Blindness

Я чувствую запах дождя до того, как упадут первые капли, но я их не вижу. Я чувствую, как солнце ласкает моё лицо, но я не вижу, как оно встает или садится. Я так хочу видеть мир так, как его видят другие: видеть солнце, видеть дождь. И музыку... Музыка, наверное, очень красивая. Сидни Уэлш «Глаз»

— Ты слышишь, как звучит окружающий мир? — спросила меня она. — Как? — поинтересовался я. Стиви крепче обхватила мою руку обеими ладонями, пряча лицо от негодника ветра, который сегодня свирепствовал сильнее обычного. Когда-то оживленный рыболовецкий порт преобразовался в тихое, спокойное и уютное местечко, с недавнего времени получив статус курортного городка. Саутволд развел в небе несколько серых клякс, превратив их в хмурые тучи, тот час готовые омыть своими слезами обогретую солнечным теплом землю. Несколько недель назад мы приехали сюда отдохнуть: я — набираться вдохновения, Стиви — оздоровляться. Правда остановились мы не совсем в Саутволде, а в небольшой живописной деревушке на другом берегу реки Блит под необычным названием Уолберсвик. Она с ног до головы покрыта зеленью, а свежий воздух, не приправленный выхлопными газами столичных автомобилей, помогает чувствовать себя расслабленным и улучшает работоспособность мозга. Нам нравилась деревушка, но порт здесь был не таким большим, как в Саутволде, поэтому каждый день мы на пароме отправлялись в городок, где по нескольку часов просто гуляли по побережью, слушали шум прибоя, беседы чаек, разбавленные нашими собственными, да и просто наслаждались возможностью стать частью рисованной природой картины. — Шумно, — улыбнулась девушка, осторожно ступая босыми ступнями по прохладному песку. — Шелест воды напоминает мне шелест листьев, — новый порыв смахнул невидимой ладонью капюшон с ее головы и я тут же остановился, чтобы исправить это дело. Светлые волосы замысловато плясали под дудку ветра, развиваясь во все стороны. Стиви по-прежнему держалась за меня, рассеяно вертясь из стороны в сторону. Ей не нравилось стоять на месте, она хотела шагать и шагать, пока ноги не подогнет усталость. Накинув легкую ткань на затылок, я бережно завязал шнурки так, чтобы конструкция держалась как можно дольше, не отвлекая нас от традиционной прогулки. — Рассказать тебе, как все выглядит? Девушка прижала пальцы к губам, задумчиво постукивая по ним подушечками. Почти прозрачные глаза смотрели куда-то сквозь меня, отчего сердце в груди беспокойно извивалось. К тому времени, когда произошел несчастный случай, лишивший Стиви зрения, мы уже были знакомы. Она писала романтические истории и мечтала издать свою книгу, а я выступал в лондонском пабе со своей группой, ловко справляясь с ударной установкой. Я хорошо помню тот момент, когда увидел ее впервые — совершенно потерянную юную девочку с прижатым к груди толстым блокнотом в окружении подвыпившей молодежи. Что-то подтолкнуло меня после выступления усесться рядом с ней на высоком стуле и поинтересоваться, нравится ли ей «Красный Блюз». Стиви долго разглядывала меня от кончиков влажных волос, спадающих на лоб, до носков ботинок, смотрящих в ее сторону (и не зря, ведь та самая тетрадь с рукописью о британском барабанщике надежно хранится в ящике моего письменного стола в Лондоне). За время нашей первой беседы она часто останавливалась, чтобы сделать несколько пометок, затем мы продолжали, создавая определенный темп и цикличность разговора. Стиви недавно исполнилось восемнадцать, я уже как пару месяцев носил статус двадцатиоднолетнего. Между делом мы пили коктейли: она все писала, а я нетрезво любовался деловитым выражением лица, время от времени задевая ее белые кроссовки своими ботинками. На своем жизненном пути я повстречал множество девушек и уже привык к взаимности после пары бокалов пузырчатых напитков, поэтому полезть целоваться