Долгая дорога к небесам

Боль чувствуется меньше страха. Что-то затихает в его мозгу, где-то между пятым сломанным ребром и сотым ударом по лицу, и боль становится лишь фоновым шумом. Но страх (черт возьми, я умру от страха) остается, пока Джагхед милостиво не теряет сознание. В следующий раз, когда он открывает глаза все вокруг странно туманное, будто Джагхед смотрит на все через пыльное стекло. Больница, понимает он. Должно быть его привезли в больницу. Но вид необычен — он видит больничную койку со стороны, вместо того, чтобы лежать на ней. Все нормально? Все настолько хорошо, что он может стоять на ногах? Джагхед не чувствует боли, поэтому возможно все не так плохо, как он думал. Он опускает взгляд, чтобы посмотреть на себя и с отстраненным чувством паники понимает, что там ничего нет. Нет рук там, где должны быть его руки, нет торса в бинтах, не ушибленных и избитых ног. Его взгляд возвращается к кровати. К светлой макушке. Бетти. С другой стороны койки сидит его отец, прячущий лицо в ладонях. У Бетти трясутся плечи, и Джагхед знает, что она плачет. Он знает, что тело в постели — его. Он знает, что мертв, либо умирает, либо что-то в этом роде. Утешительно ли знать, что он существует и без тела? Останется ли он, когда тела уже не будет? Не совсем утешает, если быть честным. Он делает шаг, или рывок, или черт знает что, но он приближается, чтобы взглянуть на своё тело. Парень в постели не похож на него — настолько изуродовано его лицо. Но это точно он, и ритмичный писк машин говорит Джагхеду, что он еще не мертв. В горле у него трубка, а вокруг туча проводов. Он не мертв, но и не совсем жив. В этот момент в комнату заходит Арчи, тихо закрывая за собой дверь, словно боясь, что шум может навредить ему. Это смешно и странно, но Арчи Эндрюс так заботится о нем, и Джагхед почти чувствует, как его сердце бьется сильнее, наполняясь любовью к рыжему. Лицо его лучшего друга покрыто пятнами и красное от слез, и его первая мысль, первый инстинкт детской дружбы всей его жизни, заключается в том, чтобы утешить своего брата. Сказать ему, что он в порядке, что он прямо здесь. Джагхед осознает, когда движется вперед, что это глупо — его здесь нет, и он действительно, правда, не в порядке. Арчи и Бетти цепляются друг за друга, и теперь он видит ее лицо. Ее покрасневшие глаза и призрачную бледность ее щек. Джагхед видит ее горе, но он также видит ее силу. То, как она обнимает Арчи, дает ему утешение. Бетти Купер, что за женщина! Он смотрит на них, как они обнимаются вокруг его койки. Они не говорят, они не надеются, они просто скорбят. Затем внезапно появляется странное ощущение, рывок, и он смотрит на свою мать, уставившуюся пустыми глазами, на изящную коллекцию фарфоровых статуэток бабушки и дедушки и крепко обнимающую себя. Джагхед не замечает никаких слез. Это не сюрприз, но все равно ранит. Еще один рывок, и он в Белом Змее. Тони тихо плачет в объятиях Шерил. Свит Пи, бьющий стену до разбитых костяшек. — Если босс умрет, я сожгу их всех, блядь, клянусь. Босс? Боже, это то, как Свит Пи видит его? Босс? Джагхед думал, что тот ненавидит его или, по крайней мере, сильно злился. Жаль, что у него не будет возможности насладиться этим чувством. Рывок. Фред Эндрюс плещет водой на обветренное лицо в больничной ванной, выглядя измученным и потерявшим надежду. Рывок. Элис Купер нервно шагает по комнате, не выпуская телефона из рук. Рывок. Вероника в спальне Арчи смотрит вниз на фланелевую рубашку, которую Джагхед оставил там несколько дней