Долгая дорога к небесам

Возвращение к нормальной жизни после выписки из больницы происходит на удивление легко. После беспорядков город впадает в ступор, в котором легко, если не забыть все эти ужасы, то, по крайней мере, игнорировать их в предвкушении весны. Четверо из них проводят вечера в Попс: Арчи обнимает Веронику за плечи, а рука Бетти, осторожно лежит, опасаясь задеть все еще заживающие раны, на бедре Джагхеда. Он не спрашивает Бетти о поцелуе, а Вероника не спрашивает Арчи. Он думает, что это из-за того, что он пока не пришел в себя. А еще сломанные кости и разорванная селезенка и так держат его в ежедневных мучениях. Наверное, он лжет сам себе — он просто слаб и напуган и все еще достаточно жалок, чтобы даже думать о расставании с Бетти. Даже если где-то глубоко внутри он признает, что не может вечно жить на заднем плане Арчи. Он и Вероника продолжают спорить обо всем, от планов на долгие вечера до качества вкуса друг друга в фильмах, но его взгляд задерживается на ней дольше, всегда ища доказательства того, в чем она призналась ему в тот день в больнице. С тех пор о любви они не говорили. Лето течет своим чередом, извиваясь, будто полноводная река, в которой они проводят так много времени. Контраст между этой неторопливой летней жизнью и дикими ужасами зимы может легко стать метафорой того, как безумный год загадок и убийств сменился тоской долгих, жарких, без приключений дней. — Перестань, — говорит Вероника, не глядя на него в один из вечеров позднего августа, пока Арчи выгребает мусор из кузова, а Бетти занята под капотом, они сидят вдвоем на крыльце Эндрюса и потягивают ледяной чай: — Что? — Ты снова смотришь на меня, — она поворачивается к нему с фальшивой игривостью, которая так искрится на вечернем солнце. — В поисках доказательств моего увлечения? На его шее появляется румянец, и он прячется за юмором, чтобы скрыть, насколько он смущен: — Строишь на меня планы, Вероника? — он бросает на нее дерзкий взгляд, от которого за версту разит фальшью. — И что будет к концу лета? Я буду влюблен в тебя? Она приподнимает свои идеальные брови и темно-ягодные губы изгибаются в сладкой улыбке: — Я думала об этом. Весь этот проект по ремонту автомобилей, — она машет рукой в сторону гаража. — Показывает тебя в менее мужественном свете, Джагхед Джонс. Я уверена, что ты в курсе. Он смущенно улыбается. Да, он знает, что он полный профан в ремонте автомобилей. — Гендерные стереотипы ранят и мужчин, Вероника, — отвечает он, расслабляясь в их игривой перепалке. — Постарайся стать более прогрессивной. Честно говоря, он был несколько напуган ее признанием в любви несколько недель назад. Но она так прекрасно делает вид, что ничего не было, настолько естественно ведет себя, что порой ему приходится убеждать себя, что это ему не приснилось. Между ними должен быть слон, несущий плакат с надписью «Безответная любовь», но почему-то его нет. Есть только ссоры и закатывания глаз, и секрет, что почти полностью скрыт даже от него. Но затем она смеется, и когда их глаза встречаются, Джагхед видит это на мгновение — он видит вспышку обожания в ее взгляде, столь же короткую и яркую, как фейерверк. Яркость почти ослепляет его, и его сердце грохочет в груди. — Как ты это делаешь? — импульсивно спрашивает он, потому что провел все лето, размышляя о качестве ее игры. — Так хорошо скрываешься? Она склоняет голову, и ее блестящие черные волосы грациозно падают ей на плечо. Выражение ее лица становится мягким и серьезным, и у него возникает ощущение, что она понимает подтекст его вопроса, больше чем он сам. — Это не так сложно. Я не трачу каждый момент, тоскуя по тебе, Джагхед. Это что-то вроде