***
— Добрый день, мисс Грейнджер. Она просматривала ночные отчёты, но, даже не глядя на вошедшего, могла точно сказать, кому принадлежит этот спокойный, бархатный голос, в котором звучало столько волнительных и волнующих ноток. «Возьми себя в руки, Грейнджер!». — Здравствуй, — она подняла на него взгляд, сразу отметив, что Скорпиус, видимо, тоже провёл бессонную ночь — он казался усталым и даже каким-то разбитым. — Что это? — она вопросительно посмотрела на листок пергамента, что он протягивал ей. — Я понимаю, что поступил… неправильно, — пробормотал он. — Поэтому сам написал заявление об уходе из отдела. — Что? — она быстро пробежала глазами по ровным и аккуратным строкам, написанным на пергаменте. — Это, конечно, твоё личное дело, но… Позволь спросить, в работе тебя всё устраивает? — Да, — кивнул он. — Просто я перешёл допустимое… Она с улыбкой смотрела на него и медленно, упиваясь каждым движением, разрывала пергамент: — Подобного больше не повторится, так? — он кивнул в ответ. — Это была наша… взаимная ошибка, поэтому лучше просто забыть о ней. Ничего не было — и всё, так? — снова кивок. — На работе это никак не отразится, потому что я разделяю личное и профессиональное. Договорились? — Да, — выдохнул он, и она могла поклясться, что в его голосе услышала облегчение, а лицо Скорпиуса заметно посветлело. — Тогда к работе! — воодушевлённо сказала Гермиона, поднимаясь со своего места и направляясь к карте, где уже горела опасная красная точка.***
Два несчастных случая, одно поражение бытовым заклятием и обрушение крыши в одном из лондонских кварталов. День действительно выдался кошмарным. Она с облегчением взглянула на часы, которые показывали конец рабочего времени. Теперь их заменяла ночная смена. — До свидания, мисс Грейнджер. Хороших выходных вам. Это были те немногие слова, обращённые к ней за весь день. Да, завтра действительно был выходной, но лучше от этого не становилось. Целый день Скорпиус был напряжённым и крайне предупредительно-вежливым. Теперь — просто попрощался и ушёл. Нет, конечно, это было очень хорошо. Он действительно осознал свои ошибки, свою оплошность. Он вник в суть их утренней беседы и теперь не переходил никакие рамки приличия. Это было хорошо. А ей было тошно. Она и сама не могла объяснить, почему, но на душе было так паршиво, что хотелось… Да, точно, пойти в клуб «Вечерняя Магия». Заведение с весьма сомнительной репутацией находилось в центре Лондона, а она бывала там только тогда, когда на душе было гаже гадкого. То есть — почти никогда. Кажется, пару раз за всю жизнь. Ну что ж, пора обновить список «счастливых» дней. — Коньяк со льдом, — бросила она официанту, опускаясь за столик у стены, который почти не было видно из-за огромной пальмы, что стояла рядом. — Три. Вышколенный парнишка кивнул и уже через пару секунд поставил перед ней три «пузатых» бокала с янтарной жидкостью. Чёрт, и почему они всегда наливают так мало? В танцевальном зале негромко звучала музыка. Она не вслушивалась в слова какой-то томной песни, под которую ритмично двигались несколько пар в полумраке, где и лица сложно было различить. Да к чёрту их лица! Всё равно перед глазами стоял только один образ. Может, она сходит с ума?.. Гермиона отодвинула опустевший бокал, внимательно глядя перед собой. Нет, ей не казалось — она действительно видела его! У барной стойки действительно стоял Скорпиус Малфой. В руке — бокал мартини, вид — скучающий и уставший, а рядом — какая-то разукрашенная девица с малиново-голубыми длинными волосами. Кажется, он почти не слушает её, не обращая внимания на недвусмысленные жесты и позы, которые она принимает. Правильный воспитанный мальчик, надо же — не нравятся такие потаскухи! Впрочем, ещё не вечер, и наш потомственный аристократ может пересмотреть свои принципы после пары бокалов. Музыка становится громче, и девица начинает постукивать ногой о стойку, довольно забавно качая бёдрами. «Давай потанцууууем», — гнусаво