назад, поглаживая ткань и наблюдая за движением своих пальцев сухими невидящими глазами. Здесь тоже нет слез, думает он иронично. Он готов к очередному рывку — хотя этот калейдоскоп скорби должен скоро закончиться: у него, в конце концов, не так много друзей — когда ее пальцы хватают рубашку и подносят ткань к ее лицу, Вероника опускается на пол, словно разбитая марионетка с лопнувшими струнами. Она кричит. Мучительный вопль, который разбивается, будто брызги грязной воды, на фоне тишины дома. Все ее тело пронзают судороги, и дом наполняется глубокими всхлипывающими рыданиями, когда она отчаянно пытается сделать вдох  — Нет, нет, нет, — стонет Вероника, цепляясь за его рубашку и качаясь взад-вперед на коленях. Он не может понять ни этого её горя, ни еле слышных молитв, которые она шепчет на испанском: — Санта-Мария, Матерь Божья, Боже, пожалуйста, пожалуйста, не забирай его. О Боже, только не Джагхеда, пожалуйста. Prega per noi peccatori, adesso e nell'ora della nostra morte. Потеки черной туши, вяло текут по ее щекам, а губная помада темной вишней размазывается по зубам и подбородку. Вероника никогда не выглядела более человечной или более ранимой. Как странно, думает Джагхед зачарованно — она никогда не выглядела более красивой. Ее телефон звонит. Несколько глубоких вдохов спустя она отвечает впечатляюще ровным голосом: — Бетти. Что я могу сделать? Все, что тебе нужно. Менее чем через двадцать минут Джагхед следует за ней обратно в больницу. Она спокойна и прекрасна. Каждый волосок на месте и ее макияж безупречен. Джагхед не знает, должен ли он быть впечатлен или немного напуган ее сталью. Он почти мертв, так что, возможно, это не имеет значения. Но все же это имеет значение. Потому что никто так не плачет из-за парня лучшей подруги или лучшего друга своего парня. Даже если они друзья, ее горе слишком большое, слишком много крови, кишок и агонии, чтобы это были лишь слезы по другу. Она обнимает Бетти у его кровати, слезы блондинки увлажняют бордовый атлас ее платья, и Вероника говорит ей, что они будут в порядке. Они пройдут через это все вместе. Она должна помнить, что Джагхед так сильно ее любил, и он не хотел бы, чтобы она плакала. Джагхед не хочет, чтобы кто-то из них плакал. — Готов? Он поворачивается, чтобы увидеть Фэнгса Фогарти. — Фэнгс, — к его удивлению, у него появляются руки, чтобы обнять его мертвого друга, и его крепко обнимают в ответ. — Приятно видеть тебя, чувак. — И я рад тебя видеть, Босс, — глаза Фэнгса сверкают непонятным теплом, которое он редко видел при жизни. Безмятежность. — Давай, нам пора. — Пора? Фогарти улыбается и отвечает мягко, терпеливо, как будто ребенку: — Идти. Разве ты не слышишь? Машины вокруг его кровати испускают какой-то зловещий звуковой сигнал, и врачи врываются в палату. Бетти и Арчи выталкивают из комнаты, и он видит, как его тело дергается под воздействием дефибриллятора. Вероника вжимается в стену, оставаясь невидимой для врачей. — Я не могу, — говорит он Фэнгсу, глядя на лицо брюнетки. — Мне нужно знать. — Это неважно, настало твое время, — его темные глаза вспыхивают удивлением. — Я не могу сказать тебе все, но там намного лучше. Пошли. — На небеса? — недоверчиво спрашивает Джагхед. На небо, в которое он ни секунды не верил? — Да, чувак, кто бы мог подумать? Он делает шаг к Фогарти. Он может чувствовать, о чем тот говорит. Мир, покой, счастье. Джагхед чувствует, что его тянет, убаюкивая, успокаивая, приветствуя. Небеса. Боже, он действительно сможет попасть на небеса? Он