Roslyn - St Vinsent & Bon Iver
Эмили.
Знаете то чувство, будто бы тебя нет, будто бы все решают за тебя, а ты даже возразить не можешь, будто бьешься головой об стену, в надежде, что тебя поймут, но этого не происходит. На протяжении уже четырёх месяцев я пытаюсь сказать матери, что меня изнасиловали. Да, это уже ничего не поменяет - срок большой - аборт уже не сделаешь. Даже если было бы можно это сделать - меня бы потом просто убили. Надо было видеть глаза матери, когда я сообщила о том, что буду делать аборт: уже тогда для неё не существовало моего мнения, для неё не был важен мой выбор и просто мое состояние. «Ты должна родить». И все. На этом стоит жирная точка. У меня не проявляются какие-либо материнские инстинкты по отношению к... ребёнку? У меня даже язык не поворачивается назвать «это» моим ребёнком. Того парня я знала очень мало. Мы часто с друзьями выпивали в том баре, и там каждый раз был он. Я не знаю его имени, не знаю, откуда он и кто он вообще такой. Я знаю про него лишь то, что каждую пятницу он зависал в том баре. Отец постоянно в разъездах. Он строго-настрого приказал сидеть дома, чтобы приглядывать за матерью. Но я скоро свихнусь. Эта женщина выдаёт такое, что волосы дыбом вставать начинают. Одно радует - иногда приезжает Лили, да и ещё Мия вышла из комы, но мы так и не успели поговорить нормально: она сейчас проходит полное обследование, так что беспокоить её нельзя. Почему я не говорю на свою больную тему с Лили? Да потому что с ней мы не так близки, в основном она подруга Мии, я лишь изредка была рядом с ними, когда приезжала на выходных из колледжа. Поэтому говорить ей - все равно, что чужому человеку изливает душу другой чужой человек - нет смысла в этом в общем.***
Сижу на кухне. На часах где-то пять-шесть утра. Руки забинтованы, но раны дают о себе знать, когда сгибаю кисти. Зачем я это делаю? Боль отвлекает. Да, это звучит бредово, я теряю из-за этого много крови и могу сдохнуть вот так, по щелчку пальца. Мне некуда деться. И я устала. Устала бороться с ежедневными приступами матери. Она срывается каждый раз, когда понимает, что Мии нет дома. Да, она до сих пор не поняла, что младшая дочь была в коме, что сейчас она вообще в другом месте. Мать не может это усвоить, понять и принять. И я черт подери не могу больше с этим бороться. С отцом у них все плохо. А где он - это вообще загадка вселенной. В последний раз он был дома, когда я собирала вещи Мии в Канаду. Прошел месяц. Его нет. И меня, походу, тоже скоро не будет. «Эгоистка». Теперь эта фраза у мамы коронная. Как только я начинаю разговаривать с ней на тему, которая разъедает меня, она говорит это слово. Я начинаю бояться, что начну ненавидеть Мию, что все внимание уделено ей. И только ей. Но нет. Нет здесь ее вины. Мать больна. И это все обьясняет. Поэтому я в безысходности? Мне не уйти - иначе мать что-нибудь с собой сделает. Но мне и не остаться - иначе я делаю что-нибудь с собой такое, что назад пути не будет. И здесь «весы» отклоняются в мамину сторону, так как ее жизнь для меня дороже. И так было и будет всегда. Смотрю в одну точку, не замечая, как по лестнице спускается причина моего недосыпа и нервного срыва. Волосы растрепанны, мятые спальные штаны и рубашка. Мать никогда себе не позволяла быть такой при нас: всегда ухоженный вид, собранность. Но не сейчас, сейчас все иначе. Она поворачивает в сторону кухни, и я машинально напрягаюсь, ведь не знаю, что может произойти дальше. Но все обходится: - Я попить, - незаметно выдыхаю через нос, пытаясь хоть немного расслабиться, но когда эта женщина стоит за спиной, расслабиться не получается вообще. Краем