Кто я тебе?

Игривым солнечным лучикам все же удалось пробраться сквозь неплотную ткань салатовых штор, на что я лишь невозмутимо фыркнула и продолжила досматривать, как мне казалось, свой десятый сон. То самое состояние, когда ты зависаешь между сном и явью. Вроде бы осознаешь, что ты в своей квартире, раскинулся на кровати в позе «звезды», солнце уже давно поднялось и услужливо будит тебя, но при этом ты умудряешься участвовать в каких-никаких, а событиях своего сна. Сейчас я сидела на какой-то полянке, пели птички, на небе ни тучки, в кой-то веке мне не снился бред типа синих фламинго, раскуривающих кальян. И вот, когда голубоглазый красавец с безупречным строением тела подсел ко мне и спросил, почему я грущу, идиллию нарушил знакомый и до боли раздражающий голос. — Наташа, вставай! — Встаю, — смешно причмокнув губами, неосознанно протянула я. — Пожалуйста, еще пять минуточек. Я как раз из тех людей, которые действительно думают, что им будет достаточно жалких пяти минут, чтобы разогнать сонливость и заставить себя сползти с кровати. — Никаких пять минут! — отозвалась женщина, и послышались стремительные приближающиеся шаги. — Вставай, кому говорю! — Да встаю я, встаю! — рывком подскочив с кровати, как раз в тот момент, когда дверь отворилась, и в проходе показался силуэт моей разъяренный мачехи, заверила я. Вы, наверное, будете долго смеяться, но эту женщину тоже зовут Наталья. Бедный папа поначалу даже путался, потому что каждая из нас, желая подтвердить свой статус самой дорогой женщины в его жизни, упорно отзывался на вышеупомянутое имя. В результате мы договорились, что ко мне отец будет обращаться оскорбительным и исковерканным «Ната». Он, конечно, и не подозревал, что я так пренебрежительно отношусь к своей «кличке», но куда деваться, когда эта горе-хозяйка эксплуатировала здесь все и вся. Женщина она, конечно, что надо и в голодный год не пропадет (с ее-то стервозностью), но порой все же заигрывается и словно желает вытеснить меня из-под теплых лучиков отцовской любви. Дождавшись, пока Наталья все же соизволит удостоить меня своим отсутствием, я нехотя откинула уютное одеяло и встала. Потратив пять минут на поиски больших желтых тапочек в форме ушастых кроликов, я поплелась в ванную, мимо просторной светлой кухни. — Доброе утро, пап, — прозевала я и, потерев глаза, спросила: — Ник в ванной? — Нет, он в отличие от тебя уже давно встал и позавтракал, — язвительным тоном подметила Наталья, семеня вокруг папы с двумя миниатюрными белоснежными чашками кофе. — Я с тобой разговаривала? — еле слышно пробурчала я, понадеявшись остаться не услышанной. Женщина метнула в меня гневный взгляд, но прикусила язык, не желая вступать в спор в присутствии отца, который души в ней не чает. Видимо, он до сих пор думает, что она милая и заботливая женушка. Может быть, с Ником она ведет себя именно так, зато мне достается по первое число. Она придирается ко всему, начиная с моих увлечений и заканчивая моей матерью, с которой я, несмотря на запреты отца, все же поддерживаю связь. — Эта женщина никогда не любила Пашеньку, — говорила Наталья в таких ситуациях. — Не понимаю, как они прожили вместе долгие шесть лет. — Долгие счастливые шесть лет, — всегда поправляла ее я, хотя в глубине душе сама так не считала и даже признавала это, но не могла упустить возможность насолить этой дамочке. Картинным жестом сдув с пиджака отца несуществующую пылинку, женщина опустилась рядом с ним и, одарив меня еще одним изничтожающим взглядом, принялась попивать кофе, предварительно предложив напиток отцу. — Пап, отвезешь нас в школу? — облокотившись о дверной косяк, протянула я. Я бы ни за что не стала просить его, меня даже временами воротит от того, как он сюсюкается с Натальей, но новое учебное заведение попросту оставалось для меня загадкой, и выбирать не приходилось. — Я отвезу, — неожиданно вызвалась мачеха, оторвавшись от распития кофе. Я нервно дернулась, приготовившись к сопротивлению, но отец сосредоточенно, не отрываясь от свежего номера газеты, выдал привычное, но от этого не менее обидное «занят». Я обреченно вздохнула, надеясь смягчить отца, но он и бровью не повел. На губах Натальи