оглядывается через плечо. — С ними все будет хорошо, — уверяет Фэнгс с нежной уверенностью. Вероника кусает свою дрожащую губу достаточно сильно, чтобы пошла кровь, молча оставаясь с ним. Она такая сильная, и все же она плакала так, будто ее сердце было вырвано из груди. Джагхед должен знать, что это значит. — Я должен остаться. — Извини, это так не работает, — Фэнгс пожимает плечами и склоняет голову. — Пора идти. Благодаря силе упрямства, любопытства, воли и стиснутых до боли зубов ему удается отвернуться от притяжения, от соблазнительной теплоты мирной жизни, чтобы вновь сосредоточиться на дрожащей девушке в больничной палате: — Нет! В конце концов, может быть, он мазохист. — Ты упрямый ублюдок, Джонс, — а затем Фэнгс уходит, забрав гостеприимное тепло с собой, и оставив Джагхеда с облегчением наблюдать за тем, как Вероника вновь начинает дышать, когда прибор рядом с кроватью вновь выдает устойчивый ритм. *** Он не знает приговорил ли он себя к вечности в подвешенном состоянии, но вскоре понимает, что, безусловно, приговорил себя прожить чуть дольше в чистилище. В течение следующих нескольких дней Джагхед наблюдает, как они дежурят у его постели. Наполненные горем, пьющие плохой местный кофе и говорящие короткими отрывистыми предложениями шепотом. Он слышит, как доктор говорит отцу, что надежды нет — что пора выключать машины, которые поддерживают его сына. ЭфПи орет на доктора и отказывается. Отец еще надеется, но Джагхед видит, что Бетти уже сдалась. Она приходит ежедневно, с каждым днем она плачет все меньше и меньше, с каждым днем она выглядит немного сильнее. — Он ушел, Арчи, — она жесткая и нежная со своим старым другом, когда Арчи настаивает сквозь слезы, что Джагхед все еще может прорваться. — Мы должны быть готовы отпустить его. Постоянное отстранение от собственного тела заставляет его наблюдать, его хобби — буквально единственное, что ему нужно для борьбы с тоской в подвешенном состоянии. Он видит, как Элис Купер откладывает в сторону свои немалые неприятности и подходит к старшему из Джонсов. Джагхед с удивлением наблюдает, как она ласково проводит рукой по волосам его отца, пока ЭфПи плачет и проклинает мать Джагхеда, которая отказывается приехать. Он видит и другие вещи — вещи, которые разбивают его едва бьющееся сердце. Он видит Арчи у его больничной кровати, обвиняющего себя во всем этом. Он видит, как Бетти берет своего лучшего друга за подбородок и решительно говорит ему, что он не виноват. Джагхед видит, как она целует его. Он видит, как Арчи целует ее в ответ, прямо над его бессознательным телом, и желает, чтобы ему не было так жаль их всех. Он видит, как Вероника проскальзывает поздно ночью в его палату, когда остальные уже уходят, сложенная двадцатка проскальзывает в руку охранника. Она просто сидит у его кровати и изучает приборы, что поддерживают его жизнь, а не его избитое лицо. Их маленький секрет, который оставляет мало сомнений в том, какое чувство могло привести ее сюда каждый раз, ночь за ночью, час за часом. Проходит много ночей, прежде чем она говорит: — Ты должен вернуться Джагхед, — ее глаза наконец-то спокойны: темные и непостижимые смотрят на его лицо. — Я так хочу, чтобы ты вернулся. И с этими словами, внезапно, боль снова возвращается в его тело, мучительно пульсируя в его едва бьющимся сердцем. *** Когда Джагхед наконец открывает глаза первое, что он видит — красивое лицо Бетти. Слезы и улыбка. — Боже, Джаг, я думала, мы потеряли тебя. Он не может говорить из-за трубки во рту, но