***
Джен едва не выронила чашку. Только выездки ей не хватало! Она была согласна на что угодно — весь день проводить с Адель, вернуться в Ловуд, даже снова пообщаться с мистером Брокльхерстом, лишь бы не приближаться к этим поистине жутким созданиям. Когда в ней зародился этот страх? Тогда ли, когда она едва не попала под копыта взбесившейся лошади? Или когда ей в руки попала книга, на одной из картинок которой были изображены Всадники Апокалипсиса? Сами вестники Смерти не произвели тогда на Джен сильного впечатления. В отличие от их коней. Оскаленные морды, развевающиеся гривы, выпученные глаза, мощные копыта, топчущие корчащихся от боли людей… Они потом долго преследовали ее в кошмарах. Поэтому Джен была несказанно рада, что тетка не стремилась сделать из нее «настоящую леди, уверенно держащуюся в седле». У обеих мисс Рид были пони, и сестры при хорошей погоде обязательно катались, после хвастаясь тем, как уверенно они держатся в седле. Но Джен им нисколько не завидовала. И сейчас очень надеялась, что благоразумие возьмет верх и мистер Рочестер не надумает заполнить этот пробел в ее образовании. — Нет, сэр. И нисколько об этом не жалею. Рочестер окинул взглядом фигуру гувернантки — уже в который раз! Он сам себе напоминал Пигмалиона, придирчиво разглядывающего почти завершенную статую Галатеи: тут бы немного отполировать, здесь нарастить, а вон там убавить — и выйдет совершенство. Но мисс Эйр совершенством не являлась. Даже хорошая кормежка, два свободных часа в день и физические упражнения в виде прогулок на лошади не придадут её неправильным резким чертам благородную изысканность. Впрочем, некоторый налет аристократизма на ее физиономии несомненно присутствует. Можно влюбляться! А то, понимаете ли, давненько его сердце не поражал ветреный мальчишка Амур. Пора, пора! Правда, объект сердечных терзаний весьма далек от того идеала, что до сих пор рисовало воображение Эдварда: рослая, сильная, уверенная в себе богиня с волосами, какие были, наверное, у женщин Карфагена. Обворожительная красотка, способная положить к своим ногам весь свет. Мда… Мисс Эйр упорно не хотела соответствовать излюбленному образу. Тем лучше — от любви одни неприятности. Рочестер хохотнул про себя — до чего доводит безделье и вынужденная неподвижность! Право слово, можно подумать, он будто соревнуется с Брокльхерстом — так уж ему вдруг захотелось разрушить собственными руками всё то, что тот взращивал годами упорного труда — чтением проповедей собственного сочинения и попытками заморить воспитанниц голодом, запуская руку в карман Рочестера. Разрушить? А… впрочем, так оно и есть, это стоит признать. Да, разрушить, стереть, словно грязь с боков Мезрура, весь этот налет святости. Интересно, как скоро скромница, боящаяся молвить лишнее слово, оживленно задвигаться в присутствии мужчины, проявит свою истинную суть, ту, которую невозможно воспитать никакими молитвами, постами и покаяниями? Рочестеру очень захотелось взглянуть — что там, под слоями набожности, смущения, якобы скромности и почтительности? А есть ли там душа, подобная драгоценному нерушимому камню — единственное, что теперь имело ценность в глазах Эдварда? Итак, вызов брошен. Принимайте перчатку, достопочтенный Брокльхерст. Посмотрим, скоро ли из вашей скромницы монашки проглянет развратная Селина — мамаша Адель или сменившая танцовщицу грубая, невысоких нравственных правил Гиацинта, от которой Эдвард устал уже через три месяца. А возможно, мисс Эйр ничем не лучше последней любовницы — Клары — честного, кроткого создания, а на самом деле тупой ограниченной мещанки? Или любой другой безмозглой наглой девки, которую можно будет с