показалось мне вполне обыденным делом. Я ожидал всего, но только не встряхнувшей мозг смачной пощечины, прилетевшей при первой же попытке вторгнуться на чужую территорию. Затем я еще и получил закрепляющую учение «не лезть» толстенным блокнотом по голове (к слову, и об этом я прочел в истории Стиви, со стороны ситуация выглядела еще забавнее, чем казалась на самом деле). — Зачем так грубо? — выругался я, потирая зудящую макушку. — Грубо — это совать свой пьяный язык в рот незнакомой девушке, которая не давала на это согласия, — девушка нервно сжала ремешок сумки ладонью. — А ты бы согласилась? — уголки губ нервно дергались из-за того, насколько сильно горела покрасневшая щека. — Если бы ты мог возвратить время вспять и предотвратить эту нелепость, ответ стал бы ясен. Стиви стремительно удалялась, а я, хлопая ресницами, смотрел ей вслед, огибая взглядом маленькую фигуру, протискивающуюся через двух здоровенных пузатых бородачей с кружками пива в массивных ладонях. Роджер плеснул мне скотча со льдом, желая подбодрить, и поставил стеклянный стакан на исписанный черной ручкой листок. Подняв выпивку, я подхватил пальцами вырванную страницу и бегло оглядел содержимое. Размашистый почерк, каллиграфические буковки, перечеркнутые слова и фразы, пометки на полях. Прислонив стакан к щеке, я тряхнул волосами. Хорошенько же получил за свою оплошность, но и с пустыми руками не остался, потому что страница была возможностью найти Стиви Темпл, которая жила неподалеку от бара, в тихом и безопасном районе Уондсуэрте. И я нашел, разузнал о ее доме, после чего по ночам напевал лирику, одолжив гитару у товарища по группе, пока однажды девушка все же не спустилась под соседский гомон «Заткнись и вали отсюда, гитарист чертов, спать мешаешь людям!». Стиви стала частым гостем «Красного Блюза», сидела за первым столиком у небольшой круглой сцены (я постарался), слушала нашу музыку и без устали писала в своем блокноте, удар по голове которым я запомнил на всю жизнь. Спустя два месяца она попала в аварию с родителями. К божьему счастью, все остались живы, отделавшись травмами, совместимыми с жизнью. Казалось бы, самое худшее было позади: Темплы отдыхали, набирались сил, проходили курс реабилитации, а на мои расспросы о Стиви мрачно отмалчивались. Пришлось влезть к ней в окно на втором этаже больничного корпуса, чтобы узнать обо всем самостоятельно. На первый взгляд — ничего подозрительного, только вот насторожили меня побледневшие радужки ранее искристых морским побережьем глаз, они словно стали прозрачными. — Меня не пускали к тебе, пришлось пойти на обходную, — возмущенно покачал головой я, приземлившись на больничную койку рядом с ней. — Это я попросила, — тихо отозвалась Стиви, шевельнув бледными губами. — Но почему? — искренне удивился я. — Что происходит? Почему никто не может сказать мне, как ты себя чувствуешь? — Гарри… — Стиви, пожалуйста! — воскликнул я, затем, заметив дрогнувшие плечи, смягчился: — Я беспокоюсь. Подогнув под себя ноги, девушка разместила ладони на коленях, нервно сжав пальцами чашечки. Прикрыв веки, она тяжело выдохнула, борясь со внутренним отступлением. — Во время аварии я сильно ударилась головой, — начала Стиви. — Я была без сознания, когда нас привезли сюда, но придя в себя, вдруг поняла, что глаза словно какая-то белесая пелена застелила. Во время МРТ выяснилось, что при столкновении произошел сильный ушиб затылочных долей, внутри которых находятся зрительные корковые центры. На следующий день ситуация стала хуже. Если же изначально мне диагностировали частичную потерю зрения из-за полученной травмы, сейчас же все гораздо серьезнее. Я полностью ослепла. Я ничего не вижу: ни пространства вокруг, ни тебя. Я стараюсь ориентироваться по голосу человека, который со мной говорит, чтобы смотреть ему в глаза, но