он может схватить ее руку, и боль уходит на кратчайшие доли секунды. Он не думает о том, что видел, о иллюзиях, которые сопровождали его кому, до тех пор, пока Змеи не приходят его навестить несколько дней спустя. Тони занимает кресло Бетти у его кровати, и ее макияж смазан слезами, даже когда она шипит на него: — Ты чертов придурок, Джонс. Я думала, что ты умрешь, черт тебя побери. Свит Пи стоит у дальней стены, скрестив руки на груди. — Это было какое-то глупое дерьмо, Джонс, — выплевывает он враждебно. — Достаточно, Свит Пи. Теперь мы все знаем о твоих чувствах, — поддразнивает его Тони, вытирая глаза и поворачиваясь к Джагхеду со злой усмешкой. — Он сходил с ума. Клятва кровавой мести, пробивание стен. Всякая такая фигня. — Пробивать стены? Из-за меня? — его лицо болит от самодовольного выражения. — Никогда бы не подумал, что ты так заботишься. — Отвали, — скалится Свит Пи, заставляя сомневаться в правдивости слов Тони. — Это все чушь. — На стене осталась кровь, — радостно выдает Тони. — Так что забудь об отрицании. Изображение воспоминания из его комы формируется в его голове, четкое и ясное. — Подожди, кровь? Это было в Белом Змее? — Да. — Там была Шерил? — резко спрашивает Джагхед и пытается сесть, несмотря на боль в ребрах. Он должен знать, было ли это реальным. Потому что, если это было реально в Белом Змее, может быть, это было реально, что Бетти целовала Арчи у его постели, и, может быть, и эта мысль заставляет его сердце неловко стучать в груди, возможно, это было реально в спальне Арчи. — Пора ли беспокоиться о повреждении мозга? — спрашивает Тони, кривя губы в улыбке. — Ты странный, Джонс. — Тони, — нетерпеливо рычит он. — Да, да, она была там. Почему тебя это волнует? Он не говорит: «потому что я видел это». Это не те, с кем ему нужно разговаривать. Его волнует не их горе и не их предательство. Джагхед решает почти сразу: он начнет с Вероники. Потому что, если он не прав, если то, что он видел, было лишь фантазией и агонией его бессознательного мозга: то он скорее опозорится перед ней, чем начнет обвинять Бетти и Арчи. *** Проходит несколько долгих разочаровывающих дней, прежде чем он наконец видит Веронику одну. Визит за визитом она скрывается на заднем плане, когда Бетти и Арчи сидят рядом с ним. Обычно стоит возле двери, пропуская странный незаинтересованный комментарий или делая вид, что смотрит на свой телефон, на самом деле смотря на него из-под ресниц. — Привет, — на ней кремовая блузка и улыбка стюардессы. — У отца Бетти сегодня предварительное слушание, и я сказала Арчи, что он должен быть там с ней. Боюсь, тебе сегодня придется обойтись моей компанией. Джагхед молча смотрит за ней, пока она не чувствует себя неловко, и раздраженно срывается: — Что? — Ты влюблена в меня? — Он не хочет быть настолько прямолинейным, но дни такие долгие. Дни подсчета часов, которые Вероника тайно проводила в его палате. Дни наблюдения за ней притворяющейся, что она не наблюдает за ним. Это утомительно. Ей требуется меньше секунды, чтобы собраться, но Джагхед видит, как ее глаза расширяются, а пальцы дергаются. Затем она смеется, почти убедительно, но все равно недостаточно. — Мне нужно позвать доктора? У тебя сотрясение мозга? — Я видел тебя, — его голос тихий, но непоколебимый, когда Джагхед переводит свой взгляд на ее. — В комнате Арчи. Я видел, как ты плакала. Она слегка дергает рукой и сглатывает. — Это смешно. — Ты прижимала мою рубашку к лицу, — отрезает он, потому что теперь он уверен, что Вероника лжет. — И