глаза слежу за ее передвижениями по кухне. Слегка поворачиваю голову. - Я думала, что ты спишь, - нет, мам, каждый раз, когда мне удаётся поспать, ты начинаешь выносить мне мозг. Каждый. Раз. Она всегда подходит ко мне, начинает тормошить и потом спрашивает : «Почему я не сплю?». Весело, не так ли? Да, это все проблемы с головой. Она превращается в психа. И я походу тоже. Она подходит ко мне, наклоняется, целуя в макушку. Не двигаюсь. - Спокойной ночи, иди спать, милая, - провожаю ее взглядом, и теперь со спокойной душой могу опереться на спинку стула. Выдох. Полноценный. Сейчас ей гораздо лучше, из-за того, что я заставила ее вечером принять таблетки. Но чего это мне стоило... пучок выдернутых волос, красные глаза после часовой истерики, сорванный голос. Мне так надоело. Вздрагиваю и вырываюсь из сна, когда чувствую вибрацию в своих спальных штанах. Вынимаю телефон. Сообщение. Перевожу взгляд на время - почти семь. Хмурю брови, пытаясь сфокусироваться на смс и на его отправителе: «Сегодня приеду. Жди.» От: Папа***
Весь день провожу в полудреме. Все по накатанной. Мать встаёт, завтракает, параллельно возмущаясь, зачем я ей насыпала лекарство в йогурт. Да потому что ты по-другому уже не можешь принимать свои таблетки. После она идёт в ванную, где занимается не пойми чем: она достаёт постиранную недели три назад одежду из сушки, которую также запускали в последний раз примерно тогда же. Кидает все это в машинку, закрывает и уходит. Повторюсь, просто закрывает, не нажимая кнопок, не наливая туда кондиционер, не засыпая порошка и даже, более того, не включая ее. Моя задача - переложить вещи обратно в сушку, так как каждый раз начинаются крики: «Куда ты дела мое белье? Почему ты не заполнила сушку, ведь белье уже сухое...» и прочее, и прочее. Знаете, что для меня значит «хороший день»? Это если мать после обеда спит. Тогда я понимаю, что могу дать себе отдохнуть часик-полтора. Не больше. Именно в это время удаётся поспать. И просыпаться не хочется, ведь всегда вскакиваю, как ошпаренная от того, что мать где-то чём-то гремит, или же просто ее нет в моем поле зрения. Один раз я просыпаюсь, а ее нет рядом, входная дверь была незаперта, и мне пришлось искать ее по всему району, благо она оказалась на заднем дворе нашего дома. Она собиралась косить траву. Зимой. Сижу на диване в гостиной. Клюю носом, сегодня день полегче. Поэтому даю себе расслабиться, но не удаётся сделать это как следует. Слышу звон ключей. Отец. И тут я осознаю, что будет лучше, если я уйду в другую комнату, желательно даже на второй этаж или вообще на улицу. Ибо мать ненавидит, когда отец дома. Когда он пришёл за вещами Мии, она материла во все горло, тогда она ещё понимала, что дочь увозят. А сейчас даже не помнит, что с ней происходило вчера. Поворачиваю голову, устремив взгляд на мужчину, который еле слышно, но со скрипом, пытается открыть дверь до конца. Не хочет шуметь, но ему все равно не избежать разговора с матерью. Заходит в дом, так же тихо прикрыв дверь. Смотрю ему в глаза и выдавливаю улыбку. Первую, наверное, за последние четыре месяца. Он улыбается мне в ответ. Поднимаюсь с дивана, помогая себе руками приподняться. Подхожу к нему, а точнее подхожу к вешалке, рядом с которой он стоит, беру куртку. Он озадачен. Видимо ждал, что я наброшусь на него с объятиями. Нет, пап, не в этот раз точно. - Я хочу пройтись, - говорю твёрдо. Намекаю на то, что это безоговорочно. Прохожу за его спину и открываю дверь. Он молчит. Смирись, пап. Прими, как должное. Сейчас меня не должно быть дома, сейчас только ты и она должны решить свои проблемы. Выхожу на холод. Вдыхаю полной грудью