Тайное место

      Найти постоялый двор не составило труда… А вот заполучить в своё распоряжение комнату оказалось сложнее.       Опыта в подобных делах у Эммы не было, и когда хозяин, бойкий и молодой чернявый мужчина, назвал цену, она не торгуясь достала из кошеля три серебряные монеты.       — Что за черт! — Лицо трактирщика, только что любезное, исказила сердитая гримаса. — Что ж вы мне суёте!       — Три серебряника. Вы сами назвали цену.       Трактирщик с нарочитой брезгливостью коснулся одной из лежащих на стойке монет, протёр её засаленной тряпкой и поднёс к глазам. Поставил её на ребро и рассмотрел со всех сторон.       — Они фальшивые! Если зрение меня не подводит, этот профиль не принадлежит Её Величеству Габриэлле Милостивой. Да и её батюшку ничем не напоминает.       Она должна была бы испугаться, но поднявшийся откуда-то из глубины гнев смыл страх и усталость. Что-то подсказывало Эмме: мужчина врёт, разыгрывает представление, смысл которого ей пока не понятен.       — Вы могли бы заметить, что я прибыла издалека, — ответила она с неожиданной для себя самой надменностью, — а владения вашей милостивой правительницы не простираются до самых краёв земли.       — Очень познавательно, — оживился трактирщик и, навалившись на стойку, продолжил скороговоркой: — Будь у меня время, я бы непременно послушал эти ваши россказни. Только его у меня нет, и, милая девушка, я не меняла, нет, не меняла. — Его губы скривились в язвительной улыбке, «ядовитой» пришло на ум Эмме старое выражение, смысл которого она впервые поняла только сейчас: словами и улыбками бойкого трактирщика впору было отравиться. — Если вы думаете, что я тут, между бочкой пива и окороком, прячу весы и лупы, то нет, уж простите, не прячу, — продолжал он тараторить, — и вас, любезная, в первый раз в жизни вижу. Может быть, вы подсунули мне вовсе не серебро…       — Есть же способы проверить!       Их перепалка привлекла слишком много внимания, и публика, мирно ужинающая в обеденном зале, отставила в сторону свои миски и кружки, дожидаясь, чем закончится скандал. Эмма сглотнула: в Зачарованном Лесу фальшивомонетчиков казнили, вливая им в рот свинец. И хотя среди монет в её кошеле не было ни одной поддельной, в случае чего ей вряд ли удалось бы объяснить страже, чей именно профиль на них выбит.       — Тут не о чем разговаривать, — в тоне трактирщика неожиданно прорезалась торжественность. Ему бы в комедианты податься, а не пиво по кружкам разливать. — Расплатитесь со мной как положено, и дело с концом.       — Хорошо, — Эмма и не подозревала, что у неё в запасе столько терпения. — Может быть, вы сами подскажете мне способ, — проговорила она, подходя к стойке ближе. — Я тут впервые и ничего не знаю.       Кокетничать Эмму не учили. Это Александре приходилось заучивать многообещающие взгляды и трогательно-беспомощные гримаски. А Эмме было достаточно назвать себя, размеры её приданого впечатляли и придавали принцессе недостающее ей очарование. Сейчас этого козыря у Эммы не было, и она, как смогла, попыталась скопировать интонации подруги. Вышло довольно топорно, и, глядя на наглое лицо своего собеседника, Эмма поняла, что в роли милой девушки в беде она с треском провалилась.       — Пожалуйста, — добавила она в знак окончательной капитуляции.       Трактирщик взял её измором, но ведь вряд ли его целью было просто поиздеваться над незнакомкой. Ему было что-то нужно, вот она и ждала, когда он скажет что.       — У меня нет настолько точных весов, — начал он, — так что стоимость ваших кругляшек я определить не смогу. Да я уж сказал, что я не меняла и не ювелир, чтобы так сходу понять, серебро ли это… — что ж, теперь он говорил не обвиняюще, а почти сочувственно, и Эмма не прерывала его, пытаясь понять, к чему он клонит. — Но я видел у вас в кошеле и золотые монеты. Они выглядели, как золотые, — поправил себя он. — У меня на кухне есть уксус, и если госпожа позволит…       Эмма с трудом удержалась от возмущения. Она не так часто делала покупки, но всё-таки знала, что одна золотая монета стоила дюжину серебряных. Сейчас она была в другом королевстве и в другом мире, но вряд ли золото ценилось тут столь дёшево. Эмма могла бы ещё поспорить с обнаглевшим хозяином трактира или развернуться и пойти искать другой ночлег, не будь у неё забот поважнее. Бей. Она не должна подвести его… и Румпельштильцхена.       — Я заплачу золотой, — согласилась Эмма.       Иногда игру стоит прервать, не доводя до конца. Это тоже важное умение.       — Мы договорились на три монеты, госпожа, — улыбка на лице трактирщика стала шире.       — Вам не кажется, что это грабёж?       — Мне кажется, что это любезность.       — Один золотой, — Эмма выложила жёлтый блестящий кругляшок на стойку, и трактирщик накрыл его ладонью и со вздохом произнёс:       — Моя доброта всегда меня подводит.       — Зато подозрительность всегда начеку, — не удержалась Эмма от ответной шпильки и тут же за это поплатилась.        — Два, — с обманчивой мягкостью отозвался её собеседник. — Ни мне, ни вам.       