ты плакала. Ты плакала, будто у тебя вырвали сердце. Ее губы сжимаются в тонкую линию, и Джагхед видит, как она выпрямляется и сжимает руки на коленях. — Откуда ты знаешь об этом? — Я видел это. Я видел вас всех. У меня была какая-то извращённая прогулка вокруг моих родных и близких, — ее лицо бледнеет от его слов, а глаза расширяются и в них появляется вина. — Никто не плакал по мне так, как ты. Итак, скажи мне правду, Вероника. Ты влюблена в меня? Она вновь пытается отмахнуться пренебрежительным смехом, на этот раз еще менее убедительно:  — Прогулка вне тела? Я думала, что ты циник, Джонс. — Вероника, остановись, — он хватает ее за руку, и она подпрыгивает от его прикосновения. — Скажи мне правду. Лодж смотрит на его руку, прижимающуюся к ее коже, и он видит, как она вздыхает: — Да, — шепчет она. — Да, я влюблена в тебя, — Вероника поднимает подбородок, и ее взгляд бросает вызов — она никогда не отступала. — Счастлив? — Даже близко нет, — огрызается Джагхед. Он надеялся, что был неправ, даже зная, что это не так, он все еще надеялся, что, возможно, он ошибался. — Боже, с каких пор? — С самых первых, — она поднимает свободную руку и ведет кончиками пальцев по тыльной стороне его ладони. — С тех пор, как приехала в этот чертов город. — Но ты… — Никогда ничего не говорила? — Вероника с недоверием смотрит на него и прижимает ладонь к его руке, слегка сжимая ее. — Ты любишь Бетти, — она пожимает плечами, что противоречит эмоциям в ее глазах. Джагхед хмурится и вспоминает все те месяцы, что он ее знает, на мгновение раздумывая, что он должен был догадаться. Он может думать только об одном. — В домике твоих родителей, когда ты… — он делает паузу и думает высвободить руку из ее захвата. Но ему больно, и Джагхед устал и не может набраться сил. Поэтому вместо этого он делает глубокий вдох и старается не отрывать взгляда от нее. — Когда ты поцеловала меня. Это вовсе не касалось выравнивания счета, ведь так? Ее большой палец нежно гладит его запястье, и Джагхед определенно должен попытаться собраться силами, чтобы высвободить руку. Вероника горько смеется: — Мы, Лоджи обычно не упускаем выгоду, — она на мгновение отворачивается, а затем снова смотрит ему в глаза. — Я держала это в себе так долго. Думаю, я надеялась, что ты поймешь. Я бы поцеловала тебя, и ты бы вдруг все понял. Джагхед качает головой, проигрывая воспоминание о ее руке на его шее, когда ее язык проник ему в рот. — Я все списал на то, что ты хорошо целуешься. Вероника ухмыляется: — Так оно и есть. Ее рука плавно скользит по его руке, когда она осторожно переплетает их пальцы. Джагхед смотрит вниз и видит, что его большой палец уже касается ее запястья и резко дергает руку, вызывая миниатюрные грозы боли по всему телу. — Боже, — выдыхает он, пытаясь избавиться от омывающей его агонии. Вероника смотрит на него печальными глазами, протягивая руку, чтобы успокоить его. — Не надо, — резко бросает Джагхед. — Ты так облажалась, Вероника, — боль в его теле и смятение в его сознании способствуют разжиганию желчного гнева. — Это может все испортить. Господи, почему ты просто не сказала: «Нет»? Нежность в ее глазах сменяется яркой резкой вспышкой гнева: — Я сказала тебе «нет», Джагхед! Я говорила это в течение нескольких месяцев. Никто никогда не должен был об этом узнать, и тем более ты. Так что, не вини меня за то, что ты увидел, когда вторгся в мое личное пространство. — О, мне чертовски жаль, Вероника, — сарказм — его самая удобная броня. — Как жаль, что моя кома скомпрометировала