мелькнула победная улыбка. Деловито кивнув, она вышла из-за стола и, горделиво приосанившись, направилась в свою комнату, по всей видимости — собираться. Сдержавшись от ядовитого «спасибо» в адрес отца, я проследовала в ванную. Во время водных процедур я то и дело отвлекалась на зеркало, придирчиво осматривая себя. Темные непослушные волосы стояли дыбом, порой Ник даже в шутку спрашивал, чем я таким занимаюсь ночью, что наутро предстаю перед всеми с прической а-ля домовенок Кузя. Половину времени, как все уже догадались, я потратила на то, чтобы уложить свои волосы. Благодаря этому, я даже не успела подкраситься и запоздало явилась на утреннюю трапезу без привычного слоя косметики. Темные круги под глазами, выставляющие меня не в самом лучшем свете, украшали и без того хмурую физиономию, хотя в остальном я выглядела вполне приемлемо. Надеюсь, Наталья не отпустит в мой адрес очередное замечание. Разделавшись с омлетом и пожелав отцу хорошего дня, я скрепя сердцем спустилась на улицу. Наталья встретила меня оценивающим взглядом. Светлые волосы женщины были собраны в тугой конский хвост. На алых губах играла легкая снисходительная ухмылка. Сложив руки на груди, она прислонилась к дверце новенького, недавно подаренного отцом черного джипа. Я опустилась на светлую лавочку близь подъезда и уткнулась в телефон, делая вид, что увлечена созерцанием экрана. Спустя десять минут неловкой тишины на улицу вывалился Ник, волоча за собой портфель раза в два больше его самого. Я, кстати, давно заметила, что рюкзаки учеников начальных классов практически всегда превышают размеры их хозяев. Вызвавшись помочь братцу, я забрала сумку и, одарив его щедрым подзатыльником, забралась на заднее сидение машины. Наталья, удостоверившись, что мы устроились и пристегнулись, села за руль. — Никита, почему так долго? — сухо спросила она, вероятно, чтобы разрядить обстановку. Она вполне сносная, если честно, просто меня дико бесит то, что отец предпочел не строптивую миловидную девушку, а длинноногую блондинку с характером отвратней, чем мой. — Небось, деньги у отца опять клянчил, — предположила я, вновь достав мобильный телефон. Парень глупо хихикнул, демонстрируя мне пятисотрублевую купюру. Пошуршав краями бумажки, он с довольным видом припрятал заветный клочок в карман серых брюк. Вот куда ему столько? Одноклассниц клеить или что? Я прыснула, представив, как мой многострадальный братец подкатывает к девочке с огромными светлыми бантами, играет бровями и предлагает после уроков заглянуть в кафе-мороженое, пропустить пару стаканчиков пломбира с шоколадной крошкой. Наталья, видимо возомнила, что я смеюсь над ней. Фыркнув, женщина уставилась на дорогу. Ярко-зеленые глаза цвета молодой листвы, с аккуратными, едва заметными стрелками то и дело наблюдали за мной в отражении панорамного зеркала. Ник тоже уткнулся в мобильный, желая побить им же установленный рекорд в какой-то незаурядной игре. Спустя полчаса Наталья припарковала джип неподалеку от трехэтажного здания внушительных размеров. Видимо, школа была разделена на несколько корпусов. Женщина попросила проверить учебные принадлежности, а сама тем временем вышла из машины и начала расхаживать взад-вперед, чем вызвала у меня очередной несуразный подкат раздражения. Протрещав по телефону несколько минут, она вернулась и начала активно жестикулировать, прося нас выйти из автомобиля. Подозрительно косясь в сторону своей мачехи, я подхватила Ника за локоть и вытащила из машины, одарив еще одним подзатыльником. Справившись с малым, я выбралась следом, щурясь на солнце и пытаясь прикрыть лицо руками. — Так, все сами, — захлопав в ладоши (видимо она решила, что в связи с этим мы станем гораздо расторопней), женщина начала раздавать указания: — Ната, сейчас ты ведешь Никиту в двадцатый кабинет, о нем мы уже договорились. После отправляешься в кабинет завуча, там тебя ждет Марина Евгеньевна. Она поговорит с тобой и отведет на нужное занятие. Если отец не успеет забрать вас к трем, то приедет водитель. Я тоже не могу: у меня сегодня на два часа маникюр назначен. Я усердно закивала, давая понять, что запомнила данную информацию. Распрощавшись с Натальей, я