знать. — Хм, — Вероника быстро просматривает сообщение. — Привет, Вероника, бла-бла, твой брат очень горячий, бла-бла, свидание, бла-бла… — Никогда этому не бывать! — перебивает он ее, и Вероника смеется со злым восторгом, идеально подходящим для ее темных кошачьих глаз. — Хорошо, братик Джонс, пусть будет по-твоему, — она закрывает ноутбук и подтягивается, и рубашка натягивается на её груди, так что он чувствует себя не в своей тарелке. — Что на ужин? Я голодна. К счастью, ему удается отвести взгляд от её груди, прежде чем она замечает: — Как насчет пасты? — Отлично. Позже он изучает себя в зеркале в ванной, размышляя, что, черт возьми, такая красивая девушка, как Кэсси, не говоря уже о такой редкой красавице, как Вероника, нашли в нем. Может быть дело в его волосах, думает он, расчесывая их пальцами. Вероника упомянула, что, когда он не носит шапку, он очень горяч. И если Вероника думает, что он горячий, и Кэсси тоже, и даже Тони когда-то давно упоминала об этом, возможно, он выглядит лучше, чем думает. Хотя, честно говоря, когда Джагхед смотрит в зеркало, он все еще видит заостренный нос и круги под глазами, которые могла полюбить только Бетти Купер. В выходные Вероника выбирает несколько вещей из своего недавно доставленного богатства и загружает его сумками, как пони. Они садятся в метро и направляются через весь город в район, где есть рынок дизайнерских платьев и дорогих украшений. Перед ювелирным магазином в Манхэттене она сжимает коробку, в которой лежит нить жемчуга, которую ее отец подарил ей. — Вероника, — тихо говорит он, и Лодж пугается, будто она забыла, что он был там. — Ты не должна делать это. Во всяком случае, сейчас. Кто бы мог подумать, что обувь может стоить столько денег, у нас есть деньги. — Я хочу, Джагхед, — настаивает она, напрягая плечи. — Я просто хочу покончить с этим. Импульсивно он отнимает у нее коробку: — Хорошо, хорошо, но ты не обязана это делать, — в его голосе звучат умоляющие нотки позволить ему защитить ее от этой боли. — Разреши мне. Ее взгляд — своеобразная смесь обиды и благодарности. — Иди, — добавляет он. — Купи кофе за бешеные деньги, — он кивает на модное кафе на другой стороне улицы. — Позволь мне сделать это для тебя. Пожалуйста. Внутри он спрашивает у ювелира, можно ли ему оставить одну жемчужину: — Сентиментальные причины, — объясняет он, и мужчина кивает, прежде чем разрезать веревку, на которой висит жемчуг, и протянуть ему одну сферу. Он прячет его во внутренний карман пиджака и возвращается к Веронике на тысячу долларов богаче. — Они стоят в десять раз дороже, — говорит Вероника, когда они направляются домой, и он думает, что выражение ее лица немного светлее, чем раньше. Возможно, этот жемчуг всегда был якорем на ее шее. Он тоже сбросил с себя бремя в Нью-Йорке. Он не осознавал, как на него влияли две противоположные стороны Ривердейла. Сколько усилий требовалось каждый день, чтобы примирить север и юг. Здесь все проще. Единственные два человека, с которыми он охотно проводит время, — это Вероника и, иногда, Мисси — их соседка, чья дверь всегда открыта и чья эльфийская улыбка всегда светла и легка, когда они сталкивается на лестнице, и она приглашает его на кофе. Призраки, которые преследуют его, более прозрачны, чем Джагхед опасался. Вездесущая душевная боль скучнее, чем он мог ожидать, и он обнаруживает, что лишь изредка гоняется за вспышками золотого и красного по темным уголкам своей памяти. Он думает, что, возможно, это, как и многое другое в его жизни в последнее время, полностью благодаря Веронике. Вероника — ужасная соседка во многих смыслах. Она шумная и почти всегда занимает душ. Она даже не пытается готовить, пылесосить или, не дай Бог, мыть посуду. — Боже, Ви. Если ты допиваешь чертово молоко, купи еще или, по крайней мере, скажи мне, чтобы я купил. — Извини, — она всегда отвечает так, как в первый раз. — Больше не повторится. Но Вероника также самая лучшая соседка. Ее неослабевающее чувство справедливости — постоянная причина раздражения, отвлекающее достаточно, чтобы держать мысли здесь в Нью-Йорке, вместо того, чтобы думать о Ривердейле, Бетти и тысячи вопросов, которые могут так легко проникнуть в его разум. Что она делает? Она счастлива? Скучает ли она по нему? Вероника также непоколебимо стоит на его стороне. Она неустанно делает все, чтобы облегчить ему жизнь. В школе она горит ярко и ослепительно, отбрасывая тень, которую он считает созданной специально для него, чтобы спрятаться. Когда его настроение падает в меланхолию, она оказывается рядом с возмутительными комментариями к сериалам и фильмам, которые они смотрят, что заставляет его быстро втянуться