фонового шума, и я просто игнорирую это. Он кивает, и она с сочувствием смотрит на его нахмуренный лоб: — Тебе интересно, делает ли Бетти то же самое, не так ли? Если я могу скрывать, что влюблена в тебя, она может скрывать свои чувства к Арчи? Непонятный звук — это все, что он может ответить ей на ее проницательность, ее откровенность и его ногти внезапно становятся необычайно интересными. — Ну, во-первых, — Вероника излишне самоуверенна. — Бетти и вполовину не такая хорошая актриса, и во-вторых, разве это имеет значение? Он широко раскрывает глаза, не веря в то, что только что услышал. — Выслушай меня, — она поднимает руку, чтобы он не успел ничего сказать. — Если ты получил свой номер один, разве имеет значение, что ты для неё номер два? Говорю из собственного опыта. Я обожаю Арчи. Он делает меня счастливой, а я — счастливым его. Честно говоря, я бы никогда не причинила ему боль. Итак, имеет ли значение то, что я чувствую к тебе? Джагхед смотрит на нее, задаваясь вопросом, просто ли это разговор или она имеет в виду что-то большое. В конце концов любопытство делает его таким смелым, каким он никогда не был: — Если бы я попросил тебя сесть на мой мотоцикл сегодня вечером и убежать со мной в какую-нибудь дерьмовую квартирку в Нью-Йорке. Если бы я попросил тебя, ты бы променяла Арчи на меня? Твой жемчуг на кожаную куртку? — он поворачивается к ней и наклоняется так, что волосы падают на глаза, и ему приходится смотреть сквозь ресницы. — Смогла бы сесть на мой мотоцикл и обменять кредитки папочки на неоплаченные счета и дрянную работу? Твой роскошный пентхаус на секс на полу на матрасе? Для него нехарактерно говорить такие откровенно сексуальные вещи, но это часть того, что ему нужно понять, больше всего о ней, о себе, о Бетти. Итак, он вызывающе смотрит на неё и встречает ее испуганный взгляд. Ее дыхание становится резким и быстрым, зрачки расширяются, и он знает ответ. Да, она променяла бы Арчи. В одно мгновение она запрыгнула бы на его мотоцикл и поехала бы в любую дешевую квартиру, которую он нашел бы для них, и, да, она определенно бы трахнулась с ним на этом гипотетическом матрасе на полу. Осознание этого посылает неожиданный прилив крови на юг, и его член нетерпеливо дергается в джинсах. — Боже, — бормочет он и проводит рукой по лицу, пытаясь развидеть призрак своего собственного творения. Вероника Лодж расстилается на грязном матрасе, ее обнаженное тело светится в сером бруклинском свете, губы приоткрыты, в ожидании его. — Ты бы сделала это, — он думает, что его голос будет резким, но он мягкий. Соболезнование, вместо обвинения. — Как и Бетти. Вот почему это важно. Я люблю Бетти и Арчи. Я в долгу перед ними обоими. Я не знаю, может быть, я должен просто отступить. Просто уйти с дороги и позволить им быть счастливыми. — Прекрасно, а что будет со мной? — она закатывает глаза, восстанавливая самообладание. — Оставишь в роли третьего колеса? Он пожимает плечами: — Возможно заберу с собой? — она приподнимает бровь, и он неловко заикается. — Я… Я не имею в виду… я не… — Ладно, успокойся, — она улыбается, и в глазах её читается веселье, когда Вероника кладет руку ему на руку, чтобы остановить его заикание. — Я знаю, что это не приглашение. Она избавляет его от смущения, заставляя расслабиться, и он задумчиво опускается на стул. — Этот город не имеет большого значения для кого-либо из нас, не так ли? — Наверное, нет, — она на мгновение выглядит задумчивой, и он знает, что она думает о своей семье, которую она избегала все это лето. — И поверь мне, у меня хватило бы денег, чтобы в дрянной квартире были две спальни с настоящими кроватями. Его улыбка грустная, но на все