«Sorry, but I usually read the rules before I break them»
***
Голдштейн часто опаздывала. Не сказать, что это было её излюбленной привычкой или же устаявшимся правилом, которым она ежедневно руководствовалась. Вовсе нет, постоянные опаздания служили скорее одной из её отличительных черт, отлично подчёркивающих несуразность девушки, всем известной, как «проблемный мракоборец» МАКУСА. Предпразднечным утром тяжёлые двери в холле конгресса привычно заскрипели, пропуская внутрь испуганно озирающуюся Тину. Желание достигнуть рабочего места незамеченной и прикорнуть на краю писменного стола хотя бы минут на пять было необычайно велико. Стараясь выглядеть как можно более естественно, Голдштейн молча прошагала по главной лестнице аврората. Подняв ворот, надвинув шляпу на глаза и чуть сгорбившись она безнаказанно прересекла продолжение холла и завернула за угол, остановившись у лифта. Чуть переведя дух, девушка наконец вздохнула с облегчением и, неспешно опустив ворот, с полностью удовлетворённым выражением лица продолжила наслаждаться своим уличным завтраком. Время от времени поспешно слизывая горчицу с бледных губ. Сказать по правде, ничто сейчас не могло потревожить едва очнувшуюся от сна Тину. Сладостная истома окутывала всё её тело, утягивая за собой волнения. Предвкушение новых отчётов, волнение за сегодняшнее выступление Куинни и даже недавнее постыдное проишествие, рассказанное ей самим директором аврората, что уже на протяжении нескольких дней заставляло её щёки безвольно рдеть, старательно избегая его взгляда, не казались ей сейчас на столько важными, нежели манящая инициатива уже через пару минут вновь закрыть всё ещё сонные глаза, предаваясь томномой дремоте. Двери тесного лифта распахнулись, и эльф-лифтёр окинул Тину привычным оценивающим взглядом. — Привет, Рыжий, — хмыкнула девушка, жуя, — Что это? — осведомилась она, кивнув на тележку с горой плотно перевязанных писем, папок и прочих стопок с документами. — Не твоё дело, Голдштейн, — проскрипел Рыжий, прищурившись, — Заходить будешь?! Окинув тележку ещё одним недовольным взглядом, Тина уже собиралась шагнуть внутрь кабины, но её взгляд приковал многозначительно выглядывающий край тёмно-бежевого пиджака и тёмные мужский туфли. — Я пешком пройдусь… — как можно тише оповестила она, поспешив уйти. — Голдштейн! — но резкий голос всё же остановил её. Помолчав пару секунд и собравшись с силами, Тина всё же позволила себе обернуться. Придирчивый мужской взгляд окинул её с ног до головы и, казалось, был готов прожечь её на скозь. Глубоко вздохнув и сделав почтенную улыбку, девушка приветственно кивнула. — Да, мистер Абернати? — быстро ответила она, с наигранным удивлением хлопая глазами. — Далеко ли вы собрались, Порпентина?! — сухо спросил он, взглядом указав на место в лифте рядом с собой. Виновато подёрнув плечами, она молча зашла в лифт, стараясь как можно дольше не пересекаться с Абернати взглядом. С глухим звуком захлопнулись двери лифта, и кабина медленно поползла вверх. Сохраняя парусекундное молчание, директор профсоюза презренно прожигал взглядом нелепый профиль девушки. — Опоздание на сорок минут, что ты вообще себе возомнила, Голдштейн! — продолжая нервно таращиться, протороторил Абернати, — Я уволю тебя! — Вы не имеете права, сэр, — спокойным голосом отозвалась Тина, даже не повернув головы. — ЧТО?! — он прищурился и, вновь поджав губы, пододвинулся к ней в плотную, — Я клянусь, мистер Грейвс узнает об этом незамедлительно! — холодно сквозь зубы процедил мужчина, смотря на девушку снизу вверх, — А позже и Мадам президент… Я надеюсь ты уже успела сообщить ей о ващем романе, Порпентина! — злорадствуя добавил он. По спине девушки побежали мурашки, заставив ее глаза нервно заметаться. — О, Мёрси Льюис, как он понял?! Она прекрасно знала, как он её ненавидел. Его раздражало в Тине обсолютно все. Её неряшливость, вечные опоздания, а главное её невероятная везучесть во всём. Сказать по правде, Тине действительно всё часто сходило с рук. Только лишь на её защиту выходил Грейвс, казалось, все сразу забывали о её проделках и выходках. Чего нельзя было сказать о «главном профсоюзнике МАКУСА», большинство тумаков от начальства обычно