Ты всегда будешь бояться её, Доктор

Первые инструкции, посвященные полетам на этой разумной посудине, терзают его нервы. Смерть недовольна его беспечности, говоря, что он справляется с управлением, как лишенный ощущения реальности наркоман. Признаться, он сам недоволен… …— У них не бывает псевдонимов, позывных, особых паролей и явок… Поэтому. Либо ты запоминаешь, кто перед тобой, либо пинай на себя. Я не смогу вечно подтирать твои слюни. С точностью сказать, в ком прячется эта погань просто… Нашел — считай, ты прилетел зря… Она не станет тебя жалеть. Не преобразует. Останешься задыхаться без какого-либо воплощения. Станешь говорящей костью… Ее специализация вносит непомерный хаос в мои дела… Власть имени. Он был ее лишен уже очень давно. Осталось только краткое «Доктор». Титул, звание, кличка. Но не имя. …— Как ее звали? …— Как его звали? Эти два вопроса Доктор не забывает никогда. Они основная цель его существования. Ему нельзя передвигаться в пространстве без них. …удивлена. Многие чувствуют удивление. Ему нет разницы. Нужно спешить. Колючий взгляд никогда не забыть, даже на бегу. Спрашивает: — Как твое имя? — Роза Тайлер. Долго болтать нет смысла. Есть еще секунда, можно дать совет: — Вот что. Беги отсюда, Роза Тайлер. Наивно… Смерть говорила ему, что имя — это некая точка в пространстве на фоне белого шума. Что он обязан спросить его у существа, с которым общается. Что ему нужно закрыть глаза и представить, как он делает тихие осторожные шаги на звук, раскрывая объятия… Позывной. Малый сигнал. Душа прячется за именем. Не только за глазами. Без имени — никак. Даже люди это знают… Смерти пошли дальше — убрали имена вовсе. Повелители отказывались от имен только за тем, чтоб к ним было невозможно дотянуться через поток. Дай имя существу, и ты уже поймал его в ловушку. Оно всегда будет отзываться. Команда, не знающая отмены… Не всегда существа могут ему сказать, кто именно отдал за него жизнь. Доктор не всегда находит на них ответы… Он упускает тысячи имен. …в бешенстве. — Она особенная! — Да что ты. Как и те два десятка до нее? Он молчит, пропуская воздух через легкие. Кажется, они сейчас разорвутся… — Инопланетным захватчикам не положено обольщать людей. — Я не один из вас, — уверенно цедит так, будто бы это может поменять решение. — Смерть думает иначе. В эти моменты он понимает, насколько иногда глуп… Назвал — пошел обратный отсчет. Даже сейчас тоска сдавливает бока, сдавливает грудь… Она уходила с этим Рикки. Казалось, не вернется обратно. Мать в те часы все чаще была поблизости. Он знал, что виноват в этом. Знал, что сам добился такого результата. И Смерть бродила по кораблю не одна… Они никогда не дерутся, как встревоженные гневом чудовища. Лишь становятся на позиции. По диагонали. В их работе даже мелочи могут сыграть верную… для матери — норму, для нее — долю. Хищники. Та, чужая, всегда посмеивается над его терзаниями. Мать же просто кривится от стыда за его состояние. И она, к сожалению, не может уйти в эти секунды. …гибнущее солнце, показывает ей отца, показывает, показывает… — «Тайлер, спаси меня. Ты можешь узнать мое имя, попроси… Пожалуйста». Сердца от ее восторга бьются быстрее. Остановиться невозможно… Идиот. Смерть появляется чуть позже. В гневе. — Ты поступаешь неразумно, — кратко, четко и жестко. Доктор чувствует в этот момент, что изменилась какая-то деталь. Он надеется увидеть ее на карте, делая слабые шаги, но мать отталкивает его к стене, не оборачиваясь. Главный инструмент дает сбой по ее мнению. Разглядывать с тоской ее действия нет сил. — Ненавижу блядей… — шипит под нос, быстро водя пальцами по панели. Он не уверен, что может понять это хрипение верно. Либо она говорит о Тайлер, либо о своих конкурентах. А он скоро станет канатом, который будут тянуть в разные