***
Сюжет взяли предельно жесткий, но стандартный — допрос. Давным-давно, когда вовсю бушевали гормоны и подросток Александр жутко стыдился своих странных пристрастий, его нехило завела сценка из «Бесславных ублюдков» кровавого гения Тарантино. Потом его разумом завладела красавица актриса Николь Кидман, а фантазии перестали быть столь жестокими, но сейчас этот сценарий всплыл в памяти сам собой. Мастер — Александру казалось святотатством называть его Иваном — пока был на высоте и держал роль отменно. Загородный дом-студия. До соседей — кричи и кричи. В большой комнате минимум оборудования. Каждая деталь настраивает на Игру. Даже обязательный разогрев включен в спектакль и как нельзя более соответствует роли Эльфа — именно таким и предстал перед ним Александр. Ну, а кем еще? Нокией? Не. Только бы не соскочить с одной роли на другую, точнее — не выдать в себе Нокию в погоне за спейсом. Аж самому стало интересно — пройти по грани. Вряд ли именно об этом говорила Николь. Но это определение тому, что он собирался сделать, подходило идеально. Двойственность ситуации взбудоражила нервы до предела. Хотя в самом потаенном омуте души сидел крошечный вреднющий чертик. Там ребята, понимаешь, позавчера снайпера орков сумели-таки завалить, а ты тут, мягко говоря, ***ней страдаешь, сам себя в руки взять не можешь, лезешь в лапы к проходимцу. И вообще по тебе психушка плачет. Вот паршивец, а? И прав ведь. — Давай, щенок, еще десятку. Еще, я сказал! — сержант поставил ногу на спину салаги и придавливал к земле каждый раз, как тот, рыча от напряжения, заставлял разгибаться уставшие руки. — Не удалось откосить от армии, сынок? — удар ногой в живот. — Пресс качать надо, салага! Качаем. Руки за голову, колени согнуть! Еще двадцать! — Гусиным шагом отсюда и до обеда! Не опускать руки, слабак! Знаешь, что делают в плену с такими красавчиками, как ты? Воевать, говоришь, собрался? А вот этого говорить не стоило, но откуда ж Мастеру знать о недавней стычке с Лидой. Александр внутренне поржал и принялся усердно выполнять команды садиста-сержанта, возненавидевшего очередного благополучного богатенького папенькиного сынка, свалившегося ему на голову. Но вот окончен разогрев, и мокрый от пота пленник прикован у столба, а в комнату для допросов входит перевоплотившийся мастер — элегантный утонченный офицер, уставший после долгого дня и раздраженный тем, что его вызвали под вечер. С кем тут работать? С этим? Да эта изнеженная шваль сломается через десять минут! Но пленный упорен. Подход сменяется подходом, удары кнута все тяжелее, а ангелочек еще не назвал даже имя и должность командира. Пот льет рекой уже с обоих участников, верхняя часть спины пленника не то чтобы в лохмотья, но следы будут рассасываться долго. Александра трясет, но спейс не спешит уносить его в космические дали. Мастер прерывает сеанс, выходит из комнаты и возвращается в белом халате. Освобождает руки, помогает лечь на кушетку в углу, укрывает простынкой и теплым одеялом, поит водой. Нащупывает и считает пульс. — У тебя поднялась температура. Такое бывает. Но я бы рекомендовал на этот раз закончить сессию. Ты — выносливый, но по сути ванильный мальчик, хотя держишься прекрасно. Работать с тобой — чистое удовольствие. Давно такое чудо не встречал. Но сегодня не стоит продолжать. Встретимся еще раз. — Нет. Нехрен меня жалеть. Ты сказал, что не работаешь с сопляками. Так покажи, на что способен. — Тебе не удастся меня спровоцировать. Я профессионал. Я продолжу при условии, что прекращу Игру, если замечу свал в сабдроп. — Не дождешься, господин офицер. Давай пытай. И вот пленный вновь у столба. И все же доигрались оба. После кульминации наступила столь желанная разрядка, едва не перешедшая в истерику, а после нее пленный неожиданно для себя самого свалился в банальный обморок. Виноват в том, конечно, был прежде