доставались именно ему, в то время как Директор депортамента магического правопорядка и его любимая «ходячая проблема» умудрялись выйти сухими из воды. — Это похоже на шантаж, мистер Абернати, — наконец ответила она, стараясь сохранять наигранное спокойствие. — Вовсе нет, Голдштейн, просто я в отличии от тебя всегда борюсь за спаведливость, — Хм… — он умехнулся, о чём-то рассуждая, — И видимо не зря владею особо интересной информацией. — Пф, да о них уже пол месяца все говорят. Байки травят, — с брезразличием прохрипел рыжий за их спинами, однако его речь не была афишированна. По крайней мере так казалось на первый взгляд. Теперь Голдштейн трясло от ужаса. Что с ней будет, если весь конгресс и вправду уже аж пол месяца травит непристойные шутки за её спиной?! Или же кидает на неё косые взгляды. Тина будто очнулась от безмятежного детского сна. Признаться, совершенно идеальный Персиваль Грейвс действительно симпатизировал ей в течение всей её карьеры доблестного мракоборца, но никогда не был чем-то большим кроме того секундного влечения, что по его словам произошло между ними на днях в его кабинете, в связи с её внеплановым алкогольном опьянением. Сейчас ей действительно было стыдно за это. Голдштейн искренне любила Ньюта, в чём без привычного стеснения сознавалась самой себе. Понурив голову, она всё продолжала корить себя за совершенное. Но несмотря на это, думала сейчас естественно не о своём солнечном магозоологе. В её голове звучал знакомый, чуть хриплый и немного усталый, но несравнимый ни с чем голос. — Что теперь с нами будет, Тина? На это вопрос у неё не было ответа… Двери лифта распахнулись и тот час закрылись за их спинами, так же неожиданно, как и прешедшее осознание происходящего в голове Голдштейн. У дверей стоял хмурый Персиваль, чуть сгорбившись и убрав руки в каманы. Их взгляды встретились, оба молчали. — О, мистер Грейвс, вы как раз вовремя! — резко начал Абернати, выходя чуть впереёд, — Мисс Голдштейн в очередной раз опаздала на работу! Видимо её желание… — переводя дыхание от нахлынувшего возмущения, запнулся он, истерично поглядывая на обвиняемую, — Поесть! Способно затмить любую невероятно важную работу… — с откровенным отвращением сообщил он, оглядев девушку, — На сорок минут! — с важностью и откровенным самолюбованием напомнил он. Боясь поднять глаза, девушка отчаянно зарделась, виновато отряхивая манжеты своего старого пальто от хлебных крошек. — Сэр, на вашем месте я бы тот час уволил бы её, вы ведь сами знаете на сколько такое поведение неприемлемо, а главное некомпетентно в министерстве Америки!.. — создавая давление, старался продемонстрировать свою важность в глазах окружающих подловатый мужчина, — Как вы считаете? Ужаснувшись от услышенного, Тина всё же нашла в себе силы взглянуть начальнику в глаза. Его взгляд был непривычно резок, холоден и жесток. Казалось он чувствовал её страх и наслаждался им. И уже спустя пару секунд в его руке появилась волшебная палочка. Сделав шаг вперёд, он молча по-хозяйски опустил воротник женского пальто, после чего властно приложил к бледной оголённой шее своей подченной её конец, чуть надавив. Тем самым заставляя окаменевшую от страха девушку приподнять голову, разглядывая её испуганные и такие покорные глаза. — Сэр… — прошептала девушка, дрожащим голосом, в глазах заблестели слёзы. Что он хотел слелать с ней? Прилюдно унизить?! Отчитать?! Убить?! Она не знала. Она не понимала. Теперь она боялась его. — Вы свободны, — наконец оповестил он, неотрывно смотря на Тину. — Вы это мне, сэр? — донёсся из-за спины ошеломлённый происходящим голос Абернати, — Что вы с ней де… — То что считаю нужным в связи с сложившейся ситуацией, — холодно отчеканил Грейвс, даже не соизволив повернуться к оппоненту, — Благодарю вас за донесение, мистер Абернати, но впредь постарайтесь не зыбывать, что я все ещё способен выносить наказания МОИМ сотрудникам, поэтому в ваших предложениях пока что не нуждаюсь! Поверте, мои методы воспитания не на столько гуманны нежели ваши профсоюзные… — Персиваль издал угрожающей смешок, одарив Голдштейн злобной полуулыбкой, — Вы свободны, Абернати!.. — чуть повысив тон, пробормотал он, победно слушая, как быстро удаляются шаги