Иллюзия выбора

      24 Огня Очага, 4Э 201. Владение Рифт        «Знай, мы с папой очень любим тебя и хотим, чтобы ты увидела мир без войны…». Эти солдаты тоже хотели увидеть мир без войны. Но их глаза теперь устремлены в бескрайнее небо, где реют черные вороны и нет ничего, кроме серых туч.        Я и Аламар должны были сегодня перейти реку Трева, из которой берет свое начало озеро Хонрик, но мост через неё оказался обрушен. Судя по многочисленным нетронутым стервятниками трупам Братьев Бури и Имперских солдат, сражение произошло недавно — день или два назад. Несколько катапульт со снарядами на изготовке стояли по обоим берегам, словно ждали чьего-то громкого приказа. Но никто уже ничего не скажет. Просто некому… Однако несколько снарядов все же были выпущены, из-за чего обрушился деревянный мост через реку. С обломками переправы в воду снесло и нескольких людей. Они умерли даже не от меча или стрелы — их просто зажало досками, перерубило пополам балками, снесло течением на опоры моста. И это имело смысл, если бы попадали в воду только Братья Бури или Имперцы, но погибшие воины были с обеих сторон.       На том берегу, где стояли мы, был отряд солдат Ульфрика. Многие из них погибли от огненных стрел, от снарядов, копий или магии. Они не оставили в этом мире ничего, кроме огромного кровавого пятна, которое словно полотно расстелилось по земле и укрывало погибших. На людях не было и живого места. А от их знамени остался лишь шест с обгорелыми лоскутами синей ткани.       Мир без войны, да?       — Руна? — голос Довакина вывел меня из раздумий, и я повернулась к нему. — Нам придется идти через Дикую Пущу и это займёт чуть больше времени, чем день. В Айверстед прибудем не так скоро как хотели, если, конечно, … не заблудимся.       — Да, хорошо — я развернула Мятлика назад.       С неба пошел первый снег.

***

      Дикая Пуща раскинулась от Глотки Мира и до слияния реки Трева с озером Хонрик. Здесь нет дорог и поселений. Через эти леса не ходят караваны и патрули. Тут полноправно властвует природа. Пути в этом месте настолько непроходимы, что нам пришлось спешится и вести лошадей за собой, выбирая путь почище и посвободнее. Аламар оставлял метки на деревьях куском мела, чтобы не заблудиться и не потревожить местных духов природы. Первые морозы сковали все в округе, и даже одежда уже не согревала. Тишина, что стояла над Пущей говорила о многом. Тонкий слой первого снега накрыл черную землю легкой вуалью, словно белый кружевной платок из шерсти. А голые ветви деревьев напоминали костлявые руки драугров, которые хотят схватить заблудившегося путника.       Из головы никак не хотел выходить образ поля битвы. И если у пещеры под Вайтраном от вида трупов меня чуть не вывернуло, то сейчас сдавила тяжесть грусти. Мысли постоянно возвращались к увиденному, и легче не становилось.       Я помню как мы ехали по берегу в поисках поселения, где можно купить припасы, но нас встречали только пустующие дома. И лишь в одной деревеньке удалось найти людей — старика с женой. Им нечего было предложить нам, но они рассказали, что все люди покинули эти края из-за войны. Кто-то ушел воевать, а кто-то отправился за высокие стены городов. Никого не осталось. Только они. Как сказала старуха: «Нам терять-то уже нечего». Они уже потеряли всё, когда их сын погиб, защищая подступы к Драконьему Мосту. И всё, что осталось от него — это последнее письмо, которое он писал раненым в бреду. Послание родителям передал его товарищ, который вернулся с той кровавой бойни единственным из десятка ушедших. Тогда я осознала насколько близко к нам война. Сидя в Убежище, я не видела всего того ужаса, что твориться вокруг, и лишь покинув его пределы мне открылась вся правда. Страх перед призраками, драуграми, варгами не отступил назад, но теперь я ещё боюсь, что письмо от родителей — это всё, что у меня останется от них.       И чем дальше я думаю об этом, тем меньше замечаю куда нас ведет путь. Кажется, мы плутаем по лесу бесконечно, и это не собирается прекращаться. В этом месте очень тихо, от чего кажется, что ты думаешь слишком громко. Собственные мысли превращаются в гул, словно тысячи голосов наперебой пытаются тебе что-то сказать, прошептать, докричаться. Что вам всем от меня надо…?       Резкий удар о землю выбивает из меня весь дух, а мелкие камушки до боли впиваются в ладони. Мятлик крениться на бок, когда я тяну его за поводья. Горячую кожу обдает холодом. Я пытаюсь протянуть руку, упереться в землю, чтобы подняться, но не могу даже повернуть голову. Хочу позвать на помощь, но из глотки вырывается лишь хрип. Перед глазами все плывет, и я вижу мелькающие пятна то тут, то там. Наверное, это Аламар. Сильнее сжимаю в руках поводья, думая, что мерин меня поймет, поможет встать. Холодные руки дотрагиваются до моего лба. Голову словно чем-то сковывает, и я проваливаюсь в сон.