всего сам Александр. Он нарушил одну из основных заповедей — заболел — надо отложить Игру, а не подставлять партнера. Но хорош был и «профессионал», раз пошел на поводу у клиента, которого видел в первый раз. Впрочем, даже обморок сыграл на руку — ну, бывает такое с изнеженными, избалованными, переволновавшимися мальчиками. Нокиа лишь на пару минут выглянул из глубин доведенной до предела психики — поорал, поматерился, выплакал все, что накопилось за последний месяц, но так и не сказал ни слова. Имя и должность командира? А вот хрен тебе, сволочь. Но, как бы то ни было, Игра вышла великолепной. Мастер и впрямь оказался на высоте. Хотя сам он так не считал. — Не надо скорую. — Александр пришел в себя от запаха нашатыря. — Это из-за простуды. Я приперся не очень здоровым. Прости засранца. Я подставил тебя. Помоги добраться до душа. Говорить получалось совсем уж коротенькими фразочками. Тошнило, сильно кружилась голова. Если бы не Иван, Александр свалился бы еще раз, когда исполосованной спины коснулись струйки воды. — Ты — первый мой серьезный провал за много лет. Иван ловко обмыл норовившего свалиться клиента, осторожно вытер, усадил на стул, заставил опереться локтями о спинку и приложил холод. — Крепкий орешек. Интересно, что за проблемы могут быть у такого благополучного мальчика? Ты так и не раскололся. Обычно при кульминации выкладывают все, как на духу. Ты этого не сделал. Получается, что мы не достигли полного результата. У тебя остались зажимы. Надо понять, что я сделал не так. Это — серьезный удар по моей репутации. — Господи, да какие там проблемы! — Александр постепенно почувствовал себя крепче, усмехнулся: — Папенька за учебу усадил. Я в жизни столько не учился. Вот крыша и поехала. — Надо было поорать: не хочу учиться, а хочу жениться? Так уже. — Шутишь. Хорошо. Ты и впрямь крепкий орешек. Другой бы уже кинулся меня обвинять во всех смертных, а ты успокаиваешь. Голос Ивана был задумчивым. Александру это не понравилось категорически. Зато он понял, о чем говорила Николь. К такому Мастеру и впрямь можно прикипеть душой. Не его вина, что вряд ли его клиентами хоть раз были те, у кого маска наростала коростой под свист пуль и грохот арты. Не его вина, что ситуация «плен» — то, что каждый в душе проигрывал не раз, понимая, что должен сделать все, чтобы в нее не попасть. — Ну что ты, какие там претензии. Просто мама с детства меня приучала, что мужик не должен жаловаться и ныть. Так что сегодня я перевыполнил программу! Иван убрал пакеты с гипотермиком и невесело усмехнулся: — Да уж. Век живи — век учись. Александр чуть не выпалил «ок, будя», но лишь проказливо улыбнулся, чтобы не показать, что чувствует себя все же весьма не очень. — Давай помогу одеться, напою чаем и отвезу домой. Хотя за рулем гелендвагена как-то еще ни разу сидеть не доводилось. Крутая тачка, — голос смягчился. Александр внимательно посмотрел в лицо Ивана — приятные черты, годам к сорока подбирается. Скорее всего, дамы и впрямь от него без ума. Окончательно исчез неприятный осадок, оставленный «сопляком». Такому как Мастер и впрямь было бы скучно работать с новичком. — Не надо, спасибо. Не подумай только, что я тебе не доверяю свою игрушку. Мне далеко переться, а ты выложился конкретно и перенервничал. Отдыхай. Меня заберут. Подай телефон. Да, и есть парацетамол? Голова болит. 