сто процентов искренняя: — Значит будем жить в роскоши, да? — Естественно, — Вероника бросает на него острый взгляд. — Думаешь, я соглашусь на меньшее? Он ухмыляется, и взмахивает волосами, а затем появляются Бетти и Арчи, неся им молочные коктейли, и все возвращается в норму. Но эта мысль никуда не уходит. Мысль о побеге. Оставить всю душевную боль в этом городе и позволить Арчи и Бетти быть вместе. Последний акт благородства. Истинная самоотверженность сердца. *** Вероника не упоминает об этом разговор, но он чувствует, что что-то вокруг них изменилось. Их секрет плавает, словно туман в воздухе между ними — холодная константа, из-за которой он не может не находить ее глаза в толпе и говорить с ней почти с ухмылками и едва улыбаться ей, на что она отвечает легким поднятием бровей и сладкими ухмылками. Он смотрит на Бетти и Арчи, но они всегда любили друг друга, и он не может вспомнить время, когда глаза Бетти не светились при виде Эндрюса. Возможно, этого должно быть достаточно для решения его дилеммы. *** Однажды ночью, возле реки, они сидят у костра, и Арчи играет новую песню, песню о любви, и Джагхед думает, что глаза Бетти слегка блестят в свете костра. Той ночью он приходит в Пембрук, и Вероника впускает его без лишних слов и наливает два больших бокала красного вина. — Песня? — спрашивает она, в конце концов, и он изучает свой бокал и кивает. — Я уезжаю. — Когда? — Она достает из сумочки ежедневник. — Мне нужно будет продать кое-какие активы. Он озадачен легкостью ее ответа: — Ты серьезно? Об отъезде? — Конечно. Кроме того, если я останусь, какой смысл в том, что ты уезжаешь? Я все еще буду на их пути, — она перелистывает страницы своего ежедневника и бросает взгляд на экран своего телефона. — У меня есть пара тысяч, которые я могу получить сразу, но остальное я смогу получить только через пару месяцев. Он знает, что откровенно на нее пялиться и не может закрыть рот. Он пришел к ней в надежде на что? Комфорт? Бескомпромиссный здравый смысл? Чтобы она его отговорила? Вероника замечает, что он смотрит, и раздраженно кидает ему: — Джагхед, ты не можешь отправиться в неизвестность в одиночку. Тебя слишком легко обмануть. С другой стороны, я проницательная и богатая дочь нью-йоркского бандита. Я тебе нужна. — Это действительно так, — напряжение ускользает из его плеч, забавно, что до этого момента Джагхед не осознавал, как сильно он надеялся, что Вероника поедет с ним. Он улыбается. — Можем ли мы сохранить мою гордость, тем фактом, что я позабочусь о средстве нашего побега? — Да, — ее глаза горят от удовольствия — они всегда понимали сухой юмор друг друга. — Мотоцикл, безусловно, обеспечит драматическую эстетичность. *** Следующим вечером он привязывает сумки к мотоциклу, оставляя как можно больше места для Вероники. Он едет к дому Бетти и просит ее выйти, чтобы они могли поговорить без недоверчивого взгляда ее матери. Бетти хмурится, обращая внимания на сумки на мотоцикле. — Что происходит, Джагги? — спрашивает она, и его тошнит. — Я уезжаю, — прямо отвечает он и пытается игнорировать то, как его грудь, кажется, разрывается от вида ее огромных удивлённых глаз. — Я уезжаю из Ривердейла. — Куда ты направляешься? — Я не знаю, — он пожимает плечами и горячо желает, чтобы это все поскорее закончилось. — Куда угодно. — Но почему? — ее глаза наполняются слезами. Большие, зеленые и красивые, и все же, причиняющие боль. — Я знаю о поцелуе, Бетти. О втором поцелуе, — выражение лица Бетти меняется из потерянного на виноватое, и та его часть, которая надеялась, что он ошибается, умирает не криком тоски, а вздохом разбитого сердца. — Я не сошел с ума, — мягко заверяет он. — Но