стороны… Он ведь тоже для нее инструмент… В любом случае. Много решений для одной человеческой головы. Много прорех в потоке времени. Власть силы… Расчеты. Вот, что проверяется в эти секунды. — Прекрасно знаешь, что нельзя увлекаться играми с мечеными! Калибровка не выдерживает! — в бешенстве. Доктор опускает голову. Виновен. Молчит. Каждый раз, когда он обнимал Тайлер, то видел Смерть, стоящую за ее спиной. Ту не интересует ни сын, ни его возлюбленная. Она неотрывно, будто бы придавливая статичным взглядом, смотрела на ту, которая стояла за спиной Повелителя Времени. В том, что она там, Доктор не сомневался. Вызывая у Розы приятную дрожь, он обнимал ее еще крепче. Он знал, что шла борьба. Невидимая никому. И не за него. В те секунды он хотел кричать, потому что Тайлер он точно не хочет отдавать ни той, ни другой. Никому. Ее смех не вызывает ужаса. Он вызывает отвращение. Тошноту. Доктор всегда в гневе, когда приходит эта неадекватная полуразобранная на части мегера… В ее словах нет здравого смысла. Вульгарна, смешна до пошлости. Рассматривает его, как гвоздь… На крышке самомнения Смерти… Возможно, не так уж страшны мертвецы. Они лучше во многом. Чем та, что стоит перед ним сейчас. — Смерть говорила, что ты читаешь только Гарри Поттера. Мог бы хоть раз открыть Библию, там много чего интересного. Издевается. Этому кошмару Повелитель времени всегда отвечает грубо. Ненавидит он мать или нет, знает, что эта намного опаснее. В ее власти не только время, а еще и скорость… Он старается не быть робким в этот момент. Нужно обозначить позиции. — Лучше уйди… Стоит опасаться. Эмоции, чувства — товар для них. Запрещенный. Почти как морфин или опий. Лекарственное средство. В людях его слишком много. Поэтому… Он мечтал стать рыжим. И сейчас мечтает. Но это желание — команда. Искусственно взращенное мнение. Сравнимо мании… Та ведь рыжая… Но это только впечатление. Такой цвет придает ее волосам реагенты. Она часто вспарывает тела. В отличие от матери, у нее нет принципа «все мертво». Она не гнушается воскрешать мертвецов. Или заставлять их менять обличия. Доктор иногда думает, что Смерть ей чем-то обязана. Или та была одной из четверых. Сложно… Он никогда этого не поймет. Его задача — бежать… Вечность. …кружат по кораблю в медленном танце. Ее глаза сияют. Она пытается его поцеловать. Доктор смущен до крайности. Ведь мать сидит рядом. Отчеты. Ворохи бумаги, которые никто из его предыдущих спутников не мог обнаружить под ногами… Приемные дни… Роза тоже их не видит… Замечая его встревоженность, Смерть не меняет позы и не обращает к нему взгляда: — Мне по боку. Продолжай. Рядом крутится другая, которая, похоже, в гневе. Им нет дела до любви. Им нужен только прирост… — Ты не можешь оставить меня ни с чем! Поток был на всех! Доктор говорит, что устал. Девушка в очередной раз удивляется его мрачному взгляду… Смерти приходится у него задерживаться… Все из-за его поспешности. В тот раз нельзя было спешить. Нельзя было давать советов. Нужно было решить все бездействием. Убить. Не делить на доли… Ошибки не прекратились. Однажды Тайлер не стало рядом. Доктор же снова поверил в то, что сможет изменить хоть одну реальность. Но это иллюзии. Все это — гниющие чужие эмоции человека девятнадцати лет… Впал в детство. Перестал быть аккуратным. …потребительница доли молчит. Мать на правах старшего одна говорит с ним. И он не смеет ей перечить. Знает, что во многом она права. К сожалению… Сбои начались с Кардифа… Кто ж об этом думал… — Ты просто жалок. Тайлер будто бы нарочно возвращается к нему. Он в растерянности. Смерть хватается за голову. Спонсор мучений, пустивший вирус, дает советы: — Давай же. Возьми то, что и так твое. Смерть готова проломить ему череп, ведь, согласно плану, это будет не последним сюрпризом. Впереди