Следы

...Могильный холод, пробирающий  до костей, заставил его   тело инстинктивно съежиться. Одновременно с этим, сознание, доселе витающие где-то в неведомых далях, стало медленно и дозировано возвращаться в тело. Сначала ощущением холода, потом - проявлением слуха – он стал слышать неясное щебетание и звон над головой – или в ушах? Зрение… Зрение задерживалось. Он всматривался в чернильную темноту перед собой. Почему здесь так темно? И «здесь» это где? Он хотел шевельнуться и не смог, ощутив, наконец, главное – огромная, неподъемная тяжесть сдавила грудь, выдавливая из легких последние молекулы воздуха. Он попытался скинуть с груди эту тяжесть, но руки не шевелились, придавленные той же неодушевленной силой. В панике он распахнул глаза шире. Мрак. Что это? Могила? Он попытался крикнуть, но и этого не смог – горло было засыпано землей, во рту ощущался ее тошнотворно прелый вкус и скрип на зубах… Ужас парализовал, застил мозг красными вспышками... Господи! Только не это! Сердце тяжело забухало где-то у горла,  в висках застучали молотки…  Агония? Наверно, он бы умер от ужаса ситуации быстрее, чем от нехватки кислорода, если бы, приглядевшись, не заметил, что темнота, его окружающая, не была абсолютной – в трех или четырех местах просачивались сквозь толщу тоненькие лучики света. Осознание того, что он не в глубине земли, придало силы – рванувшись вверх, к свету, он почувствовал вдруг, что темница его затрещала и чуть сдвинулась. Он яростно дернулся еще и еще, тараня лбом препятствие, рассекая кожу, ломая ногти… Яркий свет солнечного летнего дня больно ударил по глазам, когда он, наконец, вырвался из каменного плена. Он упал на колени, и его сразу стало выворачивать наизнанку, то ли от попавшей в горло земляной трухи, то ли от пережитого ужаса… Немного успокоившись, он встал, пошатываясь, на ноги и огляделся. Горка наваленных камней, из-под которых он выбрался, действительно напоминала могильный холмик. Но эти камни были также частью окружающего ландшафта – они были разбросаны повсюду. Каменистый склон какого-то невысокого плоскогорья, далеко внизу серая лента дороги… Как он сюда попал? Почему оказался в этой каменной могиле? Сколько времени пролежал? Почему он  полураздетый и босиком? Почему кружится голова и  все болит? Что с ним случилось? Вопросы,  кроме того, что остались без ответа, родили другой важный вопрос, от которого он сначала застыл, как вкопанный, а потом медленно опустился на землю. А он - кто? Но чем дольше он сидел на склоне горы, пытаясь вспомнить себя и события, приведшие к тому, что он оказался в могиле, тем больше понимал, что в голове его нет абсолютно никакой зацепки. Пустота. Вакуум. Чистый лист бумаги. Будто его жизнь началась вот только что, несколько минут назад. Будто он родился, выбравшись из этой могилы... Сумерки принесли прохладу. Бессмысленно было продолжать сидеть на склоне, обхватив себя руками и раскачиваясь, как маятник. Мысли от этого более упорядоченными не становились, память не возвращалась. Он встал, и хромая, побрел вниз. *** - Пошли вторые сутки с момента исчезновения уругвайского футболиста  из расположения сборной, прибывшей в Мехико для проведения товарищеского матча. Кроме самого факта исчезновения, никаких других официальных заявлений о ходе расследования или каких -либо версиях от полиции не поступало. Сообщений с требованием выкупа от родственников  также  не поступало. Нашим журналистам удалось заснять, как в районе отеля работают несколько групп полицейских с собаками. Также известно, что на оперативно-розыскные мероприятия выделены усиленные наряды  патрулей, которые работают во всех частях города. Мы будем держать наших зрителей в курсе и, по мере поступления новостей, освещать это чрезвычайное происшествие во всех подробностях. *** Дверь за спиной с неприятным металлическим лязгом  захлопнулась на магнитный замок, и он оказывается в помещении, которое до сего дня видел только по телевизору в боевиках