каждый раз чувствую, что промахиваюсь, понимаешь? За протяжным выдохом следует первый подавленный всхлип, сдержанность громко трещит по швам, глаза стремительно намокают; она ломается, я слышу хруст хрупких костей надежды. Слезы огревают бледные щеки, скатываясь по подбородку и шее, растворяясь солеными каплями на коже. Руки пытаются найти что-нибудь, натыкаясь лишь на воздух, которого здесь слишком много для нее. Но я здесь, рядом с ней, поэтому обхватываю напряженные запястья пальцами и тяну уставшее тело на себя, крепко обнимая. — Рассказать тебе, как все выглядит? — глажу Стиви по волосам, пропуская светлые локоны сквозь пальцы. Она дрожит в моих руках, свернувшись в клубочек, и пытается дышать не так часто, прогоняя срыв прочь. — Как выглядишь ты? — шепотом спрашивает девушка, не поднимая головы. — Сегодня мои волосы похожи на взрыв на шоколадной фабрике, — говорю я. — Верх — одна из рубашек, которые тебя жутко раздражают, потому что я похож в них на хиппи, — на груди одновременно растворятся смешок и всхлип. — Низ — джинсы. К слову, я порвал ткань на правой коленке, так что теперь я хиппи-рокер, — продолжаю. — Ну и конечно же, куда без потрясающих ботинок, в которых я был, когда ты сперва залепила мне пощечину, а потом врезала по голове блокнотом! — торжественно заканчиваю, слыша сиплое хихиканье. Стиви смотрит на меня из-подо лба, обводя указательным пальцем круглую пуговку на животе. Смотрит, но не видит, и как только я это окончательно осознаю, улыбка покидает кончики губ, канув в небытие. Касаюсь свободной ладонью ее щеки, утирая большим пальцем влагу с кожи. Намокшие ресницы трепещут, кончик носа порозовел, губы втягивают в легкие частицы воздуха, пропахшего медикаментами. Я знаю эту девушку всего ничего, но точно уверен в том, что готов позаботиться о ней. Я смогу быть рядом, смогу стать ее проводником в темном мире, смогу рассказывать обо всем, что происходит вокруг, смогу передать словами все, что она не сможет увидеть глазами. Мне некуда идти, но если она позволит пройти этот путь вместе, я без раздумий пойду следом. — Такая приятная на ощупь ткань, — бормочет Стиви, выпрямляя и сгибая воротник моей рубашки. — А какого она цвета? — хмурится, вероятно, вспоминая добрую половину вещей, в которых я выступал в «Красном Блюзе». Склонив голову, я разглядываю струящиеся по белой ткани черные полосы. — Погоди, не говори, я попробую угадать, — заявляет она, выпрямляясь. Девушка метит руками на мои плечи, но промахивается и проводит ладонями за мной. Я помогаю ей, указательными пальцами направляя предплечья в нужную сторону. Она начинает свой путь с намеченного места, тщательно прощупывая ткань рубашки; проверяет, сколько пуговиц расстегнуто, сколько застегнуто, как подвернуты рукава. Задерживаю дыхание, ощутив холодное касание к оголенной коже груди. Стиви делает это не потому, что хочет потрогать меня, а потому что хочет ощутить материал ткани со стороны изнанки. Она сосредоточенно потирает подбородок, глядя на мои волосы. Я мягко обнимаю ее лицо ладонями, опустив голову чуть ниже. — Я смотрела куда-то не туда? — спрашивает девушка. Ее взгляд направлен ровно в мои глаза. — Теперь ты смотришь туда, куда нужно, — отвечаю я, опуская руки. — Спасибо, — улыбается она. Сердце в груди приятно екает. — А по поводу рубашки, думаю, это белая в черную полоску, — уверенно говорит. — Как ты это поняла? — удивленно вскидываю брови. — Я точно помню, что на ней у большинства пуговичек торчат ниточки, а на изнанке у расположения кармана есть рубцы от подшивания, — разъясняет Стиви. — Тонко, — подмечаю, оценив, насколько пристально она разглядывала меня во время выступлений. Нарцисс, сидящий на левом плече, довольно улыбнулся, шепнув незамысловатое «Приятно-приятно». Но сейчас не об этом. — Я хотел… Мою незавершенную