я второй выбор. Я не должен был соглашаться на это, и ты не должна была. Ты заслуживаешь лучшего. — Ты не мой второй выбор, — ее руки обнимают его лицо таким нежным и знакомым жестом, что он чувствует, как трещины на его сердце идут вглубь. — Это ничего не значило, Джагхед, я просто была напугана. — Один раз это уже было, Бетти, а теперь вот и второй, — он берет ее руки в свои, отрывая их от своего лица. — Второй раз всегда что-то значит. Я люблю тебя и всегда буду. Но мне нужно уйти с дороги. С твоей дороги. И Арчи. — Джагхед, — она освобождает свои руки и снова тянется к нему, и ему приходится отступить, чтобы избежать ее прикосновения и отвести взгляд от водоворота вины и сожаления в соленом и морском взгляде. — Это безумие. Арчи с Вероникой… — Нет, мы не вместе, — Вероника появляется рядом с двумя чемоданами, которые он забирает и начинает привязывать к мотоциклу. — Джагхед прав. Ты и Арчи заслуживаете того, чтобы быть счастливыми, и никто из нас не хочет стоять на вашем пути. Бетти смущенно смотрит, как он аккуратно укладывает вещи Вероники: — Вы уезжаете вместе? Арчи выбегает из своего дома, и это не то расставание, на которое Джагхед надеялся. — Ты с ней трахался? Вероника встает на его защиту: — Какого черта, Арчибальд? Это ты поцеловал его девушку, а не наоборот. Бетти плачет еще сильнее: — Пожалуйста, Джагги, я ошиблась, извини меня, я люблю тебя. — Нет, Беттс. Я тоже тебя люблю, но это к лучшему. В конце концов, когда крики и слезы заканчиваются, Вероника просто садится на мотоцикл позади него и шепчет ему на ухо. — Все будет хорошо, Джагхед. Я обещаю. Странно, думает он, когда вокруг них дует ветер, и гул мотоцикла усыпляет нервозность, он ей верит. Они направляются на северо-восток в сторону Спрингфилда, по другую сторону от Массачусетсбордер, собираясь проехать четыре штата за три дня. Сначала в Парк Доктора Сьюза, потом до Провиденса прокатиться по реке, а потом обратно через Коннектикут, где есть действительно старые лодки, на которые они хотят посмотреть и, наконец, в Нью-Йорк, чтобы найти место для начала новой жизни. *** В мотеле на государственной границе, когда он лежит в темноте, отвернувшись лицом к стене, Джагхед, наконец, осознает, что все, что они делают реально, и это осознание поражает его до самого живота, перемешиваясь с гамбургерами, которые Вероника купила ему раньше, заставляя его чувствовать тошноту и жалость к себе. Он оставил Бетти плачущей на тротуаре. Он бросил Арчи, который смотрел на него с гневом и растерянностью, будто не мог понять, кто этот самозванец в шкуре его старого друга. Он оставил отца, который лишь кивнул на прощание, и чьи беспокойные глаза с тревогой говорили о понимании: — Делай, что должен, сын. Но помни, нет ничего постыдного в том, чтобы вернуться домой, хорошо? Ривердейл, заставлял его чувствовать себя старше. Ему пришлось вырасти слишком быстро. Заниматься всем: от бездомности до убийств, от банд до алкоголизма. Теперь в сотнях миль от дома в дешевом мотеле в чужом городе он чувствует себя ребенком — боится неопределенного будущего и всех тех незнакомых вещей, которые оно сулит. Он уже скучает по Бетти слишком сильно, и вопрос о том, должен ли он был доверять мудрости Вероники и просто получать удовольствие от того, что Бетти с ним, какими бы ни были ее чувства к Арчи, все пульсирует в его голове. В конце концов, он плачет, и грустные слезы катятся по щекам, хотя он и изо всех сил пытается молчать, дыхание в темноте все равно выдает. Он молится, чтобы Вероника крепко спала, когда слышит скрип ее кровати и приглушенные шаги, когда она подходит к нему. Затем одеяло поднимается, и она скользит к нему, ее тело едва