***
Лишь на одном удалось настоять категорически, под угрозой по выздоровлении вернуться к альпинизму, совместить его с хардболом, прыжками со скал в специальных костюмах — вингсьютах и экстремальным дайвингом. На том, что без его, Александра, персонального разрешения, в его комнату никто не будет входить. Семеныч спас его, подтвердив, что от бронхита и нервного срыва данный пациент уж точно не помрет. За каким-то чертом при разборках неизменно присутствовал начальник СБ. Будто лечение сына хозяина входило в его прямую компетенцию. Когда речь зашла о нервном срыве, они с отцом как-то странно и очень нехорошо переглянулись. — Что? — окончательно психанул Александр. — Вы еще сюда Витальку пригласите, Катерину и Кристю! И Федоровича не забудьте. Нет у меня никакого срыва, да подите вы все на… После продолжительной нецензурной тирады он окончательно выдохся и замер, переводя дыхание. — Если я узнаю, что с Мастером что-то случилось, то буду думать, что этому поспособствовали вы! — поспешил добавить он. — С мастером? С садистом-шарлатоном! — взвился отец. — Я сам к нему пришел, сам! — Александр закашлялся, и врач поспешил выставить посетителей. — Выздоравливай, горе моё. Как доктор разрешит — готовься. К выносу мозга. Раз пороть тебя бессмысленно. — Папенька погладил непутевого сынулю по голове. — И успокойся, ничего я твоему садисту не сделаю. Пусть живет, сволочь… До следующего раза. Александр с трудом открыл уже порядком уставшие, вновь начинавшие гореть от температуры глаза и встретился с твердым взглядом отца. Ясно. Чо уж тут непонятного. Путь к Мастеру теперь закрыт. 37 Александр услал рыцаря купить новый телефон взамен разбитого и полез шариться по группам «Там». Но вскоре бросил это занятие: ситуация на фронте не радовала. Как Иван и сказал «пат» — позиционная война. То есть сидим в окопах. Но было кое-что настораживающее. Орки заметно активизировались в населенных пунктах у линии соприкосновения. Творили черное. Непонятно, правда, почему в этих селах до сих пор оставались женщины и дети, что мешало вывезти их в не столь далекую Россию. Что в разбитых хатах вообще можно делать? Без мужей, топлива, еды и денег. И они-то и становились легкой добычей. Прямо сюжет фантастического боевика о постапокалипсисе: детей забирают, чтобы воспитать их «правильно» в интернатах. О судьбе женщин читать так и вообще страшно. Александр почувствовал, что заводится. За последнее время их армия стерпела немало оплеух. Стерпит и такое? Что за хрень вообще творится? Почему подобные ситуации стали повторяться регулярно? Орки наглеют, наши сунули голову в задницу и молчат. Ну, супер. Он поспешно вышел из ВК, почистил историю посещений. Не хватало сейчас опять сорваться в депрессуху. Только-только стало немного легче. Но гештальт так и не был завершен. Денег по-прежнему взять неоткуда, перед носом маячит крайне соблазнительное предложение о съемках, а на полу возле кровати валяются учебники и распечатки. Пробовал приступить к учебе, но вновь начало морозить, потянуло в сон и пришлось спрятаться под одеяло. Вопрос с деньгами не решен — ничего не изменилось. А это означало, что какое-то время Александр продержится, а потом неминуемо опять начнет погружаться в прежнее состояние. Он не может дать Победе личное участие, он не может помочь материально. И эти мысли вновь начнут сводить с ума. Уже и готов бы согласиться на участие в съемках, но только в фантастическом сне. Ибо подставить отца немыслимо. Ведь он подставит и Катерину с ее нерожденным братом, и Витальку, и отца Кристины — политические игры неминуемо отразятся и на бизнесе. Надо срочно отвлечься учебой. А то только и делает, что спит, пьет таблетки, от которых тянет в сон, и вновь спит. Растение, блин. Александр с трудом сел, потянулся за учебником, но вдруг застыл, опершись локтем о колено. Мелькнула странная мысль. Он посмотрел на разложенные на тумбочке пластиковые пакетики с наборами таблеток: утро, обед, вечер. Док заявил, что раз пациент не желает, чтобы за ним бегали, то будь добр — не пропускай прием лекарств. Он вспомнил, как переглядывались отец, врач и начальник СБ, когда речь зашла о нервном срыве. Словно… Словно они ожидали что-то подобное. Александра пробрала дрожь. Он укутался в одеяло и взял один из пакетиков. Рассмотрел. Не подписаны таблеточки-то. Паранойя с радостью явила себя на свет божий: а не многовато ли препаратов для банальнейшего бронхита? Ну, допустим что-то из этого витамины, что-то антибиотик, возможно, жаропонижающее. Но… Что, придурок, допрыгался? Тебя, поди, всерьез решили лечить от этого самого «нервного срыва». Семенович — психиатр хренов. На все руки док — от переломов до шизофрении? Неужели и впрямь его пичкают транквилизаторами? Как понять? Спать хочется от болезни и температуры или от пилюль? Черт. Это у него паранойя разыгралась или есть основания и впрямь так думать? Почему ему не сказали: да, тебе нужно подлечить нервишки, вот попей то-то и то-то. Что за детский сад? Александр мужественно скинул с себя одеяло, но тут же закутался в теплый халат и поплелся в туалет. Высыпал из пакетика таблетки в унитаз, смыл. Дурацкий, конечно, поступок. Но он старательно удерживался от алкоголя, удержится и от транков. Мужик он или кто? А вот не надо за него принимать