превеликим удовольствием выставить за порог. И без рекомендаций. Рочестер больше не произнес ни слова, разглядывая гувернантку так, словно видел впервые, и размышляя над своим коварным планом. Нет, ну в самом-то деле! Он, весь из себя такой умный и порядочный… ну не очень порядочный, но и не последний негодяй, скажем так, очень быстро потерпел полных крах, попытавшись научить одну-единственную негодницу Адель хоть чему-нибудь, а вор, болван и мерзавец Брокльхерст пусть и с помощью полудесятка старых куриц смог воспитать целый пансион невинных душ? Да правда ли это? И чем он там пользовался? Словом божьим? Или розги тоже шли в помощь? Интересно, что действеннее: слово божье или розга? Или дело в грамотном сочетании кнута и… кнута? Ну нельзя же, в самом деле, считать проповеди и молитвы пряником! Бедная Галатея, не доведется тебе узнать любви Пигмалиона. Если быть слишком свободным в обращении с этим цветком, его лепестки увянут и его чарующая свежесть исчезнет. Это непреложный закон. И он неумолимо сыграет против вашего создания, жадный и подлый святоша. Из рук дерьмового учителя не может выйти ничего путного. И Рочестер исполнился намерения доказать эту истину. Самому себе. Он в последний раз взглянул в бледное худенькое лицо той, что неминуемо должна была погибнуть, и ощутил некоторое сожаление и даже оттенок раскаяния. Ладно-ладно, как бы не повернулось дело, рекомендации он ей даст отличные. Не стоит добивать поверженного противника. Не утерпел и спросил: — А как вас наказывали в пансионе, мисс Эйр? Только ли бесконечным бормотанием молитв? Или были меры более… действенные, скажем так? Розги? Карцер? Возможно, и мне стоило применить это «более действенное» к Адели, и тогда бы мне удалось ее хоть чему-то научить? А? Как вы полагаете? У девицы ярко заалели щеки, словно он спросил о чем-то крайне неприличном. Интересно. Неужели и в этого немощного эльфа пришлось розгами вбивать покорность? — Вы смущены, мисс? Рассердились? Вам часто доставалось? И за что, позвольте узнать? Вы кажетесь образцом кротости и скромности. Неужели и в вашем прошлом были страницы, которые вызывают у вас чувство стыда? Рочестер хохотнул про себя — уж очень забавным показался ему вид донельзя смущенной девицы. В холле часы отбили половину девятого. Однако! Завтрак затянулся. Впереди немало дел — вон уже во дворе вовсю слышны голоса арендаторов и управляющего. А пикантные разговоры и споры о том, портит ли розга ребенка или вовсе даже наоборот, можно отложить на вечер. — Ну не смею вас более задерживать, мисс гувернантка. Вам еще составлять расписание и выслушивать жалобы Адель на жестокое обращение со стороны кухарки. Сегодня в семь в гостиной. Всё. Вы можете идти. Джен, сделав положенный книксен, вышла в коридор. Мистер Рочестер дал ей задание, в классной комнате ее уже наверняка ждала Адель, с которой предстоял весьма неприятный и долгий разговор… А ей сейчас больше всего хотелось очутиться на крыше — единственном месте, где ее никто и никогда не беспокоил: миссис Фейрфакс говорила, что там сильно дует, Софи боится высоты, а Адель не пускали туда из соображений безопасности. Может, и правда, всего на пять минут?.. Джен не смогла удержаться от соблазна и почти бегом бросилась к заветной лесенке. Ветер ударил наотмашь в лицо, обжег щеки, заставил на короткое мгновение задержать дыхание. На крыше было безумно холодно, но ненадолго ее, оказавшуюся здесь без плаща, все же хватит. Мистер Рочестер спросил, как и за что ее наказывали. Довольно бестактный вопрос, и отвечать на него Джен не собиралась в любом случае. Тем более что рассказывать было не о чем — розги к ней не применяли ни в доме