и понимаю: Я на свободе. Хотя бы ближайшие полтора часа. Не удивлён. Это предсказуемо. Эмили тяжело, и это видно невооруженным глазом. Пусть уйдёт. Смотрит в сторону кухни, откуда так же на него смотрит жена. Худая, уставшая. Болезненный вид лица отталкивает. Не даёт начать разговор, не даёт сконцентрироваться. Дэвид растерян. Она и Мия. Они так похожи. Провожаю автобус, с которого только что сошла, взглядом. Морской воздух. Здесь дышится легче. Здесь просто легче. Перехожу дорогу. Иду к пляжу. Сейчас не сезон: нет серфингистов, людей, гуляющих с собаками, просто семей, которые всегда тусуются на этом пляже с детьми. Пусто. И это так хорошо. Выхожу на песчаный пляж. Воздух влажный, оттого становится холоднее. Зарываюсь в куртку с носом. Хорошо. Спокойно. Мне не нужно концентрироваться на действиях матери: разумны они или нет. Нет криков, воплей, слез. Ничего здесь нет. Только я, пляж и бушующее море. В голове поверхностно проходит мысль. И я, на удивление, не отталкиваю ее. Подношу левую руку к округлившемуся животу. Прикрываю глаза просто наслаждаясь. Незаметно...на моих губах появляется улыбка. Кричит, ревет. Не остановить. Он не знает, что делать. Где был все это время? Ждал. Хер пойми чего: либо удобного случая, либо когда сам созреет для разговора, хоть и понимает, что напрасно. Клара ничего не помнит. В этом нет смысла. Но ему нужно спросить. Спросить то, что беспокоит его душу не первый месяц. Стоит около неё, она сидит за столом на кухне, накрыв затылок ладонями, плачет. Они ещё даже не разговаривали. Это просто ее реакция на то, что он пришёл. Сжимает ее плече. Успокаивает? Старается. Набирает в легкие побольше воздуха и присаживается на стул рядом с Кларой. Рукой гладит ее кисти, спускается до локтя, плеча, возвращается обратно. Она дышит, уже не плачет, что даёт стимул, чтобы начать разговор. - Я.., - произносит еле слышно, шепотом, но она вздрагивает, словно он повысил голос, сжимает ее руку, вновь повторив попытку, - я хочу знать.., - она медленно поднимает голову, посмотрев в глаза мужу, - хотел знать вещь, касающуюся Мии. Когда ты узнавала диагноз ее болезни, ты принимала лекарства? - большим пальцем поглаживает внешнюю сторону ее руки, смотрит в глаза и в ответ получает агрессивную реакцию.***
Нехотя возвращаюсь домой, когда на часах уже за полночь. Меня не было часа три. Захожу в дом, и в глаза сразу бросается беспорядок. Осколки, перевёрнутые горшки с цветами, Вздыхаю, запирая дверь. Дело обычное. Надеюсь, отец справился. Моя задача - быстро прибраться и пойти спать. Хотя не думаю, что мне удасться даже вздремнуть, ведь активность моей мамы, а точнее ее бессмысленные действия, в ночное время лишь обостряются. Вижу куртку отца, значит, он не уехал? Да у меня сегодня просто праздник. Закончив уборку, поднимаюсь наверх. Подозрительно тихо, поэтому решаюсь заглянуть в спальню мамы. Всегда говорю ей оставлять дверь незакрытой, хотя бы просто прикрыть, чтобы, если что, я могла услышать ее. Нет, дверь закрыта в плотную. Поворачиваю ручку, слегка открыв дверь. Отец сидит на кресле рядом с кроватью - дремлет. А на самой кровати лежит мама, повернувшись к нему спиной. Мило. Закрываю дверь в плотную. Невольно задумавшись. Слегка улыбаюсь, ведь Сегодня я могу поспать. Захожу в ванную, и мой взгляд не кидается в поисках лезвия. Я его даже не замечаю. Просто подхожу к раковине, умыв лицо прохладной водой. Поднимаю голову, смотря на своё мокрое лицо в зеркале. Мне. Так. Хорошо.***