34 (Глава, которой нет) Запястья блондинчика стянуты над головой грубой верёвкой. Тело украшают капли пота и немногочисленные ссадины от ударов тяжёлым ботинком. Бетонные мрачные стены. В центре — прямоугольная колонна с торчащими из неё кольцами для фиксации. К ним и прикован полуобнажённый красавец. Большое металлическое корыто, наполненное водой с кусками льда. Их нужно будет приложить к особо пострадавшим местам, чтобы следы рассосались как можно быстрее. Стол, на котором обычно разложены девайсы для порки. Но сегодня там лишь один — тяжёлая плеть. Мастер входит в комнату. Уверенный шаг гулким эхом отражается от стен, лицо не выражает никаких эмоций. Скучно. Он видел такое не раз и знал наперёд, что будет дальше. Эта смазливая мордашка через пару ударов скорчится в невыносимой муке, слезы градом потекут по щекам, а голос сорвётся на крик. Вот и вся сессия, получите — распишитесь. Для этой покрытой золотистым загаром, изнеженной массажами с лучшими эфирными маслами спины куда больше подошёл бы невинный флоггер в тонких женских руках. Но этот упорный идиот все-таки настоял на однохвостке, да ещё и с тяжёлым наконечником. Ещё и эта дурацкая игра в Офицера и Пленника! Мегаидиотский вариант, наименее подходящий для работы с этим клиентом. Если бы ты, смазливая мордашка, попал в плен, тебя бы за пять минут заставили выдать любой шифр, а за десять — родную мать продать, ей-богу. Ни единым отголоском недовольство не проявляется на лице Мастера. Он встаёт позади Эльфа (Эльф — уссаться можно!) так, чтобы тот не мог видеть ни фигуры экзекутора, ни замаха, и наносит первый удар. Одной кистью, легко — так, чтобы блондинчик не упал в обморок от первого же удара, но изнеженная кожа всё равно реагирует тут же проступающей красной полосой. — Ты ведь понимаешь, что я выбью из тебя этот грёбаный шифр, чего бы мне это ни стоило? Говори, мразь, пока я не разорвал кожу на твоей спине на лоскуты! — И новый удар, на сей раз с чуть более сильным замахом и протяжкой. Такие удары оставляют чувство острого жжения. Клиентам часто кажется, что кожа действительно вспорота плетью. Но нет. Это лишь еще одна красная полоса под углом к первой. Что, щенок, готов уже слезы лить?***
Александр попытался вывернуть голову, чтобы увидеть, во что сейчас одет Мастер, но тот зашел со спины. Веревка впилась в запястья, не давая сдвинуться дальше. Впрочем, злобный тон вполне настраивает на роль. Игра началась. Удар, затем ещё один. Больно, но вполне терпимо. Что, Мастер, полагаешь, у нас впереди много времени? То есть не Мастер, а Господин Офицер. Черт. Не сбиваться с роли. Александр в досаде, что никак не может отделить личность Мастера от его роли, приложился лбом к бетонной колонне. Как следует приложился. Стукнулся до боли. Помогло. — Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Какой, нахуй, шифр? Ваши люди что-то перепутали. Я — солдат, а не банкир!***
Даже голос не дрогнул. Ишь, не так-то прост щенок оказался. У иного и от этого уже ноги подкосились бы, а этот не шелохнулся даже. Ну что ж, в таком случае… — Шутить вздумал, остряк хренов? Очередной удар, на сей раз замах идёт уже не кистью, а от локтя. Правая нога выносится вперёд, чтобы усилить удар. Левой получается жёстче, оставляя куда более яркий след. Приятный звук соприкосновения плети с кожей будоражит нервы. — Ты же не настолько тупой, чтобы думать, что мы тут банкиров коллекционируем? Кончай клоунаду, я знаю, что ты владеешь этим ёбаным шифром, говори, пока я не изуродовал твоё ангельское личико! — Всей пятернёй в волосы, рывок назад, пристальный ледяной взгляд в наивные голубенькие глазки с длинными девчоночьими ресницами. В голосе оттенки лёгкого сожаления и усталости: «Нахрена вы, папенькины сынки, вообще лезете в Тему? Ну надо расслабиться, бывает. Трахнул бы девчонку какую, тебе бы любая дала, вангую! Так нет же, экзотических ощущений захотелось гавнюку». Разжимает пальцы, медленно, словно лаская, освобождает золотистые кудри, отходит на шаг. Резким мощным навесным ударом рассекает воздух и опускает плеть! Наказывая за занимаемое впустую время. — Ещё хочешь, сука? Тебе мало? Говори, пока не поздно!***
