Swapped story

      Утро добрым не бывает.       Коротко о том, как прошел мой день до обеда: душ, завтрак, «веселая» поездка в школу с дядей Фальком, начало уроков, алгебра, география, история, обед. Вот отсюда и начинается веселье.       Все шло как обычно. Лесли, Рафаэль, я и Шарлотта выстояли длинную очередь за порцией в кафетерии. Это оказалось овощным рагу, пудингом и непонятным серым напитком. Рагу казалось уже пережёванным, от чего к нему сразу пропадал аппетит. Пудинг был вполне сносным, поэтому я его съела. А напиток хоть и выглядел странно, но на вкус был неплох. В любом случае, мне пришлось его выпить наполовину. Мы проговорили всю перемену. Рафаэль сказал, что Гидеон ему все рассказал и болтал обо мне весь вечер. Я прямо чувствовала, как пылали мои щеки, но в то же время я была счастлива узнать, что парни тоже так делают.        Следующим уроком была биология. Никогда не любила этот предмет, точнее, не любила учителя, который его вел. Ну очень скучно он объяснял, насколько я помню. Да и во Франции преподаватель был не лучше. Но Лесли сказала, что с этого года приходит новый учитель, что конечно не могло не радовать. В десятом классе ученики должны изучать этот предмет углубленно, вникая в большее количество деталей, типа химических реакций, биологических соединений и так далее, и хорошо, если учитель может это подать так, что будет интересно всем ученикам, а не только тем, кто будет связывать свою жизнь с этим.       Учитель действительно оказался классным. Он только закончил университет и находится с нами на одной волне. И, это важно, он преподносит материал интересно, урок идет не монологом учителя, а диалогом учителя и класса, так что мы сами вникаем в тему быстрее.       Еще должно пройти несколько уроков, и я отправлюсь в Темпл. Дядя что-то говорил о новом задании по пути в школу, но я не особо обращала внимание.