Стабильно проспала всю ночь, но глаза как на автомате открылись в шесть утра. Мать должна спуститься вниз, но мне нет дела до этого. Который раз собираюсь как следует обмозговать все свои накопившиеся проблемы. Но подходящего момента не было. И вот он. Я наедине с собой, дома тихо, на улице спокойно. Поворачиваюсь на другую сторону, развернувшись к окну лицом. Ранее утро. Всегда так бесило это время, когда встаёшь на учебу. А сейчас...сейчас мне так спокойно. Чувствую шевеление, мягкие толчки. Закрываю глаза, прижав к животу правую руку. Пинается. Совсем недавно стала замечать это. Буквально вчера. До этого и в мыслях не было, что внутри меня ребёнок. Господи... Мой ребёнок. Да, своего отца он так и не увидит, может и к лучшему. Я так долго ненавидела свои чувства по отношению к беременности. К своей беременности. Ребенок не виноват в делах своих родителей. Ребёнок не виноват, что появился вот так. Ребёнок не виноват, что все идёт не своим чередом. Я виню себя, в том, что напилась и позволила вообще трогать себя. Виноват и этот урод, тут даже без объяснений обойтись можно. Но раз уж так сложилась жизнь, значит нужно жить. И лучше жить и наслаждаться, чем убивать себя и упускать важные моменты. Зарываюсь носом в подушку. И вдыхаю аромат цветов. Мия. Сплю в ее спальне, так спокойнее, почему-то чувствую себя здесь в безопасности. Мы всегда ночевали вместе, когда я приезжала, всегда прижимались друг к другу, когда слышали крики и ругань родителей. Раньше. Теперь все по-другому. Ей тяжело, нам тяжело. Мне так тебя не хватает, Мия. Валяюсь до восьми утра. Но спина уже начинает ныть, да и внизу подозрительно слышно, как кто-то гремит посудой, улавливаю запах. Кто-то что-то готовит? Медленно спускаюсь вниз и вижу вот такую картину: отец печёт оладушки, стоя у плиты, а мать... она сидит за столом и читает что-то в журнале. В глаза сразу бросается ее вид, с непривычки: собранный аккуратный пучок на голове, немного макияжа, одета не в мятую пижаму, а в бежевый свитер и такого же оттенка леггинсы. У меня буквально челюсть падает. Я так давно не видела их такими...спокойными и счастливыми что ли. Отец поворачивается, держа в руках тарелку с оладьями, и идёт к столу, заметив меня. - О, ты встала, родная, - серьезно, если я сплю - не будите меня. Он отодвигает один стул, сам садится на другой, - Давай, садись, ты как раз вовремя, - с хмурым видом подхожу к столу, медленно сажусь на стул, опираясь одной рукой на стол. Смотрю то на мать, то на отца. И ничего. Ни агрессии, ни каких-то подколов. Просто мирный тихий завтрак, как у обычных людей. - А где Мия? Надо ее разбудить, а то завтрак остынет, - произносит мать, пережевывая пищу. Ну вот, вот оно возвращение в реальность. Напрягаюсь всем телом, ведь обычно, когда она узнает, что Мии нет дома, начинает агрессировать. И может случиться что угодно. Встречаюсь взглядом с отцом. Молчу. Он поворачивается к матери, произносит, откашлявшись: - Я же тебе говорил: она у подруги. - снова смотри на меня, видимо, ожидая реакции. Но я не подаю никаких знаков. Просто смотрю на мать, - они уходят в поход, ее долго не будет. Так что не беспокойся, - продолжает наслаждаться завтраком, а я не могу оторвать взгляда от мамы, которая продолжает есть, спокойным тоном ответив: - Совсем из головы вылетело, надо будет ей на днях позвонить, - вау. Ложь во благо, так ведь? И какого дьявола у неё такая реакция? Я уже была готова уклоняться от столовых приборов. Опускаю взгляд на свою порцию оладьев. Живот крутит. В последний раз я ела вчера, и это был банан. За столом царит молчание, слышны только звуки биения вилки об тарелку. Реакция мамы вызывает во мне столько сомнений. Да, я не могу поверить, что этот человек может реагировать нормально хоть на что-то. Так, все. Есть, нужно поесть.