О, уже лучше! Александр резко выдохнул, когда удар обрушился не с той стороны, с которой он ожидал. Мастер левша? Это приятный сюрприз, но толку от этого пока мало. Господин офицер явно жалеет пленника. Ох, блядь… Опять перепутал: Мастер жалеет. Два последних удара, конечно, посильнее первых, но эдак мы и за пару часов даже не приблизимся к тому, зачем пришел сюда Александр. И чего он боится? Ну разогрел уже, настучал по корпусу, пора работать. — Ты, блядь, еще дамский флоггер возьми, — Александр едва не вышел из роли. — Какого хуя тут творится? Мне орать: «Я требую консула и соблюдения Женевской конвенции»? Ёб твою мать! Не умеешь — не берись. Может, у вас тут есть норм спецы? Александр почувствовал, что заводится. Не стоило переходить на личности. Но он не ожидал, что нормально начавшаяся сессия продолжится детским садом. — Не знаю я никакого шифра!***
Сердце словно пропускает удар. Сталь начинает плавиться. Мастер знает за собой страшный, недопустимый, крайне непрофессиональный грех — он может завестись с пол-оборота и выйти из себя. Внутренний демон поднимает рогатую голову, глаза наливаются огнем. Пульс резко учащается. Но внешне Мастер все еще холоден и спокоен. — Знаешь ты всё, уёбок, — голос тихий, вкрадчивый. Не поддаваться на откровенную провокацию, удержаться. Он сможет. Должен. Наносит нагоном — один за другим — серию разогревающих для куда более сильного воздействия ударов. Жгучие, но все еще вполне терпимые, предназначенные для того, чтобы подготовить недоумка к тому, что игры вот-вот закончатся. — Давай, блондя, я хочу слышать тебя! — Голос впитывает мрак бетонных стен, наполняя всю комнату. Удары осыпают загорающуюся кожу, становясь все сильнее и безжалостнее, опьяняя, впиваясь в мозг цепкими паучьими лапками азарта.***
Вот же ж придурок, а? Опять лупит разогревающими. Сука, такое впечатление, что он никак не может определиться: врезать как следует или еще погодить? Тянет время? Ну чо… за сессию оплачено. Можно халтурить? Или… Ох ты ж, блядь, твою мать… Блондя? У-у-у… Он что, его жалеет? Принял за изнеженную девочку? То-то на разогреве прилетело далеко не так, как прилетало от Лицедея. И не сравнить даже. После ада обучения паршивая десятка кросса в полной снаряге вскоре начала казаться милым пустяком. Ох… поклялся же не вспоминать Лицедея и Ваньку, ребят… Они остались там, под пулями активизировавшихся в последнее время снайперов. А он здесь, нашел себе психолуха от БДСМ, блин. Как жить, зная, что Эльф не вернется туда? Не вернется. Он никогда не вернется! А этот придурок, кажется, и не собирается отрабатывать свои деньги. Нахуя он тогда вообще нужен? Александр уже был готов произнести стоп-слово — фамилию и должность мифического командира — и прервать сесиию. Но… Но мысль о том, что иначе он не получит разрядку вообще, заставила его вновь приложиться лбом. — Пощекотал? Яйца себе пощекочи. Я ж говорил: не умеешь — не берись. Я тебе не нежная девочка. Выполняй то, о чем договаривались по телефону! Ох, блядь, забыл: не знаю я никакого шифра! — заржал Александр.***
Душевное равновесие, терпение, гармония с собой и миром? Нет, не слыхали. Вы о чем вообще? Иван, Иван, а не Мастер, мгновенно воспламеняется, будто пропитанная бензином тряпка. Сердце глухим набатом бьет в виски. Рассудок застилает пеленой. Лишь многолетний опыт пока еще удерживает от соскальзывания в полнейший неадекват. Очередной безжалостный удар по холеному телу. Снова хватает за волосы, грубо запрокидывает голову, смачно плюет блондинчику в лицо. — Да как есть девка! Валить и трахать! Ни на что больше ты не годишься, сладенький. С силой впечатывает плеть. Упс… не рассчитал, кажется. Кровь выступает, капельки бегут вниз. Слова «не умеешь — не берись» рефреном звучат в голове. Да похуй, пусть хоть увольняют! Зубы скрипят от злости. Снова замахивается со всего плеча и режущей протяжкой вспарывает кожу. — Да теперь мне насрать, что ты знаешь, чего не знаешь. Мне просто доставляет удовольствие избивать тебя, мелкий уебок. И я буду делать это, пока ты не заскулишь и не начнёшь проситься к папочке. И хуй я клал на твой ёбаный шифр, сука.***