решения. Это его психика, ему с ней и жить. Он должен научиться справляться сам. И вообще, какого черта отец решил, что имеет право делать что-то без его согласия? Может, он, Александр, пережал с ролью изнеженного Эльфа? Или отец решил таким образом лечить его от пристрастия к мазохизму? Вполне может быть. По возрасту папенька ему чуть ли не в дедушки годится. А люди его поколения весьма сурово относятся ко всякого вида извращениям. Хорошо хоть Мастера обещал не трогать. Так. Не будем тешить паранойю голимой бездоказухой: нельзя точно сказать, есть ли в пакетиках транки. Но и пить мы это не будем. На всякий случай. Однако лечиться-то как-то надо. Александр рылся в подсумке-аптечке, разыскивая тот антибиотик, что так и не принял пару суток назад. Идиот. Если бы тогда он не махнул на свое состояние рукой, то, глядишь, и не заварилась бы вся эта дурацкая каша. Уже перекачался бы и занялся делом. Бизнесменам, даже начинающим и тупым, нельзя долго болеть! Нашел. Уф. А то уже испугался, что оставил пачку во второй квартире. Вход в нее был тщательно сокрыт в шкафу в «кладовке» — небольшой комнатке, заваленной всяким хламом и заставленной вешалками с одеждой и обувью. Ну, а как же. Эльф — большой модник. И вот было бы весьма печально, если бы пришлось пробираться туда — в любую минуту мог вернуться рыцарь. Он добрался до кухни, выпил сразу пару таблеток. Горькие ужас. И все еще морозит. Спрятал пачку в карман халата — чтобы не попалась на глаза кому не следует. Зажег газовые конфорки — хоть немного подогреть казавшийся ледяным воздух. Протянул над огнем озябшие пальцы и в отражении на стеклянной дверце шкафчика увидел свою физиономию. О, синяк! — Он коснулся пальцами скулы. Где это он так? В прихожей? Когда падал? А мог и на шикарный носик приземлиться ведь. Попортил бы красоту переломом. Впредь наука — не играть в опасные игрушки со здоровьем. Устало опустился на стул возле плиты, осторожно прислонился спиной к батарее. Черт, еще больно. Так. Надо выпить кофе, принять душ и садиться за уроки. Хватит болеть. Жаль, что парацетамол сожрал весь, а рыцаря купить не попросишь — тут же заложит начальнику, а тот нажалуется папочке. Вот же ж умники, а? Как какую мелочь отследить — так куда ни нахрен — супершпиёны! Бдят денно и нощно. А его участие в боевых действиях до сих пор не засекли. Три года прошло, как он водит СБ за нос. Двойственная ситуация. Его иной раз так и подмывало подойти к отцу и сказать: гони ты ко всем чертям своего начальника СБ! Если уж он меня прохлопал, то где гарантия, что не прошляпит что-то куда более опасное? Александр вновь встал, грея руки. А ведь на отца раньше бывали покушения, и не одно. Когда рылся — искал информацию об отце, то натыкался на упоминания о двух из них в прессе. Последнее было лет семь назад. А потом все стихло. Почему? Стал настолько недосягаем? Изменились времена? Или покушения продолжаются, но только журналюги о них ни слова? Он уже не раз обдумывал всё это. И каждый раз додумывался до того, что если бы сейчас на его отца было совершено удачное (ох, не дай бог) покушение, то… То косвенно виноват был бы в том и сам Александр: ведь он знал, что начальник СБ — лох, каких поискать. Но молчал. Как и всегда по коже прошел мороз. Ведь, как ни крути, а это настоящее предательство. «Ласковый» сын знает, что отцу вполне может грозить нешуточная опасность — с такой-то службой безопасности! И молчит. Потому что меж двух огней: ребята, дело всей жизни и отец, а теперь еще и Катерина с ее нерожденным ребенком. Сложно. Но теперь, когда путь на фронт закрыт, когда уже принял окончательное решение, стоит ли продолжать играть в молчанку? Не пора ли честно рассказать отцу, каков на самом деле его «ласковый» сын? И что будет? Александр так и не согрелся. Щелкнул кнопкой чайника, газ выключать не стал, лишь приоткрыл окно — проветрить. Очень хотелось курить, но не стоит. Будет кашлять, от этого еще сильнее разболится голова. А надо топать за уроки. Сейчас попьет горяченького и пойдет бороться со сном и циферками. Он вновь прикоснулся, потом медленно приник спиной к приятно горячей батарее, привычно сунул руки под мышки, вытянул ноги на табуретку. Мысли опять вернули его к проблеме с СБ. Да думал уже, думал не раз и не два. Сломал все мозги: что, если отец все знает, но по каким-то причинам молчит? Что, если лох не Валентинович, а как раз он, Александр? Может ли за безопасность чиновника такого ранга, как отец, отвечать идиот? Кто он, этот Вячеслав Валентинович? Бывший военный? Как вообще становятся начальниками СБ? Конечно, они с мужиками приложили огромное количество сил, создавая Эльфа, продумывая прикрытие для его частых отлучек, но все же, все же. Они ведь далеко не профи в шпионских играх. Так знает отец или нет? Нет ответа. Послышался звук открывающейся двери. О, охрана явилась. Щас изобразим дедовщину — загоним рыцаря сварить кофе покрепче, а то сам Александр как бы не перевернул на себя турку. Но в прихожей народу явно больше, чем один. Кого еще принес черт? — Кристина Андреевна! Александр Сергеевич категорически против, чтобы его тревожили. Закрывает дверь спальни изнутри. — Ну хорошо. Где тут у вас кухня? Надо поставить это в холодильник. — Сюда, пожалуйста. Александр утопил лоб в фейспалме: вот только Кристины