или криминальных сериалах. В  комнате только стол и два стула, на стене - большое зеркало, и он невольно всматривается в самую его толщу, пытаясь увидеть людей по ту сторону, но видит лишь себя –   испуганный взгляд, напряженная фигура. Отражение ему не нравится и он пытается придать себе уверенности: откашливается, расправляет плечи и садится напротив детектива, сложив перед собой руки на столе. - Я не понимаю. Вы допрашиваете меня как свидетеля или подозреваемого? - Пусть вас не смущает обстановка, сеньор Суарес. Мы опрашиваем всех, кто видел Кавани в тот  вечер. Это большое количество людей, как вы понимаете. Но именно вы были последним, кто видел его… - Живым? Вы хотите сказать «живым»? - … Последним, кто видел и разговаривал с ним перед тем, как он вышел из отеля. Расскажите нам все, Луис. - О том вечере? - Начиная с утра вторника, с момента прибытия команды в аэропорт. Что делали. С кем встречались. О чем говорили. Все что касается контактов с Кавани – постарайтесь вспомнить особенно подробно. Луис тяжело задумался, спрятав лицо в ладони. Контакты… какие контакты, если им толком не удалось ни увидеться, ни поговорить. Прилетели в Мексику на товарняк каждый по отдельности – он из Мадрида,  Эди накануне из Монтевидео. Луис только перешагнул порог отеля, волоча за собой чемодан, как  сразу увидел его: тот стоял посередине холла и разговаривал с кем-то по телефону. Луис встал поодаль и принялся  гипнотизировать его взглядом, заставляя посмотреть в свою  сторону.  Это была своего рода негласная игра, правила которой ими  никогда не озвучивались -  перекинуть через разделяющее их  расстояние взгляд-мостик, и смотреть, смотреть, пока другой не отреагирует и не встретится с ним глазами. Эди затылком  почувствовал, что на него смотрят,  обернулся, широко заулыбался, не отрываясь от телефонного  разговора, приобнял его за плечи и кивнул в сторону лестницы: «Я тебе 25-ый занял, рядом со мной. Располагайся, я скоро»… И всё.  - Как он выглядел, когда говорил по телефону? Был испуган, раздражен, зол? - Нет! Абсолютно! Весёлый, улыбающийся… - Вы слышали разговор? - Нет… - Видели вы его ещё в тот день? - Нет. Больше я его не видел, - говорит Луис и холодеет от произнесенного им самим же фразы. - О чем тебя спрашивали? – встречает его вопросом Годин, едва Луис выходит из комнаты допроса. Остальные парни их команды тоже подтягиваются к ним, встают в кружок, положив руки на плечи друг друга, как перед стартовым свистком самого важного в жизни матча, внимательно слушают. Эмоции в эту минуту на всех одни – растерянность, непонимание, волнение. И вопросы, вопросы, вопросы… Следователь вызывает в кабинет следующего. А  Луис отходит в дальний угол помещения многолюдного полицейского участка. Ему надо побыть одному и собрать разбегающиеся мысли в кучу. Подумать. Повспоминать. Проанализировать. Луис даже мысленно не хочет использовать слово «последний», обозначая неудобное и страшное слово расплывчатым «ЭТО». Какая встреча была до ЭТОГО? Хотя встречей это назвать сложно, так, всего один телефонный разговор и одностороннее свидание по разные  стороны экрана. В последнее время у  Эди были проблемы в клубе, и все спортивные издания  кричали хором, что Кавани доигрывает в ПСЖ последние считанные матчи, буквально до ближайшего трансферного окна. Вообще-то, Луис был склонен мало верить скоропалительным выводам охочим до сенсаций спортивных журналистов, но не в этот раз. - Привет. - Привет. Голос в трубке сиплый и ужасно скрипучий. - Эй, амиго, что с тобой?...  - Просто сел голос. - А температура? - Почти нет. - Тренер знает о простуде? - Нет, конечно. И знать ему не обязательно. - Ну почему, Эди? - Он наигрывает другие связки и ему только дай повод посадить  на банку. Посадит надолго.  И Луис понимает, что это вовсе не конспирологические  домыслы друга, а так и будет на самом деле.   - Значит, бережет, - говорит он, пытаясь и такой расклад подать позитивно. Но Эд в ответ лишь невесело усмехается:  - Ну да. А Нея с заморозкой выпускает. Его не бережет. Больше они не созванивались, и Луис до последнего не знал, будет ли Эди в старте. А включив трансляцию матча Лиги 1, и увидев его в конце ряда приготовившихся к выходу игроков в полевой форме, порадовался. Хотя вскоре пожалел... Матч тот Эди провел далеко не блестяще, а, прямо сказать, ужасно  – ошибался, терял мяч, проигрывал борьбу, напрасно суетился и  гениально промазал в моменте, когда промахнуться было невозможно. Луис весь первый тайм смотрел на экран телевизора сквозь неотрывный фейспалм и ругал про себя  последними словами  и промозглую сырость осеннего Парижа, и амбициозного  коуча, и напористых, агрессивных лионцев, а более всего - самого невозможно упрямого и иногда так по-детски безрассудного Эди. Конечно, Тухель заменил его во втором тайме. Сидел потом закутанный и мрачный на скамейке и грел руки о стакан с чем-то горячим.  Ох, Эди, Эди… Где ты сейчас? *** Решение прятаться, вернее, остерегаться людей, оформилось сначала где-то в подсознании, закрепившись затем логическими выводами на основе имеющихся фактов: полуголый человек, хромающий и весь в крови, наверняка вызовет у людей подозрения. А полиция ему в его положении совсем ни к чему. Было что-то еще, обтекаемое и едва ощутимое, но что-то очень и очень важное, оно вертелось в мозгу  какими-то остаточными осколками информации -  фрагментами  картин, неясными, расплывчатыми образами, полуобрывками фраз….. После сотни бесплодных попыток вспомнить, он сдался на милость интуиции – пусть она его пока ведет, а там будет видно….И он двинулся в путь. Одежду – цветастую яркую рубашку и обувь он позаимствовал у юной  парочки. Их автомобиль стоял на обочине с открытой дверцей, а сами они, скинув одежду, расположились в тени дерева и страстно целовались. Его они даже не заметили. Уже темнело, когда он, еле ковыляя, подошел к какому-то придорожному строению. Преодоление каких-нибудь пары километров до этого места далось ему с огромным трудом - голова кружилась так, что небо и земля сливались в карусельной пляске, правая нога адски болела, словно ее прижгли каленым железом, а каждый вздох так остро отдавался в ребрах, что он старался дышать через раз… За большими ярко освещенными окнами сидело за столами с десяток жующих людей. Рядом с кафе стояли припаркованные машины. Одни подъезжали, другие уезжали. Он старался держаться в тени, ещё не зная как поступить – то ли  просить помощи, то ли угнать машину. Хотя второе вряд ли - ноги уже почти  не держали, он привалился спиной к дереву, чувствуя, что ясного сознания хватит лишь на несколько минут. Неподалеку, коротко  взвизгнув  сиреной, остановилась патрульная  машина. А когда  из нее вышли двое полицейских и, переговариваясь, направились в его сторону, его охватила такая волна панического ужаса, что перехватило дыхание. Сердце тяжело забухало в требовательном приказе: бежать, бежать, бежать… или хотя бы спрятаться где-нибудь хотя бы временно, хоть на пару минут, чтобы отстрочить… Что отстрочить? Мысль опять оборвалась в самом важном месте, но он уже знал как действовать: стараясь не выходить из тени, придвинулся ближе к припаркованному неподалеку пикапу, и отогнув с угла плохо закреплённый   тент, тяжело перевалился через борт. Полицейские прошли мимо, ничего не заметив, а он, едва оказавшись в укрытии, снова провалился в темноту. Надолго. *** Появились некоторые подробности в деле об исчезновении уругвайского футболиста Эдинсона Кавани. Как стало известно нашему каналу, футболист отпросился из расположения сборной на несколько часов, чтобы навестить проживающего в нашем городе  родственника со стороны отца по его просьбе. 