Под крылом птицы обломинго. Год пятый

Мадам Лонгботтом взяла курс на дом и устремилась к нему с уверенностью крейсера. Взмахом палочки я очистила шорты от брызг мороженого и отправилась следом. Сохраняя гробовое молчание, мы прошли через темный холл, поднялись на второй этаж и вошли в кабинет. Всё пространство над камином занимали колдографии Фрэнка Лонгботтома: щекастый малыш в платье с оборками, школьник, подросток в квиддичной форме, аврор в строгой мантии и, почти закрытый вазой с восковыми желтыми лилиями(1), совсем крохотный снимок со свадьбы родителей Невилла. Пока я рассматривала стену материнской гордости, Грозноокая Августа устроилась в кресле с жесткой высокой спинкой. Мне, естественно, присесть не предложила. — Мисс Блетчли, по настоянию моего внука я приняла вас в своем доме, предполагая, что вы не будете забывать свое положение… Я выпрямила спину и уставилась в стеклянные глаза стервятника, венчавшего шляпу старой ведьмы. «Ну что, дружище, — начала я мысленный диалог. — После встречи с дементорами это вполне можно считать милым семейным вечером. Мне доводилось слышать льва рыканье»(2). —… Эта дружба сразу показалась мне подозрительной, Невилл никогда раньше…. «До василиска ей далеко, надо честно признать, — продолжила я. — Даже до сфинкса не дотягивает, знаешь, какие у той когти?» Стервятник качнулся, как будто в сомнении. «Но с цербером вполне сравнимо», — утешила я его. — … в совершенно неподобающем виде!... «Так и тянет сказать, что я была не на карнавале, чтобы зачехляться в викторианский ужас, который волшебницы считают платьями». Стервятник предупреждающе дернулся. «Разумеется, я не буду этого говорить. Во-первых, это хозяйка дома и бабушка моего друга». — … И если вы думаете, что я допущу, чтобы безнравственная особа… «Во-вторых, я не галлеон, чтобы всем нравиться. Она по-своему права. Но и я «не изменю ни совести, ни долгу»(3). Глаза стервятника блеснули. — … Что вы скажете в свое оправдание? Я перевела глаза на лицо под шляпой. — Прошу прощения, что причинила вам беспокойство, мэм. У меня были дела в магловском поселке, и я задержалась дольше допустимого. — И это всё? — прищурилась старуха. — Да, мэм. Второе и все последующие извинения, по моему искреннему убеждению, уменьшают доверие к первому. Я могу идти? Поскольку в распоряжении Грозноокой не было железной девы или дыбы (не в кабинете, по меньшей мере), ей пришлось меня отпустить. *** Утром, когда я подходила к столовой, из нее раздался трубный глас мадам Лонгботтом: «Только через мой труп!» Я прокашлялась — громко и продолжительно, как целый пансион чахоточных девиц, — и вошла, пожелав Невиллу и его бабушке доброго утра. Оба взялись за овсянку с энтузиазмом, которого вкусовые качества блюда явно не заслуживали. У мадам были красные пятна на щеках, а у Невилла — пунцовые уши, в остальном ничто не намекало на семейную сцену. Ну разве что французское окно сияло, как после Репаро. Любопытное свойство этого заклинания, кстати. Оно восстанавливает предмет, но не следы пыли, грязи или других субстанций на нем, включая отпечатки пальцев. Я проверяла ради интереса. После завтрака Невилл сообщил, что мы будем в саду. На что его бабушка даже не кивнула. По-прежнему стояла жара, но в нашем распоряжении было наполняющее лейки Агуаменти, так что волшебные и обычные травы перли как ненормальные, а вместе с ними и сорняки. К счастью, для выпалывания существовало заклинание, но требовалась точность движений палочкой примерно как при Акцио. По большому счету это и была модификация манящих чар. Со стороны мы, наверное, выглядели как два чокнутых дирижера. — Прости, Невилл, — искренне извинилась я, — не хотела тебя подводить, но возникли непредвиденные обстоятельства. И под непредвиденными обстоятельствами я имею в виду дементоров. — В следующий раз я просто пойду с тобой. А то сидел перед бабушкой дурак дураком, лучше бы дементоров погонял. Невилл сосредоточенно выдергивал с грядки один хвост пырея за другим. За лето он загорел и раздался в плечах, от пухлых детских щек не осталось и намека. — Зато она впервые сказала, что я совсем как отец, — невесело улыбнулся парень. *** Дорогой Лир! Наконец нашлось время на большое письмо. Возможность колдовать на каникулах меня просто поглотила. Во-первых, я серьезно