Зая

      22 января. До отпуска Ване оставалось несколько недель, а до дня рождения всего три дня. Но ни о чем, об этом он совершенно не помнил. Если бы помнил, то знал наверняка, что вскоре ему суждено было стукнуть сорок шесть лет.       Он считал, что посещая психолога, и рассказывая о своих проблемах ему становится легче, но на самом деле это было не так.       Сегодня на Марии был такой же костюм только тёмно-зелёного цвета, чёрные лаковые туфли с закруглёнными носами. На этот раз Мария не стала зашторивать шторы.       — Расскажите мне о своей жене, — попросила она, постукивая ручкой по записной книжке, лежащей на коленке, — Когда вы познакомились?       — Мы были знакомы с детства, — начал Иван, теребя ткань своих брюк, — Жили в одном дворе. Потом ходили в одну школу.       — Вы сказали, что она болела… Чем?       — Э… Не припоминаю, когда я вам говорил об этом… — не понимающе пробормотал он.       — На прошлом сеансе.       — Да? — он совершенно не помнил беседы их прошлого сеанса, поэтому решил, что такое вполне реально, но всё же в глубине души он чувствовал, что-то здесь не ладное, — Наверное…       — У неё были какие-то проблемы с гипофизом? Верно?       — У неё была макросомия… Гигантизм, — нехотя пояснил Ваня, словно рассказывал о самом себе, — Уже в десятилетнем возрасте она была выше всех сверстников. Мария понимающе кивнула:       — Вы являлись её защитником, верно?       — Да, конечно, я заступался за неё. Дети такие жестокие. Они не понимали, что она болела, и каждый раз норовили обозвать или даже причинить боль.       — Насколько мне известно, таким людям должны проводить операции.       — Да, должны, но её родители… — он огорчённо покачал головой, — Алкаши треклятые. Ничего кроме бухла их не интересовало. Да и мы тогда были маленькими и ничего об этом не знали. Я жил с бабушкой. Родители работали на РЖД проводниками, я их месяцами не видел. Подсказать было некому. Да и что бы изменилось, зная мы о существовании такой операции? Мы были детьми…       — Но операцию, вы всё же сделали? — постоянно кивая, продолжала спрашивать Мария.       — Да, когда выросли. После операции рост прекратился. Но уже было поздно.       — Какой у неё был рост?       — Двести восемнадцать, — это на сорок три сантиметра выше роста самого Вани, — Но это не имело никакого значения. Если бы вы видели, какая она была красавица. Белоснежные локоны, большие голубые глаза, стройная фигура, — со вздохом вымолвил он, чувствуя, как в горле застревают слёзы.       Мария продолжала кивать, что-то чиркая в своём ежедневнике.       — А как она умерла? — спустя полминуты спросила психолог, — Расскажите об этом. А рассказывать об этом было нелегко, даже самым близким. Ваня какое-то время собирался с мыслями, откидывая разные сентиментальные фразочки.       — После того как ей исполнилось сорок лет. Она стала себя плохо чувствовать. Такие как она всегда должны находится под наблюдением врача, а она их терпеть не могла, — на самом деле Вера чувствовала себя плохо практически всегда, то головные боли, то тошнота, то усталость, то всё вместе взятое. А в последние месяцы её жизни у неё стало скакать давление, и она начала терять в весе, всё больше походя на тех длинноногих и длинноруких, которых стал видеть Ваня, — Врачи сказали, что у неё гипотония. Её стали часто увозить в больницу. И в тот день… — его голос задрожал, а ладони жутко вспотели, — Я был на работе в ночную смену. Накануне её снова положили в больницу. Оттуда она и позвонила мне ночью… — повисла пауза, будто он натужно вспоминал события той ночи, но на самом деле он всё прекрасно помнил.       — Что она сказала?       — Она сказала, что ей плохо. И спросила, приеду ли я? Я пообещал заехать сразу после работы…       Мария смиренно ждала продолжения.       — А когда приехал, доктор сообщил, что она умерла, — договорил Ваня, словно не своим голосом, таким чужим и далёким. Он прикрыл рот ладонью, чтобы Мария не заметила, как трясутся его губы. А вот с текущими по щекам слезами, он ничего поделать не мог.       Видя в каком состоянии был её пациент, Мария великодушно попросила помощницу принести минералки. И только дождавшись, когда стакан в руке Ивана опустеет продолжила:       — У вас был ещё кто-нибудь после жены?       — Нет, — сразу ответил он, теперь вертя в руках пустой стеклянный стакан, — Это было бы предательством с моей стороны.       — Разве быть счастливым это предательство? Ведь прошло целых четыре года.       — Если бы вы знали, как я её любил, вы бы поняли.       — Знаете, я думаю, ваша жена была бы рада за вас, если бы знала, что у вас всё хорошо. Что вы снова кого-то любите. Что обрели семью. Вы ведь понимаете, что все ваши проблемы, видения и полуночные звонки, вызваны тем, что вы никак не можете её отпустить. Иван, вам нужно отпустить вашу жену и жить дальше.       Ваня в ужасе смотрел на неё. Такой жуткой и абсурдной мысли в его голове никогда не возникало. Он так привык любить Веру, что просто не замечал других женщин. Видимо решив, что этих слов достаточно Мария решила перейти к другой теме:       — Давайте, поговорим о докучающих вам звонках по ночам, — медленно начала она, словно общаясь с умственно отсталым, — Вы сказали, что звонки повторяются каждую ночь в три сорок пять, — она сверилась со своим блокнотом. Ну, вот опять, когда он успел ей это рассказать? — И вы так же сказали, что ваша жена звонила ночью перед… смертью. Она звонила вам в это же время?       Ваня никогда об этом не задумывался, но чёрт эта мозгоправка была права. Вера в ночь своей смерти звонила ему на мобильник ровно в 3:45. Он кивнул.       — Раз вы не делали детализацию звонков и не знаете, с какого номера происходят звонки… — всё тем же тоном для слабоумных, — У меня только два вопроса: вы снимали трубку, и кто с вами разговаривал?       — Да, — на этот раз стал кивать он, ища ответы где-то на полу, — Там говорила какая-то женщина…       — Это была ваша жена?       — Нет, она ведь умерла, — неуверенно возразил он, снова приложившись к пустому стакану, совсем забыв, что он пустой. В горле снова пересохло.       — Что она говорила?       — Она всегда говорит одно и то же… — произнёс он с упрёком, словно она и сама должна была это знать, — …Как ей плохо…       — И после…       — Я кладу трубку.       — Вы хоть раз попытались продолжить беседу? Хах, как мило, беседу.       Он покачал головой, словно принимая поражение.       — Может быть уже пора?       На этой славной ноте, Ваня покинул кабинет психолога, чувствуя себя и впрямь намного лучше. Можно сказать даже в приподнятом настроении.