Moments

Просыпаясь, Хлоя Буржуа первым делом смотрит на своё запястье, проверяя, не задралась ли её и без того длинная пижама, способная обнажить этот позор. И каждый день она позволяет себе искренне улыбнуться, пока никто не видит, шагая в уборную и подбирая себе наряд с максимально закрытыми рукавами, прежде чем выйти в свет и показаться на глаза хоть кому-либо. С самого детства Хлое рассказывали, как говорится «на будущее», о законах и подлостях этого мира. Подрастая в богатой семье, состоящей из мэра города, самого знаменитого и строгого модного критика Франции и, разумеется, мишки Пушистика, Хлоя всегда восхищалась странными закорючками на запястьях родителей. Ровно до тех пор, пока ей не объяснили, что эти заковырки значат. С той поры девочка стала восхищаться ими ещё больше, интенсивно разглядывая свои ручки, в тщетных попытках найти какую-то свою, неповторимую надпись. Хлоя ни единожды представляла, какая, должно быть, красноречивая и красивая будет её собственная метка, и много, много раз фантазировала, как её соулмейт произнесёт эту фразу голосом, полным искренней любви и обожания. И к четырнадцатилетию Буржуа действительно проснулась с лёгкой щекотной в области руки, на которой виднелась обещанная Судьбой поистине красноречивая надпись.

«Да пошла ты!»