Александра передернуло: о плевках договора не было. Это уже настоящее унижение. Если он довел Мастера до такого, то… хуёвый мастер! Но долгожданные жестокие удары куда лучше, чем нежные поглаживания. А придурок, кажется, и впрямь вышел из себя. Ну, ок. Понеслась! Интересно, он гомик? А то что это за высказывания такие? Николь ничего не говорила о его пристрастиях. А Александр не стал настаивать. Раз нет собственно секса, то какая разница? Только теперь боль хоть отчасти стала напоминать ту, которую пришлось вынести юнцу Александру, когда за его воспитание взялся Лицедей. Да-а-а… Он едва не застонал. Но стиснул зубы. Еще не хватало, чтобы этот «профессионал» решил, что так легко получил власть над ним. Пока молчим. Посмотрим, что оно будет дальше. Он уперся лбом в столб и замер.***
Ни звука, ублюдок? Но ничего, я выбью из тебя слезы. Цедит сквозь зубы: — Как же меня заебали такие, как ты. Ярость, копившаяся долгое время, решила вырваться именно сейчас. И лавиной обрушивается на безмозглого юнца, у которого уже кровь по спине стекает, а он все еще изображает стоика. Партизан, бля. — Ты бы видел свою холёную задницу, сука. Да за версту видно, что ты всю жизнь живешь под родительским крылом и знать не знаешь нихуя о реальной жизни! Он окончательно выходит из себя, кружит, словно хищник вокруг жертвы, опьяненный запахом крови. Наносит удары по таким местам, куда в жизни бы не нанес в трезвом рассудке. Орет в лицо: — Я ненавижу таких, как ты, благополучненький уебок, слышишь меня? Слюна во все стороны, голос дробится эхом, врезаясь в цементные стены не хуже плети. — Нахуя ты пришёл сюда? — ревет прямо в ухо и снова отскакивает, не щадя лупит в полную силу, не контролируя наконечник плети. Видит, как парень начинает невольно уклоняться от ударов. Да! Кажется, того все-таки проняло. — Кричи, ублюдок, кричи, я заставлю тебя сорвать глотку. И похуй мне на твои деньги и на эту ебаную работу.***
— А тебя, «мастер»… В интонациях змеиный яд, но голос начал срываться, становилось трудно дышать. Довел-таки придурка, тот уже окончательно вышел из себя, Игра превратилась в избиение. — А тебя сюда приняли за красивые глазки? Потому что ты — гавнюк, а не профи… Ты даже выполнить желания клиента не в состоянии! — Бля… — Александр дернулся, получив серьезный захлест по шее, захрипел. — Сука… ты, не Мастер… Ты — дешевка, любитель. Повелся на мой красивенький фэйс? То-то смотрю ты лупишь не столько по спине, сколько по жопе… Небось, потом дрочить будешь на мою шикарную задницу? Александра несло уже всерьез. Он разозлился. Не, он сам, конечно, виноват. Но теперь уже поздно отыгрывать назад. Нужно выдержать до конца.***
Спина уже сплошь в крови. Иван толком не видит, куда наносит удары и насколько сильно вспарывает тонкую кожу. — Ты не клиент, ты ничтожество, которое думает, что за бабло может получить все, что вздумается! Стремительным шагом подходит к корыту, зачерпывает воду вместе со льдом ведром и с ног до головы окатывает тело своей первой серьезной профессиональной неудачи. Блядь, сука, довел-таки. Последний штрих и пора заканчивать. — Охладись, куколка! — Откуда этот шрам? — рукоять плети давит на непонятный, но глубокий след на плече. — Колись, уебок! Берет со стола бутылку со спиртом, предназначенным для протирки девайсов перед сессией, и щедро поливает иссеченную в лохмотья спину. Пленника трясет, он наконец-то кричит изо всех сил. Шах и мат? Но тот так и не произнес стоп-слово. Ну что же, дожмем!***