78-летний Густаво Кавани очень ждал встречи со своим знаменитым внучатым племянником, но так и не дождался. Выйдя из отеля, Эдинсон сел в такси, но к месту встречи так и не явился. И сейчас, по истечении двух суток, о нем по-прежнему никаких вестей. *** - Что это? - Это я вас должен спросить – что это? – детектив Гарсино кивает на рассыпанную перед ним кучу банкнот, - эти деньги вы предложили нашему   сотруднику, который работал под прикрытием в районе моста  Шано, в обмен на любую  информацию о Кавани. И сколько вы ещё раздали денег разным людям в том районе? И главное – сколько из них вам что-то сообщили? Луис молчит, вперив взгляд в сложенные перед собой руки. Что сказать? Что он просто не мог бездеятельно сидеть на одном месте в томительном ожидании новостей? Что он должен был хоть что-то сделать от него зависящее, если уж  от полиции нет никакого толка… Или что он чувствовал потребность прошагать своими ногами и увидеть своими глазами тот путь, что прошел Эди в последний… он гонит от себя это слово…три дня назад?  - Заберите, - говорит детектив, кивая на кучу денег. Снимает очки, устало трет и так уже красные глаза. – Вы думаете, что мы ничего не делаем и от нас никакого толка. Это не так. Мы работаем над этим делом круглые сутки…Поверьте, если он в городе – мы найдем его. Сделаем все возможное, по-крайней мере. Луис молча  кивает и уходит. Проклятая дверь так сильно хлопает, закрывшись,  будто он нарочно толкнул ее со всей силы…  Время его пребывания в стране подошло к концу, команда улетела накануне, а он  задержался вместе с прибывшими в Мехико специально по такому экстраординарному случаю представителями футбольной федерации Уругвая. Они остаются, а Луису пора в Барселону. Обменявшись телефонами и попросив сообщать о любых, даже незначительных деталях в ходе расследования, он возвращается в Испанию. *** -  … Своего динозавра можешь наконец поставить на прикол. Нет, отец, я серьёзно. Ты влюбишься в этого зверя за десять  секунд, как только за руль сядешь. За окном может быть  снег или жара, да хоть  торнадо,  не важно…  Климат-контроль, и ты не почувствуешь непогоды за окном. Но главное – дизель!   И к тому же, он чистокровный японец! Не машина, а танк! Мы  сюда за тридцать часов с остановками  добрались…  потряхивает только на большой скорости, если пустой... хотя последние 300 миль даже и этого не замечал...   Да ты потом выйти из машины не захочешь, точно тебе говорю! Майкл Крайтон любил сына, очень хорошо относился к его жене, но когда, наконец, гости уехали, он вздохнул с облегчением – тишину и уединение он любил не меньше. Сейчас он закроет двери, приготовит нехитрый ужин, включит очередной выпуск  «Дальнобойщики снежных дорог», и  будет сидеть перед телевизором, пропустив рюмочку-другую бурбона, пока сон не сморит его, а завтра с утра займётся ремонтом своей старушки, которую Крис так непочтительно обозвал динозавром. Пусть молодежь сколь угодно нахваливает современные, с мощным двигателем и напичканные электроникой авто, но ему всё равно всегда будет  милее та, с которой он провел последние пару десятилетий. Просил же он Криса привезти пару запчастей, но сыну или некогда было возиться с поиском или просто забыл, что было вероятнее всего. А чтобы не оставлять отца совсем без колес, подогнал свою и торжественно вручил во временное пользование, на период его отьезда из страны. Оба – и Крис и Нора, преподнесли  презент так по-праздничному и важно, что Майкл не стал протестовать и спорить,  и хоть про себя  досадливо бурчал, но вслух сказал то, что Крис и хотел услышать – ладно, будь по-вашему. Сон не шел, и Майкл решил ещё раз глянуть на новую машину – поместится она в гараже или будет стоять под навесом, дожидаясь хозяина, потому что он ещё не решил для себя, будет ли  пользоваться подарком. Не настолько часто он совершал поездки – раз в неделю-две выбирался в город за покупками, по пути заезжая к старому приятелю, да раз в год приезжал на праздники к семье сына в Квебек. Каждый раз родственники заводили разговор о необходимости перебираться жить к ним, и каждый раз Майкл отказывался – он ещё вполне крепок для своего возраста и в состоянии обслуживать себя сам. Может быть, когда он окончательно превратится