ему не хватало! Ну не в образе он сейчас. Просто нет сил с ней нянькаться. Она привыкла к образу утонченного Эльфа, а он пока больше похож на недоошпаренную курицу. Синюю. Ага. Как редчайшие особи на пустых прилавках в магазинах времен девяностых. Видел как-то фотки. Он опустил ноги и с трудом выпрямился. Провел пальцами по гриве, загребая челку назад. Хотя… Чего уж там. Эльфом это его не сделает, а невестушка все равно сейчас будет охать и ахать. — О… Привет! Тебе уже лучше? А меня вчера к тебе не пустили. Такие строгие. А ты не отвечаешь. Я уж решила, что ты совсем умираешь. И всю ночь набиралась храбрости, чтобы взять эту цитадель приступом! «В горе и радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии…». Рядом должна быть жена, а не только охрана! Разве нет? Она поставила на стол сумку — явно с едой. А он, оказывается, соскучился. Губы сами собой растянулись в улыбке. Кристина принесла с собой так и не выпутавшееся с тех лесных пор солнце. В волосах, в улыбке, в интонациях. — Есть хочется. Я сегодня забила на школу, мы с няней сварили бульон, и я сразу сюда. Ты хурму любишь? Нам с югов родственники нянюшкины передали. Она щебетала, перемещаясь по кухне туда-сюда. Отдала охраннику пальто — очередное произведение своего портновского искусства. Из сумки явился фартук, обнял тонкую талию. Кристина принялась мыть огромную оранжевую хурму — он такую и впрямь раньше видел только на родине, в благословенном жарком крае детства. Рыцарь тихонько положил коробку с телефоном на стол и тут же исчез. — Или тебе пока не хочется? Я, когда болею, первые дни не могу есть. Но я тебе оставлю. Обязательно! Он с трудом поздоровался, ошеломленный таким напором. — Привет… Иди сюда. Она вытерла ладони о фартук, подошла, наклонилась, улыбаясь. — Не, целоваться с больным не будем. Дай руку… Он прижался губами к влажной теплой ладони, потом положил ее себе на лоб. — Хорошо… Кристя — ты солнышко. Они замерли, словно обратившись в зыбкую скульптуру, сваянную из тумана. Будто поймали мгновение, длящееся вечность. — Я поем и за уроки. Если не возражаешь… — ожила Кристина. — Это очень эгоистично с моей стороны? Ты же позовешь меня, а не бодигарда, если тебе что-то понадобится? Да? — Рыцаря. Отец зовет их «рыцари», — очнулся Александр. — Да, конечно. В гостиной есть стол. Я уж думал, ты тут будешь трагедии разводить на пустом месте. — Ты про синяк или вообще? А я тоже запираюсь, когда болею. Ненавижу, чтобы вокруг меня кудахтали. Мне кажется, я в одиночестве быстрее выздоравливаю. Но, с другой стороны, совсем одной тоже тоскливо. Так тебе налить бульон? Горячий! Сам не заметил, как съел и полтарелки бульона, и выпил откуда-то взявшуюся мяту, откусил нереально оранжевый в серой столичной хмурости кусок солнца от хурмы. Забыл и про кофе, и про новый телефон. Вспомнил лишь, когда оказался в постели с учебником в руке и распечатками под боком. — Ты точно намерен сейчас с учебой возиться? У тебя глаза слипаются. О, новый телефон? А тот? Разбил? Там же где и синяк получил? Нашлась и на героя управа? И кто посмел? Александр наконец-то согрелся, укрытый сверху по одеялу еще и халатом. — Не входи, пожалуйста, пока я сам не выйду из комнаты. Пообещай. А то мне придется вставать и запирать дверь. Я параноик. Привыкай. Особенно, если тебе покажется, что я тебя зову. — Обещаю. — Кристя… я тебя люблю… Глаза закрылись, учебник хлопнулся на плечо. В сон тянуло с неодолимой силой. Но когда Кристина вышла из комнаты, Александр диким усилием воли разодрал глаза, поднялся и все-таки запер дверь. 38 — Поехали. Александр вывалился из гардеробной, прислонился плечом к двери, застегивая рубашку. Маниакально. До подбородка. Не хотелось, чтобы невестушка увидела следы от порки. Мастер, видимо, не часто работал с тяжелой плетью — наградил парой захлестов, тянувшихся от шеи к груди. Кристина вздрогнула и выронила карандаш. Обернулась, потерла виски, словно приходя в себя от долгого сна. — Поехали. — И полезла за карандашом под стол. О, как. А где же вопрос «Куда?» и истерика: «Тебе надо лежать!»? Очаровательная поп… хм… очаровательные бедра… хм… все-таки очаровательная попка выползла, пятясь, обратно. Рука одернула юбку, и вскоре карандаш, будто сам собой, вернулся к работе и быстро забегал из стороны в сторону, похоже, что-то закрашивая. — Сейчас, минутку. — Кристина села, вновь повернулась спиной и выпала из реальности. Александр тоже. Выпал. После маменькиных заполошных истеричных «Как? Куда? Ты что!!!» по любому поводу поведение ненаглядной казалось даже обидным. Он же больной! Можно сказать, при смерти! Как она так может вообще? Впрочем, он такое уже видел и не раз. Но то были увлеченная чтением мама, одной рукой держащая книжку, а другой помешивающая кашу, и Лицедей, ваявший — Гы! — очередной садистский фичок по Гарри Поттеру. Оторвать маму от чтения было в принципе невозможно. В отличие от друга. Если запустить в него кружкой. Тогда, может быть, минут через пять — при повторном обстреле, он придет в себя и принесет несчастному больному воды. Ну… ладно. Так, значит, так. Надо пока напрячь рыцаря собрать пожитки и вытащить остатки еды из холодильника. Александр стойко пережил приступ желания дать охраннику по башке, пока тот скрупулезно докладывал о странном желании хозяйского