Кто я тебе?

Очередное осеннее утро было мрачным и холодным. За окном с самого рассвета монотонно моросил дождь и, сидя в комнате и прикрыв глаза от удовольствия, я согревалась горячим чаем с корицей. Сегодня была замена и вместо алгебры и геометрии, стоящих в расписании друг за другом (господи, ну как можно поставить алгебру и геометрию рядом первым и вторым уроком?), была физкультура, и я, услышав будильник полчаса назад, нагло выключила его и решила поваляться лишних пятнадцать минут. В такую отвратительную погоду вылезать из теплой кровати решительно не хотелось. Мой покой нарушил скрип двери, режущий по ушам. Кто-то по ту сторону двери явно подглядывал за мной в щелку и, не рассчитав, облокотился о дерево. Я закатила глаза и, поставив чашку на стол, сложила руки на груди. — Доброе утро, бабушка, — притворно радостным и бодрым голосом поздоровалась я. Женщина кашлянула и зашла в комнату. Александра Никитична прожила у нас уже четыре дня и, честно говоря, жутко меня достала. Она придиралась ко всему, что я делаю, в открытую изводя меня и испытывая мои нервы на прочность. После разговора о моем поступлении она будто взбесилась и, прожужжав отцу все уши и не добившись результата, решила излить свою злость и негодование на меня. Я сильно раздражалась, но старалась не показывать этого, чтобы не доставлять бабушке удовольствия. Вот и сейчас, натянув на лицо широкую улыбку, я помахала ей рукой и, поднявшись с кровати и потянувшись, начала заправлять постель. Бабушка, упершись руками в бока, неотрывно смотрела на меня. — Ты почему не в школе? — нарочито строго спросила она. Я поморщилась, подгибая края покрывала. — У меня сегодня первым физ-ра. — И что? Это не значит, что ты можешь не идти в школу. Тебе бы как раз не помешало походить на физкультуру. По тебе же видно, что ты совсем не ходишь в тренажерный зал. И вообще, как давно ты так бесстыдно прогуливаешь уроки? Я тяжело вздохнула. Не понимаю, к чему она употребила колкость о том, что я не хожу в тренажерный зал, потому что во мне всего пятьдесят один килограмм. Не иди на конфликт, Василевская, ей же нужно именно это. А на языке так и вертелось: что, если пару раз сходила в дорогой зал и посмотрела на молоденьких инструкторов йоги, то теперь считаешь себя спортсменкой? Я, закончив заправлять постель, вышла из комнаты, прихватив с собой юбку и рубашку и проигнорировав слова назойливой бабушки. Впервые за долгое время я решила приготовить завтрак. Выпроводив Наталью с кухни, я включила музыку и, разбив несколько яиц о край стеклянной миски, начала перемешивать белок с желтком и молоком, пританцовывая. В детстве, оставшись дома одна, я любила готовить незамысловатые блюда типа яичницы или пельменей, ведь они не требовали особых кулинарных навыков, да и на вкус не представляли из себя ничего особенного, но зато сама. Вспомнив свой старый излюбленный рецепт, я накрошила в миску мелко нашинкованную колбасу, сыр и помидоры. Пока вся эта консистенция трещала на раскаленной сковороде, я собирала сумку. На глаза вновь попался клочок мятой зеленой бумаги. Я перечитывала эту записку много раз и все эти дни сравнивала почерк анонима с почерком своих одноклассников, на переменах заглядывая в их тетради. Пока что мои старания не принесли результата, но я не отчаивалась. В глубине души я надеялась, что это либо глупая шутка Феди и Агнии, либо адресантом этих записок являлся Влад. Да, с каждой минутой я все больше осознавала, что вязну в нем, что мысли об Андрееве обволакивают меня, обтекают, словно тягучий сладкий мед. Я уже перестала жалеть о своей выходке в машине, я просто таяла от мысли, что он действительно хотел меня. Конечно, это было неправильно, на уровне примитивных мужских инстинктов, но в тот момент он дышал мной, и от меня в какой-то мере зависела его судьба. Я понимала, что он бы не стал извиняться, если бы ему было все равно и он не хотел примирения, но я не собиралась ничего предпринимать. Я скорее ежа съем, чем признаюсь Андрееву в своих чувствах или хотя бы позволю ему увидеть то, что я старательно прячу ото всех. Конечно, меня дико раздражало то, что этому засранцу все-таки удалось запасть мне в душу благодаря своим фокусам и ярко выраженному безразличию, но мой гнев, по сути, ничего не менял. Я просто старалась держаться от Влада подальше и не заговаривать с ним, если в этом не было особой нужды. Он все так же переглядывался с Лидой на уроках, все так же носил ее сумку, вызывая во мне приступы необоснованной ненависти. Я, если честно, сама не заметила, как