***
— Привет, брательник, как оно ничего? — Виталий Дмитриевич, братец, вполне годившийся Александру в отцы, насмешливо смотрел с балкончика. — Брось ты эту возню, не барское это дело — сумки таскать. — Жду тебя через полчаса, поведаешь мне о делах и думах своих, недоросль. Вот, в этом-то и дело: Виталий никогда не относился к новоприобретенному сводному брату как к члену семьи. Скорее, как к очередной забаве отца — еще один сирый и убогий, коего следовало опекать и баловать, как и пару фавориток до Катерины, как и Катю, как когда-то и самого Виталия. — Чот наша пышка схуднула и сбледнула малость, — услыхал Александр, не дойдя пару шагов до приоткрытой двери в его апартаменты. — И тошнит ее по утрам. Неужто решила шантажировать хозяина вы****ком? Поди вообще то не его. — Скорее всего — от младшенького сыночка. — Ага. Ну не дура ли? Все равно он на ней не женится. Пинком под зад и в родное село — коровам хвосты крутить. Александр притормозил, послушал, пинком распахнул дверь. — Уволены. Обе. У вас тридцать минут, чтобы собрать вещи. Время пошло. Та, что помоложе, протиравшая подоконник, выронила тряпку, испуганно замерла. Вторая — постарше, развалившаяся в кресле ногу на ногу, медленно поднялась, чуть усмехнулась, с видом человека, знающего себе цену. И впрямь: когда Александр появился в этом доме, она уже служила здесь. Домоправительница, ити её нехай. Вечно у нее с маменькой контры. — Вон. Лицо младшенькой выразило раскаяние и страх, вторая взяла её за локоть, и обе молча удалились. Не ожидали, сучки, что он сегодня так рано приедет. Ладно. Посмотрим, кто в доме хозяин. Раньше как-то было недосуг разбираться с иерархией и сплетнями, а теперь — в самый раз. Он пнул забытую тряпку, та улетела под кресло. Сел, схватился за голову, помассировал виски. Вчерашний разговор с отцом вымотал до предела. Александр не мог отделаться от мысли, что папенька давно уже в курсе, все искал в его мимике и жестах подтверждение своим опасениям. Но поведение отца казалось естественным — властное, по-домашнему развязное и нашпигованное крепкими словцами. Всё те же движения и жесты — побегать по комнате, потом подойти вплотную и вцепиться в волосы, всматриваясь в лицо сына, будто не веря, что сам же такое и родил. — Ну на кой ты мне сейчас нужен, если ты даже азов не знаешь? — вознося руки к небу, вопрошал он. — Дуй в университет, хоть немного въедешь в тему, с третьего курса начнем, помолясь. — В универ — само собой. На заочку. Околовсяческую хренотень проплачу, а спецпредметы — помогут вытянуть репетиторы, — наседал Александр. — Я не желаю терять два года неизвестно на что. Хочу уже сейчас понемногу входить в курс дела. — Сын, ты прости, конечно, но это легко только на словах: совмещать учебу и работу. Ты когда вообще последний раз учебник-то в руках держал? — Ты ж, наверное, даже таблицу умножения забыл, хардболист, блин. — Ну так вспомню! — Ты представь: ты сейчас в положении первоклассника, которому нужно завтра уже сдавать экзамены в юнивер, а то и писать дипломную. Много он напишет? У тебя даже не сформирована привычка долго сосредотачиваться на чем-то, судя по тому, что ты предпочитаешь носиться в этих свои стрелялках. — Сформирую. Привычку. Батя, не пудри мне мозги, а дай шанс. Просру — печально, сорри. А вдруг я — гений? Мы ж не знаем. — Ты школу далеко не на отлично окончил, гений. — Да, но в университет-то я сам поступил, тогда я еще и слыхом не слыхивал, что есть тот, кто мог бы меня туда устроить, согласись. Да и стимула у меня тогда такого не было — проявить себя в настоящем деле. — Ох, беда, согласен. В этом согласен. — Ну, уже лучше. Жаркий спор продолжался еще пару часов. — Ты будешь так загружен, что даже на молодую жену сил не останется! — Найду, не боись. Ты ж как-то на Катерину находишь. Кстати, ты на ней жениться собираешься, или у нас тут бастард намечается? — Не лезь не в свое дело, сын. В любом случае, я её теперь не брошу, заразу. Прикинь, что учудила: заявила, что теперь она — будущая мать, а не просто девка для развлечений, и не дала подержаться за прелести. Откуда что взялось! Александр усмехнулся: вчерашний задушевный разговор с маменькой о том, что если она не уважает саму себя, то не вправе требовать уважения со стороны мужа, пусть и гражданского, пока приносил результаты. Катерина еще после того случая, словно засветилась изнутри, заявила, что хочет все же окончить брошенный ею когда-то одиннадцатый класс, и действительно засела за учебники. — Не «зараза», а Катерина Максимовна! Я вот с нее пример брать буду. Устроим тут фиал школы и университета! После продолжительных дебатов, пары бутылок Массандры, килограмма съеденных груш и очередного товарищеского матча на крыше, в котором победил Бим — схватил и утащил свой любимый мячик — было принято решение. Эпохальное. И вот теперь Виталька, то есть, Виталий