сыночка переться черти куда на ночь глядя. — Вроде нет, — рыцарь изучающе посмотрел на Александра. — Вы ему лоб сами потрогайте. Он мне сейчас точно руку оторвет. — Нет у меня жара! Я в трезвой памяти. И уме. Пока еще, — Александр резко придвинулся к рыцарю и рявкнул в его телефон. — Куда хочу, туда и еду. Не маленький. Хорош со мной нянькаться! Валентинович, я обещаю быть паинькой. Отзовите рыцаря. Имею я право на личную жизнь? На пороге явилась с затуманенными очами Кристина, обгрызающая кончик карандаша. Узрев рыцаря, выносящего собранные сумки, она наконец вернулась из астрала. — Тьфу! — Она выплюнула отгрызенную стерку. — Домой? Здорово! Там за тобой Катерина присмотрит. Она классная. Заботливая, как моя няня. А из меня жалельщик никакой. Но могу накормить, помыть и заболтать до смерти. Александр покачал головой: — Едем в нашу квартиру. Я звонил маменьке пару часов назад. Пока доберемся — там наведут порядок. Правда, в тамошних хоромах пустовато, но это дело поправимое. Кристина замялась: — Идея так себе, если честно. Но если очень хочешь — поехали. Ты вообще до лифта сам дойдешь? — она потянулась к его лбу. Он не возражал. Её ручка скользнула по лицу, пальчики пробежали по щетине. Она вздрогнула и отдернула руку. — Колется? — Александр почесал подбородок. — Приедем — побреюсь. Кристина молча пялилась на него, будто увидев впервые. — Что? Ну, вот, да… Болею. Небритый. В туалет хожу, как простой смертный. Иногда у меня даже пучит живот! Так что думай, с кем связалась. Никакой утонченности, как видишь. А еще я параноик. — Это я заметила, — Кристина вновь провела рукой по щеке, едва касаясь щетины кончиками пальцев. — Ты — параноик. Ты запер дверь. Опасался, что я услышу, как ты… Хи-хи! Как у тебя во сне пучит живот? Тут Александр даже немного смутился. Нахалка! — А ты, значит, первым делом пошла проверять. Хотя я просил не входить? — Конечно! Ты просил не входить. О «не заглядывать» речи не шло. Александр вздохнул. Кристина перестала улыбаться и напряженно смотрела на него: — На самом деле я не пыталась войти. Просто услыхала ключ в замке. — Она покусала нижнюю губу. — Ты прости, я не знаю, как это: жить с мужчиной. Какие правила? Так и надо: запираться друг от друга? Или это только когда болеем? Ох. Была бы шапка царская, высокая, утянул бы ее горстью на лицо, как Иоанн Грозный в незабвенной комедии. Вместо фейспалма. Но оставалось только погладить невесту по безвольно упавшей вниз руке. Кристина потыкала карандашом в воздух, будто ставя точки над «i». — Это всё в первый раз: щетина, дверь, лохматый больной ты. Я никогда не трогала щетину. Вообще небритых мужиков вблизи не видела. Только брата. Он подступил ближе, провел указательным пальцем по ее запястью, перебрался на тыльную сторону ладони. Она расширенными глазами следила за его невесомым путешествием — к ноготку на указательном пальце. — Поможешь мне одеться? Александр опустился на все ту же тумбочку в прихожей, поймал пальчик в плен. Поднес ко рту, не отрывая взгляда от порозовевшего лица невесты. Локтем задел выключатель, любопытные лампочки почти все погасли. Кристина, похоже, перестала дышать. Карандаш выпал из стиснувшей затем край юбки руки, беззвучно затерялся внизу. Но некогда проводить его взглядом. Глаза в глаза. Не отвести. Полумрак, очертания обворожительного лица размываются. Или это начинает кружиться голова? Она, зараза, опять болит. И сильно. Но сейчас не до нее. Александр разлепил губы, коснулся кончиком языка самого краешка ноготка… Чуть дальше. Добрался до подушечки. И вот уже чуть подрагивающий пальчик взят в плен, сильнее обласкан языком. Прохладный. Сладкий. Моя конфетка. Она, завороженная, качнулась вперед, переступила, сжимая коленки, с силой натягивая юбку. Глубоко вздохнула, будто и впрямь не дышала все это время. Очнулась. Захлопала ресницами. Выдернула палец изо рта, словно коснулась кипятка. Или острых волчьих клыков. Отпрянула. — И зачем это? Ты больной? Вот и болей. Нечего сбивать меня с учебного настроения. О чем я теперь буду думать, а? Как, по-твоему? Всех микробов слизал. — Не-а. Я взамен своих оставил. Куда более злых. — Александр поёрзал. Усмотрел, куда скользнул и тут же сбежал, как от огня, взгляд уже совершенно раскрасневшейся невесты. — Они… очень злые… — Так! — Кристина в мгновение ока сдернула с вешалки его куртку и накинула ему на голову. — Раз у тебя злые микробы не все силы выпили, значит, сможешь одеться. Умирающий. — Погибаю… От любви! — Он начал надевать куртку довольно шустро, но невольно замедлил движения — в рубцах от плети проснулась боль. Локоть опять проехался по выключателю. Свет ударил в начинавшие гореть от вновь поднимавшейся температуры глаза. Больной, блин. Вчера еще трупом валялся. А сегодня уже природа намекает, что секс — дело святое. Кристина сузила глаза, глядя куда-то в район шеи. Оглянулась по сторонам. Стукнула кулачком по второму выключателю. Вспыхнул яркий верхний свет. Чуть наклонилась, оттянула ворот рубахи и отшатнулась: — Это… Это что? Александр выругался про себя: остроглазая невестушка явно углядела самый краешек следа от плетки, выглядывавший из-под воротника. Черт. Знал же о ее рисовальщицких особенностях. Надо было сразу укупориться в водолазку, бестолочь. Или на худой конец замотать шею