— Бля-я-я… Урод! — Александр еле смог вдохнуть после того, как на спину обрушился поток ледяной воды. — Себя охлади, ебанат! Александр закашлялся. Боль приближалась к максимуму, но теперь стало понятно: то, ради чего пришел сюда — достичь разрядки в рыданиях, покричать, выплеснуть из себя горькую обиду на всю несправедливость мира — он уже не сможет. Потому что рыдают только перед теми, кому доверяют. А этот садист — в полном смысле слова садист — не лучше тех уродов, из-за которых погиб Лёха. — Шрам… Не твое сраное дело… А-а-а!.. Александр впервые за всю экзекуцию захлебнулся криком. На спину словно выплеснулся жидкий огонь. Он перестал понимать, что происходит. Двое бессонных суток наголодняк и нервное потрясение после гибели друга сделали свое дело. Александр словно провалился куда-то. И увидел его. Лёху. Целого и невредимого. — Рации «Кенвуд» — редкостное дерьмо! — друг усмехнулся, заклеивая лампочку зарядки. — Светит слишком ярко, демаскирует. Подарок для их снайперов! — Лёха? — не веря своим глазам спросил Александр. — Ты… ты жив?***
Ни разу Иван не отпускал себя полностью. До сих пор. Впервые в жизни он чувствовал себя совершенно раскованно и свободно, плеть словно стала продолжением руки. Он был пьян ощущениями, абсолютно и безвозвратно. — Какой нахуй Лёха, здесь нет никакого Лехи! Он уже не мог успокоиться и остановить эту пытку, прекратить нескончаемые удары. И нет рядом никого, кто смог бы прервать зашедшую так далеко давно уже не Игру. — Говори… Говори! Имя и должность командира, да говори же! Склонившись, упёрся руками в свои колени в попытке отдышаться. Никогда не думал, что может дойти до такого состояния. Это экстаз, катарсис, неимоверный кайф! Но пленник молчал.***
Чей-то голос мешал поговорить с погибшим другом. Лицо Лёхи расплывалось, «Кенвуд» мигнул в последний раз и разрядился. Связь обрывалась. Он уходил. — Нет! Нет! Подожди… Подожди… это неправда, неправда! Ты ведь жив! Александр пытался подняться на ноги, нужно было догнать товарища, не дать скрыться за туманной речушкой. Но что-то держало руки. Навалилась страшная тяжесть. — Подожди! — заорал так, что, казалось, вскипит вода в проклятой реке. Друг исчез. Горе утраты волной обрушилось на Александра. Он прижался щекой к чему-то жесткому. И разрыдался. Его больше нет. Он не вернется. Его и правда нет. Это навсегда.***
Пацан зарыдал. Это отрезвило. Наконец-то развеяло морок, отогнало безумие. Очнулся. Откинул плетку в сторону. Парень не держался на ногах, повис на связанных запястьях. Рыдания все тише. Тяжелые всхлипы. Явно не осознает, что происходит, все еще зовет какого-то Лёху. Бля… Доигрались. Иван пошатнулся, оперся о стол, недоуменно разглядывая ужасные последствия рук своих. О, боже… Будто в кошмарном сне, с содроганием касаясь обезображенной спины, приподнял упрямца, с трудом развязал впившуюся в посиневшие руки веревку. Тот зашевелился, попытался подняться, но взгляд все еще мутный, лицо бледное. — Мне… нужно в ванную… — Да, идем, осторожно. Держись за меня. Надо обработать раны.***
Александр не сразу понял, где он, что с ним. Показалось, что рядом отец. Наконец сообразил. С ненавистью взглянул на «мастера». Тошнило. Было больно шевелиться. Без звука вынес процедуру обработки. Поднялся. Повело, оттолкнул протянутую руку, ухватился за стену. Огляделся. Нашел глазами одежду, закусив губу от боли, надел рубаху. Свитер надевать не стал, морщась, накинул сверху. Пошел к двери. Напоследок обернулся: — Спасибо. За сессию. Ма-а-астер… Вышел в коридор и захлопнул за собой дверь. 35 А теперь нужно самому дойти до машины рыцарей и сделать вид, что всего лишь немного устал. Или пьян. Иначе скорый на расправу папочка постарается доставить мастеру максимум неприятностей. И сумеет. Обязательно. Очень уж он болезненно относится к ненаглядному и единственному. Если бы Александр разрешил — пылинки бы сдувал, обложил бы розовой ватой. А вынужден мириться то с «альпинизмом», то с «хардболом». Уважуха. Сможет ли так сам Александр, когда у него появится свой ребенок? — Помочь? — Иван явно увидел, как клиент тяжело оперся рукой о стену, свесив голову. — Нет, спасибо. Все норм. Дай еще кофе. Вот, теперь