пополнила свой список аналогов криминалистических методов. Во-вторых, мы продолжили занятия дуэлингом. В-третьих, домашнюю работу делать гораздо интереснее, когда можно проверить теорию практикой. Было так любезно со стороны бабушки Невилла пригласить меня на весь август! Фамильный дом Лонгботтомов довольно старый и, по меркам сквайров XVIII века, у которых под боком вечно обретались толпы незамужних тетушек, чьи-то кузены, племянники и воспитанницы, возможно, небольшой. Для троих он просто огромный. Невилл весь июль восстанавливал прадедушкины теплицы и переделал старую конюшню под кабинет герболога. К августу у него на грядках чего только не было. Под вечер я иногда начинаю думать, что кое-чего могло бы действительно и не быть. Хотела бы я знать, почему больше половины волшебных растений требуют полностью неволшебного ухода, но, увы, это так. Поэтому половину дня я чувствую себя ученым, получившим грант на горячо интересующую его тему, а вторую половину — рабом на плантациях. Живем мы очень уединенно, только выбралась пару раз навестить Гарри. Пожалуй, глагол «выбираться» я трактовала несколько буквально, но согласись, что, судя по реакции бабушки Невилла, это было правильное решение. Как обычно это выходит с Гарри, нормально его пригласить куда-нибудь было нельзя. Шорты, между прочим, всего на ладонь выше колена. Я в них ходила в загородном доме на озере, куда нас приглашала Иветта. Обязательно передавай ей привет. Она просто прелесть. Канадская природа меня тоже очаровала, но Иветта, конечно, больше. На вопрос, почему мы не общаемся с Посылкой, я не могу тебе дать внятного ответа. Согласись, что припылить к нам за шестьсот миль из самого Салема на этом их ужасном волшебном дилижансе, чтобы полдня молчать, потом безобразно поскандалить и умотать обратно, не оставшись на ужин, — это очень эксцентрично. Аристократические выверты. Так что ему привет НЕ передаю! Обнимаю, Корделия *** Я специально считала: за время перемещения между лавками Августа Лонгботтом ровно семь раз упомянула, что Невилл не дотягивает до своего отца. Фрэнк блестяще сдал С.О.В. (учебники), регулярно писал домой (перья), был вышибалой («Всё для квиддича»), Шляпа распределила его к смелым на Гриффиндор, а не ботаникам на Рейвенкло («Мантии на все случаи жизни»), с детства проявлял задатки сильного мага (лавка Олливандера), мог бы сделать блестящую карьеру аврора (почему-то чайная) или любую другую карьеру, не стал бы принимать решений с далеко идущими последствиями для семьи, не посоветовавшись с ней (у Гринготтса, куда мне обязательно нужно было попасть до школы). Похоже, Грозноокая Августа не заметила за время каникул ни наших упражнений в дуэлинге во дворе, ни того, что для восстановления теплиц потребовалось много довольно сложных заклинаний, ни того, что малыш уже давно не малыш, а подросток с характером. Воспользовавшись небольшой паузой, пока Грозноокая бранилась с продавцом волшебных инструментов, Невилл обратился ко мне шепотом: — Давно ли ты стала такая благостная? Я уже час жду взрыва. — Но, старик, это же твоя бабушка. — От человека, который постоянно спорит со Снейпом, можно ожидать чего угодно. — Не так уж и постоянно. Ладно. Его высокомерная мина «вы все жалкие бараны» меня провоцирует. Но родня моих друзей священна. Я приложила руку к сердцу в шутливой клятве. Невилл благодарно кивнул, и нам пришлось ускорить шаг, чтобы вслед за возмущенной от крепких ботинок до чучела стервятника дамой переместиться в лавку конкурентов не угодившего ей продавца. До поезда оставалось три дня. Никогда еще так не ждала конца каникул! ________________________________________________________________________ (1)На языке цветов - гордыня (2)Так Петруччо объяснял, почему бывалый купец-молодец не спасует перед девицей с дурным характером: Мне доводилось слышать льва рыканье, Я слышал свист морского урагана, Ревущего, как разъяренный зверь; Вокруг меня гремели пушки в поле, Небесный гром гремел над головой, В сражениях я слышал стоны павших, И рев трубы и ржание коней, - И вдруг вы мне со страхом говорите О женской брани! Это треск каштанов, Когда на ферме их кладут в огонь, - Уж вы грудных детей стращайте букой! У. Шекспир «Укрощение строптивой» в переводе П. Гнедича (3)У. Шекспир «Макбет» в переводе Ю. Корнеева