Хозяин Торнфилд-Холла

— Это, разумеется, ваше право — решать, где именно будет располагаться школа, господин Риверс, но я бы всё же выбрал амбар. Там не такие уж и большие расходы на ремонт, рядом вполне приличный домик бывшего управляющего, в нем можно поселить учительницу. Проделать окна и сложить пару каминов, вычистить снизу до верху — не проблема. Если отделить часть столь обширного класса, то появится и помещение для библиотеки и хранения учебных пособий. В конце концов, извините за откровенность, как я понял, вы пытаетесь создать школу, а не развлечение для мисс Оливер. Рочестер предпочёл ехать на Мезруре, преподобный тоже сидел в седле весьма неплохо — ему Джон выделил спокойного пегого мерина, а дамы мёрзли в карете. Вся компания возвращалась после осмотра коттеджа. По мнению Эдварда, коттедж вполне подходил для проживания в нем священника, возможно, даже с женой и парой оливковых ветвей, но для школы был тесен, даже если снести внизу не одну перегородку, а две — больше не позволяли особенности здания. — Да и неизвестно, как посмотрит на это будущий муж Розамунды, буде она скоро выскочит замуж — такие шикарные цветы недолго цветут в одиночестве. — Рочестер хлопнул рукой по крыше кареты и крикнул вознице куда более грубым тоном, чем говорил с преподобным: — Джон, хорош жалеть лошадей. Прибавь темп, мне совершенно не нужно, чтобы мисс Эйр и мисс Адель обморозили свои нежные ножки! Джон с неохотой послушался, лошади прибавили ходу, кавалькада двинулась быстрее, но вскоре Рочестер взял утомлённую долгим утром Адель к себе в седло, благо оно было широким и позволяло усесться даже взрослой барышне. Адель схватилась за луку, расцвела от счастья и по неискоренимой привычке завопила «Но, лошадка!», словно ездила в седле впервые. Преподобный молчал, время от времени дёргая себя за шляпу и явно о чем-то напряжено размышляя. Наконец поделился своими сомнениями: — А кому принадлежит амбар и прилегающая земля? — Амбар теперь мой, земля под ним тоже, а тот кусок, заросший остролистом, что мог бы носить гордое звание «школьный двор», новый хозяин, мот и кутила, уже отчаялся кому-нибудь всучить даже за бесценок, так что тут проблем не будет. Рочестер видел, что преподобного гложет какая-то неразрешимая задача. Тот значительно утратил живость после встречи с Розамундой. Эдвард решил во что бы то ни стало добиться, в чем дело, но делать это при гувернантке было бы неспортивно. Впрочем, мистер Риверс покорно слез с мерина, когда неугомонная Адель ангельским голоском известила всех, что ей так уж хочется проехаться самой, а не в седле с опекуном. Рочестер не увидел причин для отказа, помог ей забраться в седло. Джон, ворча, что у него куча дел по хозяйству, укоротил стремена по ноге юной всадницы, и вскоре Адель, держа, как учил её Эдвард, идеально ровной спину, пустила лошадь сперва шагом, потом уверенно подняла в рысь. Рочестер не опасался за свою воспитанницу: еще во Франции он частенько занимался с ней выездкой — в обмен на её примерное поведение на прогулке и уроках английского, а потом и математики. — Мисс Эйр, не хотите ли пройтись? В настолько быстром темпе, насколько вам это будет удобно? — Он постучал в окно кареты. — Полагаю, вы уже продрогли. Покиньте это холодное гнёздышко, давайте прогуляемся, пока Адель носится по дороге, а преподобный погружен в свои мысли. Мистер Риверс вздохнул, устало провел рукой по лбу и наконец решился: — Видимо, я должен поведать вам о своих печалях и заботах. Я неустанно благодарю небо, что мистер Рочестер исполнен христианского милосердия и принимает столь благотворное участие в моей судьбе. Эдвард молча проглотил «христианское», ибо христианином был разве что по праву рождения. Он вручил повод Мезрура Джону и отворил дверцу кареты, помогая мисс Эйр спуститься с довольно высокой подножки. Вскоре все трое