Дмитриевич, должен был принять на себя обязанности экзаменатора. Папенька заявил, что доверяет ему, как самому себе. И если братец вынесет вердикт, что Александр вполне способен хотя бы честно вкалывать (об успехах поговорим лет через пять), то так тому и быть — берем за основу план «А» — идею Александра. А если нет, то извиняй, малыш, гоу в юнивер на очное отделение и не пудри большим дядям мозги, пока не уразумеешь, что большой бизнес куда сложнее таблицы умножения. — Мелкий, я вот одного не пойму, — сказал Виталий, скептически разглядывая эльфоподобное средоточие проблем. — Ты ж твердо был намерен просрать еще три года в погоне за удовольствиями. Откуда такое рвение? Неужто скорая женитьба так повлияла? — А то! Не одному тебе быть примерным семьянином, ювелир хренов. Наделал девок — судьбу империи вверить некому! — нагло поддел Александр, ткнув в больное место. — Посмотрим, кого сотворишь ты, — не остался в долгу Виталий Дмитриевич. — Ладно. Проверим, что ты за гусь. Вроде, за три года бате ты особых неприятностей не доставил, даже что-то там заработал за свои дурацкие клипы. Только не вздумай в твоем обычном пидорском виде появиться в понедельник в офисе. Возьми у третьего секретаря визитку магазина и оденься, как подобает. И прекрати красить ресницы, придурок. Как это вообще вяжется с образом брутального хардболиста? Александр заржал: — Не могу! А за то, что помог тогда с первой рекламой — благодарствую. Кстати, твоя доля так и лежит, тебя дожидается. — Купи невесте сережки, скажешь — от меня. И что ты не можешь? Одеться нормально? Хочешь, чтобы все работающие у меня дамы только и делали, что ёрзали, на тебя пялясь? Александр кокетливо похлопал объектом претензий и заржал еще громче: — Не могу перестать красить. Ресницы! Это не ко мне, это к бате. Он меня таким сделал. Разве что обстричь. Чего не сделаешь ради твоего спокойствия. — Клоун. Вот тебе… — Виталий дотянулся до лежащей на столе папки и швырнул её брату на колени. — Тут простейшее задание для нуба. Гугл в помощь, учебники у бати в кабинете в шкафу. Если сможешь до следующего понедельника хотя бы понять, с какой стороны за это браться, то… то я тебя уважаю. Там есть визитка твоего персонального няня. Можешь звонить ему в любое время дня и ночи. Он будет отвечать на твои неизбежно гипертупые поначалу вопросы. Именно по его оценке количества и тупости вопросов я и буду судить о твоих мозгах и усердии. Так что не зли его, он мужик дельный, но с норовом. И про ночь я пошутил — имей совесть. У человека семья. 27 Уехал Иван, увез с собой кучу всякой всячины: от бронников до батарей для раций. И словно увез с собой жизнь. Пока он был тут, пока хоть изредка Александр слышал его негромкий голос и ловил взгляд умных глубоких глаз, ночная тоска отступала, сменяясь жаркими снами, в которых он переживал события давно позабытых боев, стычек, вылазок, дуэлей. А теперь не стало и их — сновидений. Наступила пора бессонницы. Три-четыре часа словно в серой мутной реке с кисельными берегами — не пристать, не выбраться на сушу, и всё — сна ни в одном глазу. Курить, листать бесконечные конспекты, раз уж все равно бродит по квартире, словно медведь-шатун, заставлять себя перечитывать одно и то же двадцать раз, зазубривать наизусть, а днем заливаться литрами крепкого кофе, чтобы не вырубиться. Хорошо, если в пробке, а не на трассе. Не его это было, не его — все эти тонкости проклятых циферок, хитромудрости сухих строк. Мозги, безнадежно испорченные всякими там шекспирами, островскими, лермонтовыми (ага, играл он даже как-то и боярина Оршу и Демона) отчаянно бунтовали, не находя привычной еды. Но надо, Федя, надо! Спасибо всё тому же Ивану — перед отъездом, выслушав очередную истерику у все той же безымянной речки недалеко от складов, он потащил его на книжный развал. Искал долго, Александр успел нагрузить себя кучей книг — от классики до фэнтэзи, а тот наконец протянул ему две: «Мексиканец» Джека Лондона и… — Ну, «Повесть о настоящем человеке» я читал, не держи уж совсем меня за неуча, — обиделся Александр. — Хреново читал, как я погляжу. Перечти. И «Мексиканца» тоже. Наизусть вызубри, как мы когда-то устав ВЛКСМ. Ты хоть в курсе, что это? Или гуглить побежишь? — Всесоюзный ленинский коммунистический союз молодёжи. А я даже уже октябренком не был, не повезло. — Хорош ныть, дите девяностых. Заткнись, стисни зубы и вкалывай. Вот тебе и весь устав. А как совсем хреново будет — перечитывай эти книги. При случае еще подкину. На ту же тему. Или ты уже успел нахвататься всей этой бредятины: весь мир против нас, мы все равно проиграем, давайте сложим лапки? — Окстись, Ваня! Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами! И нам уже есть, что защищать, ради чего бороться. Работаем. — Ну, ок. Поплакался и будя. — Иван привычно притянул его к себе, потом легонько оттолкнул. От этой незамысловатой ласки в тело всегда словно вливались свежие силы, а мозги вставали на место. Так и повелось: сигарета, кофе, конспекты-учебники и, вместо молитвы, незабвенные слова из «Мексиканца»: «Не первый из сынов человеческих преуспевал он в профессии, им самим презираемой. Он твердо знал, что должен выиграть этот бой. Иного выхода не существовало». Смог добыть винтовки для революции голодный мальчишка Ривера, смог вновь вернуться в небо безногий летчик Алексей Маресьев, чем хуже он, Александр? Работаем. Чем быстрее сможет он понять механизм папенькиного бизнеса, чем глубже проникнет в структуру, тем быстрее появится у него возможность добыть «винтовки для революции». А за это стоит драться. Бороться с самим собой. Ах, если бы еще не эта чертова бессонница и сновидения, напичканные ядовитым коктейлем самых жутких моментов давно минувших дней! Почему на позициях не проявлялась БПТ — боевая психическая травма? А тут накрыло с таким запозданием? И что делать? Пить? Травить себя транками? А как же «работаем»? Но надо было что-то делать. А то так недолго влететь и в аварию. Он уже помял пару машин. Гелыч смотрел на него с суровым неодобрением. Да и Кристю не видел тоже пару недель — не хотел показываться ей на глаза в раздерганном полусонном виде. Супермен он или кто? Не гений, он, далеко не гений. Как оказалось. Если бы не «персональный нянь», он бы даже не понял, не держит ли случайно листы с заданием вверх ногами. Шутка, конечно. Но Геннадию Федоровичу пришлось немало с ним повозиться, осыпая нелестными эпитетами, пока до Александра дошло хоть в каком направлении двигаться. Так что вопросы оказались не гипертупые, а просто космической глупости. Эх, выставит его Виталька, как пить дать. Эти мысли тоже не прибавляли позитива. Он заметил, что стал срываться, грубить окружающим. Будто это они были виноваты в его неизбывной тоске, во все нараставшем страхе, что не справится, подведет тех, кто остался Там. Отец пока еще в шуточной форме посоветовал избавляться от напряжения старинным способом и не давать скучать невестушке. Но Александр боялся, что в самый неподходящий момент из него проглянет Зверь. А ему с ней еще жить и жить. Не. Не надо нам такого. Обратиться к врачу? К кому? Где все эти суперспецы обитают? Где они, военные мозгоправы? В армии? В военных клиниках? Чтобы отец очень даже быстренько узнал о некоторых особенностях «ласкового» сыночка? Не. Может ли он доверять самому себе после прокола с клипом? А если не сумеет найти подходящего и неболтливого спеца? Как вообще к этому подступиться? Его перемещения теперь отследить легче легкого, ибо он только и делает, что носится, как челнок, туда-сюда — офис-квартира. Заметил за собой, что маниакально гуглит группы, посвященные положению Там. Он так и называл боевые действия этим кратким словечком «Там». И все. Емко, понятно, больно, словно пробившая плечо пуля. Гуглит и тут же маниакально удаляет историю посещений. Мало ли. Хотя, если разобраться, чего уж теперь-то? Даже если отец и узнает, то все кончено. Сын одумался, занялся делом. Правда, от этого у сына плывут мозги и скоро съедет крыша, но это уж проблемы самого сына. Взрослый мужик — разберется. Но тогда ребята точно не получат столь необходимой поддержки, в этом Александр не сомневался. Как и в том, что после того, как обман раскроется, отец вышвырнет его, как он сам вышвырнул Лиду и двух служанок — предательство не прощают. А то, что отец расценит это именно так — какие тут могут быть сомнения? Кристина приехала сама. Не в пустовавшее будущее семейное гнездышко, а в его двойные апартаменты. Точнее, подниматься она не стала, позвонила и сказала, что ждет внизу. — Едем гулять, срочно! У меня от учебы уже мозги кипят. Антона ты отшил, кто теперь меня будет охранять? Давай-давай, выполняй супружеский долг! В этот раз, наученные горьким опытом, они оделись достаточно тепло и удобно. Долго бродили по тропинкам-дорожкам. Менты поздоровались с ними, как со старыми знакомыми. Александр, сам не зная почему, вдруг принялся пересказывать Кристе «Мексиканца». Она слушала с интересом, но потом выдала: — Восхищаешься им? Но ведь он гробил свое здоровье, чтобы добыть деньги на оружие! Не на еду для детей несчастных повстанцев, не на одежду или жилье, а на средства убийства. Они будут стрелять, в ответ будут стрелять в них. И бойня продолжится. Сколько еще будет убитых, сколько еще детей останутся без родителей? — То есть нужно сдаться? — не поверил он своим ушам. — Они все равно проиграют. Потому что против них серьезные силы. А повстанцам винтовки добывает мальчишка! Он — один против системы! Одиночка не выстоит. — Он должен сложить лапки и умереть? Так? — Ты так близко к сердцу это воспринял… — Кристина остановилась, озадаченно посмотрела на него. — Это же просто книга. Это было давно. Не помню я историю, но мне кажется, что они все равно проиграли. Дела давно минувших дней. — Ох, Кристя… — Он притянул ее к себе, затянул в поцелуй, а когда наконец они оторвались друг от друга, сказал: — Лучше расскажи, что шьете, какие новые узоры придумала, чем дело с витражами окончилось, сдала все-таки? Она оживилась, принялась рассказывать, а он слушал, кивал, курил, а сам думал, что некоторые вещи он теперь знает точно. Что отец был прав, когда услал Виталика в Англию — в мужской закрытый пансион. Мужиков должны воспитывать мужики. Иначе из них получаются те, кто «все равно проиграют». И что надо все же позвонить Николь.***