это произошло. Я отрицала это, отрицала, снова и снова отрицала, а потом вдруг поняла, что прятаться от себя бессмысленно. Его голос все равно будет звучать в моей голове, хочу я этого или нет. Я все равно буду думать об этих небесно-голубых глазах. Знаете, это как в психологии: за отрицанием наступает осознание. Я рада, что эти чувства (я не буду называть это влюбленностью) не приносят мне особой боли и вреда — лишь редкие уколы зависти и ревности в качестве профилактики. Высунув язык от усердия, я переложила омлет со сковороды на огромную тарелку, стоящую на столе. Поперчив и посолив яйца, я сделала несколько больших глотков кофе с молоком и блаженно вздохнула. Омлет был на удивление вкусным, но мне, как обычно, не дали насладиться мгновеньем. — Это что, колбаса? — нависнув надо мной, как коршун над жертвой, спросила бабушка. Женщина поморщилась и села напротив меня, демонстративно развернув газету и закрыв лицо. — Да, это колбаса, — я кивнула головой, отправляя в рот очередной кусок омлета. — Хочешь попробовать? Даже не видя лица Александры Никитичны, я поняла, что она брезгливо поморщила свой нос. — Ты не должна есть эту гадость, — равнодушно ответила бабушка из-за газеты. Я ничего ей не должна, когда она, наконец, поймет это? Я уважаю ее, но на этом все. Она практически не вкладывалась в меня, не помогала родителям с моим воспитанием. Она даже никогда не давала мне ничего вкусного! Какая она бабушка, если не стремилась откормить меня до исполинских размеров? — Что хочу, то и ем, — пробурчала я себе под нос, отхлебнув еще немного кофе. — Ты что, не знаешь банальных правил поведения за столом? Что ты так громко хлебаешь свой второсортный кофе? Кажется, каждая ее фраза, адресованная мой адрес, начинается со слов «ты что». Я тихо цокнула. Она напоминала мне Наталью: та, до того, как мы оказались под одним флагом, тоже критиковала каждый мой жест. — Вообще-то, я пью твой кофе, — хмыкнула я. — Кто тебе разрешил трогать мой кофе? — опустив газету и грозно взглянув на меня из-под очков, процедила бабушка сквозь стиснутые зубы. В ее глазах было столько ненависти, словно я расчленила ее кошку, а не отсыпала себе пару ложечек кофе. Серьезно, почему она меня так ненавидит? Я не сделала ей ничего плохого. Я уже устала выстраивать догадки и предположения об истоке ее злости. Поставив чашку на стол, я молча вышла из кухни. Молодец, Наташа. Не разговаривай с ней. Она просто зла на весь женский пол из-за того, что теперь она старая, дряблая рухлядь, проведшая лучшие годы своей жизни в съемной квартире. Она зла, потому что сейчас у меня есть все и мне не придется начинать с нуля, зубами цепляясь за каждый шанс, прогрызая себе дорогу в жизнь. Из-за наступивших холодов я начала ездить в школу на нашем автомобиле: перспектива получасовой прогулки, в то время как за окном два градуса по Цельсию, не вдохновляла. Правда, сегодня бабушка долго выступала, говоря нашему водителю, что тот не обязан ездить в школу дважды. Достаточно было отвезти Ника утром, а то, что я проспала — это мои проблемы, и я должна добираться в школу на своих двоих. Но наш водитель все-таки не послушал ее, оказав мне услугу. Ну, как услугу, он ведь получает за это деньги. Выйдя из машины на школьной стоянке, я замотала наушники в клубок и спрятала их в сумке. Обернувшись, я едва не взвизгнула от неожиданности. Сердце пропустило пару ударов. Я побледнела от страха, громко сглотнув ком, подкативший к горлу. — Здравствуй, Наташа, — расплывшись в располагающей улыбке, поздоровалась Марина Евгеньевна. — З-здрасьте, — промямлила я. Кажется, кто-то сейчас получит втык за то, что прогулял. — А ты почему не на уроке? Я хаотично соображала, пытаясь придумать весомый аргумент своему прогулу. — Я в больницу ездила, анализы сдавала, — жалко пропищала я первое, что пришло в голову. — А почему ты никого не предупредила? — расстроено вздохнув, спросила директор. — Я… забыла, — я пожала плечами, мол, извините. — Ну, хорошо, — отмахнулась женщина. — Я к тебе за другим. Ты ведь знаешь, что мы с родителями Андреева в приятельских отношениях. Его мать говорила мне, что для дальнейшего обучения ему нужен английский язык, но он отказывается ходить к репетиторам. Просто прогуливает занятия, а родители деньги ведь платят, — возмущалась она. — Вот я и решила, может быть, ты поговоришь с ним. Повлияешь на него. — Почему я? — округлив глаза, проговорила я. С каких это пор я отношусь к кругу лиц, способному повлиять на Андреева? — Ну, ты ведь так хорошо знаешь английский язык, — положив