тетки, ни в Ловуде. Это бедняжке Элен часто доставалось за испачканные руки или нашедшую на нее не вовремя задумчивость. А Джен сумела счастливо избежать подобного. В Ловуде для наказания не было причин — она старалась учиться хорошо, даже те предметы, которые не вызывали у нее интереса, заучивались с надлежащим старанием. У Ридов ее обычно заставляли часами простаивать на скамеечке, замаливая несуществующие грехи, или лишали десерта и тех немногочисленных развлечений — прогулок и книг — что у нее были. Только однажды тетка наказала ее особенно жестоко, заперев в Красной комнате. Вряд ли рассказ о таких методах будет интересен мистеру Рочестеру. Он ведь прекрасно обходится без телесных наказаний, назначая вполне адекватные взыскания. Думается, это скажется на девочке лучшим образом — Адель любит общество и сделает все, чтобы не лишаться его надолго. Пожалуй, стоит вечером осторожно указать на это мистеру Рочестеру, чтобы он не сомневался в правильности её, Джен, методов. Ему наверняка будет приятно узнать, что и его усилия не пропадут втуне. Джен зябко передернула плечами. Пора возвращаться.***
Грэйс Пул вышла из одной из комнат третьего этажа, извлекла из кармана связку ключей и попыталась попасть самым большим из них в замочную скважину. Как же надоело всё это: запирать за собой все три двери, даже если нужно отлучиться всего на десять минут — взять на кухне поднос с едой или вынести помои. Или натаскать воды. Это так неудобно — возиться с ключами и одновременно удерживать что-то в руках. И так — возле каждой двери. Но ничего не поделаешь. Хозяин прав — меры предосторожности нужны не хуже, чем в Милкотском банке, на счету которого копятся её денежки. Мистер Рочестер щедр. Весьма. Еще лет пять и можно будет бросить опостылевшую тяжелую работу, купить себе домик в соседнем графстве, найти какого-нибудь еще не старого фермера и зажить как нормальные люди. Грейс наконец-то справилась с замком, глотнула из кружки остатки портера — славного зелья, без которого жизнь временами казалась невыносимой, и засмеялась угрюмым смехом, словно узница, запертая за тремя замками. В ответ из-за дверей тоже раздался смех — еще более сухой и безрадостный, словно простуженное хриплое эхо. Служанка тут же резко прекратила смеяться — не сходи с ума, Грейс, а то твой фермер достанется другой! Она зло стукнула ладонью по двери, смех тут же смолк. И вдруг удивленно икнула — сверху повеяло холодом. Пул оттолкнулась локтем и потопала по темному коридору, чуть покачиваясь и вертя опустевшую кружку в руках. Так и есть: снова беспокойная девчонка выбралась на крышу и неплотно притворила за собой дверь. Эта молоденькая гувернантка находится в положении не намного лучше того, в котором вынуждена пребывать сама Пул — день-деньской возиться с барчуком. А платят ей куда меньше. И выпить нет никакой возможности. Вот она и лазит по крыше. Тоже о фермере мечтает, небось. Грейс захотелось пообщаться — ей редко удавалось перекинуться хоть словечком с живой душой. Ли явно побаивалась её, хоть и не отказывалась поболтать — не чаще пары раз в неделю, когда приносила заказы из деревни. Мери жалела, но была вечно занята, из Джона и слова не вытянешь, к миссис Фэйрфакс и Адели Пул запрещено было обращаться под угрозой лишиться доходного места. А вот о гувернантке хозяин ничего не говорил. Пул выбралась на крышу и встала в низких дверях, перекрывая своим крепким, словно скроенным из дубовых плашек, телом проход: — Доброе утро, мисс Эйр, что ж это вы совсем раздетая в такой холод гуляете? Я вяжу отли-ичные шали. Теплые, мягкие! Мне из деревни приносят хорошую козью шерсть. Хотите и вам свяжу? Я недорого возьму.