струсившего профсоюзника. Дождавшись полной тишины в радиусе пятидесяти метров, Грейвс тут же опустил палочку, убирая её в рукав пальто и отступая на два шага назад. Шок захлестнул Тину с необычайной быстротой. Всхлипнув, она попятилась назад, упираясь в железные двери. Заметив это Первиваль удивлённо взглянул на неё, в его глазах читалось недоверие и откровенный страх. — Нет!.. — голос дрогнул. Невыдержав очередного зрительного контакта, Голдштейн тут же решила принять действенные меры. Резко выхватив из кармана свою волшебную палочку, она тут же направила её на Директора магического правопорядка, сильно сжимая её дрожащими руками. В глазах по прежнему блестели слёзы непонимания. — Тина… — Грейвс тяжело вздохул укоризненно покочав головой, продолжая смотреть на девушку с вернувшимся привычным спокойствием и некой жалостью, ожидая когда же она осознает причину всего произошедшего, — Пойдём, Голдштейн, — мягко сказал он, кивнув в сторону своего кабинета, после чего в одиночку двинулся вперёд, прекрасно понимая, она пойдёт за ним.***
В коридорах МАКУСА уже на протяжении нескольких часов играла торжественная, но приглушённая рождественская симфония. Она воодушевляла с первых нот, делая предпразднечный день по истинне волшебным. Что всё же сказалось на успеваемости рабочего дня волшебников. Отделы были полупусты, а расслабленные мракоборцы то и дело сновали в холле министерства или же пытались уединиться в бескрайних пролётах между этажами, затерявшись где-нибудь под омелой. Наверное по этой причине, никто даже и не обратил внимание на старенькие, но хорошо сохранившиеся тёмно-синие туфельки, что так отчётливо цокали по холодному полу конгресса. Преодолев депортамерт правозащиты, невидимая фигура свернула в левое крыло конгресса и, лёгкой походкой поднявшись по лестнице, захлопнула за собой тяжёлые двери конгресса. В длинном, хорошо освещенном помещении не наблюдалось ни души, лишь одинокие рабочие столы и груды документов, лениво сваленных на них. Осознав это, как по счелчку пальцев, с только вошедшей фигуры тут же спала новенькая мантия-невидимка и из-под неё появились блондинистые кудри и женственная фигура в бледно-розовом пальто. Ещё раз оглядевшись, Куинни одним взмахом палочки транфегурировала её в свой любимый шёлковый платок и наконец подошла к своему рабочему месту, с облегчением опустив на него отнюдь не маленький пакет с рождественскими подарками. Лёгким движением поправив кудри, младшая Голдштейн невзначай оглядела стол. Он был завален совиной почтой и переписанными отчётами. Так же на нём неожиданно обнаружилась кружка ароматного кофе, имбирное печенье с корицей и небольшой аккуратно сложанный лист пергамента рядом. — О, как мило! — усмехнулась миловидная волшебница, разворачивая записку, адресованную явно ей. В ней говорилось: «Доброго утра, милая Куинни Голдштейн. Не могу не начать с комплимента вашим небесно-голубым глазам… Они заставили меня потерять дар речи с первых секунд. А вы возможно даже не подозреваете о моём сушествовании или же просто не заметели (чаете) меня. Сейчас наверное самое время извиниться, что не умею писать длинных и душевных писем (Моя вина). Но я бы был очень рад видеть вас сегодня вечером на Рождественском праздновании в МАКУСА, в самом изумительном из ваших платьев. P.S. надеюсь, вы узнаете меня, я буду с букетом ваших любимых цветов в похолодевших от волнения ладонях… Анонимно Письмо было написано аккуратным, но тщательно замаскированным почерком, так же на нем стояло неплохое защитное заклинание, что так и не позволило Куинни распознать отправителя. Загадочно улыбнувшись, девушка убрала записку в пыльный ящик стола, после чего отпила ещё тёплый кофе, хорошенько задумавшись. Признаться, незнакомец всё же сумел поразить её. — Как же это интригующе, — взволнованно думала младшая Голдштейн, — Угадать любимые цветы не так-то просто, тут нужно видеть душу… Её простоту. Внезпно в отдалении коридора послышались звучные шаги и хорошо узнаваемая болтовня работников отдела. Осознав это, Куинни ещё раз глотнула вкусный кофе и, вернув на место чашку, быстро трансгресировала в холл министерства с счастливой улыбкой на лице, прежде чем двери отдела всё же успели распахнуться, одарив помещение привычным скрипом. Хоть у кого-то утро и в правду было добрым.***