шарфом. Он непроизвольно запахнул куртку. — Так ты меня поэтому в спальню не пускаешь? Ты был у этой твоей садистки? У Николь? Она тебя так отлупила? И синяк на лице тоже ее рук дело? Она отступила на шаг, другой, уперлась спиной в стену, посмотрела с гадливостью: — И ты её вот этим своим языком? Тоже? Её передернуло. — Тебе так хочется боли, мазохист? Просто секс тебя не устраивает? Она резко шагнула вперед и размахнулась. Александр покорно подставил щеку. Прилетело как раз по синяку. Ох… нежная ручка! Аж в ушах зазвенело. Он повернул голову, поднимая подбородок выше, подставляя другую щеку. — Это ты опять играешь? Наслаждаешься? Ты и впрямь больной? На всю голову? Да? — Ты продолжай. Не стесняйся. Ты меня всё равно сейчас не услышишь. — Он серьёзно смотрел ей прямо в лицо, не отводя взгляд. — Тебе надо выплеснуть обиду. Давай. — Он чуть подался вперед. Она опустила руку. Стиснула кулачки на груди крест-накрест. Отошла на цыпочках к двери, ведущей на кухню, от греха подальше. Постояла, глядя странно, будто у него на лбу вырос третий глаз. Потом вдруг резко отворила дверь и буквально заскочила на кухню, будто за ней гнались. Александр устало откинулся на стену, все еще сидя на тумбочке. Потом отстранился и рывком вернулся, с силой впечатал наиболее пострадавшее от порки место. Больно. Очень. Потом еще раз. В груди что-то не иначе сдвинулось. Он закашлялся. И никак не мог остановиться. Поднялся, опираясь на стену, словно пощечина невесты выбила все силы. Надо бы на кухню. Выпить воды. Нет. Туда не пойдем. Там Кристина. Как бы не навернула чем потяжелее. Пойдем в ванную. Заодно умоемся и подумаем, что со всем этим делать. 39 Надо идти, как-то объясняться с Кристиной. Но что сказать? То есть, что соврать? И потом запомнить, что именно сочинил. Сложно. Мозги не хотят в этом участвовать. Они желают спать. Выпить таблеточек, горячей мяты, пососать лимон с сахаром. И баиньки. Мозги замерзли. Им не до того, чтобы вспоминать, в какой роли сейчас их хозяин: Нокия, Эльф, Мазохист, Больной, Лжец. Или Христос? Ну а что? Ударили по правой — подставь левую. Ситуация такая. Ничего не поделаешь. Он знал, что существуют мужики, способные в ответ двинуть истерящую бабу. К ним он относился с гадливостью. Примерно так же, как Кристина к мысли о том, что он спит с Николь. Если уж довел ситуацию до точки кипения, то либо отыграй «Ой, ну всё!» — сваливай и жди, пока она успокоится, либо терпи. Лида? Ведь он, будем честны, издевался над ней. Некоторые юнцы вполне могли бы принять это за руководство к действию. Хм. В памяти вновь всплыли пылающие нездоровым огнем расширенные глаза Лиды. Она тогда приложила максимум усилий, чтобы выломать ему руку. А ведь он просил пощады. И это заводило ее сильнее. Возможно, стоило «Ой, ну все!» и затем потребовать у отца Кристи, чтобы тот уволил садистку. Страшно было думать, что в доме невесты живет змея. Но Александр поступил так, как поступил. В его жизни до этого как-то не встречались подобные дамочки. Да. Но оправдывает ли его вот это «не встречались»? Чем он отличается от тех уродов, что бьют баб? На войне начала съезжать крыша? Александр хмыкнул, заметив, что сидит на краю ванны и пытает кран на раковине: то включает, то выключает воду. Очнулся. Идиотские рассуждения какие-то подкинула температурка. Там невеста в кухне рыдает, наверное. Если не сбежала. А его переклинило рассуждать о перевоспитании ебнутой на всю голову девки. Был бы на месте Лиды мужик — отхватил бы знатно и все. Без сомнений. А к бабам индивидуальный подход нужен, понимаешь. Но одно Александр понял: думать о своем поступке он будет еще. И не раз. Мучение на долгие месяцы, если не дольше. Зацепило это его. Почему-то. Да что уж там. Он точно знал, почему. Потому что нарушил один из основных законов детства: девочек обижать нельзя. Они — будущие матери. Его дед-коммунист уж точно не гордился бы внуком за подобное. Надо вставать, нести повинную голову Кристине. Может, она уже успокоилась. А он так и не придумал, что сказать в оправдание. Что за жизнь, а? Дверь запирает — боится проболтаться во время бреда. Из своей холостяцкой квартирки выгоняет — боится тоже. Того, что сунет невестушка носик свой куда не надо. Да и рыцарей лучше держать отсюда подальше. Надо, блин, сразу было приказать отвезти себя в «гнёздышко», а не сюда. Он приподнялся, но опять сел — вдруг накатила слабость. Вытащил из кармана джинсов блистер с антибиотиком. Задумался: вроде, ел уже сегодня. Сколько раз надо принимать? Лишнее глотать не хочется. Не. Не стоит. Погуглит сперва. Вновь закашлялся. Бронхит — одна из любимых болячек. Не раз болел в детстве, да и потом. Кашлять ему еще с неделю точно. Снайпер, блин. Это было проблемкой, да. Пару раз приходилось пропускать вылазки. Заметил, что хитрит. Думает то о Лиде, то о кашле. О чем угодно. Тянет время, чтобы не предстать перед заплаканными очами невесты. Из-за него женщины еще не рыдали. Кроме той девчонки, что весь спектакль подсказывала ему слова. А потом высказала все, что о нем думает. Было стыдно. Он, не удосужившись нормально подготовиться, испортил ее первое выступление в крупной роли. Так. Он резко встал. Сейчас докашляет и пойдет сдаваться. В дверь поскреблись. Еще раз. Потом постучали. Кристина или рыцарь такой