твою личную жизнь. Мне жаль, что мой дух астрально вышел из моего почти трупа, и ты… — Не надо, — выдыхает она. Ее рука прижимается ко рту, и Вероника заметно дрожит. — Не говори так. Боже, мы чуть не потеряли тебя… Одинокая слеза сползает по её щеке. — О, прости, — он сразу же ломается при виде ее слез. — Не надо, — говорит Джагхед мягче, что-то в нем меняется, когда очередная слеза аккуратно следует по следам первой. — Не плачь, прости меня. Он поднимает руку, игнорируя протесты своего тела, и стирает ее большим пальцем. Она тянется к этому прикосновению, и он чувствует её тоску. Вероника Лодж — несравненная красотка. Умная, свирепая, своевольная принцесса. Она хочет его. Она хочет его — парня с трейлером, бандой и отцом алкоголиком. С десятилетним ноутбуком и четырьмя, принадлежащих ему, футболками. Это невозможно, и все же Джагхед чувствует ее желание сквозь покалывающую кожу ладони, которая без его согласия прижимается к её щеке. Джагхед не хочет ее и никогда не хотел. За исключением, может быть, одного раза. В Попс, когда они впервые встретились, через доли секунды после того, как они вошли, когда он представил, что ей было все равно на Арчи и смотрела Вероника только на него. Хотя и в этой мысли он едва может признаться самому себе. Возможно, был еще один момент. Возможно, когда она поцеловала его в горячей ванне в отцовском домике, настойчиво прижимаясь губами к его губам, а ее язык смело проталкивался в его рот. Возможно, просто на мгновение Джагхед поцеловал ее в ответ не для того, чтобы выровнять счет или взбесить Арчи, а просто потому, что это было чертовски хорошо. — И что нам делать? — спрашивает он, и Вероника коротко прижимается щекой к его ладони, прежде чем отстраниться и жестко посмотреть на него. — Ничего, — твердо заявляет она. — Ты выпишешься отсюда, и Бетти будет нежно ухаживать за тобой. Арчи отведет меня на выпускной, и мы будем сиять, как идеальная пара. Короче говоря, мы делаем вид, что ничего этого не произошло. — Вероника… — О, я забуду тебя, Джагхед Джонс Третий, — она хмурится, и Джагхед поражен тем, насколько она может быть холодной. — Ты не такой милый, насколько думаешь. Он кивает, и Вероника встает, чтобы уйти. — Бетти передала их, — говорит она ему, кладя коробку печенья, которое принесла с собой, на его тумбочку и начинает отворачиваться. Джагхед ненадолго забывает, почему начал этот разговор, слишком ошеломленный правдой ее чувств к нему, чтобы вспомнить о том, что видел: — Они поцеловались. — Что? — Еще одно забавное откровение от призрачного Джагхеда: Бетти и Арчи снова поцеловались, пока меня не было. — Как я могла не догадаться, — Вероника выглядит спокойной и немного разочарованной, но далеко не с разбитым сердцем. — Ты в порядке? Вероятно, это был просто стресс, горе или что-то в этом роде. Бетти любит тебя. — Возможно, да, — его тошнит, и голова болит до слепоты. У него есть кнопка, которую он может нажать, чтобы ослабить эти муки, но боль в его сердце не так легко притупить. — Но я не дурак, Вероника. Я знаю, что, если бы она могла выбирать, она бы выбрала Арчи. — Я бы выбрала тебя, — она не утешает его и не пытается соблазнить. Вероника просто констатирует факт. Джагхед грустно смеется, удивленный и удрученный тем, как по-королевски вселенная любит насмехаться над ним: — Даже сейчас? Не отвечая, она идет к двери, и стук ее каблуков отдается в тишине его комнаты. В дверях Вероника поворачивается, чтобы взглянуть на него через плечо невозмутимыми глазами: — Каждый раз.