— Еще! Ну давай же! — Нет, извини. Николь отложила розгу, сняла очки и распустила волосы. Он оторвал руки от стола, поднялся, провел по ягодицам, посмотрел на кончики пальцев, хмыкнул: — Крови испугалась? — Нет. — Она закурила, сняла с шеи бант и отшвырнула его на кровать. — Не в этом дело. Просто это уже не игра. Сегодня ты действительно пришел, чтобы тебя наказали. А я не по этой части. — А если мне это нужно? — спросил тихо, мягко переместившись к ней, словно огромный кот. — Если я так хочу? Тебе трудно? Устала? Он отнял сигарету, глубоко затянулся и вернул ей. Николь отступила на шаг, потом еще на один, взяла розгу. Медленно провела ею по обнаженному телу — от шеи, по груди, до напрягшихся мышц живота, еще ниже. — Роскошное тело, ты — самый красивый из всех, кого я видела. — Комплимент. Спасибо, — Александр стоял перед ней вытянувшись, согласно роли. — Ну давайте еще попробуем, госпожа учительница? Я — очень-очень плохой ученик. Она печально усмехнулась. — Ты-то, может, и хочешь, а вот он, — она подцепила кончиком розги и тут же убрала ее, — нет. Ты сегодня не за сексом пришел. И я это вижу. И, похоже, наши игры окончены. Может, просто расскажешь, что случилось? Иногда это помогает. Александр окинул ее изумленным взглядом: — Тебе реально интересно, что у меня на душе? Она чуть помедлила, потом дернула плечиком, выпустила струю дыма: — Хочешь жестко откровенно? Или тебе сладко соврать? — Не надо, — Александр принялся одеваться. — Я понял. Жаль, что так все закончилось. Мне было с тобой хорошо. С тех пор, как Титан впервые притащил меня к тебе, у меня никого не было, кроме тебя. — Но теперь все изменилось. — Она бросила ему его джинсы. — У тебя есть невеста. И, судя по всему, у вас все замечательно. Тогда почему ты снова здесь? За что ты пытаешься себя наказать? Александр оглянулся в поисках рубашки. — Сладко врешь, что тебе и впрямь интересно это знать? Не стоит, раз не стоИт. Я понимаю, что ты, как хирург, если будешь принимать близко к сердцу истории своих клиентов, то не сможешь работать — быстро выгоришь. Спасибо тебе за все. Он положил деньги на широкий помост, заменявший кровать, надел куртку. Она вздохнула, провела пальцами по лбу, лицо её исказилось, словно она сдирала раз и навсегда приклеенную маску. — Послушай старую несчастную проститутку: не ходи ты по той дороге. — По какой? — спросил грубо, хотя уже понял ответ. — Ты знаешь. Постарайся заменить чем-то: спорт, путешествия, бассейн, да хоть твой хардболл. Или… тебе уже не хватает этого? Тебя не было на прошлой вечеринке. Поверь, это вполне может помочь. — В чем помочь? В чем?! — почти выкрикнул Александр. Но потом резко сбавил тон. — Ты ничего не знаешь об этом. Ничего. — Не знаю, — покорно согласилась она. — И знать не хочу. Но я видела тех, кто ушел. Это как наркотик, куда хуже алкоголя. И в итоге они все равно закончили плохо. Хотя… ты сильный. Может, тебе и удастся пройти по краю. — О чем ты говоришь? Ты знаешь ту, которая даст мне то, что я хочу? Я сам не знаю, чего хочу, разве лишь одно: чтобы это хоть как-то прекратилось. Не то я рехнусь. Рука его потянулась к бутылке с водкой, но он отдернул пальцы в последний момент — раз уж не получилось разогреться до нужной кондиции перед сеансом, то чего уж теперь-то. Вместо нее он взял бутылочку с минералкой, открутил крышку. — Не «её», а «его». Александр чуть не подавился, закашлялся, вытер подбородок. — Ничего ж себе шуточки. Ты прекрасно знаешь, что я не по голубой части. — Разве мы сейчас говорим о сексе? — Николь вернула маску на место, превратившись вновь в Строгую Училку. Но Александр уже окончательно вышел из роли, взглянул сурово: — Чем этот таинственный «он» может мне помочь? 