речь прерывают суетливые мужские и женские голоса рядом с палатой. — Вечерний обход! Я тихо ругаюсь, мгновенно подымаясь с постели. Оглядываюсь по сторонам — спрятаться совершенно некуда, значит, придется лезть через окно обратно на улицу, потому что официальный пропуск на посещение Стиви Темпл я все еще не получил. — Гарри? — девушка исследует ладонями место, где я только что находился. Подойдя ближе, я взял ее руки в свои и заговорил: — Я вернусь завтра. Только скажи доктору, чтобы на сей раз он впустил меня, ладно? — Хорошо, — кивнула она, без желания отпуская меня. Оставив на лбу Стиви быстрый поцелуй, я успел безопасно очутиться на земле, прежде чем дверь в ее палате распахнулась, впуская строгого обходного. Притаившись у стены, я заметил, как плотно сложенный мужчина высунулся из окон, оглядывая территорию, и, не обнаружив ничего (и никого) подозрительного, вновь исчез в помещении, закрыв их за собой. После получения разрешения на посещение девушки в любое время, я стал проводить рядом с ней каждый день, принося с собой фрукты и книги. Стиви любила апельсины и ничуть не боялась получить поцелуй от аллергии за частое их поедание, а мне нравилось читать ей сборники со стихами из старой семейной библиотеки. Мы вместе слушали музыку, днем выходили на улицу и прогуливались по маленькому парку, засыпали перед полдником, прислонившись друг к другу, и играли в настольный скрабл после ужина. А по ночам я выступал в пабе, смотрел на первый столик, время от времени забывая, что Стиви не сидит за ним и ничего не черкает в своем блокноте. Я скучал по этому. Зрение не вернулось к ней ни через год, ни через два, несмотря на проведенную после полного курса реабилитации операцию. Когда девушке исполнилось девятнадцать, мне удалось выпросить у ее родителей разрешение свозить Стиви оздоровиться на несколько недель в Бейквелл — небольшой английский городок, где мы могли бы побыть в окружении природы и устроить марафон длинных прогулок в тихой местности по протоптанным туристами тропинкам. Тогда-то и заложилась традиция оздоровительных поездок по маленьким городкам и деревушкам Англии. Сейчас Стиви двадцать, мне двадцать три, мы босые прогуливаемся по побережью Саутволда, держа ходовую обувь в руках. Семья девушки стала моей второй семьей: я неплохо поладил с ее матерью, беседуя о пользе зелени в любом блюде, и с отцом мы подружились, потому что, как оказалось, оба любим американский футбол и оба болеем за клуб «Green Bay Packers». Пост ударника в группе я передал другому человеку, лично прослушав его на самодельных пробах, чтобы точно понять, сможет ли парень справиться с поставленной задачей. Кандидат был утвержден, а я открыл для себя новое занятие, которое не требовало надолго оставлять Стиви одну. Я собирался закончить начатый до аварии черновик ее нового произведения. — Расскажи, — согласилась девушка, проводя ладонью вниз по моей руке. — Здесь много зелени, — начал я, ловя ее пальцы своими, — низкорослая трава, покрытая росой, невысокие кустарники, растрепанные ветром. Симпатичные коттеджи местных жителей выстроились в ряд и напоминают мне своим видом близнецов: идентичные схемы строения, цвет кирпича и даже форма крыш. За маленьким заборчиком, выкрашенным в слепящий белый, дремлют автомобили. Между домами, к слову, расположены узкие тропинки, ведущие в сторону рынка. На высшей «ступени» побережья находится детская площадка и маленький открытый тренажерный зал, на тренажерах которого прыгают чайки, — Стиви внимательно слушала, мечтательно склонив голову к моему плечу. — На побережье кроме нас еще несколько человек, исследуют пляж с карманными камерами, делая снимки всего, что только попадается на глаза. Вода в реке Блит сливается с цветом неба — такая же серая, но прозрачная. А где-то вдалеке виднеется запущенный в