в старую развалину… но Майкл предпочитал об этом не думать. Всему свое время.. Он обошел пикап кругом. Неплотно пригнанное тентовое покрытие кузова задралось с одного угла,  он протянул руку, чтобы поправить его и вдруг услышал какие-то  невнятные звуки, идущие изнутри – то ли писк, то ли скулеж. «Чтоб вам пусто было!» - беззлобно ругнулся Майкл на вездесущих енотов. Нынче их развелось слишком много в их округе, они мельтешили везде, проскакивали прямом под ногами серо-бурыми полосатыми всполохами,  проникали в дом, где потом метались в поисках выхода, срывая занавески, роняя кастрюли…  «Кыш!» - Майкл хлопнул ладонью по борту, -  «Пошли вон, попрошайки хвостатые!»  и откинул тент. Он ожидал увидеть  зверька с каким  угодно выражением на наглой морде  – эти бестии были чертовски выразительны на эмоции  - от ехидства  и злости до умоляюще сложенных лапок.  Да даже если бы енот  заговорил по-человечески, он бы наверно удивился меньше… Но  увидев на дне багажника скрюченного в позе эмбриона человека, в испуге отпрянул. - Ну, дела!  Осторожно потыкал его в плечо – не окоченевший? Человек не шевельнулся, только простонал глухо и еле слышно, да ногти грязной руки заскребли пластик. Живой… - Ну, дела… - Майкл озадаченно почесал затылок, - как ты здесь оказался, парень? *** Черные спутанные волосы  и лицо перепачканы землёй и кровью… Подушка вмиг становится грязной. Может, надо было оставить его лежать на полу?  Человек хватает Майкла за рубашку, заставляя пригнуться ближе и говорит что-то на незнакомом языке, из которого Майкл не понимает ни слова, но интуитивно догадывается – это просьба о воде. Он пьет жадно, взахлёб, струйки воды грязными ручейками стекают по горлу и дальше под одежду. Опустошив одну кружку, он делает знак – ещё! И снова пьет, уже помедленнее… По виду парень латинос, черноволосый и темноглазый, а уж из какой страны, черт их разберёт… Хотя, что  непонятного: сын ехал  из Техаса, к нему в багажник забрался избитый кем-то,  возможно полицейскими, нелегальный мигрант в  попытке убежать из страны… А если он кого-то убил и спрятавшись таким образом, пересек границу? - Ну дела… - в который раз повторяет Майкл и в первый раз по-настоящему жалеет, что рядом нет людей. Он отшвырнул с досадой бесполезный мобильный телефон – опять нет сети! Придется самому ехать за помощью. Наверно, он говорит это вслух, потому что парень напрягается и мотает головой – не надо! - Послушай… как там тебя… Как тебя зовут? – мексиканец непонимающе смотрит на него тревожно расширенными глазами. Майкл тычет себя рукой в грудь, - Майкл. Я – Майкл. А ты? Как тебя зовут? - Uno vivo…  - А? - он наклоняется к его лицу ухом, -  что ты сказал?  Витто? – и говорит медленно и раздельно, как малолетнему ребенку, - послушай, Витто! Тебе нужна помощь. Я поеду за помощью. Тебе нужен врач... И полиция. Мексиканец   снова мотает головой и вдруг говорит -  на вполне понятном французском, хотя и с заметным акцентом: - Никого не надо… я сам… Майкл застывает на пороге.  - Так ты канадец? А я, старый дурак, нафантазировал… действительно, кхм… Но, все равно, я поехал за помощью. Таких проблем мне не надо. Я сорок лет закону служил, не хватало ещё, чтобы обвинили в укрывательстве… вдруг ты преступник… нет, сообщу, куда следует, пусть разбираются… А может и сам уйдет, когда вернусь, - последнее он говорит вполголоса себе под нос и добавляет, повернувшись к нему, - дверь будет открыта имей это ввиду, Витто. Шаги удаляются. Хлопает входная дверь. Снова наваливаются тишина и темнота. *** - Это не он. Луис облегченно выдыхает и искренне и горячо благодарит всевышнего, хотя никогда не считал себя особо набожным. Пусть это ужасно по отношению к лежащему на полке холодильника   искромсанному поездными колесами телу, ещё совсем недавно бывшему, судя по всему, молодым, полным сил, мужчиной… но он рад.  