Выделенная ей комната оказалось убогой чуть более, чем полностью, но это, пожалуй, было всё же лучше, чем спать на земле в лесу. Эмма не могла припомнить, когда она в последний раз чувствовала себя такой уставшей. Служанка подкрутила светильник, расстелила постель и сообщила Эмме, что «если госпожа пожелает, ужин и пиво могут принести наверх». Пить хотелось, но прежде всего Эмма не желала, чтобы эти люди продолжали вытягивать из неё деньги. Так что она дождалась, когда за девушкой закроется дверь, и тут же опустила защёлку. Конструкция держалась на одном гвозде, и, придирчиво осмотрев её, Эмма подперла дверь единственным стулом и лишь затем уселась на постель. Она с трудом удержалась от того, чтобы закрыть глаза и улечься прямо в одежде. Но она не могла себе позволить такую беспечность. Иначе как она сможет осуществить свой план и вытащить Бея из той дыры? Рука сама собой потянулась к спрятанному в одной из складок амазонки зеркальцу. Но нет, сейчас ей вряд ли что-то удастся в нём разглядеть, да и Бей, скорее всего, уже спит. Это стоило отложить до завтра. Как и проверку, на что способен этот её собственноручно созданный артефакт. Эмма встала, закрыла ставни и только тогда принялась за раздевание. Обычно она справлялась с ним сама, без помощи камеристок, разве что после очередного бала или приёма ей приходилось прибегать к их помощи, чтобы избавиться от корсета и многочисленных слоёв одежды. Но сейчас пальцы слушались её с трудом, и Эмма успела проклясть все эти маленькие пуговички, плотно нашитые от ворота до пояса. Плечо ужасно ныло, и она ничуть не удивилась, обнаружив на нём багровый кровподтёк… Надавила на него пальцем и поморщилась. Синяки для неё были не в новинку, принцессе не раз случалось падать с лошади, да и на фехтовании не обходилось без травм. Но на этот раз нянюшек и лекарей на подхвате не наблюдалось, и, чтобы на утро не стало ещё хуже, надо было что-то предпринять… Эмма порылась в сумке, среди заботливо рассованных по многочисленным кармашкам бутылькам, и, кажется, нашла нужный, аккуратно смазала кровоподтёк едкой мазью и сразу почувствовала жар в плече. (Печёт значит лечит, решила она самонадеянно.) Есть не хотелось, но её уже слегка потряхивало от слабости, поэтому, обтерев пальцы о нижнюю юбку, Эмма потянулась к мешочку с припасами и заставила себя разжевать один из сухариков — на языке он обернулся ароматной и ещё теплой сдобой.       Что ж, завтра всё решится. Эмма заранее надела на себя кулон, достала из сумки золотую нить и обмотала ею запястье. В эту ночь она могла не опасаться зверей, но люди тоже были угрозой. Лишь проверив, заперты ли ставни, она позволила себе лечь. Она была уверена, что уснёт, лишь только голова коснётся подушки, но беспокойство оказалось сильнее усталости, и Эмма ещё долго лежала без сна, то перебирая в уме события последних дней, то пытаясь предугадать, с чем ей придётся столкнуться завтра. ***       Решётку не поднимали ни во время завтрака, ни во время обеда… Ужина тюремным расписанием предусмотрено не было, так же, как и прогулок. За два дня Бейлфайер успел притерпеться к протухшей воде и уже не чувствовал смрада, царившего в подземелье. Он пытался свести более близкое знакомство с другими заключёнными, но, казалось, только зря тратил время. Вскоре после обеда Лоренцо сам подошёл к нему и осторожно тронул за плечо.       — Парень, — пробормотал он, склоняясь к его уху, — Бейлфайер, если ты действительно хочешь выбраться отсюда, лучше тебе держать свои планы в секрете.       — Ты же утверждал, что отсюда не выбраться, — возразил Бей с вызывом.       — Может быть, я лукавил, — Лоренцо вздохнул. — А может быть, парень, ты мне нравишься, и я не хочу, чтобы ты сгнил в холодной. В любом случае, рассказывая всем и каждому, своего не добьёшься.       — Из холодной-то и можно выбраться. Скажи-ка, тебя обыскивали, прежде чем туда отправить?       — Будут они руки пачкать.       — Тогда туда вполне можно пронести кошку.       Даже царивший в подземелье сумрак не оставлял сомнений: Лоренцо смотрел на него как на сумасшедшего. И Бейлфаер был готов оставить его при этом мнении, если бы не то обстоятельство, что в одиночку эта задача не решалась.       Кружки, которые они протягивали, чтобы получить свою порцию воды, были жестяными. Если взять две или три, отделить от них ручки, наточить и связать между собой крюки. Но кружка у Бейлфайера была всего одна, и так как точила здесь не было, то пресловутое место у стены очень бы пригодилось. А ещё нужна была прочная верёвка, или что-то, что могло бы её заменить.       Выслушав новый план, Лоренцо не стал в очередной раз сообщать Бейлфайеру, что у него ничего не получится, только нахмурился да сильнее вцепился в его плечо и после долгого молчания наконец выдал:       — Пол-то тоже каменный, к стене не обязательно пробираться. И, — отцепив откуда-то от пояса кружку, произнёс, — если она от твоего рукоприкладства протекать начнёт,  башку продырявлю. Ясно?       — Ясно, — отозвался Бейлфаер почти радостно. По крайней мере, у него появился союзник. И на этот раз он не назвал его план неосуществимым.       — Я бы на твоём месте так не радовался, — словно прочёл его мысли новоявленный товарищ. — И вообще бы мне не доверял. Вдруг я твою мазу заберу да без тебя дёру дам.       — В таком случае зачем тебе меня об этом предупреждать?       Вместо ответа Лоренцо мрачно хмыкнул и потянулся так, что захрустели кости, а лохмотья сбились, обнажая узловатые жилистые руки.