Один шаг навстречу пропасти (Из цикла Бесконечный Фанфик)

      Отношения между Маринетт и Тикки продолжали быть натянутыми: они не разговаривали. Точнее, Маринетт пресекала все попытки квами объясниться, девушка не хотела, чтобы слишком древнее существо снова дурачило ей голову.       — Прошлое нужно, чтобы учиться на ошибках, — сердито заявила малышка, зависнув перед Маринетт, но только не лицом, а спиной к девушке.       — Ты так же скажешь мне и в следующий раз? Когда я буду вспоминать Маринетт Дюпен-Чен, жившую в Париже?       — Я не собираюсь с тобой спорить, потому что это было твоим решением. Всегда.       И Маринетт не собиралась спорить со своей квами, она до сих пор снимала на день серьги, а надевала прямо перед тем, как лечь, засыпая в ту же секунду. Так что теперь, оставив чёрную гранёную коробочку в ящике стола, она ушла на занятия в колледж.       Маринетт чаще ходила расстроенной и понурой, постоянно думая над своими воспоминаниями. Иногда ей удавалось увидеть ещё некоторые отрывки прошлого. Она даже вспомнила, как Мариатон подходила к водному зеркалу Нила: тогда в отражении она увидела себя. Было фактом, что это не Маринетт Дюпен-Чен: другие пропорции лица, египетское каре, загорелая кожа… Можно было бы сказать, что перед ней незнакомка, но глаза… Глаза цвета неба были её. Это были не просто очень похожие, а именно её глаза. Она смотрела ими сквозь время в воды Нила на облик человека, каким когда-то была.       Именно этот факт заставлял её поверить, что эти видения — её память. И у неё было много вопросов, обсудить которые она ни с кем не могла. Нужно было помириться с Тикки и расспросить её. Только так удалось бы узнать хоть что-то и не прослыть сумасшедшей. Но Маринетт всё ещё не могла этого сделать. Она до сих пор чувствовала себя обманутой.       Когда девушка подошла к учебному заведению, то увидела привычную картину. У колледжа группками стояли ребята, отдельно от других на скамейке сидел Нино. Кажется, всю последнюю неделю он работал над очередным треком, который, по его словам, не получался. Маринетт, подойдя к нему, попросила послушать. Нино молча протянул ей один наушник, попытавшись согнать надежду с лица и заменить её равнодушным выражением. Маринетт раньше в песнях ценила больше слова, считая их выразительной частью. Тут она поняла, что всегда ошибалась: эта музыка сама по себе была очень выразительной. Она пробирала Маринетт до глубины сознания, потом расползалась по спине мурашками, потом снова сворачивала и разворачивала душу, заставляя грустить и улыбаться. Казалось, в этой мелодии было всё её существование, нужно было только уловить.       — Скинешь мне трек? — спросила она после того, как музыка оборвалась.       — Конечно, но не раньше чем допишу, — было в этой фразе что-то похожее на лёгкий отказ. Словно намёк на то, что закончить работу над этой композицией попросту невозможно. Маринетт пошла в кабинет, прокручивая в голове понравившуюся мелодию.       Ещё не началось занятие, а в кабинете уже было жарко. Лидер класса произносила пламенную речь, изничтожающую всё неверное; голос школы громогласно вещал, сотрясая стены; лицо города оглашало незыблемые истины, которые были в корне неверны, но кто же сможет об этом сказать лютующей Буржуа?       Хлоя говорила о предстоящем осеннем бале. Она вызвалась быть организатором этого мероприятия, а теперь высказывала свои соображения. Конкретно в тот момент, когда Маринетт села на своё место, Хлоя говорила, что будет намного лучше, если не все придут на осенний бал, о том, что нужно тщательней смотреть, кого пускать, а кого нет. Она упомянула несколько девочек из параллельного класса, которым стоит намекнуть остаться дома. А потом посмотрела на Ивана.       — Ты, Иван, будешь нелепо смотреться на балу! Я не хочу, чтобы всё испортила твоя неуклюжая фигура.       