касается его спины, а ее рука мягко ложится на его руку. — Ты в порядке? — шепчет она куда-то между его лопаток, ее дыхание кажется теплым даже сквозь ткань футболки. Он качает головой и хватает ее за руку, притягивая к себе ближе: — Не очень, а ты? — Все хорошо, — вздыхает она, и он чувствует ее беспокойство о нем в вихре теплого воздуха, струящегося по шее. — Ты хочешь вернуться? Он думает о ее вопросе. Хочет? Если отбросить унижение от скорого возвращения, он хочет вернуться? Удивительно, но ответ до сих пор нет. Нет, он не хочет жить в городе, который с детства подкидывал ему неприятности, и нет, он не хочет любить девушку, которая любит другого парня. — Нет, — отвечает Джагхед, чувствуя себя увереннее. — Нет. Я буду в порядке. — Хорошо, — бормочет она и начинает отстраняться. Он хватает ее за руку и тянет на себя. Он будет в порядке, если она не отпустит его сегодня. Вероника ничего не говорит, она просто прижимается к его спине и ободряюще шепчет: — Спокойной ночи, Джагхед. *** Удивительно, но на самом деле ему нравится Массачусетс. Он фотографирует Веронику под пластиковыми трюфельными деревьями, и заставляет ее смеяться, когда драматически озвучивает детские стишки, когда они попадают в компанию шумных детей и их матерей. Потом они шатаются по залитым солнцем улицам и едят мороженое на ступенях музея. В мотеле в Провиденсе, где они останавливаются на ночь, нет двухместных номеров. — Я буду джентльменом, Джагхед, — с нетерпением уверяет его Вероника, когда он колеблется перед стойкой администратора. — Мы спали вместе прошлой ночью, я уверена, что могу держать свои руки при себе. Ночью он тянет руку, переплетаясь с ней пальцами, и они тихим шепотом говорят о том, что будут делать, когда доберутся до Нью-Йорка. У нее есть план, и он очень благодарен, что она здесь. Без нее он, вероятно, уже вернулся бы домой, поджав хвост. Сон морит их, и он просыпается с ней, лежащей на его плече — маленькой и теплой, и ее рука лежит на его груди, в месте, где гулко бьется сердце. — Спасибо, — шепчет Джагхед, зная, что она спит, но сам хочет услышать эти слова вслух, чтобы не забыть, сколько он должен ей за то, что она поехала с ним. *** Он должен ей деньги. На следующий вечер Вероника снова платит за номер, а он платит только за топливо и еду. В Нью-Йорке она считает оставшуюся наличность в дешевом мотеле и машет на него рукой, когда он вытаскивает из куртки скомканные купюры. Днем она вихрем носится в поисках работы: — Нам нужна работа, Джагхед. Если у нас будет хотя бы шанс заплатить за колледж, мы обязаны этим воспользоваться. Она думает о колледже. Он может чувствовать себя бродягой и сбежавшим, но она планирует долгосрочную перспективу и планирует светлое будущее. Он должен ей намного больше, чем деньги. Веронике удается записать их в удивительно хорошую школу в Флэтбуше, и как она это делает без взрослых остается для него загадкой, и находит им квартиру в Канарси. Как она и говорила, в ней две спальни, а еще там грязные шторы и очень старая мебель. Он ненавидит эту квартиру. Не из-за себя. Она лучше, чем кладовки и заброшенный кинотеатр, которые он называл домом. Черт, эта квартира даже не хуже трейлера, если быть честным. Он ненавидит её из-за нее. Он смотрит, как она со вздохом оглядывается вокруг, прежде чем сказать домовладельцу, что они берут её. У нее было все, и теперь он притащил её в его дрянной мир сломанных кухонных шкафов и плесени на стенах ванной комнаты. В пятницу вечером, перед днем, как они должны переехать, она возвращается в мотель после собеседования в местной кофейне с легкой улыбкой: — Добрый вечер, Джагхед. — Привет. — Ты удивишься, когда узнаешь, что