28 Александр швырнул в стену распечатки, следом учебник, остановился, не дотянувшись миллиметр до нотбука, пнул стул и упал на пол. В упор лежа. Отжимался, пока рыча не выжал из себя последний раз — во славу Победы — и обессилено не замер, ткнувшись лбом в пол и тяжело переводя дыхание. «Тупой. Безнадежно тупой. Мне бы за школьную программу сесть, я сейчас и ЕГЭ по математике не сдал бы на минималку». Александр перевернулся на спину и принялся качать пресс — тоже выжимая из себя всё до последнего. Похоже, прав отец. Рано. Надо действительно начать с азов, а не взрывать себе мозги тем, к чему он не готов. Единственное обнадеживающее «но» — Виталька пока не спешит ябедничать, неопределенно хмыкает, когда Александр прямо спрашивает, скоро ли тот его вышвырнет за полнейшую профнепригодность. Впрочем, есть и еще одно «но» — на прошлой неделе Геннадий Фёдорович — куратор, обозвал его идиотом всего раз двадцать, противу обычных ста. Работаем, блин, работаем. Ночь на дворе, то есть поздний вечер, а он все еще домашку на завтра не сделал, ибо прошлялся с Кристиной по ставшему родным парку. Александр уже без зазрения совести стрельнул сигарету у ментов, а те подсказали ему, чтобы не совался в восточный угол парка — там электросети после давешних ветров развозникались и пришлось обрезать верхние ветки деревьев. Завалили все дорожки, не пройти. Он резко сел — постучалась маменька своим особенным — «раз-два-раз-два-три» легким боязливым стуком. — Входи! — Александр кувыркнулся через голову назад, отжался, подпрыгнул, распластываясь в воздухе, мягко приземлился на четвереньки и завыл, ткнувшись носом в колено Катерины: — У-у-у!!! Я совсем одича-а-ал! — Рад видеть, что тебе полегче, а то ходил, как дикобраз, не дотронься! — в комнату вслед за Катериной вошел папенька. В последнее время он стал избавляться от привычки расслабляться в семейном кругу, рассекая в трусах по дому и почесывая живот, а то и ниже. Сейчас он был в «официальном» синем халате, а это значит, что… Ох, ну точно. Не иначе Виталька все-таки нажаловался. Александр понуро плюхнулся на жесткий стул. Тот стоял у рабочего стола вместо мягкого кресла. Как только от долгого сидения начинала болеть задница, приходилось вскакивать и приниматься за физкультуру. Нечего расслабляться, понимаешь. — Виталик сказал, что… — начал отец. Александр врубился лбом в раскрытый конспект и застонал. — …что ты отклонил какое-то приглашение, просил повоздействовать. Александр повернул голову набок, не отрываясь от стола, припечатал одно ухо к тетради, шевельнул другим: — Что еще за приглашение? — Он только что звонил, я пока и сам не понял толком. Колись, что там? Впрочем, Виталя сейчас будет здесь, обмозгуем, если дело стоящее. — Папуля потянулся было к Катерине, но та строго взглянула на него и отступила к двери. Александр резко сел, прокрутился на вращающемся стульчике, неверяще уставился на отца: — Па, зачем тратить время на что-либо еще? Я тут дважды два неизменно к пяти привожу и на ноль делю, и хрен его знает, когда это закончится. — Может, ты сперва расскажешь, что там за такое предложение, что Виталя так взволновался? А у него чуйка на денежку, — хохотнул отец. — Да? Я и хорошая денежка? Звучит крайне фантастично, — Александр скептически хмыкнул, но все же полез в почту, глянуть на те письма, что даже не открыл, едва поняв, от кого они. И вскоре присвистнул: — Ого. Ни фига ж себе. Это что, моя мордаха столько стоит? Ну прямо краса несказанная! Отец подошел, как всегда протянул руку — ухватиться за отросшие локоны, Александр не протестовал: немного жесткое движение действовало на него успокаивающе, словно рядом был Иван. — К твоей мордахе как-никак и я отношение имею. Правда, самому чуднО, что от меня, страшилища, такое выродилось. Родила царица в ночь то ли сына, то ли дочь. Ну, как есть девка! Еще и Катька тебя вечно черт знает во что выряжает. — И вовсе вы не страшилище, Сергей Батькович, — воспротивилась Катерина. — Ну, хоть кто-то так не считает, — непонятно хмыкнул папенька, прекратил терзать прическу и оглянулся: — Что за спартанские условия?! Один стул, да и тот больше на насест похож. Ты еще сюда велотренажер поставь. — А это мысль! — обрадовался Александр. Он отодвинул стул подальше от стола, отжался от «насеста» на руках и выпрямил ноги в стороны, как гимнаст на брусьях, потом вышел в стойку и соскочил: — Але оп! — М-да, на девку ты сейчас не похож, — папенька уважительно взглянул на довольно мощные мускулы, взбугрившие футболку на торсе и руках сына. — Так что там за бизнес на твоей мордашке планируется? Даже и представить пока не могу. Александр подмигнул Катерине: — Без Катерины я бы не был такой красава! Спасибо, маменька! — Александр преклонил одно колено и поцеловал руку. Катя зарделась и смутилась: — Какие пустяки… Мне просто приятно… сделать вам что-то приятное… Она расцвела за последнее время. Прекратила ходить по дому в раздевающих ее роскошное тело халатах, стала надевать простые, но элегантные мягко струящиеся платья. Сама уволила еще одну служанку из «старой гвардии», перестала дергаться, нервничать и словно предлагать себя каждым движением. Да и гжели в столовой поубавилось. Батя явно не считал, что Александру могли предложить что-то стоящее. Он не стал расспрашивать дальше, а плотоядно запоглядывал на румянец на щеках маменьки, но руки пока держал при себе. Во двор въехала машина Виталия Дмитриевича, и Катерина объявила, что не будет им мешать. Отец кивнул и галантно распахнул дверь. Маменька выплыла павой.***