Маринетт показалось, что она падает, и у неё возникли те же чувства, как когда она летела с крыши высотки. Почему она вспомнила об этом именно сейчас? Это было странным. Раньше она не смешивала супергеройскую и личную жизни. Так повелось, что Леди Баг — это Леди Баг, она совершенно фантастическая, ею быть здорово, но к её обычной жизни это не имело никакого отношения.       А вот сейчас, видя, как Хлоя измывалась над Иваном, притом совершенно необоснованно, да ещё и на глазах у всего класса, Маринетт понимала, что у неё нет выбора. Она будто видела ту же самую картинку приближающейся земли. Как тогда ей не хотелось прерывать полёт, ровно так же теперь не хотелось вставать и говорить. Но между тем она была абсолютно уверена, что всё же сделает это лишь по той причине, что всегда, даже против своей воли, верным движением выбрасывала йо-йо и приземлялась после прыжка на ноги.       «Три… Два… Один… ноль…» — выдох — и всё, больше ничего не осталось, только вакуум и её голос:       — Нет. Не считай, Хлоя, что, вытирая ноги об окружающих, ты будешь выглядеть лучше, чем есть!       — Да ладно тебе, лохушка, не устраивай тут Варфоломееву ночь. Не тебе мне указывать. Непонятно, что ли, я устанавливаю правила! — Хлоя, задетая тем, что кто-то прервал её, несколько растерялась. — До тебя ещё речь дойдёт, ты тоже тот ещё кадр!       — Я считаю, что каждый заслуживает уважения. Я его заслуживаю не меньше, чем остальные, не меньше, чем Иван, и не меньше, чем каждый из присутствующих. А ты, Хлоя, ошибаешься, если думаешь, что заслуживаешь большего, потому что лучше других! Ты не лучше, ты обычная. Заметь: у тебя никогда не было друзей. И их никогда не будет! Сколько бы ты ни прикрывалась своей популярностью, а остаёшься пустым местом, потому что в тебе нет ни крупицы добра, — когда она закончила говорить, в кабинете все ещё стояло молчание, которое воцарилось с самого начала её речи. Ни один человек не произнёс ни слова. Маринетт видела в глазах одноклассников удивление, граничащее с шоковым состоянием, да и, пожалуй, всё. Маринетт и сама не знала, что теперь делать, пауза слишком затянулась. Сесть на своё место? Извиниться? Ещё что-то сказать? Всё казалось неподходящим. И в гробовой тишине, под прицелом пятнадцати пар глаз её лицо стремительно краснело, а из глаз уже готовы были брызнуть слёзы.       Ситуацию решил звонок на занятие. Хорошо, что учитель ещё не зашёл в класс. Маринетт вылетела из помещения, будто разбуженная этим резким звуком. Одновременно с которым в её голове сверкнула мысль: «Раз в колледже наступили занятия, то по коридорам уже никто не слоняется, и за дверьми кабинета можно остаться одной». По дороге в женский туалет Маринетт поняла ещё одну простую истину: библиотека — более подходящий для уединения уголок.       Засев за стол, который располагался между книжными стеллажами и услужливо спрятал девушку от посторонних глаз, она расслабилась. Но только на мгновение, пока в очередной раз не вспомнила, что, скорее всего, испортила себе жизнь в колледже до конца года, а может быть, и на всё оставшееся время до самого выпускного вечера. Схватившись за голову, она раз за разом видела ошарашенность на лицах, изумление и страх — возможно, свой, — оборванную на полуслове Хлою. По её виду можно было понять, что Буржуа не простит этого открытого протеста. Прокрутив несколько раз в голове свои пять минут позора, она откинулась на спинку стула, окончательно устав от рефлексии. Оглядевшись, поняла, что библиотека — лучшее убежище. Здесь было тихо, безлюдно и стояли достаточно мягкие стулья, даже можно от нечего делать почитать какую-нибудь книгу. А на углу стола услужливо лежал кем-то неубранный зачитанный и обмусоленный экземпляр научной работы «О магнитах и магнетизме».       Рука как-то сама потянулась к ней после того, как глаз выхватил слово Агрест на обложке. Маринетт перелистывала страницы, читая не то что по диагонали, а совсем поверхностно, хватая некоторые предложения из текста. Просто физика — не та область, которую бы хотелось изучать или использовать для лёгкого чтения в свободное время.        «…магнит на французском «аймант», что означает «любящий камень…»       Или:        «…Известно и старонемецкое название магнита: «зигельштейн» — «печальный камень…»       А потом        «…египтяне звали магнит костью Богов…»       Она чуточку подумала о том, почему, если кто-то о чём-то говорит, то почти всегда ссылается на египтян. Неужели в Древнем Египте уже всё было? А говоря о повседневном, обязательно ссылаться на прошлое? И как тогда будет начинаться доклад об интернете? Как сюда будут относиться египтяне, римляне или история Древнего Китая?       Размышляя об этом, она перелистнула пару глав. Потом, пробежавшись глазами по строчкам, узнала, что из мощных магнитов люди пытались построить броню для кораблей, чтобы притягивать летящие снаряды в укреплённую часть судна. Но затея оказалась бесполезной, ведь сила притяжения таяла во множество раз с увеличением расстояния до магнита.        «…Давно было подмечено, что магнит притягивает молнию…»       А это значило, что, несмотря на уменьшение силы притяжения при больших расстояниях, полностью притяжение не исчезает.       Маринетт прочитала про парящий гроб Магомета; про то, как в разные века, используя магнитные силы, люди пытались построить вечный двигатель; как учёные подвешивали незакреплённый предмет между магнитами, заставляя его парить, и даже о том, у кого это действительно получилось.       По мере чтения Маринетт втягивалась, соглашаясь, что такой взгляд достаточно интересен, и всё в работе доступно преподнесено. Она уже меньше пропускала страниц, думая, что физика не настолько плоха сама по себе.        «…доказано, что природные силы едины и магнитные свойства присущи всем существующим в природе веществам, а не только металлам, как это считалось раньше…»       Позже она прочитала о том, что термин «магнетизм» использовался только по отношению к людям, а свойство притягивать металлические предметы им стали обозначать только после XIII века. «Магнетизм есть не что иное, как естественный результат эмоций, вызываемых привязанностью между людьми».       И эта сила одинаково объективная как между людьми, так и между предметами. От чего зависит сила магнитного притяжения? Как её рассчитать?       «Глаза — первый признак любви, они биологический магнит. Магнитное поле, образуемое ими — подобно полю, что получается от магнитов диаметром два сантиметра…»       Эту физическую силу можно измерить. «Уже на расстоянии пяти сантиметров сила, притягивающая их, настолько мала, что её можно сравнить с весом в пятнадцать грамм. А на расстоянии метра эта же сила будет слабее, чем та, с которой перо, лежащее на ладони, давит на кожу. Но, несмотря на то, что притяжение бесконечно мало, оно не исчезает полностью. Поэтому человека может совершенно необоснованно притягивать к другому.       Это чувствуешь, когда тебя со страшной силой тянет к человеку, именно тянет. Будто привязали канатом и тянут. Так, что все мысли только о нём. И чем меньше расстояние, тем сильнее тяга, её можно прямо в воздухе почувствовать, она как микроразряды тока…»       Маринетт, перелистнув последнюю страницу, закрыла папку. Оказалось, что работа не настолько физическая, как казалось. Вот они чем тут зачитывались! На физику не сильно похоже, больше на какой-то роман. Неужели это можно считать научной работой?       Но прочитанное не исчезло бесследно, эти фразы крутились в голове. Она пыталась понять, о чём именно писал Адриан. «Магнетизм как притяжение — это бесконечное стремление друг к другу». Она тоже что-то об этом помнила. Сильнейшее притяжение на минимальном расстоянии — это было не пустым звуком в её сознании.       Маринетт закрыла глаза и увидела темноту, но не ту, что обычно предстаёт перед человеком, опустившим веки. Эта тьма была объёмная, чарующая, наполненная ожиданиями и сладкими ароматами.