Вероника Лодж теперь гордый член великой американской рабочей силы, — она изящно падает на кровать рядом с ним, когда он откладывает книгу в сторону. — Я начну завтра, так что тебе придется получить ключ от мистера Хеклса. — Фу, — он кривится. — Ты действительно должна перестать называть его так, или однажды я скажу ему это в лицо. Он забирает ключ и тратит сто долларов, которые на прощание дал ему отец с пользой. Когда она возвращается домой через семь часов, квартира пахнет дешевым порошком, отбеливателем и чесноком. Она смотрит, как он помешивает кипящую кастрюлю с чечевичным супом: — Джагхед, ты готовишь? — Да, — он выключает плиту и направляется к ней, забирая у нее пальто и вешая на крючок, что он прибил у двери. Она оглядывает маленькое помещение, замечая выстиранные занавески, новый плед на подержанном диване и кофейный столик. В холодильнике и шкафчиках уже стоят пару банок с консервами и овощами, и он вымыл стены ванной комнаты так хорошо, что местами стерлась краска. — Это великолепно, Джаг, — улыбка Вероники маленькая, но искренняя. — Это еще не все, — он ведет ее к двери комнаты, которую, как он решил, будет Вероники, той у которой есть окно. Ее кровать заправлена новым постельным бельем и новым темно-синим пледом, рядом стоит маленькая тумбочка. В углу стоит туалетный столик семидесятых, а перед ним красное бархатное кресло, которое он купил в барахолке за углом за пару долларов, а вокруг зеркала весело сверкает вереница гирлянд. Она поворачивается к нему с горящими глазами: — Спасибо. — После всего того, что ты сделала, я думаю, попытка сделать это место немного менее удручающим — это абсолютный минимум, который я мог сделать. Ее улыбка согревает, но остается уставшей, и он задается вопросом, был ли у нее тяжелый день на ее новой работе. — Миссия выполнена. Это действительно круто! — О, ты еще не знаешь самого главного, — он машет рукой в сторону своего ноутбука в гостиной. — Хочешь посмотреть Netflix после обеда? — Подожди, у тебя есть интернет? — ее улыбка исчезает, сменившись обеспокоенным хмурым взглядом. — Джаг, мы не можем себе этого позволить. — Нет, мы не можем. Но я встретил нашу соседку, Мисси, которая очень щедро поделилась своим вай-фай паролем, — она расслабляется, и его улыбка становится немного глупой от того, насколько Джагхед доволен собой. — Месяц бесплатной пробной версии на мое имя, месяц на твое, а затем подключимся к амазон прайм и до Рождества можно ни о чем не волноваться. Вероника смеется, усталость в ее взгляде сменяется улыбкой и отвечает ему так, будто его радость — заразная болезнь, которую она подхватила: — Ну тогда спасибо, Мисси. Так еще называют детей? Звучит, будто имя милой старушки. — Это вряд ли, — он возвращается на кухню, рассеянно отвечая. — Она на втором курсе в университете. Социология. Выражение Вероники на мгновение меняется на что-то, что он не может интерпретировать, и когда она вновь улыбается, улыбка чуть менее естественная: — Прекрасно, не могу дождаться встречи с ней, — говорит она. — Давай есть и наслаждаться бесплатным телевидением. Позже, когда они смотрят реалити-шоу, что она выбрал, и которое настолько невероятно бессмысленно, что Джагхед чувствует, что его мозг вот-вот вылезет из уха, она поворачивается к нему и голосом, более мягким, чем обычно, говорит ему «спасибо». Ее взгляд задумчивый и искренний, и это заставляет его чувствовать себя странно: — Всегда пожалуйста. Ее улыбка легкая, прежде чем Вероника вновь поворачивается к экрану, и все же этого недостаточно. Он решает, что приготовит ей лучший ужин завтра вечером, и отключается от шоу, раздумывая, что ей больше всего понравится на десерт.