пошли по мощёной дороге, ведущей мимо деревеньки Хэй в Торнфилд-Холл. — Сегодня я получил неприятное известие, — со вздохом начал Сент-Джон печальное повествование. — Чтобы окончательно расплатиться с долгами моего отца, мне придётся расстаться с остатками родового имения Риверсов, даже с усадьбой и прилегающим к нему хуторком. Иными словами, я, мои сёстры и наша старая верная служанка Ханна останемся без крыши над головой. Диане и Мэри некуда будет вернуться из тех мест, где они вынуждены служить гувернантками. Риверс мельком взглянул на мисс Эйр и продолжил: — Род Риверсов, старинный, освященный сенью славных подвигов рыцарей давно минувших эпох, угасает. Мы, его последние представители, вынуждены будем скитаться по стране, ища приют в чужих стенах. — А что мисс Оливер? — без обиняков спросил Рочестер, который терпеть не мог хождение вокруг да около. — Я так понял, что её отец будет весьма не против объединить герцогскую корону Риверсов со своим весьма приличным торгашеским капиталом. Розамунда без ума от вас, и я её понимаю. Вы в этих краях как нельзя к месту. В чем же дело, Сент-Джон? Смущает происхождение капитала Оливеров? Эдвард не хотел обсуждать это при мисс Эйр, но раз преподобный начал сам, то будем говорить прямо. Мистер Риверс казался смущенным таким напором, его горящие от небольшого морозца скулы окрасились совсем уж неприличным румянцем, он даже снял шляпу, видимо, его бросило в жар. Но в лицо Рочестера он взглянул прямо и твёрдо: — Да, моё положение незавидно, мистер Рочестер, и этот брак мне выгоден с любой стороны, кроме одной: я в нежнейшем восхищении и умилении достоинствами мисс Оливер, но сомневаюсь, что смогу быть ей хорошим мужем, ибо сердце моё принадлежит Богу, ему одному. Я услыхал Глас Господень в минуту отчаяния, когда в сердце моём уже зарождались греховные мысли. Господь повелел мне служить людям: открывать лечебницы и школы, взывать к людским сердцам в страстных проповедях, утешать скорбь, оказывать посильную помощь страждущим. Я должен нести им свет истины, бороться за каждую душу, отвоёвывая их у тьмы суеверий, невежества и болезней, порожденный этим невежеством. Розамунде же хочется блистать на балах в роскошных нарядах. Она жаждет устраивать торжественные помпезные приёмы и разъезжать в каретах с герцогским гербом. Право делать последнее я только и могу ей предоставить. А вся эта светская жизнь, роскошь, расточительство глубоко противны моей натуре. Риверс дрожащими от волнения руками напялил шляпу и смутился: — Прошу меня простить за столь эмоциональное повествование. Я должен усмирять свою страстную натуру. Рочестер взглянул на молодого человека с удивлением: временами ему казалось, что преподобный любит не Господа, а себя самого в служении Господу, но неустанные труды Риверса, подкреплённые этой страстной речью, заронили зерно истинного уважения к одному из когорты презираемых Рочестером святош. Приходилось признать, что как раз на «святошу» Сент-Джон походил менее всего. — Мисс Эйр! — обратился Эдвард к молчаливой гувернантке, не пожелавшей взять его под руку и тенью следовавшей в шаге от него. — А как вы считаете: сможет ли благотворное влияние преподобного превратить любительницу развлекаться в верную подругу жизни, помощницу, надежду и опору в неустанных трудах? Джен постаралась как можно незаметнее перевести дух, прежде чем ответить: она совсем запыхалась от быстрой ходьбы. Мистер Рочестер поначалу старался приравниваться к ее шагу, но позже, увлеченный беседой с преподобным, буквально понесся вперед подобно резкому холодному ветру, развевающему полы их плащей. Джен не решилась просить мужчин идти медленнее и оттого сейчас глубоко дышала, пытаясь справиться со сбитым напрочь дыханием. Она почти не слышала, о чем говорили ее спутники, занятая собственными мыслями. Вернее, теми жалкими обрывками, что