вообще класс. Куда там «класс». Рука с чашкой трясется, лицо мастера расплывается перед глазами. Парацетамол пока не особо действует. — Давай я тебе помо… — Нет. Я сказал. Нашел нежную барышню. Ты, ****ь, меня еще на руках вынеси. При охране. После этого меня папенька по попе отшлепает и гулять не выпустит. А, да… Дай глоток водки или что там у тебя есть. Не возражай. Глоток оунли. Я знаю, что делаю. — Александру стало не до вежливости. Надо успеть добраться до квартиры, пока совсем не развезло. По лицу мастера вроде скользнуло странное выражение и тут же исчезло. Но сейчас не до того, чтобы разгадывать, о чем он там подумал. Тут бы действительно не свалиться. Последний раз Александру так плохо было пару лет назад — дня три провалялся в хате с температурой. Ничего, доберется до дому — откопает антибиотик, который хотел выпить еще днем. Не помрет. Притворил за собой калитку. Шатнуло. Тяжело оперся рукой на кованые завитки и замер. Из-за руля вылетел рыцарь, подхватил под плечо. — Вам плохо, Александр Сергеевич? — Норм. Перебрал немного. — Александр дохнул ему в лицо запахом виски. Тот вроде поверил. — На заднее. И обогрев включи на полную. Обогрев не помогал, морозило все сильнее. Хорошо. Что морозит. Значит, еще есть время. Вот если бы температура резко скакнула выше, то было бы куда печальнее. Мужики говорили, что Александра и пытать не надо — сам в бреду выдаст все, что угодно. Он тогда не поверил, но Лицедей подробненько пересказал ему неприятный случай из детства, о котором мог знать только Александр и та девчонка, что выручила его на спектакле, а потом совершенно справедливо обозвала его зазвездившим гавнюком. — Бля… — Александр чуть не свалился с кровати от смущения. — Не ожидал от себя. И как научиться держать язык за зубами в такой ситуации? Я абсолютно не помню, что молол. — А никак. Если не хочешь, чтобы о твоих секретах знал кто-то еще — запасись лекарствами и болей в одиночестве. Это да. О его секретах знать не надо никому. Ничо, поболеем малость, выживем, не помрем. — На квартиру, — Александр поднял воротник куртки, сунул несогревающиеся пальцы под мышки. — Но, Александр Сергеевич… Ваш отец приказал… — рыцарь обеспокоенно поглядывал на него в зеркало заднего вида. — Чтобы он заебал меня нотациями? На квартиру, я сказал. Протрезвею, приеду. Александр врал. Он крайне редко вообще давал папеньке повод для подобных высказываний. А отец никогда не отчитывал его. И не только за редкие загулы, но даже за очередную помятую машинку. У Гелыча была нездоровая страсть к двухместным гламурненьким бабским тачкам — с ресничками на фарах, пухлыми губками на подголовниках, трусиками на капоте и прочими прибабахами. Впрочем, под настроение к нему под бампер влетали и посаженные дагстайл дерзких сынов гор. — Мне тебе по башке настучать? — Александр угрожающе приподнялся, хотя перед глазами вместо одной головы рыцаря было то ли две, то ли три. — Давай, родёмый, дуй. А то меня щас блевать потянет. Будешь салон драить. Последний аргумент подействовал. Рыцарь вырулил в правильном направлении, хотя немедленно наябедничал по телефону начальнику. Но, видимо, получив разрешение, успокоился. Фортуна, сучка, решила, что слишком долго была благосклонна к своему баловню: в лифте копошился мужик в спецовке. — На ремонте. Александр вздохнул: судя по давнему опыту, только лифтом его неприятности на сегодня не закончатся. Если Госпожа Жизнь на него за что-то обижалась, то делала это долго, со вкусом и выдумкой. Предстояло переться на подгибающихся ножках на двенадцатый этаж. Ничего. Зато наконец-то согреется. Согрелся, не добравшись и до четвертого — пот полил градом, во рту пересохло, хотя отдыхал чуть не через каждые три ступеньки. Сверху послышался мат, кто-то застучал по кнопке вызова лифта. — По голове постучи! — донесся снизу крик электромонтажника. — На