Рад, что не Эди. Рад, что не ТАК. - Ну вот зачем? – голос Лео на том конце прерывается помехами, но все равно в нем  понятно различимы  интонации укоризны, удивления. Упрека. - Что зачем? - Зачем ты согласился на это? Разве нет родственников? - Я был ближе, во-первых, а во-вторых… - А во-вторых? - Во-вторых… - Луис замолкает. Несказанное повисает в воздухе затянувшимся молчанием. - Во-вторых.. К счастью,  Лео не ждет объяснений, не задаёт лишних вопросов, не говорит ненужных слов, лишь короткое: - Ты в порядке? - Да... Уже в порядке. Или ещё в порядке? Или пока в порядке?… На самом деле, ни черта не в порядке. В голове -  сумятица, а  сердце будто  пилят ржавым напильником…  Хочется выпить чего-то крепкого, выпасть на время из этой кошмарной  реальности, переключить мысли на другое. Но не в одиночестве. И не с кем попало… Он смотрит на погасший экран телефона – собеседник уже отключился. Иногда  Лео так боится показаться навязчивым,  что со  стороны может показаться не самым чутким и общительным парнем на свете. Но Луис знает его не со стороны…  Задумчиво повертев телефон в руках, он нажимает на вызов. - Ты сильно занят сегодня? - Для тебя – нет. Старина Лео. Такой близкий, понятный, родной. С ним Луису хорошо. Только вот  без Эди – плохо. *** Он просыпается не от шума, не от боли и не от слепящего глаза солнца, от ощущения того, что сон в него больше не вмещается, так долго он спал. Прислушался  к звукам – тишина. Сполз с кровати, постанывая и хватаясь руками за спинку стула, за стол и дальше по стеночке. Дом был пуст. А где же тот старик, что собирался идти за помощью? Неужели приснился? Нет, старика он помнил отчётливо, да и развешенные на стене фотографии в рамках это подтверждали. На них седобородый хозяин дома позирует в вариациях с женщиной и двумя парням, семейное сходство всех четверых очевидно. Может, прошло недостаточно времени и скоро хозяин вернётся с полицией, как и обещал? Надо бы скрыться, но он не в состоянии к активным перемещениям, да и просто к перемещениям, оказывается, тоже. Путешествие в смежную с комнатой кухню отняло все силы, и совершив по дому круг медленной, шаркающей походкой на полусогнутых ногах, он опять прилёг на постель. *** Луис и не помнил наяву когда он последний раз спускался в метро. Но приснившийся сон принёс столько подробной информации, которую он  и при желании вряд ли откопал бы в своей голове. Четкие звуки, явственные запахи,  даже  мелкие детали в виде трещин и выбоин на  каменных плитах пола и дрожащая от сквозняка пыльная паутина - разве может сон быть таким подробным? Или настолько отчётливо отпечататься в памяти? - Эй! - голос его гулким эхом раскатывается от одной обшарпанной стены до противоположной и возвращается к нему тихим шелестом. Станция пустынна, но вдалеке слышно грохотание приближающегося поезда, и Луис чувствует, что обязательно должен войти в него. Он заходит в последний вагон, который также пуст, как и станция, как и другие вагоны, и даже машиниста нет на месте, он не видит, но каким-то образом чувствует это. Как и чувствует то, что у поезда какое-то своё очень важное предназначение. Поезд трогается, быстро набирая ход.  Луис подходит к дверям перехода в другой вагон и вдруг через грязное,  заляпанное ошметками рекламных обьявлений, стекло видит его: Эди сидит в следующем пустом вагоне на самом краешке сидения, с прямой, как доска спиной, смотрит в пол перед собой. А на сведенных вместе коленях лежит свёрток - связанные в узел его немногочисленные  вещи. Этот нищенский узелок на смиренных коленях почему-то поражает Луиса более всего. Он хочет открыть дверь, но она не поддается. Он толкает ее плечом, пинает ногой, стучит по стеклу кулаком, кричит его по имя... Эди наверно слышит что-то, он вертит головой по сторонам, даже мазнул по нему невидящим взглядом, но  так ничего не обнаружив, вновь замирает в неподвижной позе. Потом вагон, в котором находится Луис, останавливается на ярко освещенной станции, а поезд с Эди  продолжает двигаться и скрывается в темном тоннеле... Луис вынырнул из омута сна, и лежал некоторое время неподвижно, ощущая в горле сдавленный ком невыплаканных слез.  