***

      — Дальше нам не пройти. Если только зверей кто-нибудь не успокоит. — такой приятный мужской голос. Мелодичный, словно песня, он был вокруг меня в этой тьме.       — Может ты и маг, Эанциеле, но твоих фокусов хватает на пару огненных шаров и фонариков в воздухе. Думаю, наш друг больше сгодиться для этой работы. — второй голос был грубым, хриплым, рычащим. От него бросало в дрожь, словно рядом говорил старый варг, а не человек. Его собеседник издал приглушенное шипение.       Что-то холодное и мокрое легло мне на лоб. Капельки ледяной воды стекли мне за ворот, от чего я резко поежилась и тяжелое покрывало слетело вниз. Но его тут же подняли и вернули на место, подталкивая края под меня.        — Вы сами назвали это работой. — раздался голос Довакина совсем рядом. — Значит, я могу рассчитывать на оплату.        — И что ты хочешь? — отозвался первый собеседник.       — Выведите нас из Пущи. — без каких-либо колебаний ответил маг.       Но в ответ была лишь тишина. Я слышала чье-то громкое дыхание, скрежет металла по коже и треск костра.       — А…лам…а… — попыталась позвать Довакина. Я открыла глаза, но мокрая тряпка на лице все мне закрывала. Сдернуть бы её, но руки будто отяжелели.        — Мама, она умирает? — раздался детский шепот где-то справа.       — Нет. Йан, иди в палатку. Я скоро.— так же тихо произнесла женщина.       — Подожди. — узнаю голос Довакина.       Наконец-то с лица убирают мокрую ткань, и я вижу лицо Аламара. Оказывается все это время моя голова была на его коленях.       — Доброго вечера, миледи. — к нам подошел человек, чей голос я услышала после пробуждения. В отсветах огня я увидела как тени ложатся на его узкое, вытянутое лицо, делая похожим на маску. Золотые волосы мужчины струились по черной котте, переплетаясь с яркими узорами на ткани. Он казался молодым юношей, но было в его улыбке что-то, что есть у всех, кто видел ужасы настоящей жизни.       На его приветствие я смогла лишь кивнуть головой, замечая, как Довакин что-то делает с водой в котелке, который стоял над огнем.        — Буду рад узнать ваше имя, когда ваш друг вернет вам способность говорить. — он протянул мне руку. — Эанциеле Травен.       Я не смогла бы пожать её, даже если могла пошевелиться. Для этого Эанциеле надо было бы нагнуться, но он лишь убрал руку обратно за спину и, подмигнув, обратился к Аламару:       — А это не заразно?       — Вы боитесь кровавое легкое? — безэмоционально отозвался Довакин.       — Этот недотрога боится даже укуса грязекраба.       Я повернула голову, чтобы рассмотреть говорящего. Хриплый и рычащий голос принадлежал орку. Он сидел напротив и крутил в руке клинок, примеряя к нему кусок дубленой кожи. Заклепки на его кожаных доспехах поблескивали в свету костра, а бусы в волосах смешно звенели, когда он поворачивал голову в сторону. Недалеко, в тени дерева, я заметила двоих — женщина редгардка и данмер с белой, как снег, кожей. На них тоже были красивые, яркие костюмы как и на Эанциеле.       — Олуш! — прикрикнул на орка Травен, топнув ногой так, что пыль полетела мне в глаза. Я отвернулась в сторону, пытаясь стряхнуть грязь.       — Зелье очень горькое и его нужно пить горячим. Постарайся не выплюнуть, ладно? — Аламар подтянул меня ближе к себе, кладя под голову руку.        Эанциеле куда-то отошел, наверное, боясь, что лекарство я выплюну прямо на него. Довакин поднес к моему лицу черпак с дымящимся зельем. Интересно, у всех снадобий такой отвратительный запах? Больному и так плохо, а ему ещё суют жижу, от которой воротит. Но я собрала всю волю в кулак, стараясь отрешиться от горечи на языке и как можно скорее проглотить зелье. Рот, горло, грудь опалило жаром, словно мне во внутрь засунули горящий факел. Я хотела было избавиться от лекарства, но маг вовремя заткнул мне рот рукой.       — Поспи…