протягивает она, с заметным усилием увлекая его на танцпол. В главном зале гаснет свет, оставляя возможность ориентироваться по сверканию красных и золотых огней («Надо же, цвета Гриффиндора). Теперь можно различить только силуэты. Кажется, он отходит к стене у входа, а длинноволосая «красотка» остаётся в центре зала. Её неплохо освещают огоньки, позволяя рассмотреть каждое движение. Гермиона издаёт тихий смешок, допивая второй бокал. Да, у этой девушки хореография — явно не сильное место. Интересно, от заклятия «Электра» будет тот же эффект? А ведь она сама когда-то очень неплохо танцевала. Но какое это имеет значение после стольких лет и двух бокалов коньяка? Теперь она злится, что позволила себе столько выпить. «Грейнджер, ты хоть иногда довольна собой?». Да пошли вы все… Музыка сменяется. Теперь — чёткий ритм и лёгкие тягучие ноты. Красиво и чувственно. Быстрый взмах волшебной палочки — в одно мгновение тёмно-синее деловое платье становится короче более, чем на двадцать сантиметров. Ещё движение — и на лице оказывается изящная кружевная маска («Здесь и не такое надевают»). И пусть все говорят, что это неправильно — Гермиона Грейнджер имеет право похулиганить! Новый аккорд — и уверенный шаг от столика («Мерлин, я неплохо держусь на ногах!»). Каждый жест, каждый ход вперёд — не она вспоминает забытые движения, а её тело, которое — да! — помнит всё. Мгновение — и она оказывается в центре, слыша восхищённое «Оу!» диджея, который делает музыку громче. Девица с длинными волосами сначала замирает, удивлённо глядя на невесть откуда взявшуюся конкурентку, а потом продолжает биться в своей танцевальной агонии. Ну и прекрасно — хороший контраст ей сейчас не помешает, всё-таки времени немало прошло с последнего танца. Звуки чувственной латины несутся над залом. Чудесно! Спасибо, диджей! Она оказывается одна в центре танцпола, позволяя отступить тем, кто просто не может поддерживать ускоряющийся ритм движений. А ей всё это нравится, так нравится! И будто нет никого вокруг — только она и музыка! Впрочем, нет. Есть ещё взгляд — сверкающий ярче мельтешащих огоньков алого и золотого цветов. Гермиона смеётся, чувствуя, как из распускающейся причёски начинает медленно падать заколка. Она сама выхватывает её, позволяя волосам рассыпаться тяжёлыми локонами. Это — тоже танец. Но только музыка всё тише и тише… — Я могу пригласить вас? — слышит она негромкий голос, совсем близко, голос, который отличит среди миллиона других. — Конечно, — улыбается она. — И давай на «ты». — Хорошо, — сверкает быстрая молния в светлых глазах. Новые аккорды мелодии — и он привлекает её к себе, обнимая в ритме танца, где теперь только двое. Она улыбается, не в силах отвести взгляд от его глаз, которые манят желанием и огнём, что заметен даже в полумраке. Правильный мальчик? Он ведь, конечно, не узнал её? Выходит, не такой уж и правильный. — Ты когда-нибудь нарушала правила? — спрашивает он, касаясь губами мочки уха. По спине пробегает холодок, и она не может объяснить, что виной: его вопрос или прикосновение. — Редко, — уклончиво отвечает она, подмечая, что за звучащей музыкой он точно не сможет узнать её голоса. — А я никогда, — мурлычет он, обжигая дыханием её губы. — Только сейчас. И мне это нравится. — Что ты имеешь в виду, — она напрягается, сбиваясь в паре шагов. — Ты совершенно неузнаваема, — шепчет он, оставляя лёгкое прикосновение губ на её шее. — Но твои духи невозможно забыть. Она только набирает воздуха, чтобы спросить его («И о чём?»), но он целует её, не давая промолвить и слова. Его губы, жаркие, требовательные, властные, — никакого пути к отступлению. На кончиках его пальцев, кажется, пляшут языки пламени, которые обжигают кожу. Он так близко, что ей кажется, будто их тела пронзают электрическими разрядами, мчащиеся по крови. Он прижимает её к себе, ещё крепче, и она понимает, что сейчас — да, на самом деле — всерьёз готова послать к чёрту все правила. Может, впервые в жизни?