Перебрались в гостиную. Отец слушал старшенького и отчего-то мрачнел все сильнее. Александр тоже. Виталий не понимал, что происходит, и вскоре выразил недоумение: — Полное впечатление, что тебе не шмотки страйкбольные предлагают рекламировать, а туалетную бумагу! Ваш клип не супер, конечно, но раз его приличные люди заметили, то ни к чему нос воротить, я считаю. Вон тут пишут, что у тебя серьезный талант. Стоит подумать, я считаю. Еще пару раз произнеся «я считаю», Виталий смолк, ошарашенно глядя на злобно куривших отца и брата. — Да что за черт? Что это с вами? Мне кто-нибудь объяснит? Александр, когда миновало удивление от предлагаемого гонорара, осознал, проникся и схватился за голову. О чем тут думать? Нет. Никаких съемок! Деятели эти, подстегнутые крупным заказом, мало того, что собрались снимать целую серию роликов, так еще и планируют покорить Канны социалкой! То есть сваять социальный ролик, где красной линией «Лучше мир, а не война, лучше приводы, а не оружие», крутые парни, красивые телки в камуфляже и крупным планом его физиономия. Бля… только этого не хватало! Что, если кто-то особо глазастый, вроде Кристины, разглядит, сопоставит, сложит два и два? Нехилый скандалец получится, если докопаются, что снайпер Нокиа и папенькин сыночек Эльф един в двух лицах. Но, блин… он теряет действительно неплохие деньги — папенька ему никогда столько не отваливал. И они ох как пригодятся ребятам и их семьям — пятнадцать тысяч рублей за месяц под пулями и осколками — офигенная зарплата, а ведь у многих дети. Вот это соблазн. И к тому же заработать предлагается именно тем, что Александр умел лучше чего бы то ни было, за исключением воинской спецухи. Играть! Он и в первом-то клипе не особо зажимался при виде камеры — привык к ней еще в детстве. А уж в третьем, соскучившись по сцене, так и вовсе выдал на все сто. Режиссер плакал кровавыми слезами, умоляя приехать и отснять в «человеческих условиях» материал, чтобы вставить его в телевизионную версию. Довыёбывался. Его «ката» с пистолетом; момент, где он валится «убитый», а потом оживает, словно воскресший ангел; надевает перчатки, озабоченно поглядывая на небо, будто ожидая начала Арты (ожидал и впрямь, и дождался, еле успели в укрытие) — все эти кадры попались на глаза заказчику. — Поразили в самое сердце! — сделал последнюю попытку Виталий. — Батя, я не понимаю, что здесь такого: сын — актер? Да многие гордились бы! Отец, вдруг изменивший своей привычке носиться по комнате, раздавил окурок в пепельнице и тяжело осел на диван. Впился до одури странным взглядом в лицо Александра, веки его набрякли, проявились мешки под глазами, словно у него резко поднялось давление. Наконец сказал веско и необычайно тихо, словно ахнуло запоздавшим эхом мыслей самого Александра: — Нет. Никаких съемок. 29 Чертов Виталька с его идеями, чертов режиссер, чертовы заказчики рекламы! Только-только все начало налаживаться: Александр приучал себя регулярно гулять вместе с Кристиной на свежем воздухе и посещать фитнес-центр. Но в качалке он быстро заскучал и уже подумывал забуриться в какую-нибудь, как Кристина выражалась, мордобойную секцию. Сумел даже выбраться пару раз на поло. Не сказать, что все эти меры отлично помогали, но спать он стал больше, по крайней мере вернулся с энергетиков обратно на кофе. Уже радует. И вот его вновь отбросило назад — в иррациональное чувство вины перед пацанами. Опять рефреном в покалеченной когда-то голове застучало: «они Там, а я здесь», опять навалились душные сны, после которых он вскакивал, все еще ощущая в руках тяжесть винтовки, слыша свист снарядов, кляня старательно пристреливавшуюся Арту. Деньги. Вот в чем вопрос. Раньше он мог выпросить у отца под видом серфинга, путешествий по миру и снаряжения хардбольной команды, а теперь эта лазейка накрылась медным тазом. Он ведь — примерный ученик и работник. Какие, к черту, долгие отлучки? Под каким предлогом продолжать тянуть деньги? Отец, правда, никогда не ограничивал его в средствах. Но одно дело — машина, шмотки и всякие там мелочи жизни, вроде салонов, ресторанов, подарков невесте, и совсем другое — регулярные крупные отчисления. План присосаться к бизнесу папеньки и открыть собственную ветку пока выглядел утопией. Пройдет несколько лет, пока он осуществится. Если осуществится. Александр все меньше и меньше в это верил. Он не из тех, кто обманываться рад. Он сможет стать неплохим ремесленником, а для того, чтобы быть акулой бизнеса, нужен талант. Он есть у отца, у Витальки, но не у него. Максимум, на что он сможет со временем рассчитывать — на долю, небольшую. Потому что когда отец отойдет от дел, Александр не сможет встать у руля его