***

      Дикий крик. Нет, рев разнесся над землей. Я не знаю ни одно существо, которое могло бы так кричать. Открыв глаза, я увидела алый потолок шатра. Тепло и по-своему уютно. Я лежала все под тем же покрывалом, которое немного давило на меня. Пошевелив руками, мне удалось выбраться из него и провести холодными пальцами по взмокшему лицу. Так хотелось пить, что язык к небу прилип, а на губах был привкус крови. Но стоило мне убрать руки от лица как я заметила алые капли на пальцах. Опять кровь из носа пошла.       Полог шатра распахнулся, впуская порыв ветра.       — Как ты? — спросил Довакин, ставя на пол передо мной склянку с мазью.       — Х… ор… шо. — с трудом, хрипло, по частям, но я все-таки проговорила.       — И где ты успела подхватить заразу? — Аламар покачал головой, проверяя жар на лбу. Мне осталось лишь пожать плечами. — Я думал, что норды не болеют из-за морозов.       — Я… плу…кров…а… — попыталась ответить я.       — Это многое объясняет. — как-то грустно усмехнулся он. — Встать можешь?       В качестве ответа я сама привстала на локтях. Голова всё ещё шла кругом, но не так сильно как в дороге.       — Тебе нужно посидеть, пока я буду наносить мазь на спину. — на мой вопросительный взгляд маг добавил. — Она разогреет твои легкие и ты быстрее поправишься.       Хотя мне и было стыдно перед ним поднимать одежду, но на возмущения у меня нет ни сил, ни голоса. Тем более, что спина — это не все тело. Можно и потерпеть. Наверное можно…        — Гд… м… ы? — решила спросить я, когда теплая мазь коснулась кожи. Было приятно, пока под его руками я не начала чувствовать свои ребра. Кости неприятно ныли даже при прикосновении.       — В лагере цирка «Виззершинс». Эанциеле — их лидер и один из тех людей, которым я не доверяю. — тихо пояснил Довакин. Снаружи повторился рев, который я слышала ранее.       — Ч… то… эт…?       — Мамонты. Когда ты упала, затряслась земля. Их стадо прошло совсем рядом с нами. Олуш, орк из труппы, говорит, что звери вместе с пастухом идут через лес, чтобы найти вход в горную долину для зимовки. — Аламар закончил наносить мазь, и только сейчас я ощутила как неприятно печет кожу.       Мамонты, да? Теперь ясно о каких зверях говорили циркачи у костра. И судя по всему — они в этом лесу самое страшное, что можно встретить на пути. Хотя и труппа циркачей тоже очень странная. В Скайриме такие развлечения не были любимы народом. Истинным норадм подавай кровавые бои, испытания на выносливость, либо славные пиры, а кататься с хохоту могут и имперцы, которые из-за стен своих городов ничего интереснее скоморохов не видят. Странно, что «Виззершинс» решили попытать счастье в холодной, опасной и неприветливой провинции. Можно было собрать большую публику и в Хай Роке. Аристократы Даггерфолла любят такие забавы.       — Есть… — прошипела я.       — Я сейчас что-нибудь принесу. — Довакин уже собрался вставать и уходить, но я успела схватить его за полог плаща. Мне не хотелось оставаться здесь — в душном и темном шатре. Спину так пекло, что я была бы рада вдохнуть свежего прохладного воздуха. — Может не надо?       Но я не послушала его, уже поднимаясь со своего места. Стоять я могла спокойно, только сначала перед глазами все кружилось и плыло. От падения меня спас Аламар, который стал опорой, за которую я схватилась обеими руками.        Выйдя наружу, я удивилась, как место, в котором мы оказались, отличается от остальной Пущи. Высокие и вечнозеленые сосны тянулись к небу, которого не было видно из-за их кроны. Снег не успел упасть повсюду, и лишь маленькие островки белой вуали виднелись то тут, то там. Где-то вделке все ещё слышался рев мамонтов и треск падающих деревьев. Но все это было где-то там, далеко, за невидимой стеной, что окружала лагерь циркачей. Может мне так казалось, потому что все яркие шатры стояли по кругу, а в центре горел большой костер. За палатками виднелись две повозки, в которых стояли клетки. Внутри них ютились звери, сжимаясь пополам, чтобы уместиться в тесной темнице. Их глаза и клыки сверкали в тусклом свете факела на козлах.       