темпоральная дочь, лучший друг-безумец и женщина, которую он бы точно хотел видеть своей матерью. Даже временный технический перерыв в XIX веке под присмотром доктора Джонс не помог… Маршрут построен. — Жалею, что тебе в руки попала эта машина… Перспективы. Результаты и текущие моменты. Одна из трех. И, опять же, какая именно? Они могут воссоединяться в одну сложную фигуру. Обычно ее изображают пунктирной линией… Он знает, что от его работы зависит многое. Но не перестает… Виновен. Все должно было решиться… Когда-нибудь… …Фиксированная точка во времени? Убрать! Тонущий щенок? Вытащить за уши! …смотрел в раскрытые от ужаса глаза и с криком наблюдал за тем, как та летит в пропасть. Смерть в эти минуты кривилась от отвращения. Она, как и все родители, знает, что крики их детей утихают… Сколько раз она сбрасывала его с высоты? Сколько раз вспарывала внутренности? Сколько раз топила или душила? Всего не перечесть… И говорит, что это из-за его глупости. Повелитель Времени вынужден согласиться в этот раз. Любовь была безумием. Дружба была безумием. На все, что он совершил, за свою десятую жизнь, он не имел права. Но делал… Человек разумен. Толпа — неконтролируемый зверь. Доктору это известно. Но если толпа дикий зверь среди людей, то среди Смертей, этот зверь всегда разумен. Расчетлив. Жесток. И не принимает решений в спешке. Одиночка или толпа — нет разницы. Воля всегда одна на всех. Он совершает свое последнее безумство, прежде чем наткнуться на них. Сегодня они вынесли ему приговор. Четыре одинаковых голоса, бесконечная рекурсия звука; не скрыться: — Рабство, конечно, было интересной затеей. Но ты всегда останешься моей разменной монетой. Даже изуродованный до невозможного прибор можно починить. Прежде чем направить на него поток радиации, Смерть одна говорит с ним, но он даже рад этому. Любая мать знает, чем грешит ее ребенок. Доктор слишком эмоционален. За это идет расплата. Ему ясно и без слов, что будет дальше. Она вывела его к последнему рубежу. — Твое назначение исключает преобразования каких-либо чувств в эмоции. Долго собираешься разорять меня своей идиотией? Он знает… Смерть преобразует его в третий раз. В этот раз надолго. И будет ждать, когда он совершит еще одну глупость, чтобы прибыть и отобрать все, что у него есть. Ведь он не заслуживает даже тех крошек, что у него были… Доктор оборачивается. В его глазах слезы. Только мать может смотреть на него таким образом. Только она может его осуждать… К сожалению, больше некому. Другие полны восторга от его деятельности. Камера, где он умирает в этот раз, прозрачна. Он воет от боли. Человек, наблюдающий его мучения, в ужасе. Мать же закатывает глаза. Когда процесс завершен, а регенерация еще не началась, она проходит ближе и с ненавистью смотрит на его скрюченное в предсмертной агонии тело. Потом исчезает. Доктор рыдает в бессилии. Ему больше ничего не остается. Она оказала ему только одну услугу. Направила поток в отсеченную руку, которую он хранил из сентиментальности. Разрешила навестить друзей… Усмехаясь, заметила, что в этом он весь. Присвоить человека, даже не находясь рядом. Доктору хочется блевать от этого. Ведь это правда. Какой-то парень, вылитый он, будет заменять Тайлер возлюбленного до самой смерти… Смерти. Смешно. Больно. Он чувствует, как плавится что-то внутри. Это должно было произойти. Мысли мешаются. Выгорают, как и всегда до этого. Он снова не понимает, что за чем следует. Как будет в следующий раз. Что он вынес за эту встречу. Что Смерти и Судьбы получили из этой аферы. Где его Галлифрей. Ритуальное пламя поглощает его в этот раз по-настоящему. Как и любой жертве со Стокгольмским синдромом, ему хочется извиниться перед ней. Перед Матерью… Новый Доктор будет таким же. Смерть снова будет расстроена. Он не успевает.