руку мне на плечо и вдавив меня в землю, промурлыкала директор. Ее тон был вежливым, но мне почему-то казалось, что, если сейчас я откажу ей в услуге, этот отказ аукнется мне в будущем. — К тому же, Влад рассказывал о тебе своей маме. Что?! Я непонимающе захлопала глазами, не веря своим ушам. Андреев рассказывал своей маме обо мне? С какой стати? — Но ведь у меня совсем нет времени… — Ну, ты как найдешь время, обязательно к нему подойди, хорошо? — Х-хорошо, — запинаясь, согласилась я. На подкашивающихся ногах я добрела до кабинета химии и, плюхнувшись на стул, уставилась на доску. Агния тут же подскочила ко мне с расспросами, почему меня не было на уроке физкультуры. Я пробормотала что-то нечленораздельное. — Да что с тобой не так? — разозлилась Агния. — Ты совсем перестала с нами общаться после этого похода. Мы уже несколько дней нормально не разговаривали. Где ты пропадаешь целыми днями? — Успокойся, Ань, у меня просто бабушка приехала, — решив свалить всю вину на Александру Никитичну, ответила я.- Простите меня. Как только бабушка уедет, мы обязательно сходим куда-нибудь. За мой счет. — Это та самая бабушка, которая тебе жить не дает? — нахмурившись, спросила блондинка, раскрыв рот и наматывая прядь хвоста на палец. — Именно. — Извини, — поджав губы и виновато опустив голову, сказала Агния, но тут же встрепенулась, видимо что-то вспомнив. — Слушай, а почему на прошлой неделе Влад подсел к тебе? Я что-то пропустила? — Ничего, — соврала я. — Просто решил лишний раз поупражняться в остроумии. — Я надеюсь, ты его сделала? — ухмыльнувшись, спросила девушка. — Конечно, — я тоже усмехнулась. Нет, это он меня сделал. Ему первому удалось меня усмирить, он дал мне другой ориентир, и теперь я неумело балансировала на этой грани между любовью и ненавистью. — Вот кто ставит в замену физ-ру первым уроком? Я же теперь вся мокрая, — вдруг успокоившись и убедившись, что нашей дружбе ничто не грозит, заговорила Агния. От ее возмущений меня спас звонок. Влад вошел в класс следом за учителем, бросив на меня быстрый взгляд. Неприятный холодок прошелся вдоль позвоночника. Весь урок я грызла карандаш, из-за того, что руки мелко тряслись, буквы в тетради плясали, вылезая за напечатанные клетки. Я не слушала, считая минуты до конца урока. Я чувствовала, что со звонком Влад подойдет ко мне, и не ошиблась. Как только класс опустел, и мы остались вдвоем, Андреев, закинув портфель за плечо, подошел к моей парте. Взглянув на парня так, будто я только что заметила, что нахожусь в помещении не одна, я поднялась из-за стола. — Привет, — слабо улыбнувшись, сказал Влад, спрятав правую руку в карман. — Привет. — Слушай, ко мне Марина Евгеньевна подошла, сказала, что разговаривала с тобой. Ты ее не слушай. Это они себе с матерью напридумывали всякой ерунды, — кажется, он действительно был смущен. Парень неловко почесал затылок. — В общем, я надеюсь, ты не восприняла ее слова всерьез. — Нет, я не придала им значения, — я согласно закивала головой. А в ушах все еще звучал голос директора: «Влад рассказывал о тебе своей маме». Что он мог рассказать ей обо мне? Может быть, это просто было что-то типа «мам, у нас новенькая, зовут Наташа». — Ну, тогда, считай, разобрались, — глядя на свои ботинки, подытожил Влад. Он что, боится столкнуться со мной взглядом? — Ага, разобрались, — выдержав неловкую паузу, сказала я. Мы стояли в считанных сантиметрах друг от друга, поджав губы и опустив глаза, как нашкодившие дети. Видимо, каждый ждал, пока другой попрощается. — Ну, тогда я пойду, — заключил Андреев. — Если, конечно, ты действительно не предала значения словам директрисы. Я взглянула на него из-под опущенных ресниц. От ясного взгляда его голубых блестящих глаз по спине прошелся табун мурашек. Я невольно попятилась назад, упершись в парту. Может быть, пора оставить попытки спастись от неизбежного? У меня уже не осталось никаких сил, нужно сделать выбор. Я должна либо ненавидеть и презирать его, либо, наконец, отдаться своим чувствам целиком и полностью. — Знаешь, наверное, я и вправду смогу тебе помочь, — тихо сказала я. Ладно. Будь что будет. — Правда? — улыбнувшись уголком губ, удивился Влад. Увидев ямочки на его щеках, я вздрогнула. Сердце болезненно екнуло. Внутри меня словно пробудилось какое-то новое, неизведанное доселе чувство. Я опустила глаза. В этот момент, в классе, заполненном тусклым светом, льющимся из больших окон, растрепанный, как после сна, в голубой мятой рубашке, Андреев был невыносимо красив. Да, я сдаюсь. Это влюбленность.