— Сэр… — Голдштейн брела по узкому, тёмному коридору аврората, — Вы расстроены? Простите, мне… Мне очень жаль! — как можно тише пролепетала она в спину идущиму впереди начальнику, виновато шмыгнув носом. Её глаза по прежнему были на мокром месте, они безжизненно блестели, рассматривая холодный пол минестерства. Она была в очередной раз на грани истерики и, видимо, покорно ждала, когда её накроет с головой. Персиваль молчал, продолжая плестись в сторону своего кабинета. Сейчас он игнорировал совершенно любые реплики Тины, сам не замечая, что подталкивает её к краю самообладания. Прошагав ещё метров двадцать, он отворил железую дверь привычным заклинанием. После чего кивнул Тине, взглядом показывая что она может войти. — Голдштейн, ты можешь сесть… — раздалось за её спиной, когда она приблизилась к его тёмно-серому, хорошо знакомому ей столу. Не думая ни о чём, Тина рухнула в жёсткое гостевое кресло, что стояло напротив хозяйского и молча устремила свой взгляд в пустоту, обиженно поджимая губы. Она лгала, на её лице не было не единой эмоции, в том числе и раскаяния за совершенно обыденное опоздание, лишь недоверие, гнев и страх с каждой секундой всё больше и больше заполняли ее изнутри. Повесив на место своё идеальновыглаженное пальто, Грейвс тихой поступью приблизился к одиноко сидящей девушке. — Тина… — с глубоким укоризненным вздохом произнёс он, коснувшись тут же вздрогнувшей женской спины и нежно проведя подушечками пальцев по дрожащей юной шее, погладил хрупкое плечо, — Тина! — ещё раз громко произнёс Персиваль, заставляя девушку обернуться, — Вы очень бледны, постарайтесь успокоиться, — как можно мягче произнёс он, — Если вам становится только хуже, то дайте знать сейчас, я заварю вам чай и отведу к медику, он сумеет поставить вас на ноги до вечера. Так и не получив к своему монологу ни единого коментария, Грейвс молча высунул из рукава кончик волшебной палочки, чтобы переместить заветный предмет на стол, на его привычное место. — Экспелиармус! Реакция Голдштейн сработала молнееносно, подскочив с кресла девушка в один момент выбила из рук начальника его волшебную палочку, изначально заготовленной своей, после чего сдела упор на край стола двумя руками направляя остриё своего оружия на противника, смотря с опаской и недоверием его тёмные глаза. Повисла неловкая и даже слегка глуповатая пауза. Персиваль с безразличием проследил за упашвим предметом, что в свою очередь ещё больше напрягло Тину. И тут же пересёкся с взъерошенной девушкой слегка раздражённым взглядом. Сколько раз за эту неделю или даже конкретно за этот день он пытался её выручить?! И почему же тогда Голдштейн уже второй раз за последние пятнадцать минуть пыталась отблагодарить его миролюбивой авадой в печень?! — Возможно она так и не нашла объяснения его действиям, которые лишь усугубили её страх после предшествующего разговора с Абернати, — догодался он, поднимая открытые ладони чуть выше плечь, — Я обезаружен, Тина, ты довольна? — ровным голосом прервал молчание Персиваль и, дождавшись лёгкого кивка со стороны оппонентки, решил начать с начала, идя на доверительный контакт. — Ловко сработанно, мисс Голдштейн. Рискнёте проверить мою сущность? — Равелио… — помедлив пару секунд, Тина всё же произнесла заклинание, но была крайне удивлена, когда оно не сработало, перед ней по прежнему стоял настоящий Персиваль Грейвс, слегка насмешённый происходящим. Голдштейн молча опустила палочку, тяжело вздохнув. Страх и гнев потихоньку начинали отступать, сменившись на привычный стыд. Сейчас девушка могла поспорить, её щёки вновь зарделись на глазах. — Спасибо за бдительность, Тина, в наше время это необходимость, — с еле уловимыми нотками сарказма в голосе, продолжил Грейвс, так же опуская руки, — И… И могу ли я присесть, мисс Голдштей, теперь уже? — тем же тоном спросил он, немного приблизившись к опустившей глаза девушке, в попытке поймать её взгляд. Тина взглянула на него слегка удивлённо, не сразу сообразив, что происходит. Он и в правду спросил у неё разрешение, что-то сделать?! — Д-да, мистер Грейвс… — ответила Голдштейн смущённо