империи. То есть встанет, куда деваться, но из него крайне хреновый капитан. Нечто вроде Эшли из «Унесенных ветром», может, лишь чуть лучше. Эх, далеко закатилось яблочко от яблоньки. Вот так и рушатся государства — когда на смену отцам приходят никчемные наследнички. Папане стоило бы нарожать по крайней мере с десяток! Авось кто-то из сыновей и унаследовал бы его талант. Но и «ремесленник» — крайне отдаленная перспектива, а деньги нужны сейчас. Перед глазами навязчиво маячила сумма, предложенная за съемки. По сравнению с гонорарами звезд — мелочь, но это позволило бы семьям ребят не сползти в нищету окончательно. Александр вновь ощутил себя в клетке. Мозги пытались решить головоломку: достаточно ли большой риск того, что его опознают, или можно пройти по краю? Лишь трое из группы были посвящены в его тайну: Кэп, каким-то чудом сумевший связаться с предполагаемым отцом Александра, когда Александру срочно понадобилась серьезная медицинская помощь, Иван и Лицедей. Лицедей появился уже после возвращения еще толком не вылечившегося Александра в строй. Недолечившегося потому, что считал — некогда долго зависать во всяких там реабилитациях, а то война, не дай бог, окончится без него, и он не успеет отомстить гадам по полной. Вскоре Кэп вызвал их с Иваном и просто сказал: «Это Лицедей, он в курсе. Так надо. Нам нужна опытная нянька для нашего сорвиголовы, а то опять доиграется». Это его чуть не убило: какая такая нянька?! Он уже совершеннолетний и только он вправе решать, что ему делать. Нашли, понимаешь, младенца! Все никак не могут привыкнуть, что от того ребенка, который к ним прибился год назад, уже ничего не осталось. Но Кэп пригрозил отправить его из своего подразделения куда подальше. А то и прямо наябедничать папочке — вот гад, а! Пришлось смириться. Нянька оказался кладезем не только театрального таланта, но и чисто практических умений. Именно под руководством Лицедея произошло становление снайпера Нокии. — Если ты решил, что умение ловко стрелять по банкам, и четыре подтвержденных исполненных тобою двухсотых — снайпинг, то ты сильно ошибаешься. Еще раз посмеешь удалиться от группы более чем на сто метров — выпорю лично. Посмел, исполнил еще одного. Увлекся, охотясь за вторым, и его едва не накрыл пристрелявшийся пулеметчик, а потом туда ухнула и арта. Вытаскивали его Лицедей и получивший ранение в том бою Иван, отвлекала орков вся группа, а когда все окончилось относительно благополучно, порол шомполом нянька. И вот это действо на БДСМ не походило совершенно. Так началось его знакомство со скорым на расправу Лицедеем. — Как же так? Театральное прошлое, высшее образование и такие… весьма специфические навыки? — спросил его Александр. — Ты об умении вытаскивать засранцев, снайпинге или порке? — О первых двух! — нагло ответил Александр, хотя все еще не мог сидеть и предпочитал грубить, лежа на животе. — Театральная вышка разве помеха? — удивился тот. — Я и в стрелковую секцию в детстве записался потому что, можешь поржать, восхитился фильмом про Робин Гуда. Воображал себя им. И, прикинь, косяк: в городе не оказалось секции стрельбы из лука! Пришлось стать мастером по пулевой. Но мои спортивные умения на поверку оказались ни к чему. — Как так? Тебе из-за меня, придурка, пришлось создавать видимость, что объявился второй снайпер, чтобы орки перенаправили арту туда, пока я лежал в позе эмбриона, не смея высунуться. Я что, совсем идиот? Я это понял. Мастер спорта — не нуб, вроде меня. Королева в восхищении! Лицедей рассмеялся громовым образом, копируя Воланда, хотя обожал играть Берлиоза. — Ох, дитё… В сытеньком не уставшем виде, имея на ногах легкие кроссовочки, а в рефлексах — сотни раз отстрелянное задание можно набрать неплохие баллы на соревнованиях? Можно? — Ну. К чему ты сейчас об этом? — А после суточного перехода ползком с минимумом двадцатью кг за плечами промазать по неожиданно выскочившему орку, а потом блевать дальше, чем видишь, когда за тебя его положил командир? Можно? — Не знаю. Если растерялся, то можно. Со всяким бывает. — Не в «растерялся дело». Это ж ты — терминатор, бля, сразу учился стрелять по живым целям. Ты и винтовку впервые в руки взял именно для этого. — Орки не люди, — резко сказал Александр. — Они вон своих малолеток учат стрелять по мишеням с фотографиями реальных людей вместо лиц. И внушают им, что «русский» — не человек, а раз не человек, то можно все. — И я ж о чем. О том, что ты, замочивший своих первых орков, не имея за плечами семи лет спортивной секции, оказался куда более подготовлен психологически, чем я тогда. Открою страшную тайну: я потом все-таки признался отцу-командиру, что, держа на мушке того урода, я промазал специально. Просто не смог выстрелить в человека. — Орки — не люди, говорю же! Если бы ты тогда это знал, то смог бы, — разозлился Александр. — Но я не знал. То