облака пестрый воздушный змей, — она прикрыла веки, пытаясь представить цветовую палитру окружающего мира. — Красиво, — выдохнула Стиви, поглаживая татуированный крестик на тыльной стороне моей ладони. — Хотела бы я однажды увидеть все, о чем ты мне только что рассказал. — Если бы я только мог помочь тебе. Ютясь в односпальной кровати, я с нескрываемым обожанием разглядывал спящую Стиви, и каждый раз выглядел так, как и в нашу первую встречу в «Красном Блюзе» — влюбленно. Но следом за теми чувствами, которые я надежно хранил в трепещущем сердце, шипела раненной кошкой обида на жизнь, что подарила девушке зрение с рождением и спустя восемнадцать лет отняла в автомобильной аварии. Это было несправедливо. — Ты заботишься обо мне уже как несколько лет, — на ее губах проснулась теплая улыбка. — Этого достаточно. Разъединив наши руки, я наклонился, вовлекая девушку в уютные объятия, смягченные тканью любимых толстовок. Она отстранилась первой, прервав мимолетное наслаждение, и коснулась холодными ладонями лица, оглаживая кончиками пальцев щеки. Стиви научилась чувствовать меня, инстинктивно зная, на каком уровне находятся все части тела, поэтому с первого попадания могла ловкой птичкой залететь прямиком в мои объятия. — Как ты сейчас выглядишь, Гарри? Она спрашивала об этом каждый день, желая знать, как сильно отросли мои кудри за ночь или во что я одет. Девушка скользнула пальцами вниз по шее, нащупав крошечную ранку от бритвы, и свела брови к переносице. — Торопился, — прикрыв веки, объяснил я. — Мне пришлось заколоть челку, волосы совсем не слушаются в последнее время, — Стиви вновь улыбнулась, сбросив маску хмурости. — На мне серая толстовка без эмблем и надписей, черные спортивные шорты, в которых я бегаю по утрам, а на ногах ничего, ведь мы отказались от обуви на время прогулки по побережью, чтобы почувствовать мокрый песок под ступнями. Ладони Стиви движутся дальше, кончики пальцев путаются в мягких завитках на затылке, задевая холодное серебро цепочки с крестиком на шее. — В моей памяти ты по-прежнему выглядишь двадцатиоднолетним хиппи, — хохотнула она, прогибаясь под моими ладонями, съехавшими от спины к талии. — После твоей пощечины, я думал, что лишился щеки, — возмутился я, притягивая девушку ближе к себе. — Прошу прощения, щека, мне жаль. Поднявшись на носочки, Стиви губами нашла пострадавшую однажды щеку и оставила на коже короткий поцелуй. Краем глаза я заметил, как фотолюбители сделали несколько снимков с нашим участием, а затем снова вернулись к позирующим чайкам. — У нас скоро обратный паром в Уолберсвик, — напомнил я. Проказник ветер поутих, поэтому я развязал шнурки толстовки девушки, скинув капюшон с ее головы. Некоторые светлые прядки находились в полном беспорядке, но это ни разу не портило внешний вид Стиви. Наоборот, ей хотелось подогреть молоко с медом и уложить в постель, заботливо накрыв несколькими одеялами. — Постоим еще немного? — спросила она, обнимая меня за пояс. — Хорошо, — согласился я, укрыв ее плечи руками. — Постоим еще немного. Пенистые волны омывали берег, шелестя и шепча хитрости на ухо природе. Над водой кружили чайки, ругаясь со своими сородичами за стащенную рыбину. Туристы заинтересованно разглядывали разрисованные детьми стены, фотографируя все на камеры. В одном из коттеджей играло радио, а свежий воздух, пахнущий весной, разбавляли ароматы свежеприготовленного картофеля в ресторанчике неподалеку. Воздушный змей по-прежнему уверенно парил в облаках, пока мы со Стиви наслаждались друг другом, притихнув. Однажды она проснется ранним утром и скажет, что снова видит ослепительный солнечный свет и пятнистые отблески лучей на стенах нашей комнаты. В этот момент я буду рядом, держать сонную ее в своих самых крепких объятиях, шепча на ухо, что мы справились, преподав жизни урок.