Довакин помог дойти мне до огня, у которого сидела редгардка с сыном. Мальчик бросал в деревяшку красивый изогнутый кинжал с изумрудной рукоятью, а его мама резала овощи для завтрака. Наше появление заметил только парнишка, вынимая оружие из дерева и садясь к матери.       — Можно? — Аламар достал из корзины редгардки две картошины.       — Да, — смерив его раздраженный взглядом, ответила женщина.       Маг сел рядом со мной, нанизывая овощи на ветку и поднося их к огню. Пока моя еда готовилась, я решила рассмотреть циркачей поближе. На матери с сыном были одинакового цвета изумрудные наряды, расшитые золотыми нитями. Но если присмотреться, то можно заметить на котарди мальчика множество швов, потертостей, пятен выцветшей краски. Подол простого платья редгардки был пушистым от выбившихся ниток и темнее из-за грязи. В их длинных черных волосах были вплетены красивые белые бусы.       — Доброго утра, дорогие гости!       О, Ситис! В этой тишине, что царила у костра, приветствие Эанциеле прозвучало как гром среди ясного неба. А ещё этот человек очень тихо ходил. Может это ничего и не значит, но, как по мне, такое умение само собой не появляется.       — Я подумал над твоим предложением, маг. — мужчина не стал садиться. Он почему-то предпочитал говорить с нами стоя. — И я согласен на такой обмен. Но нам ещё предстоит многое обсудить. Я и Олуш собираемся сегодня сходить на разведку.       — Я тебя понял. — ледяным тоном произнес Довакин.       — Прекрасно! — хлопнул в ладоши мужчина. — Тогда после вечерней встречаемся у клеток. — он широко улыбнулся, уходя к шатрам.       Я ожидала, что Аламар мне всё объяснит, но он молчал, смотря куда-то перед собой. Может ему страшно идти? Или Эанциеле поставил перед ним какое-то невыполнимое условие?       — Что? — отозвался Довакин на мой толчок в плечо.       — Я… с… ва… ми.       — Нет. — для большей убедительности он даже отвернулся от меня. Но я было непоколебима, продолжая толкать его в плечо. В какой-то момент Довакин успел перехватить мою руку. — Руна, это опасно. Ещё раз выхаживать тебя я не собираюсь.       — Я… — начал моей пламенной речи прервал кашель.       — Ты останешься в лагере. — отрезал мужчина, отдавая мне в руку ветку с приготовившимся завтраком.       Я хотела ещё что-то сказать, но Аламар быстро встал и ушел. В любом случае мне придется идти за ними в лес. Если не мне, то им он может что-нибудь рассказать. Тогда это станет моим шансом разузнать побольше об этом неразговорчивом полукровке. Мне нельзя упускать ни единого его слова. Нынче простой разговор выйдет дороже, чем сотня септимов.       И снова эта неловкая тишина. Без Довакина мне стало еще не уютнее.       — Може…т…пом…очь…? — я кивнула на корзину с нечищеными овощами.       Но меня, кажется, не услышали. И если редгардка продолжала молча свою работу, то её сын хотел заговорить со мной, но мать пихнула локтем его в бок, призывая замолчать.       — Твоя помощь сейчас как монета от нищего. — отозвалась женщина.        — Поче… му… ?       — Ты на ногах еле стоишь. А с ножом тебе и подавно не управиться. Береги лучше силы. — она неожиданно смягчилась, даже повернулась ко мне. — Меня зовут Чалоне. Не скажу, что рада видеть вас в нашем лагере, но раз Тава решила свести наши дороги, то пусть так и будет.       — Я…Рун…а…       — Йан. — мальчик заулыбался, протягивая мне руку.       Во время рукопожатия я заметила, что руки мальчишки покрыты шрамами, а на левом запястье был ожог. И стоило Йану увидеть мое внимание к его ладоням, как он тут же спрятал их в складки котарди.       — Куд… а… вы… идете?       — Хотелось бы добраться до Вайтрана, а потом в Солитьюд. — усмехнулась Чалоне. — Но не думаю, что в провинции, охваченной в гражданскую войну будет дело до бродячих шутов.       — За… чем… иде… те?       — А куда нам? На улицу? У меня ребенок, которого я не могу оставить без еды и крова. А здесь это хотя бы есть. — во время разговора она задела лезвием палец, но когда пошла кровь — просто смахнула её и продолжила работу.       Неожиданно я вспомнила, что у меня на лице тоже сейчас кровь. Но стоило мне провести по коже пальцами как я не ощутила даже запекшейся корочки. Показалось?       — В войну нужно защищать города и семьи, а не народ смешить. Но Эанциеле будто этого не видит. Ему главное — деньги, а кровь и боль для него где-то там, за горизонтом. — продолжала сетовать Чалоне.       «Не для него одного»       — Поним… ю… — согласно кивнула я. — Я жил… а…в Импер… ом… гор… де… — я снова закашлялась, но, кажется, Чалоне и так меня поняла.       — Никогда не забуду той разрухи, что творилась в Бергме. Осада города Доминионом длилась несколько месяцев. А потом он был разрушен до основания за день. — её голос стал тихим, скрипучим, словно говорила не молодая женщина, а старуха. — Я сбежала с Йаном из города через канализации. И, слава Таве, не видела как наш дом превратился в груду камней посреди песка.       — После войны люди уезжали из столицы… — смогла без запинки выпалить я, стараясь не рвать слова. — Я.смогла.мои родит…ли…нет…       — Сколько тебе было лет? — посмотрела на меня Чалоне.       Пальцами я показала цифру двенадцать.       — И не страшно?       — Страшн… е… остав… ся…

***

      После разговора с Чалоне я не знала куда себя деть. До вечера было ещё далеко, а непрошеные мысли гнали меня прочь из палатки. Мне было неспокойно там находиться. Ещё этот колокольчик на двери, который звенел от каждого сквозняка, навевал мне воспоминания о недавнем кошмаре. Сегодня мне привиделось, будто я сижу в темной комнате за столом, освещенном лишь светом из окна, а рядом со мной девушка перебирает костяные руны. Она что-то поет себе под нос, а её светлые косы красиво блестят в свете луны. Но стоит мне взять со стола руну, как дева поворачивается к окну, крича: «Вон он! Смотри! У окна стоит! Прогони его!». А когда я поворачиваюсь — там никого нет. Лишь корова ходит и звенит колокольчиком. «Кого ты увидела?» — я поворачиваюсь к незнакомке, а её и след простыл. Я встаю из-за стола, замечая в углу печь, из-за которой блестят два больших золотых глаза. На пол падает колокольчик, громко звеня о старое дерево. Кто-то шуршит из-за печки, и следом оттуда же появляется коровий хвост. «От тебя не человеком пахнет» — вслед за этими словами хвост подцепляет звенящий колокольчик, протягивая мне.       Мне надоело ходить вокруг лагеря и я решила посмотреть — где можно дождаться Аламара и Эанциеле. Клетки стояли в огромных повозках, которые поскрипывали, когда звери бились о решетки. Несчастные. В неволе ютилась семейка лисиц. Мама с детенышами сидели на грязном сене в узкой клетке. Обессиленный зверь лежал в углу, пока её малыши грызли ледяные прутья. Под ними в широкой клетке бок о бок сидели четыре огромных собаки с порванными мордами, со шрамами на костлявых боках. Они скулили и скалились каждый раз, когда я нагибалась к ним. Рядом, в клетке с орлами, на полу, сидела быстроножка, подогнув под себя обмороженные лапы. Она была небольшая, но в отличие от остальных птиц не умела летать и жила только в теплых провинциях. Даже в Сиродиле их было не так много. В большой клетке, на отдельной повозке, сидел медведь. Его пасть была вся в шрамах, а на задней лапе виднелся ожег. Вокруг массивной шеи зверя была сомкнута цепь, что въелась в кожу до струпьев. Он лежал неподвижно на голых досках и, казалось, умер. Я подошла поближе, хотела потрогать, проверить — дышит ли он. Но стоило мне подойти как медведь встал и, пошатываясь, переполз в другой конец клетки, где упал, тяжело дыша. Я принялась обходить остальные клетки. Здесь были кошки, грязекрабы, пауки, какие-то маленькие зверьки, змеи. Все они жались в тесных клетках, крича, шипя, лая, фыркая, плюясь и клацая то ли друг на друга, то ли на весь мир. Здесь же, стояли наши лошади. Я подошла к Мятлику, который спокойно мял сено, и погладила его по колючей гриве. Его не пугало соседство с шумным зверьем, а лошадка боялась. Она жалась к палаткам и на каждый громкий вскрик поднимала морду, озираясь по сторонам. Лошадка была так напугана, что даже не заметила меня. Я приблизилась к ней, проводя по мягкой, шелковой гриве, и она не отпрянула, ближе прижимаясь боком ко мне.       