есть я, конечно, знал в теории. И мне понадобилась серьезная ломка и дохуя практики, чтобы это понять. А ведь я сознательно подал рапорт в спецы после трагедии в Беслане. Горел праведным гневом. — Но сам ты не был там и не видел, как гибнут дети. Так? — Так. Только фото, видео, рассказы очевидцев. И даже этого оказалось мало. — Я не такой. Я трус и далеко не патриот. Был. У меня и в мыслях не было идти на позиции, пока меня не долбануло то, что я увидел собственными глазами. Если бы мы тогда с мамой сумели вывезти бабушку, то я бы бежал отсюда за тридевять земель. И никогда бы не вернулся. — Я в курсе, почему ты здесь. И именно поэтому ты — бес, идеальное оружие. В тебе нет страха, сомнений, даже инстинкт самосохранения, кажется, включается с запозданием. Но тебе нужен предохранитель. А то дело может кончиться тем, что сам погибнешь тупо и подставишь товарищей. Александр смущенно почесал заживавшую задницу, потом затылок: — Да понял я уже, понял. Не начинай, а? И я тоже боюсь, как любой нормальный человек. Когда ухнула арта, я чуть в штаны не наложил. Думал все, капец. Ванька сильно злится? — Ванька считает, что Лицедей дело говорит — тебе нужно учиться не только орков двухсотить, но и обставлять дело так, чтобы нам за это ничего не было. — В хату прихрамывая вошел Иван. — Не то ты со своими выходками скоро выхватишь и от меня тоже. — Напали на козлика серые волки… — пробурчал Александр. — Ваня, ну прости засранца. Я буду учиться, я буду хороший. — Ок. Будя. 30 Последние слова прозвучали так ясно, что Александр привычно протянул руку, чтобы ощутить успокаивающее рукопожатие. Что-то упало, раздался звон. Он вскинулся, нащупывая винтовку. Пальцы ухватили пустоту. Пришел в себя, провел рукой по лицу. Он дома. Задремал за столом. На полу валяется разбитая чашка из-под кофе. Опять приснился тот давний разговор. Уже в третий раз с тех пор, как Виталик приехал с предложением сниматься. Словно искал во сне ответ на мучивший его вопрос. И вновь придушила тоска. Вспомнил, как мучился от чувства вины перед словившим тогда осколок в ногу Иваном. Вот и сейчас накатило что-то подобное, вновь мозги переклинило на «Они — Там! Я — тупой идиот, бизнес — не мое. Нужны деньги, нужны деньги… Отец против съемок. Почему? Он знает? Служба безопасности докопалась?» Славно так переклинило: места для чего-либо еще не осталось совсем. Он сильно издергался за последнюю неделю. Его и без того невеликие успехи в учебе грозили на том и окончиться. Куратор пригрозил, что бросит с ним нянькаться, если Александр не прекратит витать в облаках. Как это сделать — прекратить? Мозги не слушаются, живут словно сами по себе, не желают сосредоточиться ни на чем более. Есть такая идиотская фраза: замкнутый круг. Александр назвал бы свое состояние «карусель» — бесконечное кружение без возможности остановиться и сойти, принять хоть какое-то решение. — Молодой человек! — повысил голос Геннадий Фёдорович. — Позвольте вам дать совет: если вы хотите хоть чего-то достичь, то вы должны прекратить вести богемный образ жизни и сосредоточиться на занятиях. Вы постоянно являетесь невыспавшимся, думаете о чем угодно, но не о задании. Я не желаю тратить свое время попусту. Идите домой, выспитесь, доделайте нормально то, что мы разобрали. И обдумайте мои слова. А сейчас — вон. У меня еще куча работы. — Извините, Геннадий Федорович, прошу прощения. Александр вышел на парковку, сел в Гелыч, закурил. Почему не помогает физуха? Он честно выкладывается в качалке, бегает по десять километров, но облегчения не наступает. Бросил читать. Раньше не мог уснуть, чтобы перед сном не почитать хоть с полчасика, а теперь все, что описано в книгах, кажется ему тупым и незначительным. Опять забросил встречи с Кристей. Боится ляпнуть ей что-то, о чем пожалеет. Она — милая, действительно хорошая девочка, но у него иной раз просто нет сил вслушиваться в ее рассказы о школе, о шитье, об эскизах. Он уплывает, отвечает невпопад. Не. Не дело обижать невесту. Что делать? Что делать… Что делать?! Как-то так по-идиотски вышло, что он остался один. Никому нельзя открыться, рассказать, что у него на душе. Никто не даст совет. Он сейчас один в поле воин. Точнее в дремучем лесу. Словно и впрямь оказался ночью в тайге в одних трусах на морозе за сорок. Умники-психолухи называют это «незавершенный гештальт». Александр начал было шляться по всем этим психологическим сайтам, но потом решил не тратить на это время: красной линией сквозь заумные строчки горела единственная мысль «топайте к спецу, не пытайтесь лечиться сами». И опять кружится карусель: к какому спецу? И что он скажет? Здрасьте, я снайпер Нокиа, мальчики кровавые не снятся, не дождетесь, подскажите, как достать бабок на дело всей моей жизни? Во бред. Александр отшвырнул окурок, сложил руки на руле и положил на них голову. Закрыл глаза.