от них оставались: двадцать шагов назад она думала о школе, у того куста на повороте тропы — о мистере Рочестере и их недавнем разговоре о путешествиях, еще раньше — о книге, которую собиралась прочитать с Аделью. Обилие впечатлений в последние дни затопило ее, требуя хотя бы получаса для спокойных размышлений. Завтра она обязательно встанет пораньше и ускользнет на одинокую прогулку! Вопрос мистера Рочестера Джен услышала исключительно потому, что в этот момент как раз думала о преподобном и мисс Оливер. А вот его постановка ее слегка покоробила: вряд ли на него можно ответить так, чтобы никого не задеть и не выставить себя глупой. Она дорожила мнением мистера Рочестера, но и наживать в лице преподобного врага, пусть они и не совсем ладили, не хотелось. — Я слишком плохо знаю мисс Оливер, чтобы делать какие-либо выводы, сэр, — медленно произнесла Джен. — Люди имеют свойство меняться. Мы лишь можем попытаться помочь им стать лучше. — Да, верно, с мисс Оливер вы пока мало знакомы, но вы провели уже немало дней под одной крышей с преподобным. Так что, мисс, это не ответ. Точнее, ответ, способный вызвать раздражение. Хорошо, оставим пока Розамунду. Вот, взять, к примеру, Адель — юную душу, мягкую глину, способную принять любую форму в умелых руках гончара. Между Адель и мисс Оливер всего семь лет разницы и есть общие черты характера: живость, непосредственность, некоторая легкомысленность, да простит меня мистер Риверс, что я так нелестно отзываюсь о его возлюбленной. При последних словах Рочестера лицо Риверса сделалось непроницаемым, словно он зубрил наизусть скучнейший псалом. Эдвар усмехнулся про себя: что ни говори, а приятно называть вещи своими именами, хотя теперь он не хотел бы всерьёз задеть преподобного, но поддразнить не отказался бы. — Что скажете, мисс Эйр? — продолжил Рочестер, поглядывая на Адель, поднявшую мерина в галоп и удалявшуюся от них в сторону Торнфильда. — Благотворное влияние служителя церкви способно вылепить из Адель жену, достойную священника? Пока мисс Эйр собиралась с мыслями, вдалеке из-за поворота на деревеньку у зарослей боярышника вышла женская фигурка и понуро побрела к Торнфильд-холлу. Приглядевшись, Рочестер узнал Ли — двадцатилетнюю служанку, девицу расторопную и услужливую, но, к сожалению, слишком хорошенькую, чтобы надолго задержаться в качестве верной помощницы миссис Фэйрфакс. Ли была одета скорее как камеристка важной дамы, чем как простая служанка, и уж совершенно точно не напоминала крестьянку, хотя казалось бы сдобное простецкое ирландское личико подошло бы и свинарке, но очаровательные голубые глазки и длинные тёмные ресницы спасали дело даже при рыжих кудрях и море веснушек. В деревеньке жили мать и сестра Ли, а возможно, служанка бегала на почту или в лавку по поручению домоправительницы. Рочестер уже было вновь перевел взгляд на раскрасневшееся от мороза и быстрой ходьбы (согрелась, слава Богу!) личико гувернантки, как вдруг из-за тех же кустов боярышника вышел какой-то мужчина и поспешил за Ли. Эдвард вгляделся пристальнее: всех жителей крохотной деревни он знал в лицо, но этот человек был ему незнаком. Вот мужчина почти догнал Ли и, видимо, окликнул её. Служанка обернулась, увидела вдалеке прогуливающихся господ и буквально шарахнулась от мужчины, тот тоже заметил явно нежелательных свидетелей, резко развернулся и поспешил обратно в деревню. — Кто это, Джон? — спросил Рочестер. Возница выглядел раздосадованным: — Это сын Марты-кружевницы, бастард мистера Оливера. Непутевый молодой человек. Вроде подался в офицеры, говорят, отец помог устроить его карьеру. Он сейчас должен быть на службе. Их полк расквартирован в Милкоте. Рочестер едва ли не физически ощутил дуновение неприятностей. Незаконный сынок старого Оливера был еще тем повесой, Эдвард не видел его лет пять, оттого и не узнал.