в прошлом те, кого любишь, не умирают

сезон цветения вишни подходил к концу, выжав оставшиеся крохи тепла из почти бездыханной природы. завывания ветра напоминали боле плач безутешной вдовы, нежели тихую колыбель, и от этого одинокого, холодящего внутренности воя посреди замерзшего океана было негде искать спасения. джерар устало привалился спиной к массивной колонне райской башни и подставил лицо под колючие поцелуи стихии — врывающийся в зал шквалистый ветер приносил с собой противную морось, из-за которой мурашки то и дело сновали по коже. тьма, шлейфом волочащаяся за фернандесом и ластящаяся к нему всей своей неопределимой сущностью, медленно рассеивалась под тусклым сиянием звезд. в такие моменты джерар чувствовал себя почти свободным от многолетнего заточения в ловушке собственных стремлений и мечт, оказавшихся в конечном итоге возведенной в абсолют блажью. как будто он действительно мог просто бросить все и вновь оказаться в чужих согревающих объятиях посреди всполохов алого в полнящемся красками мире. в мрачной реальности джерара повисшие кусками свалявшейся ваты тучи спешно закрывали собой сияние мириадов огней на материи небосвода, а леденящий воздух пускал мороз по коже едва ощутимыми касаниями. в его ото всюду смердящей тьмой реальности тюрьму для своего же разума он сотворил теми же руками, которыми день ото дня накладывал чары и подписывал очередные бумажки в совете. подобными вечерами как никогда ощущалась давившая на плечи усталость — джерар, к сожалению, бесчувственным божеством пока не был, лишь посланником его воли. человеческая личина, запрятанная под тысячью масок одного и того же монстра, прорезалась день ото дня отчетливее, и самым главным ее проявлением был обжигающий металл в кармане плаща, явивший себя в этом мире оружием, страшнее тысячи клинков: медальоном ручной работы. серебро его надежно скрывало образ, маячивший на периферии сознания дольше, чем было отмерено звездам существовать. само появление безделушки казалось предзнаменованием проигрыша самому себе, и вести внутреннюю борьбу, где роли главного злодея и героя отводились одному лишь ему, становилось только невыносимее, и эти фантасмагории ломали куда сильнее, чем возможность провала всего плана, годами вынашиваемого. далекие воспоминания клубились над ним, возвышались непреодолимой стеной и пытались вновь, отчаянно и безуспешно, захватить власть над его рассудком, словно бы от опороченного грязью нутра можно было так легко избавиться и вернуться на праведный путь. монстр внутри голосом божества шептал, как просто уничтожить сводящие с ума картинки прошлого, ослепительно сверкающего в лучах так редко прижигающего своим каленым боком эти морские пустоши солнца. всего-то и требовалось уничтожить медальон, очистив сознание от мятежных мыслей, да вновь положить на алтарь самопожертвования останки никчемной жизни во имя достижения истинной свободы. сквозь пелену желания расплавить обжигающий металл в сплошную бесформенную массу фернандес понимал, что самого человека из сердца так же не вытравишь. джерар ощущал себя наполненным кубком, через края которого переливалась его же чернота. его существование иронично вращалось вокруг одной лишь эрзы. и она же его топила на дне этих сумбурных и неясных чувств, граничащих то ли с одержимостью, то ли с безумием. в его душе свету было не выжить, ему там и места не находилось, оттого болезненная нежность к скарлет превращалась в абсолютное зло. хотелось растоптать и сломать все ее стержни, раздавить так, чтобы не осталось и пылинки. изничтожить до последней капли крови. смерть стала бы самым главным его даром для нее за все прижизненные мучения, потому как истинная свобода —

в смерти.

и даже если бы джерар продолжил тонуть без ее света только сильнее, пусть. монстр всегда приносил в жертву все то, что было дорого человеку, дабы потом возродиться из пепла и вознестись к небу. будь то девушка, горячо любимая закатным солнцем, которым когда-то сам фернандес и был, или же тысяча людских жизней — кровавая дань должна быть отдана, а последние сомнения сожжены. из ладони мага в бездонную океаническую пропасть был сброшен медальон.