деликатный? — Входи… — приступ не дал договорить. Кристина. Поднял руку в предупреждающем жесте: щас, мол, погоди. Склонился над раковиной, сплюнул. Выпил воды и умылся. Она протянула ему полотенце. — Прости. Ты болен. А я веду себя, как свинья. Хотя ты — тоже свин. Но это меня не оправдывает. Он вновь сел, притянул к себе невесту. Уткнулся в ее живот, сминая полотенце и платье. Еще немного покашлял. Она постучала кулачком между лопатками: — Мне такой массаж делали — помогает отхаркивать. Угу. Он стиснул зубы от боли — кулачок пришелся по рубцам. Но кашель прошел. Отличное средство — массаж! Отстранился: — Кристи. Я с ней не спал. Больше нет. Мы расстались. И меня вполне устраивает… — Александр Сергеевич! — донесся из коридора голос рыцаря. — Мы едем? Или отмена приказа? Мне подождать в машине? Или нужно еще что-то забрать? — Едем. Топай в машину. Кристина ринулась к раковине. Спешно умылась. Лицо и впрямь заплакано. Теперь уже он вытирал ее полотенцем. Как маленькую. — Ты… прости меня. Няня говорит, что я должна учиться держать себя в руках. Она права. Просто… было обидно так. В машине оба сели на заднее сиденье. Кристина молчала, смотрела в окно. Иногда колола его взглядами, все так же напоминавшими сосновые иглы. Он уже научился различать несколько видов зелени. «Светофор» — полное обалдение или испуг. «Сосновые иглы» — сомневается — не дать ли суженому по башке еще разок. «Изумрудные лучики» — на это сегодня, наверное, надеяться не стоит. — У тебя такая бедная квартирка. Как в новостях показывают. Или в сериалах про нормальных людей. Я была несколько раз на девичниках у девчонок. Положение обязывает. Там — дворцы Барби в разных вариантах: от розовой жути до черно-белой. Я думала, что и у тебя тут… — Дворец Кена? — Александр обрадовался, что к Кристине возвращается хорошее настроение. А вполне могла бы дичиться всю дорогу. С нее станется. Она умеет и болтать, и молчать. Второе в ее исполнении — пипец. Чувствуешь себя полным придурком. Хоть и осознаешь, что не полный. Так… процентов на девяносто только. — Ну да. Какие-нибудь там аквариумы во всю стену. Не говоря уж о плазме миллионов за семь и суперджакузи. Отец всегда был резко против подобного. Игорь с ним ссорился. Говорил, на кой черт тогда нужны деньги, если ими не наслаждаться? — Кристи. Если тебе захочется аквариум, плазму и дом Барби — вперед. Но в моем логове все останется как есть. Меня устраивает. Минимум пылесборников — минимум уборки. Я — жуткий лентяй на эту тему, но мне еще и тут слуг не хватало для полного счастья. — Ты все равно будешь приезжать сюда? Даже если мы будем жить вместе? Мальчишники-сабантуйчики? Александр хрипло засмеялся: — О, Кристи, да ты тиран! Сперва отвадила меня от любовницы. Теперь лишишь последних радостей холостяцкого бытия? Поверь, через пару недель ты сама заявишь, что хочешь от меня отдохнуть. Кристина опять скользнула взглядом по наглухо застегнутой куртке и серому, крупной вязки, шарфу поверх. Покосилась на рыцаря за рулем. Помолчала, поджав губки и изогнув бровь. Не сможет промолчать. Спросит. Ох, ну ладно. — Кристи. Нельзя быть вирусом. Она, уже приоткрыв ротик, чуть не подавилась воздухом: — Кхе… Это как это? — Не захватывай все пространство. Оставь что-то и для моих тараканов-микробов. Я тебе не собираюсь врать. В моей жизни любовниц больше не будет. Но то, что у меня на шее, — это совершенно другое. Пусть это останется мне. Кристина отвернулась к окну. Долго смотрела в проплывающие огни. Он осторожно откинулся назад. Попросил рыцаря включить отопление сильнее. Начало морозить. — Жарко! — Кристина заизвивалась, стягивая с себя верхнюю одежду. — Потяни за рукав! Она укутала его, как ребенка, своим пахнущим чем-то приятным пальто. — Ну, говори уж, — ворчливо разрешил он. — Все равно ведь спросишь. — Я… Я наивная. Романтичная. Начиталась романов, да. Ты сказал, что любишь меня. Но я знаю, что это ты так… Любовь настоящая проверятся годами. Десятилетиями. В болезни и здравии. Так пишут в книгах. — Да. Пишут. И несомненно правы. — Болела голова, вновь закрутило суставы, но Александр не стал избегать разговора. — Но ведь начинается с симпатии. С влюбленности. Ты — чудо, Кристи. Я бы хотел прожить с тобой всю жизнь. — А я вот не знаю. Честно. Я сейчас обижаю тебя. И понимаю это. Но мои желания-хотения не имеют значения, так? Я буду играть по правилам: не изменять, воспитывать детей, когда они у нас появятся, что там еще… Что положено делать хорошей жене? Она подтянула сползшее с плеча Александра пальто, прижалась в нему, обняла, стараясь согреть. Потрогала лоб. — Температура. Мне стоит замолчать. Он отвернул голову, закашлявшись. Потом потерся щетиной о нежную щечку. Кристина пискнула, отодвигаясь. — Заколю до смерти. Говори уже. Переживу. — Это договор. Понимаешь? Договор! Я делаю то-то. Ты — то-то. Не нарушаем. Но где же здесь любовь? Я думала, что те, кто любят, должны доверять друг другу. Как это… «Открывать сердца»! А у тебя уже от меня тайны. — А ты — вирус, — хмыкнул он. — Давай подпишем договор. Такой: «Когда мы будем много лет женаты, я расскажу тебе…» — «…о том, зачем я держу эту женщину в своем доме». Я читала эту книгу. Это «Джейн Эйр». Она стала для меня библией. То есть у тебя такая страшная тайна, что ты не можешь мне поведать о ней сейчас, нужно обязательно дождаться, пока это что-то выплывет в самый неподходящий момент? Я ни в коем случае не настаиваю. Но ведь речь сейчас о любви. Мы хотим вырастить ее? Да? — Да, — Александр положил руку невесты себе на лоб. Пальто опять сползло. Кристина подтянула его, подоткнула рукав между плечом и спинкой кресла. — Какая любовь без доверия? Что же такого страшного ты скрываешь? Во, упорная девка, а? Загоняет в угол. Психолог! Это почище допроса с пристрастием. Не то чтобы Александр подвергался допросу. Бог пока миловал. 