Рядом раздались чьи-то мягкие шаги. Зверье в клетках зашевелилось, а потом разом затихло. Из-за повозок вышла каджитка. Она несла в руках ведра с мясом, и при каждом шаге кровь через трещины в дне капала на подол её голубого платья. Увидев меня, каджитка зашипела, недовольно морща морду.        — Тебе делать нечего? Проваливай. — прорычала она.       — Нет. — коротко ответила я, садясь рядом с лошадьми.       — Баисса! Отстань от девочки. Она наша гостья. — прозвучал позади мужской голос. Я повернулась, видя перед собой того самого белокожего данмера, который сидел рядом с Чалоне у костра минувшей ночью.       — Лучше неси сено, Ирвер, а не указывай Баиссе. — недовольно прохрипела каджитка, но все-же её уши и хвост говорили от том, что она побаивается данмера.       Пока мужчина таскал сено и воду, она кормила зверей. Ну, не то чтобы кормила. Баисса просто бросала куски мяса в клетки, где звери извивались чуть ли не до хруста костей в попытках ухватить лакомый кусочек. Собак она выпустила из клетки, посадив на привязи у колес телеги. Те радостно завиляли хвостами, жадно грызя голые кости, что им достались, наверное, после вчерашнего ужина. Когда кусок мяса прилетел на пол к медведю, зверь даже ухом не повел, продолжая лежать в углу.       — Если он не будет и дальше есть, то Олушу придется его забить. — посетовала Баисса, кидая мясо орлам, а сено быстроножке.       — Если Олуш продолжит его обучать огнем и плетью — он умрет раньше, чем настанет время убоя. — Ирвар открыл медвежью клетку, занося ведро с водой. Данмер оставил его у входа, а сам подошел к зверю. Я встала со своего места, направляясь к открытой клетке.       — Куда?! — воскликнула Баисса.       — Пусть зайдет. — успокоил её Ирвар, протягивая мне руку. С его помощью я залезла во внутрь. Ближе рана оказалась страшнее. Она уже гноилась и испускала запах, а шерсть вокруг нее была в крови и чем-то липком. Медведь дышал грузно, тихо, а из его глаз текли…слезы?       — Я хочу вылечить… — прошептала я, готовая сама заплакать от такого зрелища. Внутри меня клокотала ярость вперемешку с чувством несправедливости. Было трудно дышать.       — И как? — по его голосу было понятно, что он не верит в успех моего лечения.       Я ничего не ответила, приближаясь к зверю. И если во мне раньше бушевала твердая решимость, то сейчас я даже не знала как подступиться к медведю. Ему могло прийтись не по душе даже мое присутствие, после чего меня разорвали бы на части. О Кинарет, помоги! Я опустилась перед медведем, осторожно дотрагиваясь до ожога, но он и ухом не повел. После я с полной уверенностью достала кинжал, начиная отскабливать засохшую корку. Данмер сел рядом, поглаживая зверя каждый раз, когда тот начинал порыкивать. Корка шла тяжело, с кровью, но как говорил Аламар — так выходит болезнь, поэтому это пойдет только на пользу. Слипшуюся шерсть мне тоже пришлось отрезать. Когда рана была чиста, я промыла её водой.       — Открой ему ошейник… — прошептала я данмеру.       Ирвар осторожно разомкнул железное кольцо и я попыталась вылить холодной воды на воспаленную кожу, но заверь начал офыркиваться, рычать. Пришлось намочить тряпку в воде и осторожно водить ей по больному месту.       — Спасибо тебе большое. — данмер принес связку сена для Мятлика, пока я заплетала косичку кобылке. Мы закрыли клетку, оставив медведя поправляться, а сами пошли смотреть на остальных зверей.       — Не за что… — я могла нормально говорить только шепотом, поэтому решила, что хотя бы так меня будут лучше понимать. — Почему Олуш сам не кормит их…?       — Он воин, а не цыркач. Для него все они — мясо, которое приносит доход. Ему не ведомо, что они живые. — тяжело вздохнул мужчина.       — А Эанциеле…? — выдохнула я. — Что он говорит…?       Но данмер ничего мне не ответил, разбрасывая перед лошадьми сено.       — Не стоит пытаться узнать всю правду, Руна. Она будет тебе не по душе. — улыбнулся Ирвар.