улыбнувшись, будто вовсе и не она ещё несколько минут назад была готова применить против него запрещённое заклинание, -…простите. — Благодарю, Голдштейн, — с нескрываемой иронией отозвался Персиваль, победно обходя стол. Он был уверен, истинный лидер способен управлять своей стаей, не повышая голоса. — Тина, надеюсь теперь вы понимаете, что моё поведение было лишь попыткой отстранить вас от угроз мистера Абернати, чьё поведение, я считаю, как минимум некорректными? — спросил он на прямую, желая как можно быстрее закрыть эту тему раз и на всегда, как только занял привычную позу за своим рабочим местом. — По моему мнению, ВАШЕ ПОВЕДЕНИЕ было недопустимым, сэр, — Тина тут же осмелела, парируя, — Вы могли осознанно убить меня! Эти слова были явно лишними. — Я сделал то, что считал нужным, в очередной раз выгораживая тебя! — стало понятно девушка слегка переборщила с обвинением, не на шутку разозлив начальника, — И к тому же, я что-то не припомню, что бы меня… Интересовало твоё личное мнение, Голдштейн! — процедил он сквозь зубы, между тем потерев переносицу, чтобы окончательно не сорваться на подчинённую. А ведь так хотелось перестать подбирать нужные слова и сказать что-то грубое и незамысловатое, на подобии: — Заткнись, Голдштейн! Но это он припасёт явно для другого случия. Персиваль глубоко вздохнул, прикладывая указательный палец к губам и заглянув в быстро бегающие Тинины глаза, лишь покачал головой. Порой эта девочка могла довести его практически до истерики одним своим мнением, так что если бы ему «посчастливилось» быть обскуром, то министерства магии Америки не стало бы уже в первый день их знакомства. Время шло, Тина вновь молчала. Она чувствовала себя подавленной и разбитой. — Ни уже ли, — думала она, — Человек которому она беспрекословна преданна, человек кем она всегда восхищалась, кому доверяла и по прежнему хочет доверять, без стеснения может ежесекундно менять перед ней свои маски, мастерски манипулируя ей. Сказать по правде, Голдштейн не раз думала о том, что ей давно уж стоило сказать ему об этом, возможно именно тогда она и увидит его настоящего, осознавая, знала она этого человека или же нет. — Я говорил с Мадам призедент сегодня утром по поводу твоего увольнения… — у Тины перехватило дыхание, — Она настаивала на нём. Ты ведь, вероятно, знаешь, что о нас говорят и думают все в министерстве, не исключая самой Серафины? — Нет, мистер Грейвс — Значит тебе повезло, Тина, только вот весь авротат только и делает, что шепчется о неком «романе на рабочем месте», что в МАКУСА запрещён законом. — Но ведь это же неправда, сэр, — взволнованно пробормотала Голдштейн, не сводя глаз с Персиваля. Почему-то она хотела услышать отрицательный ответ. —***
Вечер только начал сгущаться над городом, когда закатное солнце уже озаряло фасады высоких зданий шумного города. Снег в тот день практически не шёл, но считал своим долгом обрамлять каждую крышу, дерево, окно. Не исключением стал и обычный маггловский магазин цветов, где уже битый час нелепый, странно одетый незнакомец рассказывал крайне удивлённому всем происходящим продавцу о своей жизни. — Поймите, мы были с ней незнакомцами, ровно такими же, как и мы с вами сейчас. И вскоре совершенно случайно, по глупой ошибке мы вместе попали в настоящее приключение… И никогда не могли и предположить, через что нам придётся пройти. Теперь… Теперь-то вы понимаете меня?! — взъерошенный, рыжеволосый мужчина по прежнему жался у дверей магазина, растерянно улыбаясь. Сказать по правде даже сейчас весьма удивлённый не-маг не способен был понять его сбивчивых речей, признав, видимо, в незнакомце черты обычного городского сумасшедшего. — Да, мистер, да, я понимаю вас, сам был таким же… Любовь, ради которой хочется идти на все, говорит о многом. Так возмите же для неё розы — прекрасные цветы! Красивые, праздные — лучший подарок! И вновь взъерошенный мужчина тряс своей рыжей головой, без стеснения улыбаясь чему-то. — Нет-нет, сэр, вы вновь, наверное, не поняли меня. Мне не нужны все эти одинаково-безупречные цветы, продайте лучше мне вот те вот на первый взгляд совершенно бесполезные ромашки! Просто вы даже и представить себе не можете, как они бывают прекрасны…