Вот что это было? Он умер? Ну уж нет, дудки! Это не похоже на Кавани. Тот, и умерев, явился бы в его сон единственно с целью потроллить: "Не умер, а перешёл на следующий уровень. А ты вот застрял в текстурах, дружочек". И сидел бы у его изоголовья в вальяжной позе нога на ногу… Чёрт возьми, Кавани! Посылай сигналы яснее! *** В следующий раз его разбудило чувство голода. Дом по-прежнему был пуст и тих. Он добрался до кухни уже знакомым маршрутом и подкрепился тем, что нашел в холодильнике. И сразу почувствовал себя бодрее. Настолько, что решил даже привести себя в порядок – немытое тело причиняло почти физический дискомфорт… Запотевшее от горячего пара зеркало не сразу привлекло его внимание. Стоя перед ним он бездумно, автоматическим жестом провел ладонью, оттирая его от влажных капель, а увидев свое отражение, надолго застыл, рассматривая. Правый глаз полностью закрыт огромной гематомой, нос  распух и, похоже, сломан, а к левой щеке узкими полосками пластыря приклеена уже побуревшая от крови салфетка  - в таком виде его и родная мама с трудом узнает.  Он сосредоточено рассматривал отражение, пытаясь представить каким было лицо до травм, но нет… Он не знал человека в зеркале. Ничего не сдвинулось в памяти. Чужое лицо, случайно   выхваченное из  толпы – разве будешь знать его, одного из миллионов? Это было очень странно… Но, может быть, пройдет время и он вспомнит? Надо просто хорошенько отдохнуть… День сменился ночью, ночь – днём и так ещё три раза, а старика всё не было. Неужели путь до людей занимал так много времени? Надо пройти перевал или переплыть озеро? Он вышел  на крыльцо. Дом стоял на возвышении, внизу справа и слева поодаль, среди густых крон деревьев виднелись крыши других домов. Значит, место куда он попал - не остров, не оазис в пустыне, а вполне себе цивилизация. Странно… *** Открывшаяся дверь впустила голоса и  на несколько секунд шелест дождя и громовые раскаты. Он открыл глаза и прислушался.  Напрягся, вцепившись в край постели, и на всякий случай  поднялся. В соседней комнате раздавались голоса и скрип пола  под тяжёлыми, грузными шагами. Вошедших было двое. Зашли, постояли, что-то сказали друг другу. Прошли в другую комнату. Поднялись наверх. Спустились. Шаги неторопливые и уверенные. Реплики перемежались  звуками чинимого обыска – хлопаньем открываемых и закрываемых шкафов, кухонных шкафчиков, ящиков комода…   Голоса приблизились к его комнате и стали различимы.  - Лопату захватил? - Мы закопаем его прямо во дворе? - А зачем далеко ходить… Ужас прошиб его холодным потом и на секунду парализовал –   его выследили!  Он метнулся в угол комнаты и забился в узкое пространство между шкафом и стеной, не намереваясь, впрочем, сдаваться без боя – схватил подвернувшуюся под руку стеклянную бутылку и приготовился использовать ее в качестве орудия, когда дело станет совсем плохо. Дверь открылась. Грузные шаги протопали на середину комнаты. - Здесь ничего нет. - Не думаю, чтобы он здесь это хранил… Мужчины  потоптались ещё немного, шумно повздыхали и наконец вышли из дома. А он долго ещё не выходил из своего угла, прислушиваясь к малейшему шороху и  сжимая в руке бутылку. *** - Эх, Плуто! Покойся с миром, друг. Теперь будешь охранять это место. - Пятнадцать лет… почтенный возраст для такой собаки… - Да… но я все равно думаю, что это не совпадение, что он умер сразу за папой. Хочется думать, во всяком случае. - Ты не передумал насчёт дома? - Крис, послушай совет старшего брата. Это место скоро не будет такой глухоманью, как прежде, помяни мне слово. Городок привлекает много туристов, и через два-четыре года мы продадим дом раза в два дороже. И ты получишь свою долю наследства процентов на пятьдесят больше. Имеет смысл подождать? - Ты прав, конечно. Подождем. Но мне жалко будет продавать его – родительский дом, и место такое хорошее… - Посмотрим… Время покажет…