***

      Перебирая в руках горячий узелок с мясом, я обходными путями пробиралась к клеткам. Время ужина давно уже прошло, и циркачи расселись у костра, обсуждая прошедший день. С ними был и Аламар. Я же решила остаться в своем шатре, куда Довакин принес для меня мяса, сваренное на зелье. На вид и вкус это было просто отвратительно, но по словам мага должно лекарство было подействовать на следующее утро. Еле проглотив пару кусочков, я собрала остатки в холщовую ткань, подстелила под одеяло спальника мешок с сеном, и сбежала из палатки.       Медведь все ещё лежал в том же углу. Кто-то вернул ему ошейник. Зверь не спал, а все так же смотрел невидящим взглядом на огонь костра. Я подошла совсем близко к клетке, кладя перед носом несчастного кусочек мяса с зельем. Запах трав был не так силен как в настоящем лекарстве, но и он мог отпугнуть зверя от еды.       — Поешь… Пожалуйста… — я подтолкнула кусочек ближе. Медведь провел по нему языком, вздохнул, повел мордой, но есть не стал.       Я достала ещё один и положила рядом. То же самое. Осторожно, не делая лишних движений, я подняла ещё мяса и провела им под губами зверя. Тот открыл рот, лизнул мою руку и заглотнул еду.       — Ещё будешь…? — я повела по его морде рукой, и в ответ зверь фыркнул.       — Лучше дай ему мягкий жир, а не жесткое мясо. — раздался рядом скрипучий голос.       Я вскочила на ноги и, попадая сапогом в ведро, повалилась на землю. Старуха хрипло рассмеялась, подавая мне свою костлявую, сухую ладонь. Я не стала принимать помощь от неё, и встала на ноги сама. Отряхнувшись, я заметила, что незнакомка намного ниже меня ростом. В отличие от других циркачей старушка носила потрепанную одежду, где уже не было места для новых швов и заплаток. Опираясь на кривую палку, она просеменила ближе к медведю, подталкивая куски еды к его морде. Тот принюхался, облизнул кусочки и начал лениво их пережевывать.       — Поешь, ведь для тебя старались. — добродушно рассмеялась она, поднимая на меня свои огромные белые глаза. А у меня о этого взгляда похолодели руки. — Ирвар сказал мне, что вы пришли сюда этой ночью. Хотя я ожидала этой новости больше от своего племянника, чем от слуги.       — Кто вы…? — выдохнула я.       — Белая Леди. — бесцветным голосом представилась она. — А ты Руна, так?       Я нашла в себе силы только кивнуть.        — Я бы хотела поговорить и с Довакином, но Эанциеле решил, что все эти глупые планы важнее, чем беспокойства собственной тетушки. — она повернулась ко мне всем телом, не сводя пристального взгляда «в никуда». — Ты прошла долгий путь перед этой встречей, а я просто сидела в своем шатре и гадала когда это случится. Поэтому я буду обязана сказать тебе хорошие новости, но их, к сожалению, нет. — у меня замерло сердце. — Я не знаю что ждет твоих родителей.       Она вдруг замолчала, а я почувствовала как дрожат руки от нетерпения. Я готова была закричать, желая узнать весть, которую Леди мне принесла.       — Я знаю что ждет тебя. И та дорога, которую ты выбрала, ведет в никуда. Ты не получишь денег с этого контракта. Заставь своего отца смерить гордыню и гнев. Тогда Аэдра дадут тебе шанс на искупление всех смертей. — она взяла меня за руку, вкладывая что-то в ладонь. — Он будет сложным и тернистым, но найди в себе силы полюбить того, кто не имеет сердца.       