40 — Ты читала «Крестный отец», автор Марио Пьюзо? — Ох, начинала читать. Там интересно — не оторваться! Но потом пошла такая жесть, что мне аж ночью приснилось, как у меня в постели оказывается отрубленная голова лошади. Вся постель в крови, я тоже… Уф-ф-ф… я потом спать до утра не могла. Няня меня отпаивала валерьянкой, а папа как-то так очень жестко усмехнулся и сказал «глупо быть такой впечатлительной в нашем мире». Ну, он прав, конечно. «Ну да, растим из дочки сына. Жаль, её нельзя заставить отжиматься за излишнюю эмоциональность, да, Андрей?» — в который уже раз не сказал Александр. Похоже, он привыкает говорить сам с собой. Счет к отцу Кристины рос. Надо спускать это дело на тормозах. Негоже бить тестю морду, если температура достигнет критической отметки. — Так что там с «Крестным отцом»? — Кристина героически боролась с уползавшим пальто. Они стояли на стоянке возле супермаркета — Александр загнал рыцаря прикупить чаю-кофе-к чаю. Опасался, что кроме сверкающей ледяным стерильным блеском утвари, на кухне ничего не окажется. — И купите три постельных комплекта и полотенца, пожалуйста, — хозяйственно сказала Кристя. — Я так поняла, что это может понадобиться. — Пацан, шевелись давай. Я не собираюсь сидеть тут вечно. Прошляешься больше, чем полчаса, — уеду без тебя. Живо. Пошел. А то я помню, как ты телефон покупал — чуть не полдня. — Ну это вы со зла, Александр Сергеевич, — обиженно протянул бодигард. Кристина неодобрительно покосилась на жениха, но смолчала. Рыцарь оставил включенным двигатель и демонстративной рысцой — высоко поднимая колени — побежал к входу. Ничо, ничо. Надо их хоть иногда строить. Раз толку от них больше никакого. Охрана, блин. — Есть в той книге потрясающий разговор Майкла с его невестой. Тот момент, когда он просит ее выйти за него. — И? И что? Чем потрясает этот разговор? — Ну, я бы хотел, чтобы ты прочла эту сцену. Но чтобы её понять, нужно прочесть книгу полностью. А там реально жесть. Если это все так на тебя действует, то не надо такое читать. Проехали. Я попытаюсь объяснить сам. Кристина застыла, словно изваяние. В химическом свечении фонарей на стоянке ее лицо казалось то высеченным из мрамора, то вызывало ассоциации с далекими галактиками — словно до невесты были тысячи световых лет. Не докричаться, никакая связь не пробьет сумасшедшее расстояние. Александр попросил подать бутылочку с водой — очень захотелось пить. Кристина шевельнулась, сходство с прекрасной инопланетянкой из чуждой цивилизации исчезло. Он принялся жадно пить. Ох, какие глупости вызывает к жизни болезнь. Так и до бреда недалеко. Надо быстрее добраться домой, запереться в комнате и расслабиться, заснуть. — Я прочту обязательно. — Кристина взяла у него бутылку. — Я… — она замялась, помолчала, но потом все же решилась: — Я… если тебе без этого никак… Я готова. — К чему готова? — не понял он. — Прочесть стекло? Не читай. Книга умная и сильная, но можно прожить и без нее. Бог с ним, с Пьюзо. — Нет. Я не о книге. — Она стиснула кулачки на груди, явно готовясь сказать что-то важное. Что-то, мучившее ее. — Я долго думала о твоих… сексуальных пристрастиях. Если ты и вправду мазохист, то я готова делать… ну… это… Хотя это для меня так дико, что я умом понимаю — ну бывает, видимо, и такое, что ж. Но реально не представляю, как это я специально бью человека. — Хм… — Александр, не удержавшись, выразительно потер щеку, на которую пришлась пощечина. Кристина вдруг задрала рукав платья и… укусила себя за руку. За ту, которая нанесла удар. Слезы брызнули у нее из глаз, но она только сильнее вцепилась в предплечье. — Ох, ты ж бля… — не сдержался Александр. — Ну такое я еще не видел… Прекрати! — он скинул пальто и потянулся к ней. — Ну, ты чего… Хватит, пожалуйста… — он обнял ее, стал покрывать лицо и руку поцелуями. Наконец она разжала зубы. — Бли-и-ин… — потрясенно протянул он. На руке красовались четкие глубокие отпечатки. — Ни себе хрена… Он подскочил, потянулся за торчащими в замке зажигания ключами, выскочил из машины и вскоре вернулся, вытащив из багажника аптечку. — Сейчас, сейчас… Где же… а, вот! Он нашел гипотермический пакет. Но Кристина спрятала руку за спину и всхлипнула: — Нет! Пусть останется. Я должна себя наказать. Я несдержанная, я такая дрянь. Я не должна тебя бить. Никого не должна. Пусть болит! — Так. Руку. Быстро. А то я тебя сейчас сам укушу, дурочку. — Александр потянулся к ней, поцеловал в соленые от слез губы, мягко потянул за локоть. — Давай-давай. Солнышко, моя радость… Ну иди сюда… Ты все перепутала… вампиры должны кусать других людей, а не себя… Кровососик ты мой ненаглядный… От последнего эпитета Кристина зашлась смехом сквозь слезы и ослабила бдительность. Александру удалось вытащить и