силой заставила Ника взять меня за руку и повела в школьный двор. Миновав футбольное поле, где тренировалась пара симпатичных парней, перекидывая мяч из рук в руки, я подошла к главному входу. Благо сейчас был урок, и мне не пришлось ловить на себе цепкие взгляды местных любопытных компаний. Любезно поздоровавшись с охранником, я осведомилась, как мне пройти в нужный класс. Оказавшись у нужной двери, я наказала Нику вести себя примерно и не доводить свою классную до истерики в первый же день их знакомства. Чтобы придать пареньку стимул, я украдкой вытащила купюру и только в последний момент сообщила об этом, пообещав вернуть ее к концу учебного дня. Потом я вновь, как последний идиот, вернулась на пост к охраннику и спросила, как мне пройти к кабинету завуча. Мужчина добродушно улыбнулся и сообщил, что ее обитель находится на втором этаже. Миновав пару лестничных пролетов, я отметила про себя, что здесь вполне уютно. На окнах стоят светлые горшки с цветами, на стенах всеразличная информация о предстоящих мероприятиях и достижениях учеников в этой четверти. Сами стены на первом этаже были тускло-розовыми, на втором — бледно-бирюзовыми, а с третьим этажом мне предстояло познакомиться только после встречи с Мариной Евгеньевной. Неуверенно постучав в массивную темную дверь, я затопталась на месте. Я никогда не отличалась особой застенчивостью, но место все-таки новое, и мне еще невдомек, какие здесь люди. Услышав холодное официальное «войдите», я робко толкнула на удивление податливую дверь и ступила в небольшой уютный кабинет с маленьким столом. — Здравствуйте, — вежливо поздоровалась светловолосая секретарша. Как и у большинства обладателей этой профессии, у нее был писклявый испуганный голосок, большие добрые глаза и кроткий нрав. Я облегченно выдохнула, не подумав, что у таких деловых серьезных женщин, как Марина Евгеньевна, наверняка есть личный помощник. Девушка дружелюбно улыбнулась и кивнула на бежевый диванчик, предлагая присесть. Я махнула рукой, мол, не столь важно и, выпрямившись, стеснительно, проглатывая окончания слов, спросила: — А Марина Евгеньевна у себя? — Конечно, — с готовностью подскочив и неуклюже зацепившись тощей ручонкой за шнур стационарного телефона, тем самым опрокинув хрупкую конструкцию, ответила секретарша. Она виновато потупилась, заметив, как я зажмурилась, когда раздался характерный стук обрушившегося на пол телефона, и принялась прибирать образованный ею же беспорядок. Я пожала плечами и, стараясь не смутить хаотичную неповортливую секретаршу, проскользнула в сторону следующей двери. Стальная позолоченная ручка обдала мою ладонь недружелюбным, предостерегающим холодом, противно, глухо скрипнула и поддалась, давая возможность отворить дверь. Ступив на бардовый ковер, я лишь изумленно распахнула глаза. Дорогая мебель из темного дерева, книжный шкаф, за стеклами которого красовались грамоты, благодарности и многочисленные заслуженные кубки школы. Длинный стол, плавно переходящий у изголовья в рабочее место завуча, где возвышалась кипа бумаг, телефон и компьютер. Так же две рамки фотографий и статуэтка в форме кота, окруженного горсткой золотистых монет, лениво переливающихся в лучах солнечного света. Марина Евгеньевна восседала на мягком кресле, точно на троне. Седовласая, казалось, от нее за версту веяло недосягаемостью, статностью и дисциплиной. На ней выгодно сидел черный брючный костюм поверх голубой атласной блузки, расстегнутой у основания горла. Длинный, прямой, изящный нос, придающий ее лицу аристократический лад, четко выраженные скулы. Ничего не выражающие, как будто стеклянные, голубые глаза и кривая ухмылка на тонких, в меру подкрашенных губах. Завидев меня, женщина почтительно кивнула и, крикнув в щелку прикрывающейся за мной двери бедной секретарше просьбу о том, чтобы та принесла две чашки кофе, приподнялась из-за стола. — Здравствуйте, — обретя способность говорить, выдохнула я. — Я Наташа Василевская, Вас должны были предупредить насчет меня. Я новенькая. — Ах, конечно, — выдавив из себя теплую и весьма дружелюбную улыбку, проворковала она. — Проходи, присаживайся. Интересно, она улыбается мне или деньгам моего отца?