Сбоку засверкали огни факелов. В их свете я увидела Аламара, Эанциеле и Олуша. Они направлялись в сторону леса. Я повернулась к Леди, но её уже не было рядом со мной. Лишь в руках остался её подарок — браслет из колец, на которых держался маленький крестик. Я быстро положила его в напоясный кошель, решив для себя, что потом поговорю об этом либо с Ирваром, либо с Довакином, и пригнулась пониже. Слава Ситису, меня не было заметно из-за повозок и я смогла незаметно проследить за ними. Сначала в голове мелькнула мысль, что эта плохая идея — идти в темный лес с риском быть замеченной, но когда огни лагеря скрылись за поворотом — было поздно.       В тот момент я вспомнила все, чему меня учила Астрид — шла, перекатываясь с пятки на носок, следила за дыханием, смотрела под ноги и вперед, искала пути отступления, не упускала цель из виду. Хотя в кромешной тьме Пущи потерять свет их факела было сложно. А заросли все сгущались, и с неба начал валить снег.       — Вам не занимать смелости в таких опасных ситуациях, господин маг. — услышала я сладкий голосок Эанциеле.       — Я видел времена и опаснее. — бесцветно ответил Аламар.       — Вы и ваша спутница чуть не погибли от болезни и голода. — напомнил циркач. — Если бы не наша помощь, Пуща поглотила бы вас.       — Хочу заверить, что я пережил вещи и похуже, чем болезни и голод.       — Тогда почему попросили у меня помощи? — не унимался мужчина.       — Потому что я не один. — отрезал Довакин. На этом их разговор как-то сам утих.       Вскоре между деревьев показался прогал. Его было видно даже в темноте. Ряд поваленных деревьев лежал по обеим сторонам от огромной тропы средь леса. Огромные следы вели вправо по вымокшей земле. Олуш приблизился к ним первый. Он проверил их свежесть, понюхал шерсть, которая упала со зверей. Я же затаилась за стволом дерева, наблюдая за Аламаром.       — Один из них ранен. — произнес он, опускаясь перед крайними на тропе следами.       — Попался в мою ловушку. — довольно протянул орк.       — Будем брать его. — отозвался Эанциеле.       Они быстро осмотрели оставшиеся следы и двинулись вперед по тропе, где горел огонь стоянки великана. Я спустилась вслед за ними на тропу, угодив ногой прямо в лужу, что осталась от ноги мамонта. Она была просто огромна. По сравнению только с ней я была уже крохой, а если рядом пройдет сам зверь, то мое тело будет сравнимо с песчинкой для горы.       В глубине леса, куда ведет только «мамонтова» тропа, был временный оплот пастуха и его стада. В свете костра я видела их величественные фигуры. Звери молча бродили по кругу опушки, а их раненый собрат лежал у огня под присмотром великана. Если что-то мелькало в темноте, то животные срывались с места, трубя и ломая бивнями вековые деревья. Они были напуганы как никогда. Даже в пределах Вайтрана эти звери и их пастух были более спокойны. Сейчас же они напоминали мне загнанных в ловушку собак — кусают и бьют, если видят опасность.       Олуш потушил факел и все трое перешли на медленный, осторожный шаг. Я обошла чуть слева, позволяя себе подойти ближе, чтобы лучше видеть стоянку. Раненый мамонт истекал кровью из вспоротой ноги. Выглядело, будто чьи-то огромные, мощные клыки впились в него, а потом оторвали кусок мяса. Рана начала гноиться. Пастух прикладывал к ноге зверя грязь, пытаясь залатать его, но тут поможет только вода и раскаленное железо.        — Поедете за мной. Если мамонты нападут, то бегите. — услышала я голос Аламара.