ремонте! Мужик принялся спускаться, зацепил плечом державшегося за перила Александра, тот еле удержался на ногах. В иной раз придурок получил бы, и не только вербально, но сейчас было не до того. Едва он протопал вниз, Александр бросил перила и прислонился спиной к стене. Надо бы сесть, передохнуть, но боялся, что потом еще долго не сможет подняться. Прижал по-прежнему ледяные ладони к пылающим вискам. — О, старый знакомый! — шаги стихли, мужик явно остановился на лестничной клетке, а потом принялся подниматься. — Нажрался, головка ва-ва? И уже не такой борзый, как я погляжу. Александр с трудом открыл глаза. — Что пялишься? Не узнал, паскуда? Не. Не узнал. А впрочем… Кажется, это тот старый хрен, до которого пришлось доводить такую простую мысль, что ****утых бульдогов надо выгуливать в намордниках. — А Рейган-то сдох, всё-таки. Из-за тебя, гаденыш! — Кто? — Александр решил, что у него глюки от температуры. — Папаша, да он сдох еще в июне две тысячи четвертого! Я тогда и не знал, что он вообще существовал! — Пёс! — Да, собака был еще та, это точно. Жаль, что не сдох раньше! А нехуй было называть СССР «империей зла»! — пробормотал Александр, вытирая пот с ресниц. Ну, раз глюки, то, куда деваться, будем играть по их правилам. — Из-за таких, как он, я даже октябренком не был! Он не пес — он сука. И Горбачев тоже. Говорить было трудно, но отчего-то показалось крайне важным выразить свою давнюю обиду по данному вопросу. Дед издал какие-то непонятные звуки. Александр вытер руку о штаны, протер лицо еще раз и уставился на ни с того ни с сего развеселившегося собачника. — Чо смешного-то? — А ты откуда про Рейгана вообще знаешь, молодь? — задал уж совсем странный вопрос дед. Александр так понял, что бить пока не будут, махнул рукой, словно в попытке отогнать привязавшийся глюк, и решил подняться еще на несколько ступенек. — Кто ж его не знает, подлеца? Хотя баба у него ничо так. Я тоже против наркотиков! Нога соскользнула со ступеньки, Александр больно ударился коленом и неуклюже повалился на бок, как следует приложившись еще и бедром. Бля… Ну и ладно. Придется посидеть отдохнуть, раз уж все рано подниматься. Он перевернулся на задницу, оперся локтями о колени, голова сама ткнулась пылающим лбом в приятно прохладную кожу куртки на сложенных руках. Черт. Как плохо-то. А еще ползти хрен знает сколько. — Раз… два и еще три… — попытался он подсчитать оставшиеся лестничные пролеты, но забыл, как умножать на два, и бросил бесполезную попытку. Он уже забыл и про собачника, но ощутил какое-то движение рядом и вскинулся: — А… это ты, дед. Потом поговорим про Рейгана, хорошо? Я немного расклеился. Или ты все же решил дать мне по морде? Ну, вперед. Самый тот шанс. А на пса надо намордник надевать. Он у тебя неадекват. Пес неадекват… — О-о-о… сынок… Да ты не так уж и пьян. — Холодная ладонь легла на лоб и тут же исчезла. Александр невольно потянулся вслед — рука словно тут же начала высасывать боль из раскалывавшейся головы. — Вставай и пошли. Я в курсе, где ты живешь. Еще с прошлого раза. Так… стоп, кажется, лифт пустили. Дедок оказался сильным и шустрым. Не успел Александр опомниться, как исполосованную спину свело от боли — собачник подхватил его под плечо и затащил в лифт. Александр вяло подумал, что не сможет защититься, если тот вздумает его в том лифте и прирезать. Но обошлось. Следующий кадр: номер его квартиры на двери и собственная рука, тыкающая ключом в замочную скважину. — Тебе скорую вызвать, октябренок? — чей-то голос прямо в ухо. — Или кому-то из родни звякнуть? Где твой телефон? — Да все норм, все путе-е-ем. А, это все еще ты, дед? Спасибо. Я сейчас таблетку выпью и лягу спать. Ты — классный дед. А собак твой — все равно дурак. — Вижу я, каким путем. Дай я сам ключ в замок вставлю. А Рейган уже давно сдох. У меня теперь вместо него дворняжка — мелкая Белка.