***

       Это конечно все замечательно, но мне не нравится. Мадам Россини одела меня в милый, в матросском стиле наряд, в котором я должна буду ходить на улице в 1912 году. Я думала, что на мне этот наряд будет смотреться также хорошо, как на манекене. Хотя, с моей удачей можно было ожидать того, что я буду выглядеть в нем максимально по-дурацки.        Итак, путешествие в лето 1912 года не предвещало беды. Опять же, я самый удачливый в мире человек, и все пошло по наклонной, сразу же с момента прибытия в то время.        Все началось с веселой поездки до Белгравии. Сидеть в тишине и слушать звуки прошлого — здорово. Сидеть в тишине, испытывать неловкость перед человеком, с которым ты вчера целовалась — не очень круто. Тем более когда он изредка бросает на тебя взгляды. — Что опять не так? — Все в порядке, принцесса. — Хватит меня так называть! — Не-е-е-еа, не перестану. Ты милая, когда злишься.       Я посмотрела на него взглядом полным подозрения и отвела взгляд. Но скоро снова спросила. — Нам надо достать кровь леди Тилни? — Ага, всего-то. Но мне до сих пор не по себе. Такое странное чувство, как будто нам нас ждет неприятный сюрприз. — Только не сглазь.       Он сглазил.       Сначала все было хорошо. Леди Тилни сама вышла к нам и вежливо поприветствовала. Потом она повела нас наверх со словами: — За чашкой чая любой разговор идет лучше.       Наверху был накрыт стол на троих. Подозрительно, не правда ли? Гидеон набрался храбрости и спросил: — Вы ждете кого-то еще, леди Тилни? — она промолчала, — поверьте, вы доверяете не тем людям, — грозно добавил Гидеон. — Вот и я тоже самое ей говорю, — произнес тихий мужской голос, и его обладатель вошел в комнату. — Ты доверяешь не тем людям. Рад вас видеть, — он растерялся. — Гвендолин, это ты? — Я позову Люси, — проговорила леди Тилни и ушла через боковую дверь. — Пол, — серьёзно сказала я. — Боже мой, ты уже такая взрослая, такая красивая. — Что поделать, прошло шестнадцать лет с последней нашей встречи. — Гвендолин, — на одном выдохе произнесла девушка, появившаяся рядом с Полом. Люси. — Так это вы украли хронограф, вы — Люси и Пол? — Так точно, Гидеон. Всегда думал, что ген пойдет по твоей линии. — Гвендолин, тебе Грейс рассказала правду, ну про то, что мы… — робко начала Люси. — Мне рассказал дядя Фальк. Он меня и воспитывал. Грейс не очень хотела детей. — Он промыл тебе мозги! Мой брат ничего не знает или не хочет знать! — выкрикнул Пол. — Я прекрасно знаю про ваши убеждения, меня ознакомили, однако, я не собираюсь вставать на вашу сторону в этой «борьбе» только потому что я ваша дочь. — Гвендолин… — Я сказала — нет. Я не собираюсь выслушивать весь этот бред! — А я бы послушал, — сказал Гидеон и, посмотрев на меня, добавил. — если ты не возражаешь.       И они начали говорить, причем только по делу, без лирических отступлений и ненужных примеров. Гидеон их внимательно слушал, а я смотрела на них и изучала. Дядя Фальк несколько раз показывал мне их изображения, но не видела их вживую. Я находила сходства между мной и ими. Черные волосы, как у Пола, голубые глаза, как у Люси. Когда она посматривала на меня, у нее образовывалась морщинка на лбу, у меня тоже такая появлялась, когда я о чём-то сильно задумывалась. А ее голос. Он был нежным, знакомым, также как и голос Пола, когда он обращался ко мне. Они мои родители, не могу же я так просто от них отказаться. Но они же отказались… — Тогда вы и сбежали в прошлое, так ведь? Почему не сбежали раньше, почему оставили ребёнка? — задавал вопросы Гидеон. — Потому что скоро начнется война, мы не хотели, чтобы наша дочь росла в таком жестоком мире, в эпоху войн. — Поэтому я росла без матери. Поэтому я провела свое детство за книгами и тренировками по фехтованию. Хорошо, что друзья хотя бы есть. — Гвендолин, — голос Люси надламывался, как будто она готова была заплакать, — мы любим тебя, несмотря ни на что… — Хватит! — я резко встала с дивана, — Я устала от вашей пустой болтовни! Гидеон, пошли, время на исходе, а нам еще до Темпла надо добраться! — Хорошо, пошли…       Выйдя на улицу, мы не обнаружили нашей повозки, поэтому мы пошли в церковь, священник которой был членом ложи графа. Оставалось еще примерно полчаса, когда мы пришли в церковь и спрятались в исповедальне. — Ну что же, дочь моя, готова покаяться в своих грехах? — спросил Гидеон через маленькое окошечко. — Только если ты покаешься в своих, сын мой, — засмеялась я. — Я уже говорил, что у тебя чудесная улыбка, принцесса — произнес он мягким голосом. — Да, кстати об этом… — Нет, не сейчас, сначала скажи, почему ты так взъелась на Пола и Люси? — Разве не очевидно? Они меня бросили. Они нарушили законы ложи, они преступники. Еще что-то? — Да, почему ты не хотела выслушать их мнение о графе? Всегда интересно знать другую версию, особенно, когда сам сомневаешься. — С чего ты решил, что я сомневаюсь? — Я прекрасно помню, что произошло в наш прошлый визит к нему. Он унизил тебя, хотя ты проявила себя с лучшей стороны. Ты его уважала, но не знала его. — Я не забыла об этом. Он просто старик в прошлом, в его время так и обращались с женщинами. Знаешь, у меня даже есть теория насчет того, о чем ты с ним говорил тогда. — Да? И каковы твои предположения? — Он приказал тебе влюбить меня в себя, поэтому ты себя так вел, поэтому ты меня поцеловал, на самом деле ты равнодушен ко мне, но управлять девушкой, особенно такой упрямой, как мог рассказать тебе дядя Фальк, да и ты сам убедиться на собственном опыте, как я легче, когда она в тебя влюблена, не правда ли Гидеон?       По ходу моего монолога я внимательно следила за его реакцией. С его лица схлынули все краски, и было ясно — я попала в яблочко. — Гидеон, все нормально, правда, — я протянула свою руку через окошко и провела ладонью по его щеке. — Тогда, что ты делаешь? — спросил он, находясь в небольшом шоке. — Ох, это остаточное… оно должно было быть в нашем «романе», но поскольку его не будет, неплохо было бы сделать это сейчас… — То есть, я тебе не нравлюсь, ты считаешь, что ты мне не нравишься, но все равно хочешь поцеловать меня? — он озорно выгнул бровь, как делал буквально вчера. — А я тебе нравлюсь? — я тоже выгнула бровь, не все же ему так делать. — О, если бы не нравилась, я бы не стал тебя целовать даже под дулом пистолета, — парень пододвинулся ближе. Я тоже подалась вперёд, так что наши носы почти соприкасались. — Моя теория провалилась? — Нет, он сказал мне так сделать, но, похоже, так сделала ты… — Кажется да…       И он накрыл своими губами мои. И снова пришло это чудесное чувство, когда внутри все бабочки взлетают, превращаясь в парящих птиц. Тепло от его губ разбегалось по всему телу электрическими волнами. Поцелуй казался чем-то правильным, нужным, необходимым как воздух. В нем было столько контрастов: неправильность по правилам ложи и необходимость по ощущениям; отрицание того, что кто-то может так целовать меня, и осознание, что он только что признался мне в любви. И это только малая доля того, что происходило в моей голове…       Ой, кажется, я теряю сознание…