в горячие споры, которые обычно продолжаются достаточно долго, чтобы вытащить его из депрессии, и тогда она пожмет плечами и согласится, будто все это время ей было плевать. По прошествии нескольких недель он не в силах отрицать три вещи в Веронике Лодж, которые его удивляют. Во-первых, он немного расслабляется, потому что это маловероятно, но бедность устраивает Веронику. Кто бы мог предположить, что испорченная принцесса, которую он ошибочно называл избалованной папиной дочкой будет так органична в их новой жизни? Она продает два дизайнерских платья и пару туфель и покупает целый гардероб в местном торговом центре, и ей все еще удается выглядеть потрясающе. Ему она тоже кое-что прикупает. Вероника возвращается с двумя парами черных джинсов, множеством серых футболок и толстой фланелевой рубашкой. — Это не про меня, — говорит она серьезно, когда Джагхед вопросительно смотрит на нее. — Критиковать стиль человека, даже если знаю насколько он ошибочен. И он ни капли не удивляется, что все подходит идеально — Вероника просто хороша в таких вещах. Она хороша почти во всем. Он даже не пытается распоряжаться своими деньгами — просто передает свои чеки с работы Лодж, которая каким-то образом умудряется оплачивать их счета и гарантирует, что у них всегда достаточно денег в банке, чтобы он мог купить продуктов. Джагхеду не привыкать экономить и то, как он ведет покупки — предмет гордости для него. Себе он покупает дешевый кофе, но обычно оставляет деньги, чтобы взять бутылку розового вина, которую Вероника любит открыть в субботу вечером, когда они вместе падают на диван и смотрят настолько глупые телешоу, что он скрипит зубами и отсчитывает минуты до того, как она неизбежно засыпает, и Джагхед может найти передачу, не связанную с плачущими моделями, плачущими знаменитостями или плачущими кем-либо. Удручает, как давно он смотрел хороший фильм Тарантино. Во-вторых, это то, о чем он надеялся не знать, Вероника — девушка. Конечно, он знал это — то, что она была девушкой, причем красивой, но Вероника, которую он знал в Ривердейле, несла в себе ауру нереальности. Он никогда бы не назвал ее фальшивкой, Вероника всегда была на сто процентов самой собой, но она всегда казалась слишком далекой, почти до уровня совершенства. Весь этот фон спадает с Вероники, с которой он делит квартиру. Та, которая сидит напротив него за стойкой, что разделяет кухню и гостиную каждое утро, потягивая кофе, одетая в хлопчатобумажную пижаму и без капли косметики. Каждое утро она выходит из ванной и направляется в свою спальню, в одном полотенце, и ее плечи все еще покрывает легкий румянец летнего загара. Однажды вечером, опаздывая на работу, она бежит через гостиную, чтобы достать свою униформу с батареи в одном нижнем белье, и только слепой сможет отрицать, что она чрезвычайно привлекательна. Джагхед признается неохотно и, очевидно, никогда вслух, что Вероника настолько великолепная, что такие, как она обычно не спускаются со страниц глянцевых журналов, чтобы быть с такими, как он. В-третьих, возможно, самое маловероятное из всех, она не только знает, когда у него день рождения, что само по себе сюрприз, но и точно знает, как с этим справиться. День проходит как обычно, и Джагхед думает, заходя домой после работы, что забытые всеми дни рождения могут быть лучшей вещью в бегстве из дома. Он удивляется, увидев, как Вероника раскладывает гамбургеры и картофель фри на тарелках на кухне. В конце концов, это выходит за рамки их бюджета, и он планировал приготовить спагетти карбонара, потому что он знает, что она любит итальянскую кухню. — Привет? — вопросительно приветствует её он, и она почти поворачивается к нему, но звон микроволновки привлекает ее внимание. — Садись, — приказывает она, вытаскивая из микроволновки миску свежеприготовленного попкорна и ставит её рядом с гамбургерами. — У меня нет рыжих волос, — говорит она с ностальгической полуулыбкой, когда Джагхед задумчиво смотрит на нее. — Или широких плеч. И это не Бижу, — она кивает на его ноутбук, на котором уже открыт нетфликс. — Feliz cumpleaños, Torombolo. Он ненавидит свой день рождения, само упоминание о нем приводило его в ужас многие годы. Даже его ежегодная традиция проводить его в Бижу была больше для успокоения Арчи, чем что-либо еще. Но тут, возможно из-за того, что он так далеко от дома, тот факт, что Вероника не только помнит об этом, но и делает ровно то, что ему хочется, заставляет его сердце сжаться в груди. — Спасибо, Ви, — он проклинает себя за то, что звучит слишком приглушенно. — Я… Она заставляет его замолчать, не глядя ему в глаза, включая «Бесславных ублюдков». — Тсссс. Фильм начинается.