плотно зажать руку. Чтобы не вздумала драться, кусаться или чего там еще. Приложил пакет. Принялся гладить и успокаивать. — Почему в-вампирша? — Кристина икнула. Он свободной рукой подал ей бутылку с водой. — Да фильм такой был, там про то, как вампиры в бейсбол играли. Круто играли, мощно! Давно был, ты, может, и не видела. Там они тоже кусались вечно. Но себя точно не грызли. — Ч-что? — Кристина зачем-то подула на гипотермик и расхохоталась уже куда ближе к истерике: — Это все, что ты понял из такого шикарного фильма, как «Сумерки»? Как они в бейсбол играли?! Да это же фильм о любви! Ах ты, бездушное существо! Я, вообще, если хочешь знать, фанат Калленов! Александр озадаченно почесал в затылке: — Да я разве спорю? Конечно, о любви. Но они реально круто за мячом гонялись, я несколько раз пересматривал. Думал — вот бы мне такие способности. И по деревьям этот вампир, который в Гарри Поттере снимался, круто лазил! Я бы тоже так хотел с тобой — раз, тебя на спину, и по крышам! Посмотрели бы на город сверху. — М-да… — Кристина начала успокаиваться. — Никогда бы не подумала, что мужики видят совершенно не то, что хотел показать режиссер! — Да почему не то? Зачем же тогда было вставлять бейсбол и лазание по деревьям? — Да при чем тут вообще твой бейсбол? Там главное любовь! Любовь, понимаешь? Бездушное ты неромантическое существо! Вечная любовь. Навсегда. Такой не может быть у нас. — Ну да, мы ж не вампиры, не живем вечно. — Нет! Не поэтому! — Кристина воинственно потрясла пакетиком и с чувством шлепнула его обратно на след от укуса. Невестушку удалось отвлечь от одних переживаний, так она, кажется, теперь лезла в другие. Александр изобразил предельное внимание, незаметно придерживая гипотермик, чтобы он лежал точно на ранке. — А потому, что за столько лет — за вечность! — они узнали друг о друге всё-всё. У них нет тайн друг от друга. Они приняли друг друга такими, какие они есть. Это главное, понимаешь? Нужно быть искренними друг с другом. И тогда… Невестушка нехило насмотрелась этих сказочек. Александр вздохнул. — А когда ты обнаружишь, что я далеко не тот прекрасный кусака, то есть вампир, то что? Любовь на том и всё? А до старости еще жить и жить. Не, милая. Позволь мне все же не показывать тебе свои отвратительные стороны хоть до поры до времени. — Ты меня совсем не понимаешь. — Кристина печально хлюпнула носом. — Но я больше не буду тебя бить. Ты прости меня. Простишь? — Меня… — Александр взял ее пострадавшую руку, осмотрел, осторожно поцеловал холодную кожу рядом. — Меня можешь лупить сколько угодно. Я сам тебе разрешил, помнишь? Но только меня. Хорошо? И если ты захочешь после этого себя наказать, то обращайся ко мне, я тебя лучше сам укушу. Ок? Только зубы продезинфицирую. Кристина захохотала так, что подошедший к машине рыцарь замер, не решаясь потревожить бурное веселье. — Ты невозможен! — Рыцарь, садись! Поехали уже. Холодно! Только аптечку и покупки кинь в багажник. — Александр протянул ему ключи.***
Отзвонилась маменька, сказала, что в «гнёздышке» уже навели порядок. Встревожено поинтересовалась, как себя чувствует ненаглядный пасынок, не надо ли чего подвезти, не надо ли вызвать врача, не надо ли приготовить чего-то вкусненького, что милый сыночек пожелает, не надо ли… — Ма! Спасибо! Огромное! Как надо что будет, позвоню тебе первой. Ок? — И отключился. — Ты Катю мамой называешь? — удивилась Кристя. Вылезла из машины, оглянулась. — Ох, красота! Я тут ни разу не была. Где это мы? — В одной станции метро от твоих курсов шитья. Да, Катя — «маменька». Если достанет, то «ма». Пойдем, а то я замерз. Страшно из-под твоего пальто вылезать. — Александр Сергеевич! — Рыцарь выскочил из машины и спешно скинул с себя куртку. — Возьмите! Александр удивился: всем бодигардам немало доставалось от его скверного характера. Вечно он им мстил за их никчемность. В упор не понимал, нахрена такая охрана вообще нужна? А этого любителя ябедничать начальнику шпынял особенно. И увидеть человеческое отношение было странно. Еще более диким было то, что рыцари всегда относились к нему с каким-то не то чтобы трепетом, а непонятным уважением, что ли… Не было этого почти неощутимого, но устойчивого гадкого флёра «хозяйский сынок, терпим, што поделать». И именно поэтому он иной раз сдерживался, чтобы не наговорить гадостей или не настучать кому-нибудь из них по башке. — Фэнкс! — Не стал отказываться, закутался. Трясло вновь. Блин, ну до чего ж надоело, а! Сколько можно болеть? Лифт вознес их в не столь уж и заоблачные выси. То есть на третий этаж. Александр, стыдно признаться, тупо боялся жить высоко с теми, кого, в случае чего, не сможет спасти от, не дай бог, пожара. Так сильно на него подействовали в детстве кадры видеосъёмки горящих Башен-близнецов Нью-Йорка. Сам — пожалуйста. Он выберется. Обязательно. Но если он опять не сможет спасти близких — ему не жить. — Иди сюда, женушка! — Александр повесил куртку на плечо нагруженного сумками рыцаря и подхватил Кристину на руки. Сей акт дался тяжело, но он изо всех сил делал вид, что всё пучком. Не стоило портить болезнью прекрасный обычай. — С новосельем, милая! Он перешагнул порог гулких в своей пустоте двухуровневых апартаментов, снабженных пока лишь минимумом мебели. — Владей! Мной и своим королевством!