Блондинка, будучи в неком шоковом застое, проморгалась, чуть ли не протёрла себе глаза, присмотрелась повнимательнее и даже приложила ладонь ко лбу — ничего не изменилось. Красивое и чёткое посылание на все четыре стороны так и осталось переливаться на руке, словно обмоченные водой акварельные краски. Девушка жмурится аж до выступивших слёз, до красноты расчесывая своё покалывающее запястье и даже мысленно доходя до того, что оскорбительная надпись мистическим образом поменяется на какую-нибудь другую, что буквы, как по велению волшебной палочки, выстроятся в ряд и образуют, например, ту же «Вы столь прекрасны, моя королева, как этот закат», как у мамы, или хотя бы банальное «Здравствуй, я Жан, а ты кто?». Хотя… нет. На Хлое бы последний случай смотрелся ещё более глупо, чем изначальный вариант. Стараясь находить даже в такой убогой и безнадёжной ситуации плюсы, Буржуа нашла в себе остатки совести подняться с кровати и прошествовать до лимузина, как ни в чём не бывало, но при этом крепко сжимая свою руку, будто боясь, что ткань любимой полосатой кофточки её подведёт точно так же, как Сабрина, месяца полтора назад бесстыдно похваставшаяся появившейся меткой, гласящей вроде бы такие простые, но одновременно с этим намного лучшие слова, чем у дочери мэра: «Не одолжишь учебник?». Ехав до коллежа, как на иголках, Буржуа буквально чувствовала насмешливый взгляд не только своего всегда неотразимого отражения, но и деревьев с кустарниками, мимо которых проезжала машина. Но дальше разочарование не только в соулмейтах в целом, но и в себе, лишь усилилось. Хлоя Буржуа правда достаточно долгое время считала, что Адриан Агрест — её родственная душа. Её друг детства, который всегда был рядом... Ну разве не так должны строиться счастливые концы для всех принцесс? А Хлоя была принцессой, ведь папочка её не один и даже не два раза так называл. Ну так... в чём же проблема? Вот блондинка так и думала, как обычно кидаясь Адрианчику в объятья и ведя себя максимально непринуждённо. Но всё прервалось нежданно, когда Хлоя, в попытках найти на руках возлюбленного какую-то фразу, которую она когда-либо произносила в его адрес, получила в ответ сухое «Хлоя, отстань» и отстранение от приветственных поцелуев в щёку. И что, позвольте спросить, значило это его «Хлоя, отстань»? Нет-нет-нет. Всё не так. Может, он хотел сказать совсем другое. Например «Хлоя, я тебя так люблю, стань моей женой» или «Хлоя, ты — богиня моего мира», но уж никак «Хлоя, отстань». Ведь так?.. Но все мнимые надежды рассыпались, как песок сквозь пальцы, когда в класс зашла отвратительно счастливая Маринетт. Буржуа презрительно фыркнула, но высказать той ничего так и не успела, поскольку все в классе столпились вокруг этой нищенки, что-то лепеча о «Судьбе». И только когда эта Дюпен-Чен, парившая где-то далеко в запределье, уселась за своё место, Хлоя, слегка прищурившись, смогла разглядеть на её запястье каллиграфически выведенную надпись: «Ты в порядке, Принцесса?». Хлоя чуть ли не задохнулась от нахлынувшего возмущения, сверля глазами собственную «Да пошла ты!» на руке и сжимая ладони так, что острые наманикюренные ноготки больно впивались в кожу. Это несправедливо! Это просто нечестно! Хлоя сильно зажмурилась, упорно игнорируя непонимающий взгляд подошедшей Сабрины, и, снова открыв глаза, обречённо захныкала, когда её, до этого чистая и нежнейшая, кожа запястья левой руки не очистилась сама по себе от этой дурацкой метки. Чёртов соулмейт! Такой позор на всю жизнь! Вполуха слушая лекцию учителя, Хлоя тянула свой левый рукав чуть ли не до пальцев, но ей всё равно казалось, что ткань просвечивает эту да-чтоб-ей-раствориться метку, открывая её на всеобщее обозрение. Разочарование быстро сменилось на злость в адрес Судьбы и родственной души. Ну чем Хлоя провинилась? Она ведь хорошо себя вела, даже эту замарашку Дюпен-Чен неделю назад не оскорбила! Ладно, она её после толкнула на лестнице, но не убила же! Она же была чистейшим ангелочком, и просила взамен лишь одно единственное желание за все свои жертвы: чтобы Адриан был её истинным соулмейтом. А что в итоге? Вся Франция запомнит её, как дочь мэра со смешной и бестактной надписью! Да и этот соулмейт-чтоб-ему-на-жало-случайно-сесть наверняка невежа, невоспитанный грубиян! Фу! Да как он смеет вообще так говорить самой дочери Андре и Одри Буржуа, при этом ещё имея честь называться её соулмейтом?! Чем она так перед Вселенной провинилась, что та ей такое «счастье» уготовила? Да уж лучше вообще без родственной души остаться, чем жить с этим... с таким... вот! Хлоя не знала, куда деть свои мысли, и успела получить три замечания от учителя за отвлечения от занятия, но Буржуа было абсолютно до моли всё это. Когда прозвенел звонок с урока, блондинка самая первая выскочила из класса, теряясь среди толпы учеников, быстро заполнивших коридоры коллежа. Ну и что прикажете с этим делать? Скрывать свою метку она долго не сможет, а особенно от дворецкого и Сабрины. Мысленно она уже представляла, как выскажет своей родственной душе всё, что о ней думает, а после будет заставлять вымаливать прощения на коленях за такое унижение, которое наверняка ещё предстоит, стоит только кому-либо увидеть надпись мадемуазель Буржуа, и тогда, возможно, она простит этого недоумка за неуважение. Поворачивая голову в сторону и видя, как Адриан ловит падающую со ступенек Маринетт и, стоит их взглядам встретиться, говорит: «Ты в порядке, Принцесса?», дочь мэра почувствовала, как сразу же в голубых глазах начинает щипать от подступающих слёз. Хлоя выдыхает весь скопившийся воздух сквозь стиснутые зубы. Нет, она не может плакать. Она же Хлоя Буржуа! Дочь Одри Буржуа! У неё есть гордость и, в конце-то концов, неводостойкая тушь! Если она расплачется, то будет выглядеть уродливо, и тогда уж тем более не заставит своего соулмейта не то, что полюбить, а даже пожалеть её! Да и сама же Хлоя может довести до слёз кого угодно, а ей самой плакать нельзя! Буржуа не плачут. Дурацкая метка. Если бы не Судьба — Адрианчик был бы с ней, а не с этой... Маринетт. Ну попадись ей этот соулмейт, и она ему... — Эй! Хлоя, потерев ушибленный после столкновения с кем-то лоб, видит перед собой сидящего на коленях и собирающего какие-то бумажки рыжеволосого паренька, которого, по всей видимости, сбила. Стоп. Что значит «сбила»? Это он её сбил! Но, походу, этот человек так не считает. — Да пошла ты! — выплёвывает он на автомате, не поднимая головы и, по всей видимости, даже не до конца сообразив, с кем столкнулся. Но девушке хватило и этого, чтобы узнать в этом неуклюжем юноше своего одноклассника. Какого, спрашивается, чёрта, этот тихоня Натаниэль, который не высовывается дальше собственного скетчбука, из всех на свете людей оказался именно... им?! Неужели она действительно это заслужила?.. Когда Куртцберг удосужился поднять свои аквамариновые глаза на виновницу столкновения, Хлоя, окутанная праведным гневом, буквально взорвалась. — Ооо! Так это ты тот говнюк, из-за которого у меня худшая надпись, которую можно было только придумать! Даже не мечтай, что я об этом забуду! Разве может быть что-то хуже слов «Да пошла ты!» написанных на моей руке на всю жизнь?! Натаниэль, будучи в лёгком изумлении от подобного всплеска адреналина у одноклассницы, спокойно поднялся, собрал свои рисунки, рассыпавшиеся во время падения, положил их все себе в сумку, и, еле скрывая усмешку от удивлённого лица Хлои, выдал то, что мечтал сказать ещё с субботы: — Ну, попробуй представить себе целое блядское эссе, написанное капслоком...